Завидная невеста

Эмма запальчиво вздернула подбородок, и Рену стало немного жаль Гридли.

– Позвольте мне совершать свои собственные ошибки. В завещании указано мое имя, а не ваше. А теперь прошу извинить, я иду домой, мне нужно привести себя в порядок.

Подсаживая Эмму на лошадь, Рен мысленно ликовал. Как решительно она отделалась от сэра Артура Гридли, тем самым приведя его в бешенство. Быть может, он ожидал приглашения на чай? Скорее всего, нет, ведь Эмма не скрывает своей неприязни к нему. На чай она его, вероятно, вообще никогда не приглашала. Что-то за всем этим кроется – подобная антипатия не возникает в одну минуту.

Веселости у Рена поубавилось, когда дома Эмма проделала с ним тот же трюк, что и с Гридли. Сказала, что хочет принять ванну и поужинать в одиночестве у себя в комнате. Рен ведь не станет возражать, учитывая, каким долгим и трудным выдался день?

У него не было выбора, пришлось уступить ее желанию. Как же изящно она разыграла утонченную барышню! Наблюдать забавно, поверить невозможно, ведь он видел ее в действии. Женщина, владеющая собой так, как Эмма, едва ли станет отказываться от компании за ужином. Все же он притворился джентльменом и не стал с ней спорить. Домашние слуги Эммы проводили его в отведенные ему покои.

Переступив порог комнаты, Рен сразу сообразил, в чем заключалась хитрость. Плутовка Эмма не только отделалась от него, препоручив заботам слуг, но и загнала в самый дальний угол дома, однако пожаловаться Рену было не на что. Его ведь не на чердаке поселили, да и дом оказался не настолько большим, чтобы в нем можно было заблудиться. Тут было дело принципа.

Холостяцкие покои – garçonnière – были позаимствованным у французов новшеством, представляющим несколько просторных комнат, специально отводимых для неженатых сыновей хозяина дома. На первый взгляд подобный прием давал практическое решение проблемы размещения гостей мужского пола, но, по сути, идея заключалась в другом. Рен мог пользоваться отдельным входом, не беспокоя обитателей основной части дома и не сталкиваясь с ними. Рен подозревал, что именно последнее и было главной причиной того, что его здесь поселили.

Лакей Майкл предложил помочь распаковать вещи, но Рен отослал его. Ему требовалось побыть в одиночестве, чтобы как следует обдумать случившееся за день. Рен развязал шейный платок и снял жилет. Наедине с самим собой церемонии излишни.

Осознание своего одиночества накрыло его с головой, когда он раскладывал нижнее белье по ящикам комода. Впервые в жизни он оказался предоставленным самому себе, без семьи, друзей и титула, который здесь всего лишь пустой звук. Нет даже возможности для привычного проведения досуга. Дорого бы он дал за спокойный вечер в своем клубе и возможность посмеяться с Бенедиктом за стаканчиком бренди. Рен вытащил привезенные с собой личные вещи: доску для игры в нарды и письменный прибор. Нужно написать письмо семье, сообщить, что добрался благополучно. Он переставил мебель по своему вкусу, чтобы уютнее чувствовать себя в новой обстановке. Нравится Эмме Уорд или нет, он наложит на это место свой отпечаток и начнет со своих комнат.

Надо признать, не такого приема он ожидал. Эффект неожиданности сыграл ему на руку, лишив Эмму возможности спрятаться за помпезностью тщательно спланированной церемонии. Вынужденная действовать по обстоятельствам, она показала свое истинное лицо. Но и Рен был немало удивлен. Готовясь иметь дело с консорциумом дельцов, он никак не ожидал, что, помимо него, окажется всего один акционер. Он-то надеялся, что люди будут рады его приезду, возможно, испытают облегчение оттого, что с их плеч снимут тяжкую обязанность управления плантацией. Реальность оказалась иной. Эмма Уорд явно не горела желанием ни разделить с ним власть, ни расстаться с ней.

Рену стало интересно, что скрывает эта женщина. Доставая бритвенный прибор, он продумывал план атаки. Будь на месте Эммы другая женщина, он предпочел бы вести себя вежливо и обходительно, но с ней такая тактика имела бы катастрофические последствия.

