bannerbanner
Верлибры и иное. Книга стихотворений
Верлибры и иное. Книга стихотворений

Полная версия

Верлибры и иное. Книга стихотворений

Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля

Юрий Орлицкий

Верлибры и иное


Юрий Борисович Орлицкий родился 8 июля 1952 г. в Челябинске-40. Закончил Куйбышевский государственный университет, доктор филологических наук, профессор, главный редактор научно-информационного издания «Вестник гуманитарной науки» (Москва, РГГУ).

До 1996 г. жил в Куйбышеве/Самаре, работал в областной юношеской библиотеке, областных и городских газетах, ДК города, центре культуры «Волга». Основатель клуба «Поэзия», Клуба читательской интеллигенции при областной библиотеке и «Поэтического ринга». Организатор и участник 16 фестивалей русского свободного стиха, Почётный президент Всемирной ассоциации любящих Изабеллу.

Как поэт печатался в «Антологии русского верлибра», альманахах и коллективных сборниках «День поэзии» (Москва), «Поэзия», «Стрелец», «Своим путем», «Речитатив», «Время «Ч», «Вчера, сегодня, завтра русского верлибра», «Коломенский альманах», «Итоги века», «Легко быть искренним», «Самое выгодное занятие», «По непрочному воздуху», «Перелом ангела», «Акт», «Черновик», журналах «Арион», «Футурум-арт», «Литературное обозрение», «Аутодафе»; переводил Т. Элиота, Э. Паунда, других американских поэтов.

Автор четырех стихотворных книг.

Юрий Орлицкий еще в смутные для верлибра времена был для него первым собирателем, этаким Иваном Калитой русского верлибра. И если Владимира Бурича считать основателем московской школы, Геннадия Алексеева – ленинградской (петербургской), то Орлицкого можно поставить во главе куйбышевской (самарской) школы свободного стиха.

Если Бурич внес в русский верлибр некоторые черты современного польского стиха, мне приписывали следование брехтовской традиции, то у Орлицкого в собственной практике заметно творческое переосмысление англоязычной (прежде всего американской) современной поэзии.

Вячеслав Куприянов

В свою большую синтетическую вещь «Больной скорее мертв, чем жив», которую лишь условно можно считать поэмой, Юрий Орлиц-кий включает и верлибры, и конвенциональные стихи, и отрывок из инструкции по использованию огнетушителя, и объявления, и сноски, и даже текст на немецком языке. Я бы рискнул назвать это произведение сверхповестью (Велимир Хлебников, кстати, тоже мелькает среди прочих персонажей, введенных автором в сей трагикомический скетч), выполненной в «смешанной технике», по терминологии А. Очеретянского. Мне кажется, подобные полифонические и полисемантические тексты Орлицкому прекрасно удаются; к тому же являются – в лучшем смысле – современными и актуальными.

Что же касается «обычных» стихотворений Юрия Орлицкого, то наибольший интерес представляют все же именно верлибры, как самая органичная и естественная для поэта форма (сказанное вовсе не означает, что у Орлицкого нет замечательных рифмованных стихов или они удаются ему в меньшей степени, чем свободные стихи; дело тут, возможно, во вкусе и личных предпочтениях пишущего эти строки).

Если бы мне сказали: «Назовите основное качество стихотворений Орлицкого, что их отличает», я бы ответил коротко – лиричность, хотя (в скобках) заметил бы, что им свойственны и афористичность, и парадоксальность, и лаконичность, и точность, и простота; и без труда привел бы в доказательство десятки примеров.

Арсен Мирзаев

Среди мастеров современного верлибра Юрий Орлицкий занимает особое место. Известно, что в становлении каждого инновационного типа письма (а именно таков был свободный стих для официально допущенной советской культуры) практики подчас есть одновременно и теоретики, и идеологи. В русском верлибре было несколько таких фигур, но, пожалуй, только Орлицкий смог, не смешивая работу правого и левого полушарий, в равной степени осуществиться и как практик-объективист, и как максимально субъективный, более того, подчеркнуто обращающийся к интимным, неуловимым переживаниям, движениям души, мимолетным размышлениям тонкий лирик.

