Каменские элегии. Изборник

Юрий Казарин

Каменские эллегии Изборник

«Каменские элегии» – некий абсолютный метафизический «запредел» – страшный и благостный одновременно, когда емкость, плотность, густота поэтического образа оборачивается такой разряженностью интонации, «голосового воздуха», что при чтении (я бы даже сказал – при вдыхании текста) буквально перехватывает горло. Проще говоря, в «Элегиях» мы сталкиваемся с чистым «веществом поэзии», с таинственной и чудесной ее субстанцией – отфильтрованной от всего поверхностного, наносного, тленного.

Константин Комаров (журнал «Урал»)

Стоицизм, с которым этот поэт встает вплотную к тому, от чего поэзией обычно защищаются, восхищает. Поэтический дар здесь – не щит Ахилла, но микро- и телескоп для беспримерного исследования, по ходу которого выдаются теоремы с доказательствами всего сущего и кажущегося, а то и с неожиданными обнаружениями…

Анна Кузнецова (журнал «Арион»)

Мир «Каменских элегий» – мир «ужаса красоты», мир Вальсингама, стоящего у «самой бездны на краю», мир «бездны воздуха».

Татьяна Снигирева (из книги о Ю. Казарине)

Стихотворения Юрия Казарина не современны. Ошеломляющая видимость внутреннего при известной простоте (даже однообразии) его поэтического языка – это и его заслуга, и его одиночество. Точно так «наивная» икона, писанная румынским богомазом на стекле, утверждает в нас большую глубину, чем бесконечные мадонны классического искусства.

Владимир Титов (журнал «Сибирские огни»)

Утверждаю со всей ответственностью: Юрий Казарин есть Большой Поэт. Даже странно: такого уровня работы должны звучать во всем ареале русской поэзии, а знаем их главным образом мы, литературные люди на Среднем Урале. Может быть, такой изворот судьбы не случаен. Может быть, поэзия Казарина испытывается молчанием, отлеживается про запас, чтобы потом оказаться востребованной – потом, когда без таких стихов, устанавливающих связи между коренными категориями человеческого бытия, станет уже невозможно жить и дышать.

Ольга Славникова (писатель)

Поэзия Казарина, в сущности, созерцательная, и казаринская мощная, порой мрачноватая энергия вернее всего воплощается в жадности слуха и зрения, в ярости узнавания, то есть поименования, в неистовстве метафор, ибо метафора – всегда мост в самом неожиданном месте.

Майя Никулина (поэт)

Стихи Казарина отверзают перед тобой такие пустотности бытия, которые невозможно наполнить и в которых, очевидно, живет лишь сам Бог. Постоянный сопутник и собеседник поэта. Мир, который открывается стихами Казарина, это мир природы и погоды, языка и речи, человека и красоты, от которой перехватывает горло.

Елена Созина (профессор, Уральский университет)

Читать стихи Юрия Казарина, замечательного русского поэта, живущего в Екатеринбурге, – труд, и возможно, не легчайший чем сочинять их. Зато и результат уникален и ценен. Отношение вещного мира с языком в этих стихах – кровно родственные, и подобно кровно родственным у человека —

попеременно, а то и одновременно, сладостны и взаимно мучительны.

Аркадий Застырец (поэт)

Читая «Каменские элегии» Юрия Казарина, я вспоминал о том, что оставление родных мест у славян было серьезным грехом, заслуживающим чуть ли не смертной кары, и, хотя в наше расслабленное время обычай кажется чрезмерностью, он по-прежнему имеет смысл. Ты обретаешь право запредельного и властного голоса, если стоишь на земле, в которой лежат кости твоих предков. Иначе – ты проходимец, случайный человек, лишенный ответственности и не заслуживающий внимания. Казарин соблазнам рассеяния не предался, поисками лучшей доли пренебрег, оставшись у «отеческих гробов», справедливо полагая, что отсюда он имеет право говорить «с последней прямотой». Он выбрал свой «азиатский дом с воротами в Европу и огород с простором на Сибирь», деревню Каменку, равную России и всему космосу. Именно отсюда он воссоздает пространство, которое всем знакомо и о котором все тоскуют: несбывшееся детство, несбывшуюся страну, которая уже не время и не место, а – часть человека, часто – неощутимая и недосягаемая часть. У Казарина эта страна большая, такая большая, что не поспоришь. У него «глаза от России болят» – не потому, что смотреть больно, а потому, что смотреть много. Еще больше он говорит о другой стране – Небесной, воспринятой им через глину, снег, опавшие листья, через земные предметы жизни. «Я земля, я из глины весь, я давно похоронен здесь». Поэзия – приуготовление к иному существованию, подготовка души к освобождению – и в этой метафизической работе Казарину нет равных – здесь неважно в насколько «созвучной среде» звучит твое слово, поскольку оно будет неминуемо услышано теми, кто тоже пытается осмыслить свою жизнь, ищет ответы на общие бытийные вопросы. Фигура Юрия Казарина на фоне уходящих в забвение «новаторов» и перестроечных назначенцев от поэзии смотрится все монументальней и четче, а его имя со спокойной уверенностью обретает место в нашей культуре.

