Джульетта стреляет первой

Свою борсетку молодой человек оставил на сиденье. Таня притворилась, будто укутывается в одеяло. Ловко вытащила документ, просмотрела. Действительно, Петр Димитриевич Дончев. Двадцать четыре года. Красавец (даже на паспортном фото). Профессионал. Интересный собеседник. И от детей не шарахается. (Сама Татьяна – хотя женщина, и несколько старше – малолетних бандитов с бандитками недолюбливала.)

Прикрываясь одеялом, вернула паспорт обратно.

В Париже у них стыковка на три часа. Может быть, затащить идеального мужчину в отель? Фу, Таня! Прекрати. Ты его еле знаешь. И летишь на серьезную должность. И у вас общий знакомый – Демьян. Хочешь потом, чтобы вся Москва болтала про легко доступную Садовникову?

«Просто возьму у него телефон. Он мужчина, по Южной Америке спец. Кто знает, как дела пойдут? Вдруг пригодится?»

* * *

До теплохода Пит ее не проводил. Через час после посадки в аэропорту под гордым именем Артуро Мерино Бенитес его ждал следующий самолет – на остров Пасхи.

– Еще пять часов в воздухе? Я бы не выдержала.

Таню даже после почти сладкого сна в раскладном сиденье-кровати бизнес-класса слегка пошатывало.

Пит взглянул внимательно, усмехнулся:

– Не хочу пугать, но на корабле качает куда больше, чем в самолете.

– А как же стабилизаторы качки? – блеснула познаниями бывавшая в круизах Татьяна.

– На твой Матуа большие лайнеры не ходят. Плывет небольшой кораблик, перевозит в основном местных. Так что вечерних платьев и капитанского вечера тоже не жди.

– Вот не понимаю, – Садовникова повторила давно терзавшую ее мысль, – зачем богатым людям было забираться в такую глушь? Почему на Карибах островка не нашли?

– Возможно, им есть что скрывать, – усмехнулся парень.

– Ты меня пугаешь.

– Я слышал, когда выбирали остров, были варианты куда гламурнее. Мальдивы, те же Карибы. Греция. Но там – хоть ты и собственник – все равно с местными законами надо считаться. Представителя страны на территории селить. И только на Матуа им вместе с землей дали полный карт-бланш. Стройте хоть коммунизм, хоть первобытное общество.

– А у них есть какая-нибудь цель? Пятилетка в три года? Экологические какие-нибудь программы?

– Зачем? – округлил глаза Пит. – Просто живут в свое удовольствие. Ну, еще иногда принимают дурацкие законы. Потом их отменяют.

– Например?

– Одно время максимально разрешенная скорость на острове была сто пятьдесят километров в час.

– Ты шутишь?

– Они абсолютно серьезно решили. На референдуме.

– И что?

– Через неделю сбили подростка на велосипеде. Насмерть.

– Кошмар. А кто?

– Его сосед. Экспертизу там проводить некому, но очевидцы говорили – был пьяный, выезжал задом из гаража. Оборачиваться или в зеркало смотреть не стал – дал полный газ. А мальчик мимо ехал. Его в забор просто впечатало.

– И как у них в таких случаях? Суд, тюрьма?

– Тюрьма на острове мечты? Ты смеешься! Есть только полиция, избранная из граждан. Типа дружинников. И общественный совет.

– Но хотя бы какие-то наказания есть?

– Только одно. Выдворение. Деньги за жилье не возвращаются. Но здесь и до этого не дошло. Стороны примирились.

– То есть родители погибшего ребенка взяли деньги – и простили его убийцу? – опешила Татьяна.

– Говорят, что так.

– И они по-прежнему живут по соседству и смотрят друг другу в глаза?!

– Общественный совет решил: злого умысла не было. За глупость водитель наказан. Угрызениями совести и деньгами. «Мой грех всегда будет со мной, и кошмарные сны теперь постоянно станут терзать меня», – написал убийца в местной газете.

– Откуда ты все это знаешь?

– По крохам собирал. Интернет ведь на острове имеется, некоторые жители ведут блоги. Подписчиков строго фильтруют, но ты уже знаешь: я умею лавировать.

– Там по-прежнему носятся с бешеной скоростью?

– Нет. Закон отменили. Единогласно. Теперь у них шестьдесят кэмэ в час, как у всех. Но все равно: ни одной камеры, ни одного радара. Ни, конечно, дорожной полиции.

– Слушай, может, мне прямо сейчас обратный билет купить? – Таня поежилась.