С Эммой нужно обращаться строго и жестко. Он ведь видел, с каким неприкрытым презрением она обошлась с Артуром Гридли. Готова съесть его живьем за то, что он хотел выставить ее нежным созданием вроде цветка. Это позабавило Рена. Если Эмма и цветок, то из тех, что заманивают ничего не подозревающую добычу, а потом плотно смыкают лепестки и держат в плену, из которого невозможно улизнуть.

Скоро она поймет, что он не дурак и не намерен играть в ее игры. Плохими манерами его не испугать. Если Эмма Уорд решила, будто холодный прием заставит его собрать вещи и уехать, ее ждет сюрприз. Она понятия не имеет, какие перспективы поджидают его в Англии – этого даже Китт не знает, и ее холодная враждебность не идет ни в какое сравнение с благородной бедностью, грозящей поглотить его, если он не преуспеет на плантации. Его сестры останутся старыми девами за неимением хорошего приданого или будут вынуждены связать себя узами брака с сомнительными мужчинами, потому что никто другой не захочет взять их в жены. Поместье постепенно придет в упадок из-за нехватки средств, чтобы чинить крыши и заменить обветшавшую мебель, а арендаторы уедут в поисках более плодородных полей.

Благородная бедность – это смертный приговор с отсрочкой исполнения, но Рен не сдастся без боя. Он будет бороться изо всех сил ради блага своей семьи. Даже если бы он мог уехать из «Сахарной земли» – а он не может, – даже если бы его семья не зависела от его успеха здесь – а она зависит, – речь идет о пятидесяти одном проценте, о его будущем. Так что он останется из практических и принципиальных соображений.

«Рену Драйдену нечего здесь делать!» – решительно рассудила Эмма, погружаясь в пенную ванну. Однако, вспоминая, как Рен боролся с пожаром, она вынуждена была признать, что он хорошо потрудился. Даже слишком хорошо. Как прирожденный лидер, он выстроил людей в цепочку для тушения пламени и сам встал впереди, работая наравне с другими. «Возможно, испугался за сохранность своего пятидесяти одного процента», – подумала Эмма, намыливая руки. Люди прониклись к нему уважением. Она прочла это на их лицах, когда он отдавал приказы. Но ей совсем не нужен харизматичный мужчина, способный свести на нет долгие годы ее упорного труда.

Знай он правду, все бы здесь присвоил себе. Как бы ей хотелось нарисовать для него идиллическую картину и уверить, что ему можно возвращаться домой. Но, как назло, загорелся курятник, на пожарище обнаружилась кукла-обеа, и Гридли подлил масла в огонь своим жалостливым восклицанием «Бедняжка Эмма!», едва все окончательно не испортив. Если Драйден решит, что его инвестиции в опасности, она от него никогда не избавится. Он уже продемонстрировал недюжинные задатки защитника, способного при необходимости превратиться в воина, который станет бороться за то, что ему дорого.

Эмму вдруг охватил жар, не имеющий ничего общего с горячей водой в ванне. Этот мужчина сводит ее с ума. Даже во время пожара она ни на секунду не забывала о его присутствии. Она незаметно следила за ним взглядом, любовалась игрой мышц его рук, когда он, закатав рукава рубашки, передавал ведра с водой. Она отметила и испачканный сажей подбородок, и блеск в глазах, когда он выкрикивал приказы. А какие ощущения она испытала, когда скакала с ним на одной лошади, прислоняясь спиной к его груди!

То был очень чувственный опыт. Она сидела у него между бедрами, и ее ягодицы терлись о его пах. Драйдена их близость ничуть не смущала, наоборот, раскрепощала. Ему удобно в своем теле, он сознает его привлекательность и способен на многие подвиги, наверняка и в постели тоже.

Не следует позволять себе такие неподобающие мысли о госте, особенно если хочешь поскорее его спровадить. Эмма подозревала, что является не единственной женщиной, мечтающей оказаться в объятиях Рена Драйдена. Он из тех мужчин, кто способен одним взглядом и прикосновением спровоцировать самые жаркие фантазии.

«Он опасен!» – подсказывал ей внутренний голос. Особенно для женщины вроде нее, ценящей независимость и не желающей, чтобы ее опекали. Опека означает некий кокон, щит, который ей вовсе не требуется. Дай она слабину – и Рен Драйден подорвет ее устои лишь потому, что это в его силах. В интересах Эммы придерживаться раз и навсегда выбранной тактики – игнорировать его, когда возможно, и сопротивляться, когда игнорировать невозможно.

Тем временем нужно продолжать жить, как будто ничего особенного не случилось. Хоть бы работники вышли завтра для выжигания полей перед сбором урожая, как планировалось!