Вадим Месяц ("Русский Гулливер")

1. Из первой книги

«Ворохнётся в окне ветка…»

Ворохнётся в окне ветка.Я бываю с тобой редкона земле. Чаще в дереве, в небея брожу, позабыв о хлебе,о себе, о погоде, илипропадаю в речном иле,сквозь высокую воду пройдябез дождя.Потеряю в паденье лицо, руки,стану частью твоей округи,на окне твоём отпечаткипальцев выставлю в Рождество:тополь в инее, как в перчатке,если палкой не бить его…

«Неба всё больше, мало…»

Неба всё больше, малосуши осталось, тверди.Жизнь наконец совпалас тем, что коснется смерти.Снег и земля друг другу —в лоб, в мозжечок метели:кажется, что по кругу,в сердце – на самом деле.Все-таки скорость взгляда —это не скорость птицы,а намерзанье садана острие ресницы.Медленный взгляд оттуда,где умирают звуки,где происходит чудопрямо из этой муки.

«На читку воздуха едва ли…»

Е.

На читку воздуха едва лимне хватит этих смертных уст:откроешь фолиант рояля —он пыльной музыкою пуст.Он как раскрытое жилище,чердак, где плакала метла,как снегопад и пепелище,не выгоревшее дотла.Как дом, не купленный в деревне,где ночью рвутся проводас душой, готовой к переменене мест, а места навсегда.

«В пепельнице окурок…»

В пепельнице окурок,в небе кусок луны.Тысячу слов, придурок,вытянешь из стены.Спи, говорю, покудасчастья на свете нет:значит, иное чудомучает этот свет.

«Отвернувшись к стене…»

Л. К.

Отвернувшись к стене,чтобы прямо сказать стране:ненавижу тебя, но неумирай, оставайся во мне,словно небо, растущее внепонимания неба; в винене тони, не куражься в огнестужи, ужаса и, к стене,но с другой стороны – в окне —отвернувшись, прижмись ко мне.

«Глазам хватает неба и земли…»

В. Б.

Глазам хватает неба и земли:посмотришь вдаль – и плачешь там, в дали.Прошли по берегу коровы,оставив в пестрой наготесебя гравюрой на воде:вода из неба гнет подковыдля первых заморозков, гдеопавших волн сухая лепкауже идет секунды три,и пахнет снег, как божья кепка,наверно, пахнет изнутри.

«Утки летят на восток…»

Утки летят на восток,изображая кусоквремени, наискосокот бесконечного света,озера, ока, поэта,выстрелившего из летаосени в правый висок.Уток, наверно, с пяток,а присмотреться – четыревыгнулись, как локотокмузы, которая в срокдержит последний урокна леденеющей лире…

«Дурачок, дурачок…»

Дурачок, дурачок,отпусти домой зрачокс неба семидонного,людям похоронного,или неба сродного,для любви пригодного,неба золотого,как большое словос буковкой бу-бу,с молнией во лбуда с душой-обузой,с птичкой белопузой —ласточка пять разпоцелует глаз,ясный, бестолковый,к темноте готовый,коли белый светсъели на обед…

«Сухая гроза – что в завязке алкаш…»

Сухая гроза – что в завязке алкаш.С утра обезвожены поры позора.Рыданье подробно, как горный пейзаж,увязший в кириллице, где карандаш,себя истирая в леса и озера,иную грозу помещает в шалашна вечную вязку то мысли, то взора —в безумие неба, в морщины узораи в глухонемое мычание хора,когда за слезу все на свете отдашь.

«Птицы – в прошлое, в лето, на юг…»

Птицы – в прошлое, в лето, на юг,а листва, отбиваясь от руки ветвей, на единственный круготрывается перед ночлегоммежду голой землею и снегом.В легком солнце замешкался дрозд —взятки глаз ослепительно гладки,и дыханья шальные лошадкираспускают по воздуху хвост.По ночам выпадают осадкив виде звезд…

«Деревня дымом в смерть заехала…»

Деревня дымом в смерть заехала,где, снежный хлебушек кроша,мерцает бездна, словно зеркало,когда в него глядит душа.Где иней звезд ерошит брови,в глазах закрытых карта кровиво тьме с небесной совпадет —никто сегодня не умрет…Никто сегодня не умрет.

