Серебряный пояс

Владимир Топилин

Серебряный пояс

© Топилин В. С., 2017

© ООО «Издательство «Вече», 2017

© ООО «Издательство «Вече», электронная версия, 2017

* * *

Светлой памяти старшего товарища Леонида Васильевича Малюченко посвящается.

Зверовая тропа

Перед выходом на перевал медведица остановилась, с шумом перебирая ноздрями свежий воздух, вдохнула в себя окружающие запахи. Легкий, шаловливый, крутящийся ветерок принес благоухающий аромат застоявшихся таежных трав, прель влажной земли, стойкий привкус смолистой хвои, терпкий навет кедрового ореха. Обостренное обоняние хищницы восприняло недалекое присутствие зверя. Где-то поблизости, возможно, там, справа, на скалистой гряде насторожилась кабарга. Прямо впереди, за обширной кедровой колкой, вытянул изящную шею невидимый рогатый марал. Проверяя себя еще раз, хозяйка лесов покрутила головой во всех направлениях, довольно рюхнула через плечо и только потом сделала очередной шаг вперед. Отсутствие опасности придало уверенности ее движениям. Она пошла вперед медленно, твердо и прочно выставляя из-под себя кряжистые лапы. Грузное тело качалось из стороны в сторону, круглые уши завалились на лоб. Едва видимые, маслянистые глазки выражали полное удовлетворение настоящей жизнью. Отвисшая нижняя губа указывала на сытное блаженство. Безграничное счастье материнства переполняло сердце охотницы. Два лохматых отпрыска, следующие по пятам, заполоняли ее разум томительной радостью: как хороша жизнь!

На хребте хозяйка тайги встала (вышла) на звериную тропу. Натоптанная многочисленными копытами, лапами, ногами таежная дорога давала преимущество передвижения любому зверю. Ходить по известной местности легче, быстрее, чем по захламленному лесу. Постоянно используя возможность быстрого шага, вальяжная мамаша ежедневно пересекала зверовую тропу два раза: на место кормежки и назад, в глухой урман, на ночлег. В настоящий момент сытая, довольная опекунша возвращалась к месту благодатного отдыха. Она желала только одного: как можно быстрее добраться под густую, разлапистую ель, ставшую на некоторое время кедрового пиршества ее домом.

Короткий отрезок пути в несколько сотен метров был для хищницы творцом совершенства. На тропе она чувствовала себя главной для каждого обитателя тайги, шагала широко, беззаботно, уверенно. Трепетная мать знала каждый шаг дороги, все извилины, повороты, помнила любое дерево, куст, колодину, лежавшую на ее пути. Она могла без ошибки определить, кто, где, когда прошел здесь за время отсутствия, почему взбит мох или сломана веточка дерева. Для нее было все понятно и просто, как упавшая с кедра шишка. Медведица не знала страха. Еще ни один зверь не мог дотянуться когтями до меты на рваной пихте, оставленной ее когтями на границе территории.

Сегодняшний переход лесной владелицы казался обыденным. За весь день, пока она была на кормежке, на тропе оставил мозолистые следы только один зверь. Это был ее сын, полуторагодовалый отпрыск, которого она прогнала из семьи этой весной. Возмужавший пестун жил неподалеку, на соседней гриве. Иногда он проходил мимо, навещая родственников на должном расстоянии. Внутри подростка жили трепетная связь единения, стремление вновь вернуться к семье. Однако тяжелые лапы, острые клыки матери оставили подростку яркую память о жестоких законах природы. Счастливое детство кончилось. Началась обыденная, суровая жизнь. Молодому медведю стоило больших усилий до сих пор оставаться в живых, не разделить участь шаловливой сестры, которую месяц назад догнал, убил и съел злой папаша.

К своей метке на дереве вальяжная хищница подходила так же спокойно, как она кормилась на падалке кедровых шишек. С некоторого расстояния все ее внимание было определено на могучую пихту, где красовались свежие следы острых когтей. При подходе к дереву она не обращала внимания на упругие ветки таволжника, колкие сучки близстоящих деревьев, на гнилую колодину и взбитую грязь. Чутье зверя обострилось, взгляд был направлен только вперед, на дерево. Ее слух ловил любой шорох, который мог вызвать тень тревоги – присутствие другого существа. Может, в ее отсутствие на территорию пришел другой, большой обитатель?

