Дом на перекрестке

Швабры, щётки, веники, вёдра, пакеты с моющими и чистящими средствами я выгружала из такси под скептическим взглядом водителя.

– Девушка, вам бы бульдозер – снести всю эту рухлядь. Что вы там отмывать собрались? – не выдержал он.

– Да что вы все? Сговорились? – Я отдышалась. – И ничего не рухлядь. Отмою, покрашу, и всё будет в порядке.

– Ну-ну. – Он хмыкнул и вынул из багажника коробки с пылесосом и паровым очистителем.

Вот ведь народ, а? Нет, ну что за наезды? Да, грязный дом, согласна, но не сносить же его из-за этого! А то, что забор разваливается, так это ерунда. Новый поставлю.

Я затащила всё внутрь – нет ничего невозможного для человека, даже для хрупкой девушки, не привычной к тяжёлому физическому труду. Отдышалась и попробовала решить, с чего же начать. По всему выходило, что с окон, дабы впустить в помещение хоть немного света, и со щётки, чтобы вымести весь мусор, в изобилии валяющийся на полу. Но тут мне на мобильный позвонил дядя Миша и сообщил, что ожидаемые электрики и газовщики приедут только после обеда. И спросил: а есть ли у меня газовая плита, чтобы её сразу же подключили, и хоть какая-то стационарная электрическая техника вроде холодильника или стиральной машинки? Ведь надо же проверить. Ничего этого у меня, разумеется, не было. Так что уборка отложилась, и я помчалась в магазин бытовой техники.

Раз уж мне предстоит в этом доме жить, то надо обзавестись всем необходимым. Учитывая количество накупленных товаров, в состав которых входили прежде всего новенькая современная газовая плита с духовкой, холодильник, микроволновка, электрический чайник и телевизор, мне пообещали всё привезти немедленно.

Так что, вернувшись, я только и успела что смести весь мусор в большую кучу на полу, освобождая место для ожидаемого. Неправильно как-то всё началось, но я ни разу не оказывалась в ситуации, когда электричества нет, а технику уже надо ставить.

Очень странно было наблюдать за грузчиками, которые привезли мой заказ. Они долго в недоумении озирали моё жилье и переглядывались. Потом спрашивали: мол, хозяйка, а ты уверена, что это всё нужно нести в это… И они мялись, не зная, как охарактеризовать моё жилье.

В итоге всё же взялись и понесли. Буквально за шаг до крыльца возникла некая пауза – грузчики переглянулись и внесли коробки внутрь. Поставили, с непроницаемыми лицами оглядев грязь и гору мусора. Вышли на улицу, дошли до машины, и тут их лица как-то странно передёрнулись и сменили своё выражение. Снова растерянно переглянувшись, они опять задали мне тот же вопрос: а зачем мне вся эта техника в таких развалинах? Странные люди. Так я и не поняла, что они имели в виду. Ведь только что сами были в доме и видели, что никакие это не развалины…

А дальше были электрики, протянувшие провод от столба. И такое же изумлённое выражение лиц поначалу, задумчивое в процессе и растерянное потом. Словно их по голове чем-то стукнули. Но, всё проверив, они сказали, что проводка в изумительном состоянии и, как ни странно, выдержит даже большое количество электроприборов. А затем, за отдельную плату, помогли мне распаковать и подключить холодильник. С ним бы я сама точно не справилась.

Не менее странно вели себя и газовщики. Долго возились, всё проверяя. Установили новенькую газовую плиту вместо прежней, всё приладили. Получили деньги и, прихватив с собой старую плиту, ушли. А уже у своей машины задумчиво чесали затылки и с непонятным мне выражением лиц оглядывали дом. Один из мужиков, не выдержав, спросил:

– Слышь, хозяйка, а ты уверена, что надо было газ подключать? Не взорвётся? Всё же крыши нет, мало ли что…

Вот тут я впала в окончательный ступор и не нашлась что ответить. Или они перенюхали газа, пока работали, или это я сошла с ума и вижу то, чего на самом деле нет. Пока я в обалделом состоянии размышляла над этим, газовщики уехали.