Данила Давыдов

Поэзия суть одно из наиболее интуитивнейших дел человеческих, интеллектуал в ней всегда под подозрением. Игровое начало с трудом уживается с исследовательским, они – те же «лед и пламень», но когда же им все-таки удается сойтись вместе, на пересечении возникают изысканные образцы философской лирики. Можно вспомнить Элиота, Паунда или Вячеслава Иванова. Хотя временами и мэтрам приходилось поступаться чем-либо из своего арсенала ради обретения чистоты и точности лирического высказывания. К счастью, известному специалисту по современному свободному стиху Юрию Орлицкому удается без особенного для себя ущерба избегать сциллы неискушенности и харибды наукообразия. …

Ряд текстов имеет отпечаток сдержанной, суховатой исповедальности, филологическое в них «состязается» с философским, и на основе такого «соперничества» рождается нечто афористически выверенное и запоминающееся.

Станислав Шуляк

Поэзия Юрия Борисовича Орлицкого представляет собой пазл, собранный из крошечных, но самодостаточных фрагментов. Из коллизий этих фрагментов, из неловкого скрежетания, которую они издают при сопоставлении, получается пестрая, противоречивая, обаятельная, порой внушающая хорошо известный страх мозаика.

Она же – обычный мир, рассмотренный через лупу собирателя слов, отменно знающего каждую детальку своего собрания, и видящего в ней то, что неопытному глазу неведомо, недоступно.

Массимо Маурицио

Текст Орлицкого пребывает в пространстве, где «поэтическое» и «актуальное» попеременно высказались и исчерпали свой тезис и антитезис таким образом, что отчетливо проартикулированное оказывается не отброшенным, но снятым, как бы единым со сказанным мимоходом.

И вот: разговор ведется уже о более серьезных вещах и более подходящим для этого тоном.

И еще одно: удивительная достоверность интонации родившегося в пятидесятые…

Сергей Завьялов

Верлибры

«мои стихи…»

мои стихиотчаянно мечутсяв переходах метров переполненных автобусахна платформах электричекпотом они успокаиваютсяи ложатся на обрывки бумагии в дорожные блокнотыв залах библиотекв жарко натопленных вагонахмчащихся на Востокна экран мониторав третьем часу ночиа потом снованачинают отчаянно метатьсяв тесных подвалах Питерана дружеских вечеринкахза стаканом винанадеюсьи еще где-то…

For no one

Кто тут у вас гдеКто при чемКто почемуНикого тут нетНикто ни при чемИ нечего тутЗакройте дверь пожалуйста, не мешайте работатьДевочка грызет печеньеИ сочиняет хайкуНИ ДЛЯ КОГО

«Все тише поют птицы…»

Все тише поют птицыВсе наглее кричит воронаВсех уже перебилаИли кто-то ещеОстался в живых?КончаетсяЛето

«Жаркое лето…»

Жаркое лето.Душит духами соседка в автобусеЗакатывают в дымящийся асфальт духи городаНе спасти ни душиНи тела

«Жизнь без стихов…»

Жизнь без стиховБесконечные коридоры днейБеспробудная пустотаНочи31.12.2000

«Противоестественность…»

ПротивоестественностьСанкт-Петербурга —КонгломератаМетрополитенаИ пролетариатаПротивоестественностьМосковского представления о томЧто это противоестественноЕстествоТравыИ листвыИ тамИ тут

Лето

жараобостряет запахичерез окно вагонасменяя друг другадолетают ароматыпарной водызеленеющего лесагорящей помойкиптицефабрикисероводородаутромвсе как одинвыстраиваются в коридореи смотрят сквозь пролеты мостана спокойную голубую Волгуа накануне вечеромбыла предзакатная Потьмащелкающие семечки девки с пирожкамидети с кульками черникимилиционер с мобильникомобнимающий за плечидевчонку в красной кофтемедленно уводя ее в лесза сельмагомлето…

Читая «Время «Ч»

1чистые руки —до первой капликровипотом – не отмоешьи не отмолишьникакойцарскойводкойдаже слезинкой ребенка2самая-пресамая политика —не замечать их политикине спорить и не соглашатьсяс ниминапример,отнимать у цветка аромати возвращать обратноне замечаячто это —аромат кровивот за это они тебясамым первыми уроют(как они говоряту себя там).20.2.2001

«Набираешь “100”…»

Набираешь «100»И слушаешьКак в трубке шуршитВремяЧерез минутуЕму дают отбойИ оно умирает

«Разбегается по лысым холмам…»

Разбегается по лысым холмамогненная шкура драконаВ такие ночи умираютв своих одиноких домахбольныеКак удар огненного хвостакороток путь от эпиграфа к эпикризуЗаверни в фуросики печаль,отнеси в далекие горыоставленной умирать материТолько сам не умрипо дороге…