– Ох, а я бы все отдал, чтоб туда попасть! – Сине-бронзовые глаза азартно блеснули.

– А вот скажи честно. – Она внимательно взглянула на Пита. – Почему ты не бьешься за Эверест? Почему прицепился именно к Матуа?

Он задумался:

– Знаешь, я много где был. В Индонезии, например, в племени дани. Забавные люди. Член, прости за подробность, в специальном чехольчике носят, называется «котека». А когда кто-то из близких гибнет, отрезают себе фалангу пальца. В знак скорби. Но даже у них – представь – есть свои законы. А на этом твоем островке их нет. Мне жутко любопытно посмотреть на абсолютно свободное общество.

Взглянул жалобно:

– Будешь мне писать? Рассказывать, как там у них все?

– Вряд ли, – честно ответила Таня.

– Тебе лень? Или бесплатно не хочешь?

– Что за глупости! Просто в контракте есть пункт о неразглашении.

– Но как они узнают?

– Да просто «жучок» на мой комп поставят – и все.

– Танюш, – он развернул ее к себе. Посмотрел – ничего мальчишеского, почти отеческий, встревоженный взгляд. – Ты береги себя, – улыбнулся беспомощно. – Я думал, ты просто попутчица хорошенькая. А сейчас – прямо сердцебиение, когда твои глаза вижу.

Отвернулся, смутился.

– Выпей валокордину, товарищ фотограф, и сердце твое успокоится, – улыбнулась она.

Поднялась на цыпочки, чмокнула в щеку:

– Спасибо за компанию. Пока.

Оглядываться не стала. Прошла пограничный контроль, получила свой баул, легко нашла автобус до Вальпараисо. Испанского Татьяна не знала, но улыбок, жестов и международного слова «порт» хватило.

Формальности в круизном терминале прошли громогласно, но быстро, и уже к обеду Татьяна ступила на корабль с гордым именем «Подруга Робинзона».

Каюта люкс оказалась крошечной конурой. Узкая длинная койка, пенальчик-душ. Полочка перед зеркалом по-спартански вместила зубную щетку, пасту и единственный крем для лица. Хотя временное жилище и располагалось на самой высокой, пятой, палубе, балкона здесь не имелось – только грязный иллюминатор. Таня решила немедленно впустить в затхлое помещение морской воздух. Но окно оказалось запаяно. Кондиционер не работал.

Пойти ругаться? Но за окном болтались на рейде корабли, пикировали чайки. Можно подумать, Джим Хопкинс из любимого в детстве «Острова сокровищ» в более комфортных условиях путешествовал! Каюта люкс роскошного лайнера – разве цель жизни? Совсем иное, когда плывешь в неведомое. На остров беззаконных миллионеров. В абсолютную запретку.

Татьяна извлекла из багажа маникюрный набор и швейцарский ножик. Полностью сломать защелку на окне не смогла, но щель получилась приличная. В каюту хлынул морской, мазутный, вольный воздух. А Садовникова сбегала в душ (почти ледяной, но она ведь уже решила закаляться). Перекусила московской копченой колбаской – ввезла, несмотря на строжайший таможенный запрет! – и завалилась спать.

Проснулась – за окном темно, судно приятно раскачивается. В голове чугун, отчаянно хочется пить, но в целом она чувствовала себя куда свежее, чем после двух подряд перелетов.

Умылась, почистила зубы, натянула джинсы. Пора познакомиться с кораблем. И что-нибудь раздобыть на ужин.

Вышла в тускло освещенный коридорчик. Пустота. Тишина. Зато через пару дверей – веселье: хор нетрезвых мужских голосов поет по-испански. Интересно, в какую сторону ресторан? Пошла в сторону кормы, наобум. Впереди – увидела – маячит фигура. Женщина, очень полная. Идет по коридору в том же направлении.

Таня решила держаться за ней – толстушки всегда знают, где разжиться едой.

Но как ни замедляла шаг, очень быстро даму нагнала. Та шлепала еле-еле. Да еще почти после каждого шага за стену хваталась.

– Sorry, – пробормотала Садовникова.

Уже начала примеряться, как ловчее обойти крупногабаритную тетушку в узеньком коридорчике, но вдруг увидела ее лицо. Смертельная бледность. Синева под глазами. Губа прикушена. По щеке стекает слезинка.