В состоянии прострации я занялась уборкой. Для начала, правда, пришлось рассортировать ту гору мусора и хлама, что высилась в центре столовой. В основном это действительно был мусор. Но попадались и какие-то странные предметы, назначение которых мне пока было непонятным, и я откладывала их в отдельную кучку. А также в изобилии нашлись маленькие плиточки или, скорее даже, изразцы. Нечто подобное обнаружилось на большом панно, висящем на стене в столовой. Сейчас от него осталась только рамка и всего несколько плиток. А вот все отклеившиеся мне надлежало собрать, рассортировать и сложить из них пазл. Думаю, клей «Момент» с этим справится, и я смогу восстановить панно в первоначальном виде. Всё же раритет – кто знает, может, ему лет двести?

К вечеру кухня и столовая радовали чистотой, а я падала от усталости и была грязная, как свинья. Руки тряслись, колени подгибались, и пределом мечтаний было лечь и больше не шевелиться. И вот тут я поняла, что таки да – я дитя урбанизации. И мне жизненно необходимы душ, а ещё лучше ванна, телевизор, мягкий диван и комфортный санузел. Потому как удобства во дворе – это не то, о чём я мечтала всю жизнь.

Но ещё я поняла и то, что мне нужно переезжать. Ибо возвращаться после трудовой вахты отсюда каждый вечер я не имею сил. Да и деньги нужны. Судя по всему, работу я в ближайшее время найти не смогу, и проблема, на что жить, становится мегаактуальной.

Вопрос об этом я подняла этим же вечером, когда всё же смогла доставить свой уставший организм в квартиру. Беседа по телефону с квартирной хозяйкой состоялась долгая. И я честно описала ей ситуацию. Денег нет, с работы уволили, и когда я найду новую – неизвестно. Получила в наследство старенький теремок, куда и перееду и займусь его ремонтом. Сказала, что жить там, в принципе, можно, то есть совсем на улице я не оказываюсь, и слёзно попросила вернуть мне деньги, которые должны были пойти в оплату следующего месяца, а сама пообещала вывезти за эти дни свое имущество и освободить квартиру к первому мая. Хозяйка оказалась нормальной тёткой и меня поняла. Так что в оставшиеся два дня апреля я спешно перевозила вещи, благо у меня их мало.

Ночь с апреля на май я провела на раскладушке, поставленной рядом с диванчиком в столовой. Долго ворочалась, прислушиваясь к звукам. А дом жил своей собственной жизнью. Где-то что-то поскрипывало, шуршало. Изредка мне казалось, что я слышу какие-то шепотки, и с дрожью вспоминала слова Авантюристки о трупе в подвале и призраках. Заснула уже под утро, и приснился мне какой-то молодой светловолосый мужчина, который всматривался в моё лицо и хотел что-то сказать, но так и не решился. Потом он протянул ко мне руку, поправил прядь волос, упавшую на глаза, и исчез. А я в ужасе проснулась. Сама не знаю, чего я так испугалась, – мужчина вроде был приятной наружности. Или нет? Забыла. Помню только, что волосы светлые и глаза… Хм, нет – какие у него глаза, тоже не могу точно сказать. Но вроде не злые.