Выжигание полей! Эмма резко села в ванне, так что вода и пена выплеснулись на плиточный пол. Следовало сообщить Рену! Но теперь слишком поздно. Она ведь уже попрощалась с ним сегодня, и если решит пойти сейчас к нему, то ей придется прежде одеться. Не бегать же по дому в ночной сорочке! Рен может решить, что она пересмотрела свое отношение к нему, а это совсем не соответствует действительности. Рен Драйден подобен искре, которую лучше не тревожить, чтобы самой не сгореть в пламени.

Глава 4

Пожар! Рен поспешно вскочил с кровати, встревоженный страшным жаром, зловонием, слепящей дымовой завесой. Мозг отчаянно заработал. Тедди! Сестры! Нужно их спасать! Его охватила паника, он ощутил мощный выброс адреналина в кровь.

Он вскочил с кровати и в темноте налетел на ее ножку, пребольно ударив палец и разразившись проклятиями. За полуприкрытыми планками жалюзи плясали оранжевые языки пламени. Запах гари стал отчетливее. Так пахнут сжигаемые листья. Рен запаниковал еще сильнее, поняв, что он не в Англии. Тедди и сестры в безопасности, а вот поля…

Подняв жалюзи, он в ужасе уставился на представшую его глазам картину. На сей раз горел не курятник, а тростниковые поля. Его тростниковые поля! Огонь пожирает его богатство! Рену с трудом удалось подавить приступ паники. Он вспомнил все, что прочитал перед тем, как отправиться на плантацию. Этот пожар создан намеренно, как подготовительная ступень перед сбором урожая, так как необходимо выжечь листья и внешнюю восковую оболочку тростника для облегчения жатвы и обмолота.

Опершись руками о подоконник, Рен задышал глубоко и размеренно, избавляясь от последствий шока. Его семья на другом конце света в безопасности. И эти поля тоже. Все хорошо. Но паника его вполне понятна. Осознание происходящего ничуть не умаляет опасности огня и не уменьшает запаха гари. Рассветное небо почернело от клубов дыма, на фоне которых оранжевое пламя казалось особенно угрожающим. Нетрудно было воспринять пожар как новую угрозу, особенно если ты еще не вполне очнулся от беспокойного сна.

Возможно, на то и был сделан расчет? По зрелом размышлении Рен решил, что Эмме следовало бы предупредить его о выжигании полей, так же как и написать ему в Англию и ввести в курс дела. Она снова предпочла этого не делать, предоставив ему самому разбираться, что к чему.

Рен пришел в себя и сообразил, что полностью обнажен, поскольку предпочитал спать голым и не видел причин изменять своим привычкам в новом месте. Поддайся он панике и выскочи в таком виде за дверь, мисс Уорд ждал бы хорошенький сюрприз. Что ж, обнаженного сюрприза она так и не получит, а вот одетого скоро увидит. Нужно показать, как сильно она ошибается, полагая, что может выжигать поля, не поставив в известность совладельца, и подталкивая тем самым к роли глупого несведущего новичка.

Рен, не торопясь, натянул бриджи и чистую рубашку, потом сапоги и сюртук, чтобы ни у кого не создалось впечатления, будто он поспешно вскочил с постели и бросился спасать поля. Нужно показать Эмме, что он ничуть не запаниковал.

Выйдя из дома, Рен заметил горстку людей, собравшихся на краю поля, и зашагал к ним. Они стояли на безопасном расстоянии от пламени и спокойно наблюдали за его распространением, что подтвердило подозрения Рена: пожар организован намеренно. Все три головы повернулись при его приближении, и не все оказались мужскими. Разумеется, Эмма тоже здесь. Стоит между двумя мужчинами, волосы заплетены в косу, переброшенную через плечо, одета в мужские бриджи, рубашку, обута в высокие сапоги. Этот наряд отлично подчеркивает ее длинные ноги и высокую крепкую грудь, что ничуть не способствует укрощению его эрекции.

Бросив на Рена холодный взгляд, Эмма сообщила:

– Сегодня мы выжигаем поля.

Выжигаем поля, его кровь, его терпение. Не слишком ли много огня для одного утра?

Предпочтя проигнорировать исходящую от нее враждебность, Рен решил заострить внимание на выбранном ею местоимении.

– Мы? Странный выбор слова, учитывая, что меня вы не поставили в известность и оставили в постели.