– Вам плохо? – кинулась к несчастной Татьяна. – How can I help you? Это… Le es necesaria la ayuda?[2]

Черные глаза чилийки (или кто она там была) обратились на девушку с ужасом. Женщина вцепилась в стену теперь уже двумя руками и отчаянно, будто героиня голливудского фильма, прошептала:

– I am fine![3]

И рухнула в обморок.

Таня перепугалась не на шутку. Делать искусственное дыхание? Бежать за врачом? Просто стучать во все каюты, чтобы помогли?

Но первым делом присела над телом женщины. Расстегнула пуговку высокого воротника-стойки. Положила ладонь на сонную артерию. Убедилась: дышит.

И тут увидела: под бедрами чилийки ширится-расплывается багровое пятно. Таня еще раз взглянула на одутловатое лицо, огромный живот. Да она не просто толстушка! Дама на сносях! И, раз кровотечение, с ребенком явно беда!

Садовникова в который раз пожалела, что выбрала когда-то легкую рекламу вместо грязной медицины. Стукнула ногой в первую подвернувшуюся дверь. В следующую заколотила кулаком. Закричала на весь коридор:

– Ayuden![4]

Коридорчик мигом заполнился народом. Мелькали смуглые лица, женщину обступили, хлопали по щекам. Возникла легкая паника. Дамы причитали, заламывали руки. Мужчины деликатно отводили глаза. Таня выбрала из толпы самого, на ее взгляд, разумного, крикнула ему:

– El doctor!

Мужчина кивнул, подбежал. Совсем скоро явился врач – с бутербродом в руке, в мятом халате. Женщину подхватили, куда-то понесли. Ее голова бессильно болталась, Таня бросилась было помочь, но доктор ее отстранил. Строго произнес:

– Vayan al camarote[5].

Смысла Таня не поняла, но по тону показалось – ее послали.

Она осталась стоять в коридоре – снова тихом и пустом. Только кровавое пятно на полу расползалось все шире.

«Кто ее взял на теплоход в таком состоянии? – сердито думала Садовникова. – И где, черт возьми, ее муж, ну, или кто-нибудь?»

Ресторан оказался закрыт.

– Но вы можете купить в магазине шоколадных батончиков, – любезно предложил девушке метрдотель.

Татьяна так и сделала. Прошлась по открытой палубе, поймала множество похотливых мужских взглядов. Многие аборигены были пьяны, запах анаши смешивался с ароматами гнилых водорослей и соли. Садовниковой очень хотелось раздобыть в местном баре пину-коладу и постоять на палубе, но она решила не дразнить гусей. Вернулась в каюту. Слопала батончики, минут десять поглазела в телевизоре на давно забытый в России раритет – «Дикую розу».

А перед сном прочла неумелую молитву о жизни и здоровье незнакомой чилийки.

Щель, проделанная между окном и рамой, исправно поставляла в каюту пьянящий морской воздух, поэтому спала Татьяна прекрасно. Проснулась рано, до завтрака куча времени. Никаких тренажерных залов на скромном суденышке не имелось, но кто мешает намотать пару километров по верхней палубе, а потом позаниматься там йогой? Сегодня все шезлонги пусты, самцы, видать, отсыпаются после вчерашних загулов.

Таня сидела в падмасане (упрощенная поза лотоса) и медитировала на укутанное дымкой восходящее солнце, когда к ней подошел эффектный джентльмен в морской форме. Козырнул, на неплохом английском спросил:

– Я могу присесть рядом с вами?

Таня представила, как затрещат белые морские штаны с лампасами, если он начнет переплетать ноги по-турецки, и не удержалась, хихикнула.

Однако это ей пришлось «расплетаться» – удалец-молодец протянул ей руку. Пришлось вставать, усаживаться в шезлонг. Мужчина опустился в соседнее кресло, церемонно представился:

– Свенсон Игл, помощник капитана. А вы, должно быть, Татьяна Са-дов-ни-ко-ва?

– Да, господин Орлов, – буркнула девушка.

Она терпеть не могла, когда прерывали ее медитацию.

– What is Orlov?[6] – заинтересовался товарищ.

– Ваша фамилия так по-русски звучит, – пояснила Татьяна.

Свенсон взглянул с интересом:

– А вы правда из самой Москвы?

– Да, рука Кремля.

– Кремль – это ваша самая главная крепость?

– Ладно, что вы хотите? – раздраженно спросила Садовникова.

Орлов-Игл хладнокровно отозвался:

– Я просто исполняю свои обязанности. На острове Матуа – особый порядок высадки. Мое дело – вас с ним ознакомить.