Нет. И в этот день хозяйка тайги была здесь главной. Не было пока в округе такого медведя, который мог содрать кору пихты выше ее когтей. Даже отец настоящего потомства, однажды попробовав предъявить требования на благодатную территорию, постыдно ушел восвояси. Как он ни старался, не мог дотянуться до ее меты. Прежде чем заявить свои права, он должен прожить еще два-три года.

Медведица степенно подошла к пихте, тщательно обнюхала корни дерева, встала на задние лапы, приложила когти. Все в порядке. Ее задир, как и прежде, остается выше всех. Сомнений для тревог нет. Все это, как и прежде, ее владения. А то, что полуторагодовалый сын показал свой рост, доставляет лишь сладкую улыбку. Новые царапины сеголетка на стволе дерева едва доставали до ее груди.

Убедившись в своей правоте, мать упала на лапы, повернулась к пихте спиной, оставила запах. Проворные медвежата, остановившись рядом, лениво ждали, когда она сделает необходимый ритуал и позовет их с собой. Наконец, добрая, но строгая опекунша утробно рюхнула, дала команду, шатаясь из стороны в сторону, затем направилась дальше по тропе. Послушные зверята, смешно перебирая лапками, поспешили за ней.

Положенное расстояние до поворота на лежку жительница тайги шла шумно, тяжело ступая по выбитой земле, не таясь. У знакомой, вытянувшейся во всю длину тропы колодины она остановилась, последний раз проверила воздух, вяло прослушала окружающий мир и только потом ловко шагнула в густую подсаду пихтача. Медвежата юркнули за ней. Густые лапы хвойных деревьев сомкнулись за лохматым семейством: были звери, и вдруг не стало. Дальше, бесшумно ступая по мягкому мху, семья прошла с другой стороны колодины, потом, перебираясь от дерева к дереву, проследовала к покатой россыпи камней, вверх, на угорье, до плотного частого ельника. Когда положенный предел безопасности был преодолен, медведица свернула налево, сделала сметку и наконец-то прошла к той разлапистой ели. Действия мудрой мамаши были осознанны, она знала, куда пришла. Отсюда она контролировала свой приходной след, с некоторой высоты слышала, что происходит на хребте, а в дополнение с легким наветом ветра чувствовала все запахи, плывущие из-за спины.

Выбор места лежки был идеален. Вот уже много лет перед залеганием в берлогу старая медведица пользовалась им с завидным постоянством. Рано утром, в сумерках, она уходила по тропе в густые кедрачи, кормилась богатым урожаем кедрового ореха, нагуливала жир. А возвращалась назад ближе к вечеру, когда уставшая от суматошного дня кедровка, восседая на вершине кедра, ловила последние лучи заходящего солнца. Следующую ночь до рассвета чуткая хозяйка спокойно отдыхала здесь, под елью, а с первыми размывами мутного горизонта опять повторяла свой направленный путь. Так продолжалось день за днем, месяц за месяцем. Вот уже несколько лет.

Медвежата всегда следовали за матерью. Сколько их у нее было за долгую, трудную жизнь? Она помнила всех. Лишь единицы дожили до зрелого возраста. В зависимости от предстоящего урожая кедрового ореха хозяйка тайги каждый год рожала одного или двух потомков. Завидное постоянство подтверждало мудрость природы: всегда иметь столько, насколько позволяют условия. Всегда, предчувствуя будущий год, медведица зачинала только те плоды, которые она могла прокормить и поставить на ноги. И с должным пониманием относилась к тому, что большая часть ее детей погибает сразу, как только отделится от семьи, на втором году жизни от клыков заматеревших собратьев. Такова дикая жизнь.

В этот год под боком заботливой матери наслаждаются жизнью два маленьких отпрыска. В прошлом году, в пору июньских свадеб, старая хищница приняла настойчивую любовь белогрудого медведя. В суровом феврале в длинном скалистом проходе появились два крохотных существа: продолжение ее древнего рода пещерных медведей. Каждый из детенышей был похож на меховую рукавичку и мог легко уместиться на мозолистой лапе матери. Теперь это мастистые, размером с собаку, звереныши. Любой из них мог дать отпор коварной росомахе. Высококалорийный кедровый орех за полтора месяца превратил шалунов в меховые чурбаки. Надувшиеся бока, лоснившаяся, шелковая шерсть, заплывшие жиром глазки указывали на то, что предстоящую зиму в просторном, теплом гроте под скалой они втроем переживут легко и беззаботно.