Дожила. Уже снятся разные неизвестные мужчины, а я и лица не могу восстановить в памяти. Причем даже не уверена, симпатичный ли он был? Пора замуж. Или нет, замуж не хочу. Но, наверное, пора найти уже себе наконец сердечного друга, а то что-то мое одиночество подзатянулось. Мои одноклассницы вон уже замужем и с детьми нянчатся, а я всё карьеру делала. Делала, делала, да так и не сделала, учитывая, что нынче я безработная. Нет, права мама – надо остепениться. А то мужики только во сне и приходят. Причём даже не в эротическом, а вообще не пойми в каком…

Вот так мы и зажили – я и мой Дом. Следующие несколько дней прошли в заботах о благоустройстве кухни, магазинах и бесконечной уборке. К величайшему моему разочарованию, открыть двери хотя бы в ещё одну комнату мне не удалось. Они были заперты, ключей у меня не имелось, замки оказались крепкими, впрочем, как и двери. Посему моя территория на сегодняшний день ограничивалась кухней-столовой, холлом, лестницей на второй этаж и прихожей. Именно там мне пришлось выгрузить свои вещи, используя для этого два шкафа. Остальные вещи в коробках были составлены в углу столовой. Но зато кухня уже весьма облагородилась и обзавелась посудой и прочими мелочами. Холл отмылся и заиграл, а зеркало в прихожей радовало чистотой и моим грязным и встрёпанным отражением.

Как ни странно, хотя и уставала я зверски, но мне всё это безумно нравилось. Я уже осмотрела своё жилище практически целиком, кроме запертых комнат. Собственно, заперты они были все. Но их оказалось много. Второй этаж порадовал внушительным количеством дверей, и я в который раз поразилось тому, насколько не соответствуют друг другу внешние размеры дома и внутренние.

Одним солнечным утром я решила освоить остальную территорию двора. Ключ от второго выхода обнаружился неожиданно и в довольно странном месте – в выдвижном ящике одного из шкафов в прихожей. И подошёл он к одной-единственной двери – той, которая вела из столовой на задний двор. Так что я вооружилась бейсболкой, солнечными очками, запихала в карманы широких камуфляжных штанов, в которых существовала последние дни, несколько леденцов и шоколадный батончик и пошла. Хотя это сильно сказано. Выбралась на заднее крыльцо, постояла, уныло оглядев запущенную территорию, и поняла, что мне срочно нужны газонокосилка, лопата, мотыга и мужчина, который бы всем этим работал. Ещё постояла и всё-таки пошла. Во вторую калитку в моем покосившемся заборе. Там должен быть лесок.

Открыла я калитку, шагнула за неё и застыла в растерянности. С чего это я вообще решила, что мой дом стоит последним? И вовсе даже нет. Передо мной расстилалась пустынная просёлочная дорога, чуть подальше – колодец под резным навесом, вдали – домики за заборами. Хм… Странно, на карте города Малый Вронский тупик совершенно точно заканчивался моим домом. Я же помню. А тут явно жилая часть города продолжается.

Пока я размышляла, на дороге показался пацан лет двенадцати, который тащил на верёвке вяло упирающегося худого пса. Пёс тащиться не желал, упирался лапами в землю, и пацан дёргал его за поводок, что-то сердито выговаривая. А животное печально оттявкивалось и с трудом волочило ноги. Поравнявшись со мной, мальчишка замедлил шаг. Затем совсем затормозил напротив, с интересом поглядывая на меня, и рывком притянул к себе бедную псину.

Молоденький тощий пёс имел неопределённый грязно-серый окрас, печальные гноящиеся глаза, шерсть в колтунах и тоскливый загнанный вид. У пацана, напротив, глаза были наглые и хитрые, ноги босые и грязные, а также всклокоченная шевелюра давно не мытых волос и потрёпанная одежда.

– Ты почто животинку казнишь? – задала я вопрос, сурово сведя брови.

– Ась? – Мальчишка сморгнул.

– Чего, говорю, животное мучаешь? – перевела я на более понятный язык. – Куда тащишь?

– Топить. – Он сплюнул через дырку в зубах.

– Что?! – вытаращилась я. – Спятил?

– А чё с ним ещё делать? Всё одно – сдохнет скоро. Да и вообще, нечего курей таскать. – Пёс печально взглянул на меня, на мальчишку и, воспользовавшись паузой, прилёг в пыль.

