Тор-шер

Да, этот объект не подключен к мировой паутине, но он определенно имеет связь с космосом. Наверное, поэтому взрослые посетители украшенного роялем рынка подводят вплотную своих малышей или держат на руках карапузов так, будто те способны именно здесь и сейчас приобщиться. А некоторые совершеннолетние даже внутрь заглядывают. Что ни говори, странное устройство в неожиданном месте на фоне повсеместных электронных приспособлений. Ау, коллеги, перформеры! Зачем ломать голову над очередными изощрениями, ведь можно просто исполнить туш в перерывах между стуком топора по свиной туше. Лабух, наяривающий свои пассажи в таком пассаже, неизбежно становится (как минимум) детским аттракционом.

Рынок, который я имею в виду, расположен в Моабите. Моабит – остров, ныне освоен турками. Гранича с районом Веддинг и станцией Zoo, он омывается по периметру водой каналов и реки Шпрее. Как символ и диаспоры, и отшельничества. Или наоборот, место встречи по пути из тьмы египетской в обетованную землю. Мимо моавитян. Между вечным зоопарком и вечной свадьбой. Out of nowhere. Остров-острог – почти Алькатрас. Галерея сидельцев велика: политики – от Радека до Хонеккера, поэты – от джазиста Парнаха до героя Джалиля, тюрьмы не изжиты здесь до сих пор. Три действующие, из них одна женская. И еще мемориал на месте печально известной и благополучно срытой тюрьмы Моабит, расположенный «у стен» Центрального вокзала. Наверное, в этом тоже есть какая-то глубинная символика, если вы, впервые попав в Берлин, выйдя из поезда, с одной стороны вокзала обнаруживаете ведомство федерального канцлера и купол Рейхстага чуть поодаль, а с другой – созерцаете старые тюремные кирпичи. Кстати, трудно понять, что имел в виду отец автора написанных в этих застенках «Моабитских сонетов», противоречивый эзотерик и первый геополитик-теоретик Карл Хаусхофер, когда упомянул о своем поверхностном, но личном знакомстве в Мюнхене с братьями Ульяновыми: «Мы и не подозревали, что одному из них суждено угодить в руки палача, а другой под именем Ленин станет всемирной знаменитостью». Лично для меня абсолютная новость, что Александр Ульянов, казненный в 1887 году, успел побывать в Мюнхене, да еще и вместе со своим младшим братом Володей, до 1895 года за границу не выезжавшим…

Постепенно Моабит выходит из островного состояния, приобретает товарный вид, становится модным. Галерные рабы уступают место героям хипстерианы, воображающим себя воинствующими моабитниками. Но и поэты по-прежнему живут здесь. Достаточно назвать Монику Ринк, лауреата премии им. Клейста. Недаром слог «мо» – один из тех, которыми распеваются певцы.

Разговариваем с Борисом Замятиным о будущем журнала «Ру.Башка».

– На какой электронный адрес тебе материалы присылать? – спрашивает Борис Ильич.

– На «кипсалу».

– А что это такое?

– Остров такой в Риге.

– Восхищаюсь твоей фантазией. Придумай какой-нибудь остров, может мы за него зацепимся!

Скажите мне, куда уплыли киты, на которых держалась Земля? Почему брюнетки в адыгейских мифах «лунарны», их волосы символизируют ночь, а лица «светят» во тьме? Вечером в берлинские парки лучше не соваться. Фонари в них как правило отсутствуют, да и лица местных девушек едва ли помогут. Разве что на отдельных аллеях… Когда-то экипажи бюргеров и дворян медленно двигались по весеннему корсо Тиргартена, а шеф берлинской полиции ввел в оборот выражение «эпоха увеселительных корсо». В качестве вывески слово «корсо» попало на двери дансингов Берлина, Цюриха и Рижского взморья. (Это уже в советское время «Корсо» в Юрмале превратится в общественную столовую, и необычное название станут увязывать с Персеем, разместив на стенах соответствующие панно. Наверное, деятели общепита заподозрили в незнакомом слове «чисто фонетическую» связь с мореплавателями Древней Греции.)