Медвежата были разнополые. Брат и сестра отличались характерами и внешностью. Дочь была подобием матери: короткая телом, приземистая, добродушная, скромная, ласковая. Сын походил на отца, хитрого, злого, дерзкого каннибала. Длинная конституция сбитой фигуры играла таловыми мускулами. Широкую, с белой ленточкой грудную клетку удерживали кряжистые лапки. Сверкающий взгляд играл молниями. По отношению к сестре он проявлял постоянную агрессию. Брат отбирал лакомые кусочки пищи, претендовал на теплое место под животом матери, или просто, в беззаботной, детской игре, прикусывал острыми клыками шкуру сестры до крови. Стоило представить, какие силы предстоит испытать собратьям по роду в недалеком будущем от воительного отпрыска.

Медведица степенно подошла под ель, обнюхала лежку, легла на свое место. Выбитая яма имела идеальное положение для тела хозяйки тайги. Голову она всегда прикладывала на приплюснутый корень дерева. С некоторого расстояния казалось, что из-под разлапистой ели торчит своеобразный камень или нарост. Никто не мог догадаться, что на небольшом пятачке покоится могучая семья. Эта особенность была главной страховкой хозяйки тайги: быть невидимой, но видеть все. Спокойно отдыхать и не быть застигнутой врасплох.

После недолгой перепалки звери устроились под горячим боком матери. Белогрудый, заняв лучшее место, развалился во всю длину ее живота. Сестра, устроившись под бочок капризного брата, положила голову на его плечо. Еще какие-то мгновения, выискивая удобное положение, теплые комочки крутились, переворачивались, а потом разом притихли, сладко засопев.

Грузная глава семьи терпеливо ждала, когда дети угомонятся. Потом, бережно опустив свою огромную голову на корень, прикрыла веки. Ясное сознание окутал мягкий, благодатный покой. Семейство погрузилось в расслабляющий, но чуткий сон. Время, когда забитый питательным кедровым орехом желудок перерабатывает живительные калории в жировой запас.

Был тихий, добрый час вечернего заката. Бирюзовое небо растворило на западе последние перистые облака. Желтое, прохладное солнце напитало сгрудившиеся горы негой жарковых лепестков. Дикая тайга притихла в преддверии холодной ночи. Нахмурились рогатые кедры-великаны. В ожидании мороза вознесли руки-ветки к небу острые ели. Черные пихты разлохматились вычурной, запоздалой красотой. Голые кусты таволжника напитались последним соком земли. Пожухлая трава-дурнина опустила высохшие стебли. Притаился живой мир. Не слышно суматошных посвистов овсянки. Серая мухоловка забилась в щель рассохшегося дерева. Трудяга поползень распушил свои перья под лохматой веткой пихты. Высоко в воздухе, вразнобой, молча пролетели рябые кедровки. Где-то далеко на всю округу загрохотал крыльями, взлетел с земли на кедр жирный глухарь. Сразу после этого два раза свистнул перепуганный рябчик, и все стихло. Замер существующий мир, ожидая продолжения противостояния. Неслышными росомашьими шагами подбиралась черная, холодная, осенняя ночь.

До полной темноты оставалось достаточно времени. Медведица закрыла глаза, предалась томительному чувству отдыха. Каждый мускул зверя трепетал от наслаждения покоем. Излюбленное положение тела придавало ей вид полной эйфории и безразличия к окружающему миру. Ничто не мешало ей сейчас. Даже назойливые комары, гнус-мошка, предчувствуя холод, забились во всевозможные укрытия до лучших времен. Купава осенней ностальгии раскинула свои последние чары благоденствия. Знойное, жаркое лето кончилось. Слякотная, промозглая осень не наступила. Наслаждайся, таежный мир, ласковыми поцелуями природы, очень скоро все кончится. Хмурый октябрь принесет в своих ладонях мокрый снег, холод, голод. Кто не успел сделать запасы на зиму, обречен.

У медведицы с медвежатами под шкурой большой запас. Питательная основа – кедровый орех – щедрый урожай, богатейшие запасы превратили мать и ее детей в «бочки с жиром». Хранительница семейства чувствовала, что длинная, суровая зима пройдет спокойно и сытно. В теплой и уютной пещере они не будут «сосать лапу». Запасов жира хватит до поздней весны, когда на обширных альпийских лугах гольцов вырастет жгучая, сочная черемша.

В своем дремотном состоянии старая охотница притупила бдительность. Мягкий сон обнес голову ленью. Подслеповатые глазки видели добрую сказку благополучной жизни. Поникшие уши заплыли салом и не желали слушать, что происходит вокруг. Огромный, влажный нос с посвистом втягивал в легкие воздух, заглушая шорох лесных трав. Может, все так и было бы до утра, если бы не полосатый бурундук.