– Ну ты даёшь! – Я не знала, что возразить такой непосредственной логике. – А родители узнают, зад не надерут, что ты зверюгу мучаешь и топишь?

Собаку мне было жалко, и позволять его тащить и топить я, разумеется, не собиралась. Только пока не могла решить, что делать.

– Не-а, не надерут. Папка не скоро ещё приедет, а мамка с малыми занята. – Этот прохиндей снова сплюнул в пыль.

– И что, много курей стащил? – Я опустила глаза на животное.

– Да не, ни одной не успел, я его хворостиной огрел.

– Так топить тогда зачем? – приподняла я брови. – Не стащил же.

– Так это сейчас не успел, а завтра стащит. Шо ж я, цельными днями его караулить с хворостиной должен? – Мальчишка, искренне недоумевая, моргал на меня.

– Логично. – Я задумалась. – Тогда давай так, отдавай мне этого заморыша, я его накормлю, а он пусть мне двор охраняет.

– Сдурела, что ли? – вытаращился на меня мальчишка. – Ты ж его не удержишь! Он же это… Ну…

– А это мы ещё посмотрим, – хмыкнула я.

Я не сомневалась, что, если пса откормить и подлечить, он и сам не захочет от меня уходить. А собака мне и вправду не помешала бы. Всё же одна живу, мало ли какие лихие головы задумают навестить одинокую девушку в доме на отшибе.

– Не-а, не отдам. Лучше утоплю. – Малец прищурился, явно на что-то намекая.

– Ладно! – Я сделала вид, что думаю, хотя и так было ясно, что это наглое сельское дитятко торгуется. – Вот тебе вкуснятина и несколько леденцов. Возмещение ущерба, за неукраденных курей, заметь. А ты мне животное давай! – Вытащив из карманов штанов сладости, я вытянула их на одной ладони, а вторую демонстративно протянула к веревке.

– Эт чё? – Мой юный собеседник вытянул шею.

– Шоколад и конфеты. Гони животное, – прищелкнула я пальцами.

Дитя, по которому самому хворостина плакала, задумалось. Бочком подошло, одной рукой цапнуло сладости, второй сунуло мне конец верёвки и бегом сорвалось с места. Я только головой покачала. Ох и нравы у подрастающего поколения…

А несчастная собака с печальным и больным видом скорбно сидела у моих ног.

– Ну что, животное. Пошли уж, накормлю. Не всё ж тебе курей, тьфу ты, кур таскать у селян. – Я легонечко потянула за верёвку в сторону калитки.

Барбос не сопротивлялся, только грустно вздыхал, и мы пошли в дом. Кормить мне, откровенно говоря, его было нечем. Поэтому, беседуя с ним вслух на тему того, что я понятия не имею, чем надо кормить собак по-правильному, а потому пусть ест что дают, налила ему полную миску супа. Пес, решив, что ему тоже без разницы, как уж там по-правильному, всё съел. Ведь порция тёплого густого супа явно лучше, чем неукраденные куры?

Завершив свое несостоявшееся гуляние приобретением живности, я планы поменяла и села сортировать изразцы и складывать из них пазл. Всё равно нужно ведь это сделать? Вот и будем считать, что у меня выходной. Пазл складывался плохо, не люблю я это дело и не умею. И выходила картинка какая-то непонятная – не то карта, не то атлас. Но карта чего – понять я не могла. Или я что-то не так складываю, или это просто фантазийная картинка. Параллельно я вслух разговаривала с псом, который лёг ближе к двери и настороженно наблюдал за мной.