К Тиргартену примыкает Потсдамская площадь. Помню, как на ее месте красовался огромный котлован и разливанное море. В ту пору я пробовал себя в роли церковного органиста, правда не в Берлине, а в тюрингской деревне, той самой. У деревенского пастора была неожиданная фамилия Хан и не менее неожиданная внешность – вылитый Фред Макмарри, звезда нуара и первых джаз-оркестров. Из деревни я снова торопился в Берлин, дабы не пропустить не поезд на Саратов, но гастроли легендарного биг-бэнда: в Берлинской филармонии (оказавшейся тогда едва ли не на краю котлована) давал концерт оркестр Гленна Миллера. С классическим репертуаром: «Серенада лунного света», «Коктейль лунного света»… Оркестр на поверку оказался голландским лицензионным. Немцы тоже горячо любят, назубок знают, очень давно и хорошо играют Миллера. Воздействие музыки Гленна на сознание послевоенной молодежи здесь было почти аналогичным тому эффекту, который произвела его же «Чаттануга» в СССР. Но в вопросе приобретения европейской франшизы соседи из мельничной страны оказались смекалистее и шустрее.

Между прочим, с Миллером мало кто может сравниться в трепетности исполнения свинговых баллад. В балладах – свои луны. Меланхолия исчезновения и созерцания, ностальгии, недосказанности, любовного пепла, оставшегося от тепла. Перемещающиеся оттенки, хрупкие и зыбкие грани параллельных пространств. Как шутят немецкие астрономы, «мы – звездная пыль в самом демифологизированном смысле».

В отечественной традиции у луны был несколько иной привкус. «И на штыке у часового горит полночная луна!» – восклицал Федор Глинка. «Скучно, грустно […] Колокольчик однозвучен, отуманен лунный лик», – возражал Пушкин. «Кремнистый путь блестит» у Лермонтова. «Неуютная жидкая лунность» разлилась у Есенина, в Берлин заглядывавшего. «Луна стоит на капитанской вахте […] Уходит женщина, любимая тобой» – у Луговского. Хотя других наблюдений – тоже в избытке. «Молодая луна – это языковой образ, ежемесячно обновляемый небом», – писал Виктор Шкловский, временный берлинец. Бродвейской и голливудской Америкой попахивает сентенция еще одного временного берлинца – Вертинского: «Как лунная голубая дорога […] мелодия властно влекла за собой в какой-то иной мир, мир невыразимо прекрасных чувств, светлых и чистых как слезы во сне, […] заколдованный мир […], точно опрокинутый в […] озера таинственный ночной лес, залитый лунным светом». Спросите, при чем тут немцы? Но ведь «Лунная соната» – бетховенское изделие, а сама луна, если верить Поприщину, – продукт хромого бочара из Гамбурга.

У немцев есть хорошее выражение: Blick über den Tellerrand. Перевести чужой идиоматический оборот – дело нелегкое, особенно, когда нет точного эквивалента. Присказка «видеть дальше своего носа» в качестве перевода не подходит, «совать свой нос в чужой огород» – тем более. Речь о способности мыслить шире, видеть то, что творится за пределами круга, будь это лунный нимб, барабанный обод, каемочка блюдца, свет от торшера или пространство, намертво схваченное той или иной кольцевой дорогой. Наверное, нынешних русских литераторов Берлина, да и некоторых других германских мест, можно сравнить с лунатиками, живущими на «диффузных ногах». Далеко не все из них интересуются тем, что делают коллеги-немцы. Но и немцы, увы, почти не в курсе ситуации русских «диаспоральных» авторов, ситуации, которую, как я уже писал однажды, отличают фантомные черты: кто-то испытывает фантомную боль, кого-то будоражит и сбивает с толку фантомный читатель. Впрочем, это уже здешняя нездоровая специфика влияет. Не зря же фельетонист Ансельм Нефт добрую половину берлинцев подозревает в фантомности: вечерних велосипедистов, традиционно пренебрегающих бортовыми огнями, многочисленных «представителей свободных профессий» в тренировочных костюмах. Для Нефта важен Гамбургский счет, вот он и плачет вдогонку ускользающему значению встреч и событий.