Латвия, 1989

Голубое, высокое небо над утренней                                          Латвией,Розовые и гладкие – словно пенки на                                         молоке —     облака          над весенней Латвией,Светлы и тихи озера,          а под нимиЗвенят в прозрачном воздухе утра          струны березНо:Темна вода в придорожных          болотцах,Словно раненые, стоят над ними          холмыПрошлогодней травой обгоревшей          покрытые,Снег не растаявшийЛежит островкамиВ звонком          лесу…

Сон и я

во снеслетать в будущеечтобы увидетькогда и какумрутмать и отецчтобы сразу забыть это,но долго потом испытыватьбесполезную,щемящую нежностьк нимпотомможно навести справкии о себе…

«первая рубашка…»

Надо готовиться к смерти…Д. Самойловпервая рубашка —розоваяили голубаяпоследняя,говорят, —белаяесли сможете,назовите еще два оттенкахотя бы…

«светлая ниточка на одежде…»

светлая ниточка на одеждеозначаетсветловолосого ухажератемная —темноволосогоа без-волосого?..

«Почему лукавил…»

Ах, она мне здесьна земле нужнаИз письма Тютчева по поводу смерти ДенисьевойПочему лукавиллучший русский поэт,переходя на фальшивый в его устахкольцовский ритм(это и выдает) —сочиняя это письмодля своего шестого томаи, наверное, думаяпри этом:«А зачем – нужна?..»шелестит листами старость,общая для всех,скучная,как стихи восемнадцатилетних…

Про ударение

Чудны дела твои, ГосподиЧу́дныИли чудны́?Чу́дны дела твои:Столькими чудесами украсилИ ежедневно украшаешьТы мир…Чудны́ дела твои:Не устаю удивлятьсяКак странно, как чудно́Устроил ты этот мирЧудны дела твои ГосподиЧу́дныИ чудны́

«Приближенье последней зимы…»

Приближенье последней зимы.Ослепительно черная собакаНа пестром снегуЗа грязным окном вагонаУтромКез,Кажется(Такая станция,На пути в Пермь)СерединаНоября…

Московская география–2

в центре Москвы – офисы, банки, магазины, музеи.дальше по радиусу – заводы, ярмарки, склады,еще дальше – больницы, больницы, больницы…кладбища,парки,поля…

«Люблю себя…»

Люблю себяПотому что узнаю в себето матьто отцато дедадаже бабушку,с которыми рос.и которых продолжаю любитьКаково живется тем,кто ненавидит своих близких?

«“Голубке Машеньке”…»

«Голубке Машеньке» —надпись на книгегде ты теперь, Машенька —только голос в телефоне осталсястихов не пишешькнигалежит у меня на столе.

«поздно вечером…»

поздно вечеромвозвращаюсь домой в метрочитаю стихи —свежий кузьминский «Воздух»справа – свирепый бритый мужикслева – миролюбивая на вид теткачитает не то порнуху не то ужастикскладываю журнал в потертый рюкзачок —доехать бы живымдо дома…

«в московском метро…»

в московском метропахнет сытно:пирогамипивоминогда даже коньякомв питерскомне пахнет ничемчисто и пустохорошо читатьи думать

Краткий путеводитель по литературным музеям Санкт-Петербурга

Дом Блокапостоянно зябнетот дыхания близкого заливаВ доме Ахматовойвечно толкутся молодые поэтыи немолодые тожеСобираясь в дом Набоковаприходится брать на прокатфрак или хотя бы смокингДом ТургеневаВсегда полный гостейВсе равно стоит где-то на отшибеТак и видишь беднягу Некрасовастоящим на балконеаккурат напротив парадного подъездаподышит – пойдет гулятьна СеннуюМузей Державина(вид с Фонтанки)Тут все так спокойно и неторопливоNoblesse oblige, понимаете,вельможный век…Музей-квартира Бродского(ИИ, а не ИА)Если бы это был музей этого Бродского, а не того, я бы сказал так:Искуснику БродскомуСамое место на площади ИскусствВпрочем, искусственнику тоже

Май в Петербурге

Диме Григорьеву

Насквозь промокшаяпачка газет на поребрикемай в Питере

Сереже Смолякову

Прямо на глазахтемнеет травапод майским дождем

Арсену Мирзаеву

Невидимый ветерКачает ветви за окномшевелит занавески

«Тихая вода…»