– Валяйте. То есть go on[7], – кивнула Татьяна.

– Сойти на берег можно будет завтра, начиная с девяти по корабельному времени. Ваш чемодан, пожалуйста, не запирайте и оставьте перед каютой не позже шести утра.

Садовникова поморщилась. На круизных лайнерах пассажирам всегда облегчают жизнь и собирают багаж заранее. Но здесь – она уже поняла – каждый заботится о себе сам. Зачем тогда выставлять в коридор чемодан? Чтобы его разворовали?

– Я сама понесу свои вещи, – категорично отрезала она.

– Не получится, – возразил Свенсон. – Власти острова всегда централизованно собирают багаж, проводят его досмотр и возвращают пассажирам только в порту или доставляют к месту проживания.

«Странные меры предосторожности для острова, где можно все», – удивилась Татьяна.

А господин Игл продолжал:

– Порта на острове нет, мы швартуемся в бухте, доставка пассажиров будет осуществляться на тендерах, то есть на специальных катерах. Первый из них отправится на остров не раньше девяти.

– А прибываем мы во сколько?

– В шесть.

– И зачем целых три часа ждать?

– Пограничные и таможенные формальности. Тщательная проверка багажа. Власти Матуа просматривают списки пассажиров, некоторых из них приглашают на беседу.

– А много народу будет сходить?

– Из россиян – только вы. Ну и некоторое количество местных, – уклончиво ответил Свенсон.

– Сколько именно?

– Я получу эти данные только к вечеру. – Помощник капитана скосил глаза к носу. Несомненно соврал. И спешно сменил тему: – Вот сегодня на острове Робинзона Крузо высаживаются пятеро. Остальные пойдут гулять, и их будет много, так что занимайте места в тендерах заранее. Всем ведь интересно посмотреть место, где больше четырех лет жил легендарный Александр Селькирк. У нас, кстати, есть интереснейшая экскурсия. Форт Санта-Барбара. Мост Робинзона Крузо. Площадка в дебрях, откуда несчастный островитянин высматривал, не идет ли его спасать какой-нибудь корабль. И всего сорок долларов!

Садовникова не любила стадных мероприятий. В новых местах она предпочитала брести куда глаза глядят. Когда заходишь во дворы, пьешь кофе в неприметных кафешках или просто наблюдаешь за местными, получается куда интереснее.

– Спасибо, – твердо отказалась она. – Я лучше погуляю сама.

– Нет проблем, – не стал настаивать Игл. – Только не берите с собой много денег и не опаздывайте на корабль.

Раньше бы Таня с восторгом восприняла возможность исследовать место жительства прототипа Робинзона Крузо. Побывать в его пещере, погоняться за дикими козами (она читала, это потомки той самой, которую дал Селькирку с собой капитан). Но для туризма, приключений нужно особое, легкое настроение. А девушка сейчас все больше и больше нервничала.

Да и стоянка на острове – всего шесть часов. На первые тендеры, куда ломились толпы местных, девушка не пошла. Отправилась на самом последнем. В итоге только и успела в быстром темпе прогуляться по улочкам Сан-Хуан-Баутисты, сфотографировать местную почту (железный вагончик), пожарную часть (ряд палаток) и выпить (йо-хо-хо!) стопочку рома в кафе под названием «Пятница».

За час до отплытия дисциплинированно вернулась на корабль. И обнаружила: щеколда в оконном замке исправлена, а само окно в ее каюте закрыто и тщательно заклеено – снаружи! – темным багажным скотчем.

Таня немедленно бросилась на поиски Орлова-Игла. Тот виновато развел руками:

– Тысяча извинений, но таковы правила острова Матуа! Местные власти не желают, чтобы пассажиры наблюдали. – Понизив голос, дружески добавил: – Впрочем, щеколду можете снова сломать, мы сделаем вид, что не заметили. Я сам не люблю духоту. Но скотч не трогайте. Иначе у нас неприятности будут.

– Ощущение, что мы на Алькатрас курс держим, – пошутила Татьяна.

Орлов серьезно ответил:

– Алькатрас давно уже не тюрьма. Но кто знает, что на этом вашем русском острове!

– Ой, расскажите что-нибудь! – Таня пожертвовала помощнику капитана самую очаровательную из улыбок.

Но Игл трагически вздохнул:

– Я сам не имею ни малейшего понятия.

* * *

Ужин на корабле ничем не напоминал церемониал, принятый на круизных лайнерах. Ресторана с крахмальными салфетками Таня, конечно, не ждала. Но на шведский стол хотя бы с минимальным выбором блюд рассчитывала.

