Духовная жизнь. Первая ступень: Воцерковление

Получив семя некой мысли, верующий человек должен беречь этот дар, как зачавшая женщина бережет себя, чтобы не извергнуть зачатое. Пусть и верующий уже ведет себя с оглядкой. Начинают работать механизмы сохранения плода. Так, зачавшая одно не может зачать другое. Если что-то уже зачато, то жди плода от этого и сейчас ничего нового не зачнешь.

Что здесь зависит от человека? Он должен почувствовать это биение, взыграние в себе новой жизни, а потом родить некое жизненное решение, некую ясную, конкретную мысль. Это не происходит сразу. Если, скажем, человек прочитал какую-то книгу о покаянии и чье-то слово (на самом деле Господне слово в чьей-то передаче) легло ему на душу, нельзя ждать, что он уже завтра побежит на исповедь. Пусть слово живет в нем, растет.

Как Соломон говорит: «Ты не знаешь того, как образуются кости во чреве беременной»[24]. И сейчас наука тоже не может до конца объяснить, как происходит формирование ребенка в материнском организме. Но она наблюдает, как сердечко начинает биться, как младенчик становится похож сначала на какую-то жабку, потом еще на кого-то, потом вроде уже на человечка – вот и пальчик сосет, и улыбается как будто. А потом он «постучится в двери», и его нельзя будет не пустить. Он родится на свет. Так рождается и решение в душе человека.

И в какой-то момент он наконец говорит: «Все, я иду на исповедь!» или: «Все, в этом году я буду поститься!» Он уже года два думает, что поститься вообще-то надо – что ж я, мол, живу и всю жизнь не пощусь? Или, например, праздник наступил, и кто-то ему говорит: «Сегодня Покров. С первым снежком вас!» Он думает: «Все, пойду на службу. Хватит!» Значит, в этом году слово, брошенное в его сердце, выросло до конкретного дела, до определенного серьезного решения – пойти на исповедь и Причастие или бросить какой-то грех. Или поехать к какому-нибудь святому человеку и спросить его: «Скажи мне, отец, как мне жить дальше?»

Так рождается святая решимость на то, чтобы начать жизнь заново. Но за рождением следует другой этап – рост.

Возрастание. Страх Божий. Плач

У Иисуса, сына Сирахова, в одной из неканонических книг Ветхого Завета читаем, что начало духовного пути – страх Божий. Он объясняет почему. Потом говорит: середина духовного пути – страх Божий. И объясняет почему. Затем говорит: конец духовного пути – страх Божий. И также объясняет почему.

Духовная жизнь начинается покаянием, продолжается покаянием и завершается покаянием. Нам придется каяться всегда, но каяться, конечно, по-разному и в разном. Начнется жизнь души с плача о себе и продолжится плачем о себе, но уже на другом уровне. Сначала человек заплачет о себе нынешнем: я весь, как дворовой пес, в репьях грехов, и тяжко мне на себя со стороны смотреть – вот какой я! Потом репьи с меня сняли, причесали, одели, умыли, а я продолжаю плакать, потому что мне открывается что-то большее.

Вскоре ты понимаешь, что все такие, как ты, – так или иначе – и что всякий человек достоин сострадания. И когда начинаешь каяться, включаешь в орбиту своего покаяния тех, кто тебе известен, понятен, любим или кто вошел в соприкосновение с тобой. Потому что у них тоже есть о чем плакать. Ты плачешь уже и о них. Я имею в виду не обычный плач, а плач аскета, когда не платки смачиваешь и хлюпаешь носом, а покаянно вздыхаешь. Можно плакать без слез. Горький вздох, сокрушение – это тоже плач.

Следующий этап – когда тебе открывается нечто более глубокое в себе и людях и ты начинаешь плакать о чем-то сокровенном, о чем никто не знает. Это универсальный путь. Он для всех.

Но нужно сразу понять, что есть разные слезы. Вот человек смотрит сериал о том, что донья Эмилья, допустим, не вышла замуж за дона Хуареса, и плачет в конце сто сороковой серии. Это не те слезы. Бывают слезы обиды, сентиментальные слезы и слезы, выдавленные из тебя каким-то зрелищем. Нет, это не то. Твои глаза могут оставаться сухими, но ты должен плакать. Плач – это печалование о себе испорченном, потерявшем рай, о мире, который находится в беде. Собственно, этот плач рождается от зрения беды. Нельзя себя заставить печалиться об этом, если ты беды не видишь. Благодать Божия открывает человеку глаза, и тот начинает видеть мир вокруг себя как некую беду.