«О, Господи, не умирай…»

О, Господи, не умирайсвоих животных и растенийи не вперяй без потрясенийтяжёлый, нежный ад осеннийв мерцающий и мёртвый рай.

«Чтобы вырезать дудку из ветки в лесу…»

Чтобы вырезать дудку из ветки в лесу,нужен мальчик-заика и ножик,и река, и чтоб небо щипало в носу,и пыхтел под рябинами ёжик.Скоро дождик равнине вернёт высоту,в одуванчике высохнет ватка.После ивовой дудочки горько во рту,после ивовой музыки сладко.

«Уже зима вбивает в землю гвозди…»

Уже зима вбивает в землю гвоздии сердце из небесной полыньивздымает, как рябиновые гроздинад пустотой. О, ягоды мои!..Жемчужный лед растет с ветвей – без створок,бесстыжий свой показывая стыд.Мне снится море. И оно шумитв моей земле, где ночь и минус сорок.И Млечный путь себя сгущает в тво́рог,или в творо́г, как Иов говорит.

«Взгляд остановлен птицей…»

Взгляд остановлен птицей.Господи, стрекоза…Небо кольнёшь ресницей —Что это? Чья слеза?Вечность – простое чудо:видишь меня, вода?Скоро и мы оттудабудем смотреть сюда.

«Сорока на столбе…»

Сорока на столбе.Ну что ещё тебесказать, когда в окошкосмотрю: вот куст, вот кошка.Как время вдоль водыто пятится, то длится.Вот человек, вот птицаи на воде следы.И, как заведено,скользит с небес пшенопо лунному осколкуиз рук – из первых, ноневидимых, посколькукончается окно.

«У куницы…»

У куницыкороткие ресницы,как у кошки,а еще блошки,чтобы почесатьукушенное место, а потом, матьтвою за лапку,взяв себя в охапку —спатьи в себе свои сны обнимать:сломанную охотничью лыжу,на реке ледяную грыжу —прорубь, над рекою крышупрозрачную – видно рыбку,она держит себя, как скрипку,упирается в глубину,исполняя во сне улыбкуи крещенскую тишину.

«Деревня пустила…»

Деревня пустилабелые корни в небо.Знать, замесилаквашню для стряпни и хлеба.Принюхивается небостужей, звездой железнойк жизни над бездной…

«Проснёшься ночью – света нет…»

Проснёшься ночью – света нети не было его,как будто это новый свет,иное вещество.Всё исковеркано ледком —красивое зато,как будто кто-то босикомходил. Я знаю, кто…

«Почти отмучившись, отмучив…»

Почти отмучившись, отмучивночь, косоглазую от слез,проснусь и вспомню: снился Тютчев,и – сажа белая берез.Тряхнет скворец, с бесстрастным глазом,плечистым пушкинским плащом:кто долгим прошлым был наказан,тот будет будущим прощен.Душа отбрасывает тело,как дым отбрасывает теньмежду луной и светом белымв его смертельную сирень.

«Земное притяжение с ума…»

Земное притяжение с умаменя сведет, наверно, после жизни,когда в слезах закончится зимав моей теплеющей отчизне.Ты топишь печь и плачешь. И нигдене находясь, я вижу, как со стономосина разгорается в дожде,пылая в зеркале оконном.

«Ты легко поднимешь руку…»

Ты легко поднимешь рукуна прощанье, чтоб рассечьмир на полную разлукуи на внутреннюю речь.Беспризорник бьет небольнов створ небесного окна,и звенит в мяче футбольномангельская тишина.И опущенную рукудождевая ищет нить,чтобы музыку и мукунавсегда соединить.

«Собака плавает в пруду…»

Собака плавает в пруду.Я что-то спички не найду.Вот сигареты, пальцы, губы,вот берег, лес, плотина, срубы,вот неба с ласточкой торец,и с черной удочкой отецстоит над прудом и в прудуне отражается, покудаплывет собака ниоткуда.А спички – вот, и это – чудов две тысячи восьмом году.

«Поговоришь с водой…»

Поговоришь с водой,вернее – помолчишь.И черно-золотойкачается камыш.И черно-золотой,как божьи брови, шмельпод страшной высотойнесет виолончель.

«Режет глаза в окошке…»

Режет глаза в окошке —это распуститсято ли цветок картошки,то ли капустница.Бабочка оживает,распространяясь в ряд,мечется, пришиваетк воздуху влажный взгляд.Все на живую ниткусшито – не перешить…Высмотреть эту пытку.Выплакать эту нить.