Тревожный посвист юркого, неутомимого труженика спящая медведица услышала сразу. Звонкое цвиканье в тишине угасающего вечера для жителей тайги донеслось, как грохот горного обвала. Каждый зверь, любая птица восприняли предупреждение должным образом. Все, кто слышал бурундука, поняли, что по тропе кто-то идет.

Хищница подняла голову, безошибочно повернула ее в нужном направлении, теперь уже осторожно втянула в себя прохладный воздух. Обычные запахи не дали определенности. До звериной тропы было далеко, а до грызуна еще дальше. Лохматая мамаша знала тот старый кедр, под которым жил проворный полосатик. Могучее дерево росло там, за рваной пихтой, где медведица точила свои когти. В другое время года она бы не поленилась проверить под корнями кладовую маленького сторожа, съесть собранный запас вместе с хозяином. И только чувство полного удовлетворения не давало ей так поступить.

Всякий раз, когда семейство проходило по тропе рядом, бурундук в страхе выплевывал изо рта орешки и занозисто орал на всю округу: «Медведи идут!» Затем полосатик исчезал у себя в норе, спасаясь в своих катакомбах. Зверек не знал, что раскопать его норку когтистыми лапами ничего не стоит.

В редких случаях, проходя мимо, шаловливые медвежата игриво бросались на бурундука, затевали возню, начинали рвать корни. Старая медведица останавливала своих отпрысков повелительным чиханием: «Не трогайте его, пусть живет!» Послушные дети тут же бросали жилище грызуна, бежали следом, а тот провожал хозяев тайги истошным воплем, победно хвастал, что это он прогнал таежных исполинов прочь.

Оставаясь в живых, проворный бурундучок исправно исполнял свои обязанности, служа трепетным сторожем звериной тропы. Всякий раз, когда мимо кедра кто-то проходил, он предупреждал о том, кто куда идет. Слушая его, грузная медведица, не вставая со своего места, знала, что мимо шествует сохатый, марал гонит от соперника двух подруг, или горбатый соболь, пробегая через колодину, острым взглядом запомнил, что под этим кедром живет вкусный завтрак. Это только кажется, что на любого животного или человека грызун свистит одинаково. Для каждого существа у юркого полосатика имеется своя тональность. Чтобы различить ее, надо жизнь прожить в тайге.

Сегодня «адский сторож» был немногословен. Несколько коротких цвиканий несли неясность. Очевидно, что на тропе кто-то был, а кто – вызывало сомнение. Бурундук рассказал, что он увидел большое животное, очень похожее на сохатого. Но некоторое изменение в голосе полосатика говорило о другом.

Лесная хозяйка напряженно слушала насторожившуюся тишину, ждала, что маленький смотритель даст еще один знак. Но тот молчал. Прошло какое-то время. Добытчица вдруг различила чавканье чьих-то ног по грязи. Тяжелая поступь выдала четвероногое существо, однако животное не было жителем тайги. Мамаша представила картину недалекого прошлого. Несколько дней назад по тропе проходила лошадь: большое животное, подвластное человеку. В тот день она с медвежатами находилась на плантации ореха. Вечером, возвращаясь на лежку, она увидела на своей тропе железные следы. Немало удивившись, опытная охотница долго обследовала отпечатки копыт, проследила весь путь от начала до конца и успокоилась только тогда, когда «голый сохатый» беспрепятственно ушел по тропе вдоль хребта. В некоторых местах лошадь останавливалась, недолго стояла у черных елей, в густой подсаде мелкого пихтача, на должном расстоянии осматривала задранную ее когтями метку, а потом ушла в нужном ей направлении.

Это не вызвало настороженности. Лошадь шла одна, без человека. На звериной тропе печатались только следы железных копыт, с терпким запахом пота, сбегавшим по ногам. По тому, насколько далеко стояла лошадь от метки, глава округи поняла, что лошадь не претендует на участок, уважает границы территории и боится ее.

Старая медведица много раз натыкалась на «железные ноги», издали видела лошадей – слуг человека. Они жили там, внизу, в большой широкой долине, паслись на сочных полянах близ жилья, исправно носили на своих спинах груз или подставляли спину под своего хозяина. При любой встрече с медведем лошади панически бросались прочь. Они знали, что хозяева тайги таят в себе огромную силу и несут реальную, смертельную опасность. Когда вдруг легкий ветер наносил страшный, смердящий запах хищника, слуги человека бежали под защиту человека и не могли противостоять могучей силе зверя.