Ребенок, когда рождается, толком еще ничего не видит. И христианин тоже, когда рождается, мало видит: он слепой. И как новорожденный должен обязательно питаться, чувствовать теплоту материнских рук, так и новоначальный христианин должен получать питание нормальное. Нужно причащаться. Он родился, его надо держать на руках. Он не должен вырываться из материнских объятий. От обычного младенца новоначальный христианин как раз отличается тем, что может вырваться и убежать, как Буратино из каморки папы Карло.

Здесь вот еще что важно: самостоятельно понять, на каком духовном уровне и в каком состоянии он находится, человек не может. Чтобы ему помочь в этом, собственно, и нужны духовные отцы. Есть редкие исключения, например Сергий Радонежский[25]. Его называют «богомудрый», потому что у него не было учителей. И такие примеры еще есть, когда человеку научиться не у кого, а он все знает. Дух Божий его учит, а он, в свою очередь, учит других, кто от Духа Святого, как он, научиться не может. Преподобный Сергий стал учителем для нескольких сотен монахов, из которых полсотни святых, и для целого народа. У него были собеседники, с которыми он разговаривал о внутреннем мире, о покаянии, о борьбе со страстями, о помыслах, о духовном умилении. И в этой беседе они напитывались от преподобного Сергия таким богатством, которое позволяло потом идти много верст неведомо куда, ставить там деревянную церковь, а через несколько лет уже «обрастать» своими учениками и строить монастыри. Иногда Сергиевы собеседники духовно оскудевали и тогда опять шли к нему и с ним говорили. В преподобном Сергии не было того, что есть сегодня в так называемых лже-старцах, когда человек в первый раз тебя видит и тут же крестом тебя благословляет ехать, например, на Кольский полуостров коров доить – как будто он все про тебя знает и уже прозрел твое будущее. Но вот чтобы сесть, побеседовать – даже близко такого нет. «Сядь-ка, расскажи мне про себя, а я послушаю». Как говорил Сократ: заговори, чтобы я тебя увидел.

Для того чтобы человек понял что-то о себе самом, нужен духовный руководитель. Но духовное руководство должно быть трезвым. Не нужно искать чудотворца, какую-то духовную величину первого масштаба. Нужен просто опытный человек со стороны, который, даже не будучи старцем, может наблюдать в тебе нечто такое, чего ты сам в себе никогда не заметишь.

Духовник может быть появится у человека не сразу, не в начале духовного пути. Сначала христианин рождается, как дитя, питается и веселится на руках у матери. Но руководство нужно будет ему по мере возрастания. Потом человек почувствует, что нуждается в некоем взгляде, в некоем слове со стороны. И тогда он станет искать того, кто бы ему сказал это слово. Он задается вопросом: кто я, что со мной? Ищет помощи. Однако часто хочет чуда, чтобы ему тут же сказали, как он проживет свою жизнь, чем закончит. А вообще-то, конечно, нужно задавать вопросы попроще.

Просить: «Помогите мне увидеть себя, потому что я себя не вижу».

Самостоятельно понять, на каком духовном уровне он находится, человек не может

В случае если есть церковная община, этот период пережить легче, потому что есть дружба, а дружба заменяет старчество. Друг тебе скажет: «Слушай, я смотрю на тебя, ты мне не нравишься последнее время! Ты какой-то унылый, как в воду опущенный. В чем дело? Что случилось?» Часто вовсе не нужен старец, нужен просто друг. Этот тотальный поиск старцев в наше время – признак глубокого одиночества. Люди одиноки и часто никому не нужны со своими проблемами: «А ты знаешь, мне плохо на душе…» – «Да всем плохо! Кому сейчас хорошо?» А лучше бы по-другому: «Ты здоров? Как у тебя дела? Все ли у тебя хорошо?» Это нормально – интересоваться людьми, спрашивать. Вообще существует такой святой вопрос: «Как у тебя дела? Чем я могу тебе помочь?»

В Церкви все должно быть настоящим

Конечно, первой реакцией на подобный вопрос может быть такая: «Все у меня нормально!» Другими словами: не лезьте мне в душу. Таковы плоды цивилизации – укутывание внутреннего человека во внешние одежки: внутреннее содержание одно, а одежки – другие. Это серьезно мешает духовной жизни, потому что духовная жизнь

Духовная жизнь заключается в снятии с себя ложных одежд

заключается в снятии с себя ложных одежд, а жизнь цивилизованного человека – в закутывании себя. Они полностью противоположны. Что такое юродство, например? Это вызов ложным христианам. Мол, раз уж вы все так закутались, тогда я догола разденусь! Раз уж вы все такие приличные, тогда я буду со свиньями жить и из свиного хлева к вам приду на всенощную и скажу, что вы тут не молитесь Богу, а глазки строите! По бороде вы все – Авраамы, а по делам – хамы! А вы меня побьете в ответ. Это – юродство. Крайней степени лицемерие зачастую и рождает юродство.