Остаются ритм и динамика города, а они воспринимаются нами сквозь призму собственной со/причастности/к жизни места, зависят от остроты, от ощущения степени вовлеченности. Моя вовлеченность в определенный момент приняла характер чересчур замысловатый и извилистый, нервный и путаный, отнимавший всякий рефугиум личного острова, когда беготня вполне подошла к критической точке, а также для того, чтобы два разума воспалить и усыпить одновременно, а там уже и чудища у ворот пасутся. В немецком языке есть слова, которые, несмотря на отсутствие общего корня легко составят цепочку: Traum (мечта) – trauen (доверять, заключать брак) – Trauma (травма) – Trauer (печаль). «Твое молчание зачастую случается в ненужное время», – роптала подруга. Нас познакомил К., обладатель нескольких фамилий и псевдонимов, бывший издатель Довлатова, о котором Сергей Донатович в переписке с Ефимовым отзывался критически. Подруга, впрочем, цитировала не Довлатова, а Набокова, и спрашивала меня, для каких дальних времен я свои мысли приберегаю. «Думаю, что самый простой телефонный звонок – вполне уместный способ описания каждодневных вещей». Я отмахивался и снова бежал за трамваем или мчался опрометью в метро, пестуя паузы, не выбираясь за круг торшерного освещения или жалуясь на ерунду, завалы, бекарный блюз, ярился или хандрил, теряя из виду следы толстых ангелов, слезы булочниц, диадемы барышень, живущих у ручья, этюды для Этьенетт, прислушиваясь только к многоязыкой городской мешанине.

Вот пожилой алкаш флиртует с юной карлицей-олигофреншей. «Я всегда уступаю дамам», – размашисто произносит старик с бутылкой в руке. «Да, и это справедливо», – адекватно и вдохновенно радуется низкорослая фройляйн. Напротив – польская парочка. Парень рассказывает что-то. Она спрашивает: «Кто?» Тот отвечает. Девушка опять с вопросом: «Где?» Ответ. Кивок. Все-таки, как хорошо, если люди понимают друг друга…

Однажды я услышал вопрос, адресованный мне случайной прохожей: «Вам нравится жить в Германии?». «Это привычка», – ответил я, поразмыслив.

Песни улиц

Рондо

Вот и твоя улица празднует, АдельхайдДекабрь – месяц смены помещикаСпится крепче с морозами, не макабр,                                           свеч не жги, отдыхайБрось овечек в уме считатьВ декабре наступает очередь АдельхайдПочерк раньше испортился,                                           не говорю про характерНаступает на пятки, настает                     из затертых теорий, забытых практикВ «Младшей Эдде» себя не находит скальдЕлки нет, кустуряка лежит посреди двораБезопасна, но, кажется, несъедобнаМожно ритмы южные, грязные выбиратьОт танго до пасодобляДля плезира – подробности, разговоры о сексе,                               устаревшее слово «наперекор»Подросток занят компьютером и поисками                                                                 съестногоПо коже атласной дробящийся секстаккордБезударной гласной кажется снова

«Мы вне контекста…»