При случайных встречах с этими животными медведица проявляла к ним интерес – не более. Выпрямившись на задних ногах во весь рост, она наблюдала, как тихое, покорное существо с ужасом в глазах убегает прочь. Мамаша видела в лошадях еду, однако благодаря сытому желудку никогда не нападала на «голых сохатых». Более того, она знала, что лошадь – слуга человека, который всегда ответит за ее смерть коварной местью. Это перешло к мудрой добытчице с малых лет, вместе с молоком матери и вызывало чувство страха, переступить через который помог бы только критический случай.

Сегодня для встречи с «голым сохатым» у медведицы не было повода. «Проходи мимо, я тебя не трогаю, – думала она, не сомневаясь, что это был слуга человека. – Пусть будет все так, как в прошлый раз». Однако посторонние звуки на тропе заставили обратить на себя внимание.

Вначале это были просто тяжелые шаги лошади. Потом непонятные движения на одном месте, походившие на продолжительную возню медвежат. Затем заговорил ласковый ручеек, опять какие-то шорохи, полет пчелы, глухие удары чего-то тяжелого о землю и шум от других непонятных действий. До метки было далеко. Медведица не могла точно различить, что там происходит. Слуховому восприятию помогали тишина и ломкое эхо ниспадавшего вечера, приносившие пространные звуки на скалистый взлобок. Если бы лежка семьи находилась дальше, за пригорком, эти звуки так и остались бы без внимания. Но тогда то, что происходило на тропе, вызывало волнующий интерес.

Журчание ручейка, полет пчелы вскоре смолкли. За этим опять послышались нарастающие шаги тяжелых ног. Знакомая, отчетливая поступь не оставила сомнения, что мимо, по тропе, идут «железные ноги» лошади.

Вдруг рваный ветерок-тянигус принес резкий запах человека: слуга старого врага вез на своей спине своего хозяина мимо. Это заставило старую медведицу напрячься. Она хотела встать, уйти от опасности на заветренную сторону хребта. Однако лошадь спокойно прошла по тропе мимо, так и не почувствовав близкого присутствия зверей. Еще какое-то время вдалеке были слышны удаляющиеся шаги, редкий шорох веток о потное тело, вязкое чавканье копыт. Потом все стихло.

Владычица долго слушала, ждала, втягивала по-поросячьи носом свежий воздух, напрягала расплывчатое зрение, выставляла уши, выискивая смертельный запах. Но вечерние сумерки, прохладный сивер несли спокойствие и постоянство. Это придало уверенность. Сытый желудок сладким медом лепил веки, закрывал глаза. Нагретая, теплая лежка сковала тело ленью. Еще раз глубоко вдохнув в себя запахи тайги, разведчица положила голову на лапу и предалась глубокому забытью праздного сна.

Проходящая ночь была умиротворяющей. Легко и безответно клубился над теплой землей мягкий туман. Сгибаясь под тяжестью инея, звенели остекленевшие травы. Разбивая ломкую, ледяную росу, бегали бурые полевки. На перевале долго заунывно тянул свою последнюю песню настойчивый сыч. Далеко под гольцом испуганной рысью визжали маралы. В болотистом зыбуне призывно стонал сохатый.

Раннее утро вздрогнуло импульсивной энергией. Неожиданно для всех, выбивая ложную любовь, негромко, но азартно затоковал краснобровый глухарь. Энергичный соболь, начиная свою охоту, метнулся по моховой колодине. Напористо выискивая соперника, троекратно взвизгнул возбужденный марал. Перебивая его, раскатами грома затрубил сохатый.

Медвежата проснулись первыми. Со злобной, неукротимой силой белогрудый потянулся лапами, щелкнул на сестру зубами. Медведка отпрянула в сторону, с обиженными глазками отошла под защиту матери. Та грозно фухнула на сына, раскачиваясь из стороны в сторону, поднялась на передних лапах. Легкий голод разбудил зверей. Стремление к продолжающейся жизни заполнило сильные тела. Семью ждала огромная плантация кедровых орехов.

Прежде чем начать движение, медведица вновь долго слушала тайгу. В противоположность вечернему, мертвому часу, бренный мир испытывал торжество существования. Приветствуя добрый день, всевозможными голосами пели птицы. Мелкие животные наполнили пространство шорохом движения. На противоположном склоне колким эхом выстрелил сломавшийся сучок. В ответ ему, призывая к себе противника, затрещал о ломкие ветки рогами сердитый марал.