Тихая водаБелая песчаная колея вдоль лесаТихая земляСквозь деревьяТемно-розовым пожаромВечернее небоТихая водаТихая земля —КладбищеНа опушке лес под березамиТихие березыТихая водаТихий поселокДесять вечера —И ни одного огонька в окнахТолько инвалид на коляскеПереезжает с протянутой рукойОт машины к машинеНа тихом железнодорожном переездеТолько утромСумеет он купить на выпрошенные деньгиСвою дежурную бутылкуВ этом сонном поселкеОгонь уже прямо здесь, в окнахТихого станционного домикаПоезд медленно тормозитИ останавливается прямо напротивОтраженного в мутном стеклеКрасного шараИнтересноКак переводится с мордовского на русскийПотьмаНе тихая ли вода?

«Черный жук чемодана…»

Черный жук чемоданаНапрягся, готовый взлететьЛето настало

«Когда они живут, эти люди?..»

Когда они живут, эти люди?Вечеромво всем поселкени огонькаУтромна улицах и перронахни душитолько собаки и курыНеужели именно такtransitчеловеческаяслишком человеческаяжизнь?

В метро

look at all the lonely people

Две оранжевые женщины                                 сильно за сорокМедленно ползут по эскалатору                          с мокрыми тряпками в рукахКак любимого мужчину                         обнимая каждый фонарь

«боюсь огня…»

посвящается Ч. Дарвину

боюсь огня —шага,сделанного древним человеком                                                   к кострудо сих порне повторилбоюсь воды —на отчаянный прыжоксовершенный на берегобезумевшей рыбойуже решилсяно больше всегобоюсь людейособенно техчто прошлиогонь и воды

«Не спи на закате…»

Не спи на закате,Пожалуйста, не спи!Понимаю, поезд так укачивает,Ночь позади бессонная,Дорога впереди долгая.Все равно, постарайся, не спи —В этом сне,Одновременно тревожном и сладком,Многие остаются навсегда,Забывая проснуться.За моим окном —Сонная станция Уре́нь (или У́рень)Вся залитая закатным летним солнцемСерые старые домикиПыльный газикЦветущие яблониПожалуйста, не спи на закате —А не то превратишьсяНе в Урень, так в Урень

«Ты всегда…»

Ты всегдаПрибегаешь откуда-то сверхуСначала слышится торопливый топот твоих туфелекА потом появляешься и тыКаждый раз растерянно улыбаясьЭто происходитПримерно один разКаждые три годаИ мы идем пить чайВ вашу убогую обеденную комнатенку в полуподвалеРазговаривая под удивленными взглядами новых сотрудниц —Как будто расстались только вчера.Наверное,Только такой она и бываетЛюбовь.

Город нелюбви

1В этом городеживут некрасивые девушкии озабоченные женщиныиз них мало ктоумеет улыбатьсяпочти никтоне любит мужчиндаже своихдаже тех,с кем они по-детскидержатся за рукипод столиком в рестораненикто не целуетсяна улицекак будто здесь всегда осеньдаже веснойи бабьим летомкак сегодня2Третья столицазвучит примерно так жекак третья молодостьили третья свежестьпроплываютза дождливым стекломчужие посторонние лицадругаятретья жизнь3в конце гастрономического журнала столпомещены ценына временное жильев этом городетрудно понятьчто пугает большевозможный ночлег за 250 рублейв одной из 54 комнатА-класс отеляна улице Шаумянаили цифра 69.950против Атриум палас отеляна Куйбышева…

«…Слова спасителя нашего…»

…Слова спасителя нашего,сказанные им на нашем кресте,сделанном из нашего лучшего, отборного дереванашими лучшими мастерамив известной на всю страну мастерской                                         по производству крестовс применением наших новейших технологий(особенно хотелось бы отметитьвысочайшее качествонаших гвоздей, копий и губок)…Отче, на кого ты меня оставил…(и что, спрашивается, его опять не устраивает?)

Ночная музыка

Скрипят воротаИлиКричит птицаШагиИлиШум трамваяКто-то проводит смычкомПо натянутымструнамТишины.

«…Особенно зимой…»

…Особенно зимой,когда незнакомый ночной городтак неприветлив и холоден,а он одинвыходит вдруг из трамваяна необъявленной водителемостановкевсегда боишься за него,не зная,куда же он идет,этот чужой человек…

«Природа дала мне речь…»

Природа дала мне речь,Чтобы яНаучился молчать.Дала мне слух —Понимать тишину.Дала руку —Спокойно лежатьНа твоем сердце.