Эмма покраснела:

– Я не оставляла вас в постели в том смысле, на который вы намекаете. У вас было тяжелое плавание, и я решила, что вам не помешает как следует отдохнуть. – С этими словами она повернулась к мужчинам: – Мистер Паулсен, Питер, позвольте представить вам мистера Ренфорда Драйдена, кузена Альберта Мерримора. Он прибыл вчера вечером. Мистер Драйден, это мой управляющий мистер Паулсен и полевой бригадир Питер, с которым вы уже встречались накануне.

Паулсен был высоким худощавым мужчиной с задубевшей от многолетнего пребывания на солнце кожей. Питер оказался мускулистым африканцем с фермы. Рен пожал мужчинам руки и попытался завязать дружеские отношения:

– Рад знакомству. В ближайшем будущем мы с вами обсудим состояние дел на плантации.

Это высказывание заставило Питера переступить с ноги на ногу и поспешно потупиться, а мистера Паулсена неуверенно кивнуть. Рен благосклонно отметил их преданность Эмме и нежелание предавать ее интересы. Но сопротивление есть сопротивление. Значит, они всего в шаге от противостояния. Решив склонить их на свою сторону, Рен с улыбкой пояснил:

– Я теперь главный акционер. Мисс Уорд, разумеется, станет оказывать мне всяческую поддержку, но не стоит забывать о смене курса. – Рен мрачно посмотрел на Эмму. – Теперь мы партнеры.

Партнеры, как же! Так и до диктатуры недолго докатиться! Скрестив руки на груди, Эмма мрачно взирала на окутанные дымом поля. Он хочет воевать, что ж, она не уступит. Это «партнерство» следует задушить в зародыше, но прежде им с Драйденом нужно вернуться в дом. Не станет же она ссориться с ним при свидетелях!

Она вовсе не была наивной и понимала, что борьба предстоит нешуточная. Последнее замечание Драйдена было предупреждением, и теперь он заставляет ее сделать ответный ход. Весь имеющийся у нее скудный запас терпения Эмма израсходовала за четыре месяца ожидания возможного прибытия Драйдена. И похоже, с ожиданием еще не покончено.

Эмма ждала окончания выжигания, вернее, того его этапа, когда дело можно будет препоручить в опытные руки мистера Паулсена, ждала, пока они с Драйденом шли к дому. Ждала во время позднего завтрака, ждала, пока он утолит голод яичницей и тостами с маслом.

Откусив от тоста, Рен посмотрел на нее, вопросительно изогнув бровь:

– Вы хотите мне что-то сказать?

– Нет, а вы мне? – Эмма глотнула кофе, надеясь усмирить охватившую ее злость. Пусть Драйден начнет первым.

– Я не сообщу вам ничего такого, чего бы вы прежде не знали. – Он пристально посмотрел ей в глаза. В его взгляде полыхало пламя. – Сегодня утром вы пытались выставить меня дураком, – ровным тоном произнес он. – Нам обоим это известно. Вы намеренно умолчали о выжигании полей.

Эмма призвала на помощь все свое хладнокровие.

– Я уже разделась, готовясь ко сну, к тому времени, как вспомнила об этом. – Эмма заранее отрепетировала эту фразу, но сейчас она показалась ей неубедительной, хуже того, провокационной, а Рен успел продемонстрировать ей склонность к двусмысленностям. Подобное замечание он точно без ответа не оставит.

– Вот как? – Его взгляд был серьезен, но на губах играла едва заметная улыбка, навевающая образы, слишком интимные для завтрака. Он раздевал ее взглядом, оставляя беззащитной перед его мыслями, впрочем, и перед ее мыслями тоже.

Эмма опустила взгляд.

– Не могла же я разгуливать по дому в ночной сорочке. – Своим замечанием она только сделала хуже, хотя обычно за словом в карман не лезла. Но не сегодня. Не с этим мужчиной.

– Я тоже готовился ко сну, – сухо ответил Рен. – И на мне не было даже сорочки. Если бы вы пришли, сочли бы себя чрезмерно одетой. – Его слова заставили ее резко вскинуть голову, на щеках появился предательский румянец. – Я сплю голым, Эмма. На случай, если вам интересно.

– Неинтересно, – отрезала Эмма. И солгала. Она в самом деле подумала об этом, и теперь воображение услужливо предложило ей образы обнаженного Рена Драйдена.