Перерыв я сделала через пару часов и предложила псу помыть его. Сильно настаивать я боялась: а ну как укусит? Делать потом уколы от бешенства мне совсем не хотелось. Пусть их делают сейчас не сорок, а всего три, но и этой радости нам не надо. Посему я разговаривала с псиной осторожно, вежливо, предлагая и ожидая её реакции, чтобы в случае несогласия не огрести. Предложение искупаться было принято благосклонно, так что, нагрев воды, я выкупала его в тазу во дворе. В процессе мытья на шее у барбоса обнаружилась скрученная серебристая проволока, которую я, аккуратно распутав, сняла. Быстро вытерла его тряпками и пустила сохнуть в кухню. Там, умирая от страха, что глупое животное вдруг меня укусит, и ласково заговаривая ему зубы, промыла гноящиеся глаза чаем и закапала капли. Так и прошёл день. Пёс вёл себя тихо, ел что даю, ложился где говорю, снова вытерпел манипуляции с глазами и вообще произвёл впечатление неглупого животного.

На ночь я сначала хотела отправить его спать на крыльцо, но потом пожалела и, прогулявшись с ним ненадолго за калиткой, оставила в доме. Пусть спит в холле – там пол деревянный, в любом случае лучше, чем на улице. Внимательно выслушав меня, пёс свернулся калачиком у двери в кухню, а я заняла своё место на раскладушке. С одной стороны, спать сегодня было не так страшно, как в прошлые ночи, – всё же живая душа рядом. С другой стороны, душу эту я сегодня видела впервые, и что там, в глубине этой бродячей собачьей души, одному богу ведомо. Не сожрал бы меня ночью… С этими оптимистичными мыслями я и заснула.

Проснулась ночью от собственного крика. Снилось мне перед этим что-то тягостное, неприятное, и, похоже, я во сне разговаривала. Фух… Встряхнув головой, решила попить воды. Резко опустив ноги с раскладушки, рывком встала. Только вот вместо коврика, постеленного на пол, я ощутила что-то живое и гладкое. Я заорала, «живое и гладкое» вскрикнуло и дёрнулось из-под моих ног. Остановиться я уже не могла и тоже дёрнулась. В итоге пролетела вперёд и приземлилась на четвереньки, а сзади кто-то сдавленно шипел и шебуршал.

– А-а-а, грабят! – С воплем я метнулась к стене и включила свет. Выругалась и прикрыла глаза рукой.

Глаза к свету сразу привыкнуть не могли, а потому, продолжая вопить, я закрыла их и потёрла. А со стороны раскладушки донеслись звуки – столь же радостные, что и мои собственные. Судя по всему, этому «живому» тоже не понравился резкий переход от темноты к яркому электрическому свету.

Наконец, проморгавшись, я присмотрелась к нарушителю моего ночного спокойствия и обомлела. Спрятавшись за раскладушку и высунув из-за неё голову и плечи, на меня смотрел парнишка лет шестнадцати на вид. Тёмно-русые, почти серые волосы были неаккуратно подстрижены и торчали во все стороны. Заспанные ошалевшие глаза, светло-карие, скорее, даже жёлтые, смотрели на меня не то в испуге, не то с осторожностью.

Грабитель! Как есть грабитель! Прознал, что живу тут одна, и вломился ночью. А-а-а, ещё и насильник! Ишь, уже и разделся! Вот я тебе сейчас покажу!!! Колония для несовершеннолетних по тебе плачет! Я бочком подобралась к плите и ухватилась за сковородку.

– А ну выходи! – Мои пальцы крепко сжимали ручку сковороды.

– Госпожа, не гневайтесь. – Грабитель выходить не торопился, а постарался, наоборот, поглубже спрятаться за мою постель. – Я не хотел вас испугать.

– Выходи, сказала! Выходи, а то хуже будет! – Что может быть хуже, я не знала. Но это не могло остановить мой праведный гнев. Страшно ведь!

– Госпожа, – проблеял тип и покраснел, – я не одет.

– Я вижу, извращенец! Выползай и натягивай штаны. Я не буду смотреть ниже пояса.

Юный несостоявшийся грабитель, извращенец и насильник мялся и выходить не спешил. А я начинала терять терпение. К тому же я тоже была не одета. Мало приятного стоять перед каким-то голым юнцом пуберта́тного периода[3] в микроскопической пижамке. Парень это тоже осознал и старательно отводил глаза.