И просчиталась.

Стойки с ассортиментом не было вовсе. Узкое окошко, словно в школьной столовой. Рядом на цепочке висит меню, чернобровый буфетчик в несвежем колпаке принимает заказы. Народ толпится в очереди, в речах, обращенных королю прилавка, отчетливо сквозят молящие нотки.

Когда Садовникова добралась до раздатчика, в наличии имелось единственное блюдо – fish (с невообразимым количеством костей) и chips (пережарены до черноты).

Татьяна опасливо взяла тарелку. Пригляделась. Понюхала. Очень подозрительное блюдо. Еще пару лет назад она бы возмутилась и, конечно, добилась нормальной еды (наверняка на корабле имелись стратегические запасы!). Но то ли возраст сказывался, то ли йога научила: незачем тратить силы по пустякам.

Мудрые учат: нужно уступать вечерний прием пищи врагам. А уж когда Садовникова – с помощью единственной очаровательной улыбки – выбила у чернобрового бонус в виде пары маринованных огурчиков, то решила: ужин почти удался.

Нашла столик в уголке, выискивала наименее горелую картошку, резала тонкими дольками (чтобы растянуть удовольствие) огурцы, наблюдала за публикой.

Необычный народ собрался на корабле. У многих лица истощенные, озабоченные, наряды скромные. Видимо, на работу едут – в низовых должностях. Но изрядно людей беспечных, шумных, пьяноватых, в гавайских рубашках – эти, похоже, просто круизничают. Бюджетно.

Есть и вообще непонятные экземпляры. Целая стайка смуглых девиц – явно в положении, месяц восьмой, не меньше. Или группа субтильных, очень гимнастических детишек под патронажем грозной сухопарой дамы. Причем малышня – будто с рекламного плаката про дружбу народов. Негритята, китайцы, смуглые, молочно-белые. Между собой общаются на дикой смеси испанского и английского.

Танцевальный коллектив, что ли, какой-то?

Тане хотелось подольше поболтаться в столовке – она любила новых людей, незнакомую атмосферу. Да только, как и вчера на палубе, слишком много мужчин бросали в ее сторону очень кобелиные, дерзкие, искушающие взгляды. И Садовникова решила не дразнить мачо – пора, когда ей нравились драки за прекрасную даму, давно миновала.

В каюте на кровати ее ждала собака. Лихо скручена из полотенец, кнопка-нос аккуратно вырезан из черной бумаги, на морде красуются Татьянины же солнечные очки. Уборщик явно выслуживался перед обитательницей каюты люкс. Собака была исполнена с вдохновением, и девушка сразу (чтоб не забыть в завтрашней суматохе) положила на тумбочку возле кровати два доллара. И тут увидела конверт. Не подписан, не запечатан. Внутри – лаконичное послание: «Уведомляем, что в соответствии с требованиями властей ваша каюта будет заперта завтра с 6.00 до 8.45 утра. Перемещения по теплоходу в этот период запрещены. Ваш чемодан должен быть до этого времени выставлен в коридор. Высадка на остров Матуа осуществляется начиная с 9.00. Благодарим за понимание».

Что за драконовские меры? Окно заклеили, теперь еще грозят запереть. Что можно увидеть на подходе к русскому острову в Тихом океане? Базу крылатых ракет?

В любом случае подчиняться правилам Татьяна никогда не любила.

В десять вечера девушка выключила телевизор и свет. Спать не хотелось ни капли. Но раз Штирлиц мог – заставит себя и она. Просто лежать и расслаблять мышцы скучно. Поэтому Садовникова представила, будто находится в теплом, черном небе, раскачивается на огромных качелях. Вверх, вниз, под ложечкой сосет, голову дурманит, скорость огромная, все мысли из головы – прочь, прочь, прочь, с каждым взмахом. Плюс корабль приятно потрясывало, в оконную щель рвался бриз, и Таня сама не заметила, как мысли поплыли, и она провалилась в сон.

Проснулась даже раньше будильника – в пять сорок. Свет зажигать не стала – вдруг в коридоре охрана бдит? Включила телефонный фонарик на минимальную яркость. Шум воды привлечет внимание? Ерунда. С нечищеными зубами она все равно никуда не пойдет. Быстро умылась, оделась, светлые волосы спрятала под кепку, привычные белые кроссовки сменила на черные мокасины. Взглянула на себя в зеркало, усмехнулась: практически ниндзя.