– Я вам больше скажу. Когда я проснулся, едва не выскочил в поле в чем мать родила. И кто бы тогда неловко себя почувствовал? Я, в стремлении спасать урожай, позабывший о том, что нужно одеться, или вы, не соизволившая меня предупредить?

Щеки Эммы пылали ярким пламенем, ее неотвязно преследовали соблазнительные видения обнаженного Рена.

– Полагаю, мы придаем безобидному эпизоду слишком большое значение. – Она постаралась произнести фразу ровным тоном. Покраснела она или нет, но не позволит ее допрашивать! И не допустит, чтобы он выставил себя героем, избавившим ее от весьма неловкой ситуации.

Рен пронзил ее проницательным взглядом.

– Эпизод-то, может, и безобидный, но, увы, не единственный. В прошлом… – он выдержал паузу и со щелчком открыл карманные часы, будто что-то подсчитывая, – не далее как восемнадцать часов назад, когда я только приехал, вы мне заявили, что я нежеланный гость. Но я все же здесь, и мы станем партнерами. Советую вам оставить попытки дискредитировать меня.

– Приношу извинения, если у вас создалось такое впечатление, – ответила Эмма, но в ее тоне не было ни нотки раскаяния.

К несчастью, Драйден оказался достойным противником, схватывающим все буквально на лету. Но она в этом ни за что не признается. Нужно придумать новый план. Простым игнорированием от Рена Драйдена отделаться не удастся.

Ее мозг яростно анализировал возможности, пытаясь придумать новую, куда более изощренную стратегию, которая обезоружит его, не вызвав подозрений. Раз уж он намерен остаться, нужно найти ему какое-то применение. Сумеет ли она сделать его своим союзником в борьбе с Гридли? Вчера он ее поддержал не задумываясь.

Эмма посмотрела на Рена, понимая, что и он ее изучает, ожидая, что она примет его условия партнерства. Он небезразличен к ее чарам и отлично знает, какое воздействие производят его глаза и провокационные речи. Мужчина не станет играть в подобные игры с женщиной, к которой не испытывает влечения. Эмма привыкла к взглядам мужчин вроде Артура Гридли и Томпсона Ханта. Они постоянно крутились поблизости, полагая, что знают, как ею управлять для достижения своих целей.

Возможно, и уверенность Драйдена может обернуться против него. Но как это сделать? Не заключить ли временное перемирие до тех пор, пока она не придумает какой-нибудь план?

Эмма протянула руку через стол, притворяясь, что делает это с неохотой. Сыграть нужно убедительно. Едва ли Рен Драйден обрадуется быстрой и безоговорочной капитуляции.

– Что ж, хорошо. Похоже, у меня нет выбора, поэтому придется согласиться на деловое партнерство.

Она будет придерживаться партнерских отношений до тех пор, пока ей это выгодно. Ее следующий шаг должен стать более успешным. Первоначальная стратегия, основанная на ложных соображениях о личности Рена Драйдена, не сработала, и теперь ей требуется время, чтобы придумать новую. Достигнутое между ними соглашение дарит ей это время, и на сей раз она точно преуспеет. Второй такой шанс ей не представится.

Рен отпустил руку Эммы, не сводя глаз с ее лица.

– А не скрепить ли нам договор экскурсией по плантации? Я хочу как можно скорее войти в курс дела.

У Эммы по спине пробежала искра восторга – совершенно нежелательная реакция! У нее создалось впечатление, что Драйден вовсе не плантацию имеет в виду. Пульс ее участился, невзирая на крики разума о том, что это всего лишь игра. Пусть Рен флиртует сколько душе угодно, главная здесь она, и так будет и впредь. Все же она предпочла бы разыграть эту партию максимально спокойно.

– Я распоряжусь, чтобы Питер или мистер Паулсен все вам показали. – Целое утро она упражнялась с ним в остроумии, теперь решила отступить в сторону. Ей требуется время для планирования.

Эмма поднялась, намереваясь уйти, но Рен ее опередил. Поспешно поднявшись, он встал между ней и дверью, отрезав ей путь к отступлению.

– Не сомневаюсь в их компетентности, но все же предпочел бы вас. Можем пойти прямо сейчас. – Он развел руками, со смехом демонстрируя свой костюм для верховой езды. – К счастью, я одет должным образом, и вы тоже. – Он улыбнулся ей заговорщической улыбкой. – Ни один из нас не в ночной сорочке, так что больше никаких отговорок.