– Госпожа, – выдал он наконец, – у меня нет одежды. Можно я в ваше одеяло закутаюсь?

Я мрачно кивнула. Один чёрт уже – всё равно не засну в ближайшее время, аж трясёт от испуга и возмущения. Парнишка замотался в моё одеяло и выполз. Оказался он тощим, довольно высоким и по-подростковому угловатым.

– Ну и? Кто такой? Что ты здесь искал?

– Госпожа…

– Да прекрати ты меня госпожой называть! – Я поморщилась. – Тоже мне, нашёл рабовладелицу. Пока мы с тобой тут разбираться будем, можешь меня по имени звать. Вика я.

– А я Тима́р, – поклонился он. – Госп… Вика, вы не бойтесь, я не собирался причинять вам вред. Просто смог наконец-то обернуться, когда вы проволоку серебряную сняли. Днём боялся напугать вас, вот ночью и… Но холодно было на полу, так я на коврике. Думал, что успею обратно в волка обернуться, пока вы не проснулись.

– Та-а-к… – У меня дрогнули руки.

Псих! Или это я уже псих. А если и нет, то к тому, чтобы стать неврастеничкой[4], весьма близка́.

– Что значит – обернулся? И при чём тут волк?

– Так это… – Он непонимающе взглянул на меня. – Оборотень я. Только застрял в звериной ипостаси, серебряная проволока не позволяла мне сменить облик.

Вот тут, честно скажу, у меня дрогнули и коленки тоже, а в голове нарисовались картинки из фильмов ужасов про оборотней и вурдалаков. Так и знала! Влипну я с этим домом и всей этой нереальной историей в какую-нибудь бредовую ситуацию. А в том, что она уже сейчас бредовая, у меня сомнений не было, так как я успела убедиться, что все окружающие видят мой дом совсем иначе, чем я. Для меня это грязное, но целое строение. Для всех прочих – о́стов без окон и с провалившейся крышей. Я как-то не удержалась и по-соседски поговорила об этом с дядей Мишей. Так вот, он мне описал то, что видит, и я содрогнулась. Причём не от страха, а от абсурдности ситуации. Вот и сейчас…

Я поверила Тимару. Сразу и безоговорочно. И в то, что он оборотень, и в то, что проволока была серебряная. Кстати, надо найти её и сохранить – чего добру пропадать. И в то, что никакого вреда он причинять мне не собирался, больно уж у него рожица была несчастная и смущённая.

– Вика, – позвал меня нелюдь, – можно я у вас останусь? Мне некуда идти, и одежды нет, я даже не могу в человеческом облике уйти от вас.

Я переступила босыми ногами на плитке. Холодно. Помедлив, поставила сковородку обратно и присела у столика в размышлениях. Оставлять парня здесь мне не хотелось. Но и прогнать его я не могла. По себе знаю, каково это, когда жить негде и не на что. И не оставь мне Эльвира Николаевна этот дом, я сейчас была бы в схожей ситуации. Отчасти, конечно. Всё же семья у меня есть. Но пришлось бы возвращаться к родителям в родной городок и снова жить на их средства.

– Да оставайся уж, – обреченно махнула я рукой. – Учти: захочешь покусать, голову оторву. Пока не знаю как, но точно оторву. – Я криво улыбнулась.

– Спасибо, госпо… Вика, – Тимар порывисто бросился ко мне, запутался ногами в одеяле и споткнулся. – Вы мне жизнь спасли, я теперь для вас… Да я всё что скажете!

Неуклюжий он какой-то, а ещё оборотень называется. Я только головой покачала.

– Да ладно, сочтёмся. Только учти: я с тобой нянькаться не собираюсь. Не будешь помогать по хозяйству, я тебя просто так содержать не стану.

– Да что вы, Вика. Я обязательно, вы только скажите что́, я многое умею! – Тимар замотал патлатой головой.