«Твои пальцы…»

Твои пальцыМечтаютО клавишах фортепиано.РукаНапряженно дышит,Лежа на желтом столе.

«Ты уходишь…»

Ты уходишь.Твои шаги гаснут       в ступенях лестницы.Твое лицо      растворяется в черной вечерней улице.Твое тело      становится черной точкой          в блестящей черной воде             зимнего неба.И только потомУходит твой голос.Сказавший: «Нет».

«Нет музыки…»

Нет музыки.А городПахнет дождем —Запах,Знакомый с детства,Которого уже не помнишь.В черномБлестящем городеНадрываетсяПоследний осенний грач.Нет музыки.

«Люди думают…»

Люди думают,Что,ЗаглядываяВ их окна,Я хочу видетьИх лица.Мне жеПросто необходимо зеркало.Чтобы причесаться.

Фолкнер

Могильная плитаИли ладонь матери?Серая книга,Которую яТолько что прочитал.Единственный собеседникЗа двадцать с лишним летНепрерывной дневной болтовни

«Я никогда не удивлялся…»

Я никогда не удивлялсяШуму прибояВ морской раковине.Я привык слушать,Как шумит пустой городНочью.

Комментарий переводчика

О многом задумываешься,Листая большой англо-русский словарь:А что,если вовсе не случайноодними и теми же                       словамиобозначены здесьдевственность и незрелость;смысл и чувство;власть и сила?..

«Старые письма…»

Старые письмаОбжигают пальцы.Старые фотографииСжигают глаза.Когда-нибудьЯ пойду по землеСлепойИ безрукий.

«Полуразрушенная…»

ПолуразрушеннаяМраморная плитаваляется на свалке.Из длинной надписина ободранном бокуодно слово осталось«забвения»…Наверное,это о том,что егонет!

«О ночь!..»

О ночь!..Горячей щекой,Прислоняюсь к стенеИ жду…

«Ты живешь около вокзала…»

Ты живешь около вокзалаИ каждую ночь слышишь,как уходятПоездаПод моими окнамиРедко-редкоШелестят полночные шагиИ шины.Между нами —Пять остановок трамвая.Так и живем с тобойВ разных концахНочи.

«Черный троллейбус…»

Черный троллейбусСтоит, наклонившись,на обочиненочной дороги.Пусть тебе никогдане будеттак одиноко.

«умер…»

умерБуричабсолютно бессмертнымказалсяи вдруг:умерна сколько тысяч отсековпотопляемее сталонаше судно

Зеленый лист

(Мотив Луиса Жуковского)Этому зеленому листуСуждено пережить зиму:Он надежно укрыт от ветраСтарой каменной стенойИ другими листьями,Растущими ближе к ветру.Этот лист переживет холода,Но он никогда в жизниНе будет так близокК библейски-черному небуИ желтому кулаку солнца,Как его братья,Которым суждено умереть.Может быть,Он еще поймет этоЗимой?..

«Беззаботной птицей поет Вивальди…»

Беззаботной птицей поет ВивальдиВ деревянной клетке органа:Весна, Лето, Осень, Зима, Весна…

Перевод инструкции

PLAYпо-английски – «игра»по-русски – «рабочий ход»это вопиющее несоответствиелучше не комментироватьпрежде всегоиз соображенияличной безопасностиRECORDабсолютно красная кнопка:нажмешь ненароком —и сотрешь из памятипять лучших лет жизниа не нажмешь —все равножизнь станет корочена записьPAUSEостанавливает мгновениеспустя несколько секундначинает раздраженно комкать пленкуи портить изображение и звукFAST FORWARDс помощью этой кнопкиможно перемотать жизнь до концаи увидеть финальные титры —тут главноени вчитываться в фамилиикак струну натягивает капрон ракордаREWINDлюбимая кнопка:кому не приятнопробежаться по прошломуостанавливаясь на самых приятных минутахувеличивая и смакуяи каждый раз убеждаясьчто все было совсем не такне тамне с теми…STOPэту кнопкунеобходимо нажатьв самом концено когда включишься сноваименно над нейбудет гореть индикаторEJECTобычно совмещен с кнопкой STOPвыбрасывает кассетукоторая в эту минутучто-то грустно напоминаетсвоей продолговатостью и прямоугольностью…Говорятбывают и другие кнопки

«Стать вон той ослепительно белой фигуркой…»

Стать вон той ослепительно белой фигуркой

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Конец ознакомительного фрагмента
Купить и скачать всю книгу