Часто, например, монахи кажутся грубыми. Ты ему чего-то говоришь такое: «Батюшка, батюшка…» – а он тебе как ляпнет что-то жесткое: «Иди отсюда!» То, что воспринимается «цивилизованными людьми» как грубость, на самом деле может быть реакцией духовного человека на нашу чрезмерную «закутанность».

Конечно, не нужно хамить. Именно в силу нашей греховности мы обязаны соблюдать этикет для того, чтобы мир вокруг нас не превратился в ад. Когда же мы погружаемся вглубь духовной жизни, там мы можем найти некую парадоксальную строгость или прямоту и детскую наивность. Наивности у нас тоже нет. Мы боимся быть наивными, непосредственными. Мы сдерживаем себя во всем. А потом иногда срываемся и начинаем что-то запредельное вытворять. Цивилизация дает некий стандарт внешнего поведения, но внутреннего человека оставляет неисцеленным. Когда внутри все прогнило, сколько ни кутайся во внешние одежды этикета, подлинное содержание рано или поздно проявится.

Зная это, не нужно покупаться на внешнее. Нужно понимать, что человек, кажущийся тебе грубым, подчас может быть подлинно искренним и нормальным. А сюсюкающие, даже приятные по наружности люди иногда менее угодны Богу, и от них можно ждать чего угодно. Вот кто-то тебе говорит: «Стань туда! Что ты стоишь здесь как пень?!» Этот человек (я таких встречал в Церкви – те самые злые старухи) вовсе никакой не злой. Может, эта «злая старуха» прожила такую жизнь, что… мама, не горюй. И если бы мне выпало то, что перепало на ее долю, я бы вообще стрелял всех из автомата! Она такая, как есть. Но она честный человек и ложного ничего не скажет. А если что и скажет, то скажет прямо. Но поскольку мы стали такие европейские, этакие французско-салонные, будто из предреволюционного[26]

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Примечания

1

Аналогичных высказываний в Новом Завете множество. Например: «Ибо все, водимые Духом Божиим, суть сыны Божии. Потому что вы не приняли духа рабства, чтобы опять жить в страхе, но приняли Духа усыновления, Которым взываем: «Авва, Отче!» (Рим 8:14–15). (Здесь и далее примеч. ред.)

2

Преподобный Серафим Саровский (в миру Прохор Исидорович Мошнин; 1754–1833) – иеромонах Саровского монастыря, святой Русской Православной Церкви.

3

Еф. 4:30.

4

Игумен Никон (в миру Николай Николаевич Воробьев; 1894–1963) – подвижник XX века, исповедник веры, известный духовник.

5

Так переводится древнегреческое слово, обозначающее покаяние, – «метанойя» (дословно: перемена ума).

6

См.: Мф. 22:14.

7

Святитель Иоанн Златоуст (Златоустый) (ок. 347–407) – архиепископ Константинопольский, богослов, почитается как один из трех Вселенских святителей и учителей вместе со святителями Василием Великим и Григорием Богословом.

8

Из молитв на сон грядущим.

9

Еф. 4:30.

10

См.: Мф. 27:3–10.

11

Ин. 19:1-11.

12

Молитва из последования ко Святому Причащению на церковно-славянском: «Вечери Твоея тайныя днесь, Сыне Божий, причастника мя приими; не бо врагом Твоим тайну повем, ни лобзания Ти дам, яко Иуда, но яко разбойник исповедаю Тя: помяни мя, Господи, во Царствии Твоем».

13

См.: Ин. 4: 6-29.

14

См.: Мф. 14: 15–21.

15

Откр. 3:7.

16

Мф. 5:20.

17

См.: Евр. 12:4.

18

Гал. 2:20.

19

См.: Деян. 19: 11–12.

20

Преподобный Антоний Великий (ок. 251–356) – раннехристианский подвижник и пустынник, основатель отшельничества.

21

См.: Мф. 19:16–30; Лк. 18:18–30.

22

Блаженная Матрона Московская (Матрона Дмитриевна Никонова; 1881–1952) – святая Русской Православной Церкви.

23

Зача́ла – пронумерованные фрагменты текстов в богослужебных Евангелиях и Апостоле (собрании новозаветных Апостольских посланий), на которые эти книги разделены для удобства чтения за богослужением.

24

См.: Екк. 11:5.

25

Преподобный Сергий Радонежский (1314/1322-1392) – великий святой Русской Православной Церкви, основатель Свято-Троицкого монастыря под Москвой (ныне Троице-Сергиева лавра).

26

Имеется в виду Великая французская революция, начавшаяся с весны-лета 1789 года.