«Как долго лошадь пьёт из лужи…»

Как долго лошадь пьёт из лужи:сначала ноздри, очи, ушисвои, потом кусок небеси в кромку врезавшийся лес.И дождь идёт, у нас бывает —он лупит вкось по пузырям,и лужа ноздри раздуваетнавстречу розовым ноздрям.Целуйтесь, два лица природы, —и жажда жизни и любовь,пока несут над бездной сводывода и кровь, вода и кровь.

«Уши, особенно мочки…»

Уши, особенно мочки,мерзнут сегодня с утра.Мертвая бабочка в бочке.Осень, однако. Пора.Думаешь странные строчки —Боже, какого рожна:мертвая бабочка в бочке —может, живая она…

«Трава сказала – умираю…»

Трава сказала – умираю,и в ледяном её адуя босиком иду к сараю —как по стеклу в стекло иду.Похолодало – все прошло.Какое счастье жить без чуда.Какая русская простуда.Какое мягкое стекло.

«А смерть осиной…»

А смерть осинойне отдаёт —сугроб гусиныйсюда плывёт.С другого брегапо синеве,хотя до снеганедели две.Идёт, гогочетмужичья сыть —о Риме хочетпоговорить.Подашь ли голоспо-над водой —летит, как волоссовсем седой…

«В воду врастают ноги…»

В воду врастают ногиженщин, овец, берёз.Слепнут лесные богиот деревянных слёз.От оловянных, снежных,от алюминиевых.Сколько их было, нежных?Сколько осталось их?Чьи это листья, вещи,наволочка, ночлег?Это ложится вещийс неба упавший снег.

«Волынки плач овцы. Грамматика двойная…»

Волынки плач овцы. Грамматика двойная.И ангелов нытьё и визготня.Стоять, стоять, очей из тьмы не вынимая,ступнями отбиваясь от огня.Волынки детский плач. Печаль полунемая.Двуспальная железная кровать.Лететь, лететь, крыло в чернила окуная,и – белое – из бездны вырывать.

«Всё больше интонации, тумана…»

Всё больше интонации, тумана,всё меньше слов, как осенью – вдвоём,как этот подстаканник без стакана:уже понятен времени объём.Где виден лес, там в озере прореха —вернее, в небе, в пазухе его,где осень остывает, словно эхогрядущего молчанья твоего.

«Шёпотом дождь поёт. Значит, вот-вот зурна…»

Шёпотом дождь поёт. Значит, вот-вот зурнавступит и замолчит. Кукла больна. Онасмотрит не из себя, а из земли сквозь насв бездну, и вновь в себя – не закрывая глаз.Пухом земля – земле. Снегом земля – душе.Хлеб с золотой ноздрёй весь отражён в ноже.Осень сошла с ума. Осень сошла с ума.Осень сошла с ума. Значит, уже зима.

«Снег в форме машины едет издалека…»

Снег в форме машины едет издалека,снег в форме деревьев лесом стоит, покаснег в форме мужчины ищет в толпе огняи пролетает мимо в форме тебя, меня,города и деревни, ветра в моей глушибелого – в форме снега – шире живой души, —и переходит в поле, где его из-под векбездны не проморгает плачущий человек.

«Ты откуда, сигаретный…»

Ты откуда, сигаретный,коли губы на замок,мимолётный, неконкретный,умирающий дымок?Только ангел в чистом полежадно курит разве чтоот чужой сердечной болив голубой рукав пальто…

«Поздняя осень. В пейзаже…»

Поздняя осень. В пейзаже,кажется, больше золы,чем чернозёма и сажи,если не трогать углы.Снегом твоим пролетая,вижу в прореху крыла:кончилась нить золотая —белая нитка пошла.

«Упираясь лбом в звезду…»

Упираясь лбом в звезду,чувствую, как тесно Богу.В валенках на босу ногуночью выйду на дорогуи уйду…

«Ты знаешь изначально…»

Ты знаешь изначально —чем глубже, тем больней:не истина печальна,а приближенье к ней.Не бабочек-снежинокмеждоусобный дым,а зренья поединокс безумием твоим.

«Ангелы легче снега…»

Ангелы легче снега,это с утра бывает.Валенок, павший с неба,в воздухе застревает.В воздухе над державой —падает понемногу.С левой, а может, с правой —он на любую ногу.Не на мою, на волчью.Взвою – и снег раздую,чтобы увидеть ночьюпяточку золотую.

«Пуговицу смахнуло…»

Пуговицу смахнуловремя с моей рубахи:что-то её катнулос воротника. Как с плахи.Помнишь ли, переспелая,пальцы мои и телотёплое. Помнишь, белая?Белая – пожелтела…Горлу теперь вольготнейвоздуха ждать иноготам, где в слюне господнейзвук вызревает в слово.

«У кукушки всего одно слово…»

У кукушки всего одно слово,в котором два одинаковых слога:

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.