– Ладно, завтра, а сейчас надо всё же поспать. Одеяло можешь это забрать, я другим укроюсь. И ложись вон на тот диванчик. – Я кивнула на небольшой диван на резных ножках, стоящий за раскладушкой. – Только мою постель тащи сюда, я на этой половине лягу.

Пока Тимар послушно перетаскивал моё спальное место на кухонную часть, я накинула халат и сходила в прихожую. Были у меня там трикотажные чёрные спортивные штаны и футболка, оставшиеся от моего бывшего. Расстались мы с Лёшкой два года назад, и остались у меня от него только вот эти две забытые вещи. Так я их сюда и перевезла. Думала на тряпки пустить, но вот, пригодились. Да и одеяло мне второе нужно.

– Лови, – я кинула вещи Тимару, – штаны надень. Хватит голозадым тут расхаживать.

Он подхватил вещи, покраснев при этом как маков цвет. А я отвернулась, давая возможность ему одеться.

– Спасибо вам, Вика, – поблагодарил он через минуту.

Я оглядела это несуразное создание и вновь покачала головой. Одежда была велика ему на пару размеров и болталась как на вешалке. Хотя по росту штаны оказались впору. Хоть и тощий пацан, а высокий. У Лёшки рост сто восемьдесят сантиметров, значит, этот примерно такой же.

– Так. Для начала – обращаться ко мне можно на «ты». Остальное расскажешь завтра. Меня, как ты понимаешь, весьма интересует, что ты за фрукт и как тут очутился. Но сейчас я выслушивать твою душераздирающую историю не в состоянии. А вот с утра, уж будь любезен, поведай со всеми подробностями! – Тимар послушно кивнул. – Ладно, Тим, ложись. Сегодня перекантуйся так, а позднее придумаем, где тебе спать. – Он опять послушно кивнул, но остался стоять.

Я выключила свет, легла, и только тогда Тимар тоже завозился, пристраиваясь на диване. Ничего, перетерпит одну ночь. Наверное, я была неправа и следовало устроить ему допрос сейчас. Но мозг закипал и сотрудничать отказывался. Да и спать сильно хотелось. Так что потерплю до завтра. Но сковородку я положила у подушки.

Глава 3

БОМ!!! ХРЯСЬ!!!

– Великая матерь! – возглас фальцетом.

Я вскинулась, судорожно пытаясь очухаться ото сна и проморгаться. Голова соображать пока отказывалась, сфокусироваться тоже удалось не сразу, а когда всё-таки удалось…

– Ты чего подкрадываешься? – возмутилась я, глядя на Тимара.

А этот товарищ сидел на полу напротив раскладушки, держась одной рукой за лоб.

– Я не подкрадываюсь.

Нет, он ещё и возмущается. Вы посмотрите на него!

– А чего тогда?

– Я цветочки… Вон, – пацан кивнул куда-то в сторону, не отрывая руку от головы. – А ты сразу драться! – добавил он укоризненно.

Я посмотрела, куда он кивает, – возле моей подушки лежал маленький букетик из первых цветов. Перевела взгляд дальше. А дальше была моя ладонь, крепко сжимающая ручку сковородки. Гм… Смущённо глянула на Тимара, а он наконец оторвал пальцы ото лба, и я упала лицом в подушку, стараясь смеяться не слишком громко. Там у него наливался багрянцем огромный шишак.

– И ничего смешного, – недовольно пробурчал Тимар, а я чуть ли не рыдала.

– Ох… Тим, прости, пожалуйста. Я не специально. – Вытерев выступившие от смеха слёзы, я выпустила из рук своё страшное оружие. – Я же спала, а во сне что-то послышалось. Вот на рефлексах и сработала.

– Да я понял. – Он встал с пола и снова потёр лоб.

– Очень больно? Давай лёд приложим? А то вон шишка какая, и синяк будет. – Я смущённо улыбнулась.