Эмме пришлось признать поражение. Он ее перехитрил, и ей не удастся с легкостью отделаться от него, как накануне, препоручив заботам слуг. Она натужно улыбнулась. Он провел эту партию так грамотно, что ей не остается ничего другого, как капитулировать.

– Что ж, хорошо, распоряжусь подать лошадей.

Он довольно улыбнулся:

– Нет необходимости, я уже это сделал. Велел груму подготовить их.

Не вашему груму, а просто груму. Это замечание таило в себе напоминание о том, что «Сахарная земля» не только ее, но и его собственность тоже. Их двоих.

Сделав вид, что не обратила внимания на его реплику, Эмма вместе с ним направилась к подъездной аллее. Придется вырабатывать привычку делиться. Необходимо полностью пересмотреть свое к нему отношение и не воспринимать его как человека, вмешивающегося не в свое дело, который находится здесь только благодаря посмертной благосклонности Мерри. Ей придется быть сильной, в противном случае Рен сочтет ее бесхребетной и попытается обернуть это себе во благо.

Лошади и в самом деле ожидали возле дома, и Рен легко подсадил Эмму в седло. Поправив стремена на ее лошади, он еще раз проверил подпругу. Эмма решила, что он так поступает либо из-за чрезмерной галантности, либо из-за привычки все всегда контролировать. Отдав предпочтение второму умозаключению, она заметила, бросив на него косой взгляд:

– Предупреждаю, Рен Драйден, я не люблю высокомерных мужчин.

Еще раз потянув за стремя, Рен поднял голову. В его голубых глазах плясали веселые искры.

– А я предупреждаю, что не люблю женщин-интриганок. Поэтому, как мне кажется, мы в расчете.

Он одним движением забросил свое атлетическое тело в седло, при этом его ступни безошибочно вошли в стремена, а бедра сжали бока гнедого жеребца, которого Мерри купил у возвращающегося в Англию офицера. Эмму обдало волной жара при воспоминании о том, как вчера Рен обнимал ее, когда они скакали верхом.

– Вы неплохой наездник, – заметила Эмма, огибая дом, чтобы начать обещанную экскурсию по плантации.

– Да, мне нравится верховая езда. Конюшня – это особая гордость нашей семьи. Мы все выросли в седле, – весело отозвался Рен, поравнявшись с лошадью Эммы. Дорога расширилась, позволив им скакать бок о бок.

– У вас большая семья? – Судя по всему, так и есть, хотя Эмме трудно было представить, чтобы у Рена имелись братья или сестры. Она-то ожидала прибытия пожилого человека практически без родственных связей.

– В общем, да, хотя и не такая большая, как у некоторых других, – отозвался Рен. – У меня две младшие сестры и брат. А у вас?

Эмма покачала головой:

– Я и родителей-то своих почти не знала, какие уж тут братья и сестры. Мы жили вдвоем с отцом. Он был военным, поэтому приходилось часто переезжать.

– Как это, наверное, было увлекательно! – воскликнул Рен, не сводя с нее глаз.

Подобное внимание и льстило ей, и смущало. Эмма думала, что они поболтают о пустяках, но все оказалось куда более серьезно. Что это – вежливое любопытство или искренний интерес с его стороны? Или, что еще хуже, попытка соблазнить? Возможно, он только притворяется милым, как тогда за завтраком? Обычно подобным образом люди ведут себя, рассчитывая что-то получить. Если Рен намерен завладеть плантацией, он будет не первым, кто попытался, и не первым, кто потерпел поражение.

И тут соблазнение, если именно оно у него на уме, становится опасным. Нужно проявлять достаточно осторожности и не забыть о том, что это всего лишь игра, каким бы привлекательным происходящее ни казалось. Незачем облегчать Рену задачу. Но и неприступную крепость из себя она разыгрывать не станет. Сопротивление убедит его, что она по-прежнему недовольна его приездом. Нельзя, однако, допустить, чтобы ситуация зашла слишком далеко.

Усилием воли Эмма отогнала неприятные мысли. Незачем давать волю фантазии и убеждать себя, что Рена интересует что-то еще, помимо его пятидесяти одного процента.

– Мне было одиноко. Карьера забирала у отца все силы, и он жил ею. А мне хотелось стабильности, нормального дома и друзей, необходимость постоянно переезжать с места на место я воспринимала как тяжкое бремя. После смерти отца мне не на кого было опереться.