Наконец-то наступила минута хозяйки тайги. Добытчица сделала шаг в сторону, загремела промерзшей травой, хрустнула лапами по стеклянной земле. Тяжелые шаги зверя приглушили торжество живого оркестра. Приветствуя величавую императрицу, в должном молчании замер лес. Услышав грациозное шествие, в немом поклоне склонили головы подвластные существа: «Всем тихо! Доброе утро, старая мать-медведица!»

Хранительница семейства, не обращая внимания на других живых существ, степенно, грузно шагала по своим делам. В этой жизни, в своем уважительном, престарелом возрасте, она не боялась никого и ничего. В своем мире она не знала того, кто мог бы преградить ей дорогу, стать угрозой ее детям. Она завоевала право на существование силой, упорством, настойчивостью. Единственный враг – человек, был далеко. Но даже он своим коварным, хитрым умом не мог противостоять воле, силе, зрению, чутью, слуху могучего зверя. Если понадобится, защищая своих отпрысков, трепетная мать не остановится перед хрупким созданием, убьет его одним взмахом лапы. Так стоит ли прятать свое присутствие крадущимися шагами, если все боятся ее?

Здесь ей знакомо каждое дерево, куст, моховая кочка. Тайга для медведицы – дом родной. Она в ней хорошая хозяйка, которая знает, где и что лежит. Зрительная, визуальная память настолько практичны, что даже через много лет помнится, в каком месте ему приходилось ночевать.

Зверовая тропа – связующая нить передвижения жителя тайги с одного места в другое. По ней проходит много животных. Каждого из них медведица знает по запаху. Если вдруг на тропе появится посторонний, хищница уделит его следам особое внимание, чтобы потом не ошибиться при новой встрече.

Осторожная глава лесного царства вышла на тропу, обнюхала отпечатки старых, вечерних «железных ног». Серебристая роса покрыла землю хрустальным налетом. Под стеклянной корочкой замерзли все живорожденные запахи. И все же трепетный нос животного быстро поймал едва уловимый след одинокой лошади. Она прошла одна, без человека. Значит, поводов для страха нет.

Степенно, с колким хрустом придавливая мозолистыми лапами ночную, замерзшую росу, старая медведица пошла по тропе к своей метке. Инстинкт охраны территории требовал очередной проверки «пограничного столба». Грозная хозяйка точно знала, что за ночь ничего не случилось: лошадь не может претендовать на ее законные владения. И все же порядок есть порядок. У животных он развит более требовательно, чем у людей.

Каждый шаг давался легко. Широкая, набитая тропа давала вольное передвижение. На ходу чуткая мать интуитивно втягивала в себя воздух, выискивая новые запахи. Голова зверя держалась на уровне груди, глаза замечали любую мелочь перед собой. Медвежата, игриво огрызаясь, семенили сзади. Последние метры до метки на дереве мать пошла быстрее. Все ее внимание теперь было направлено вперед, на рваную пихту. Другие, более мелкие деревья и кустарники в это мгновение казались обычными растениями. А упругая черемуховая лука, упавшая на шею медведицы, – это всего лишь ломкий прутик, рвущийся от легкого напряжения стальных мышц.

Упругая ветка черемухи придавила плечо. Стараясь отбросить ее в сторону, медведица переступила его правой лапой, сделала очередной шаг, подалась вперед. Так было всегда, когда хозяйка тайги шла по захламленной тропе. Не останавливаясь перед мелкими препятствиями, она рвала, давила телом, плечами, шеей, грудью, массой тела любые растения, которые старались ее остановить. Результат натиска всегда имел должный успех. Кусты лопались. Дерево ломалось или выворачивалось с корнем. Однако сейчас ветка черемухи опутала шею, плечо и не сдавала под напором неукротимой силы. Лука черемухи превратилась в змею, черную гадюку, которая обвилась вокруг ее шеи. Жертва усилила натиск могучего тела. Вдруг сбоку, резким сбоем пролился мелодичный ручеек. Этот звук не походил ни на один навет, порожденный в природе. Хозяйка тайги никогда не слышала ничего подобного, испугалась. Собравшись в единый сгусток железных мышц, она молнией прыгнула в сторону. Своими импульсивными движениями медведица постаралась освободиться, разорвать змеиное кольцо на своем теле, что еще больше усугубило ее положение. Хитросплетенная удавка мертвым узлом наискосок, через шею на грудь, затянула на ней прочную петлю.