Выволокла в коридор чемодан. Заперла каюту. Тишина, тусклый свет ночных лампочек. Никаких охранников, все очень мирно. Осторожно ступая, Таня выбралась на верхнюю палубу. Рассвет еще только манил робкой узенькой полоской, темный наряд идеально сливался с сумраком. Корабль двигался на малом ходу, и остров был уже совсем рядом. Таня впилась взглядом в милый зеленый холм. Даже в мрачноватом предутреннем сумраке Матуа выглядел идиллически. По склонам холма лепились особнячки – скромные стометровые, побогаче – метров на четыреста, несколько совсем пафосных. Но генплан строительства, несомненно, имелся. Все строения выдержаны в едином колониальном стиле. Светлые, с белыми колоннами. Полно зелени. Ухоженные сады. Подмигивают фонари. По песчаному пляжу частой цепью бредут фигурки в синих комбинезонах – очевидно, уборщики собирают мусор.

Бинокля у Тани не было, да и что здесь высматривать? Вчера нафантазировала: секретная лаборатория, ангар, база крылатых ракет. Но островок – по крайней мере, на первый взгляд – сплошь состоял из коттеджей и вилл. Сколько ни приглядывалась, ни единого административного здания не увидела. Где у них поликлиника? Мэрия, аптеки, кафе? Видимо, где-то в глубине острова прячутся, а все побережье отдано частным домам.

«И вообще, глупо разглядывать секретный объект с воды, когда через несколько часов будешь на острове и сможешь его спокойно исследовать», – запоздало укорила себя девушка.

Хотела было вернуться в каюту, но в этот момент корабль резко дернулся, остановился. Загрохотала якорная цепь. Предрассветный сумрак резко сменился ярким светом палубных фонарей. Садовникова метнулась за стопку лежаков, затаилась. Команда шумела, перекликалась – но здесь, на верхней палубе, по-прежнему никого не было.

Зато от острова в сторону корабля бодро двинулся катерок. Сразу за ним – второй, побольше. Пришвартовались неудобно – из укрытия ничего не видать. Таня гусиным шагом прокралась к борту, осторожно выглянула. С первого судна готовились выйти трое. Двое из них знакомые – Марк и мэр, Филипп Борисович. Третий похож на похоронного агента. Черный костюм, белая рубашка, траурный галстук. Очень глупый вид в тропиках. Впрочем, мэр выглядел не лучше. Клетчатые шорты с рубашкой поло еще тянули на четверочку, но сандалии с носками не выдерживали никакой критики. В прошлом году Таня видела подобный наряд в паре модных журналов, пробил он себе таки дорогу, перестал быть вульгарным! Однако она не сомневалась: мэр за тенденциями не следил. Подобным образом всю жизнь одевался.

Капитан и его помощник встретили прибывших подобострастно. Пропустили вперед, сами, будто и не хозяева на корабле, преданно и робко засеменили сзади. Компания удалилась. Таня снова заскучала. Так напрягала глаза, пытаясь разглядеть на острове что-нибудь необычное, что они начали слипаться. Уже стала задремывать в своей норке за стопкой шезлонгов, но тут на нижней палубе – стук, грохот. С десяток матросов выстроились в цепочку. Крикливый дядька подал команду, и начали передавать друг другу какие-то ящики – длинные, опознавательных знаков нет. Целую гору сложили на палубе. Потом настал черед прозрачных коробок. В них – чем-то заполненные пакеты. Таня щурилась так, что слезились глаза, и, кажется, углядела: платистиковые мешки с темно-бордовой жидкостью. Точно из таких в больницах кровь переливают.

Таня вытащила телефон. Долго прилаживалась, примерялась. Сделала пару снимков. Но качество, конечно, ужасное – слишком далеко и темно.

Ящики и емкости перебросили на катер. Потом еще таскали более мирные грузы (Таня ухихикалась): мелкие русские яблочки. Гречку. Красную икру в трехлитровых банках. Кирпичи черного хлеба. Ностальгия у бедных миллионеров. Наконец, забили полное судно, завели мотор, собрались отшвартовываться.

«И что ты узнала, о, великая Мата Хари?» – с ухмылкой спросила себя Татьяна.

Но тут увидела: в сторону катера поспешает дядька в похоронном костюме. А за ним – двое матросов тащат носилки. На них человек. Не шевелится, укрыт под подбородок. Лица не разглядеть. Зато отлично виден огромный живот. Похоже, та самая беременная, которую позавчера спасла Татьяна.