Сергею Штурцу

Мы вне контекстаЛандшафтной номенклатурыЗдесь было маленькое пружинистое государствоВысококрасноеОставившее после себяОдну единственную накладнуюСкандальнуюФинальное слово потомкам в конце письма«Целую»Мы даже не винтикиВ его опустевших цехахОтданных на съедениеИ в миткаль вживается муравейПримеряя тканиВ контексте чужомОтданном на съедениеНовым хипстерамНа даче канатчиковойГремящим мелочьюОтносительной недоступностиПриготовьте мелкиПо всей земле мелоПо всей зимеПерехитрить голосПерехитрить голодПерехитрить городПерехитрить географиюСкрупулезноКрупинками слёзЧéм туже пояс шахидаПояса семьдесятВторой ДевственностиНа широте рижских шпротЗа давностью летВот уже ответилиВот уже отметилиНа высотеЩирые самостийникиНу, здравствуй, на все ладыГолем из глиныТак Цахес растет из тестаТак говорил ЗаратустраА, может быть, Феликс КонКончита Вурст, лишенная сексаТвердите задыТелевизионной программыТару с нектаромIn fin deiConti. Акции не стареютХакерам на потехуУ акации нервный тикЕе сожрут целикомУ «Севрюги» ход самый тихийЯ знаю, вам похерНет, мы не сектаДети Шмидта и ГрантаВылезли из «Трабанта»Мы не ставим на конИ не берем на понтНе материал игнорантаПредпочитаем котурныИ контурныеКарты игральнымНо, пока не спонсирует «Телеком»Давай попробуем покерАккуратно, культурноИ правильноГотовя почту и почвуВ Опочку и крокодила налевоМы отхлебнули«Напареули»Закушали хлебомЗаполировали пивкомПрислушались к батарееПодтянись, ВинсокиВедь теперь у каждого свой балконИ вид с балконаНе только на Шпрее(Местный Меконг)Но и на классические потокиКельнской водыВедь это в нейРазобраться и мыслимо, и легкоЗдесь Рейн-ЕнисейПойма и полный набор ВалгаллИ, кажется, NéckarПолдень светится как фингалГалчонок – не ПолифемПечкин – не ОдиссейОн всегда отвечает, ктоПришел. Без включения инте… ллектаА мы поставили на потокПесни кинтоПреимущественно для тех, ктоТащится под варнацкие бздыкиИ экивокиБылинно, негромкоНеобратимоВ каждой графеИзучаем следыЦелинников в АстанеИ бороду конармейца в дотеИ доблестный Трансвааль в огнеИ Фрэнсиса Бэкона соттовесту в антике(Или topless. Все включено и немножко экстра)Или обломки, текто-Нические картиныГрафов и ничевоков викторианской эпохиГде-нибудь на ЛунеНо с помощью Цейса их не найдетеПомни, пойми,           где – лес (приём),                     где – КПП,                         повернись спиною ко мнеИначе мы не осилим тестаРаботаем побратимамиГорода ОймяконМы, может быть, на Кон-ТикиМы попросту внеМыВнеКонтекста

«Проявим ботанический интерес…»

Проявим ботанический интересК девчонке, поставленной вверх ногамиКакой-нибудь Тане на перекрестке Кудама                                                        и канцлера КонрадаИз сути беседы медведей Гами вынут                                                          необходимый рельсУсловными оригами украшена комнатаЗалив ботнический подвержен пунктирным ритмам                                                                   и лабиринтамТерра фанерно-ягельная закавычена,                         котовасии прячутся в пороховые мешкиБумажной мякотью привычно заело принтерФоткой Фреда Астера, заснувшего у щекиГитары повернуты деками, грифы похожи на частоколКирха стоит где была, колокольня на месте,                                                            и как-то влом мнеКонспектировать греческий зал и мифический                                                                           протоколГотского съезда эсдеков, который никто не помнитКушая консоме, предлагаю странам нашарить                             новый густой язык,                                       ведь его поймет любой инвалидПока немец солидно, как пиво, тянет свой Lied                                                                 болид или байкБудем равняться на гуглмэйл,                  который при регистрации сообщает мне:eyes calsolid3а еще Cros-ties etynaikПразднуем капчуПоскребисьУпотреби аквавитАлфавит, как персик, мягкий и гуттаперчевыйПерстень – преодоление, а может быть,                                            продолжение коготказа день все зпт разошлись пробуем тчк

«Помнишь, как все тебя хотели – и честные…»

Помнишь, как все тебя хотели – и честные,                                        и мерзавцы, олухи и мошенникипошлый конгломерат с трезвыми женками,                                                     радужными рефренамикнижками о Ключевском Василии от Милицы Нечкинойпираты, морские свинки, приват-доцентыи лица к императорам приближенныесбирались в отель на очередной консилиумпредпочтя завтрак серьезным решениямсо спитым чаем и минскими гренкамиа также парад нижных конечностей(по Барбаре Винкен, этот телесный акцент в своей мощнойнапряженности излучает способность                                                    и готовность к насилию…что-то отчаянно воинственное и презренное)варварский пост в сети, плывущий жжеными                                                карминными половинкамиплатяной шкаф в качестве печки, ибо тепло                                                                исходит от шкафаплатим дружно, кафетерия закроется скоро.                                            Транслируются как по теликус буратинного поля приветы семье, а еще брательнику(würdest Du auch mich grüßen oder wenigstens winke mir4 —                                                 грустно, весело ли, лукаво)Улисс возращается на эту улицу                                  будьте в отражениях осторожныстарая пара в трамвае ведет опрос о том, кто из нас незаметил гостей и корыто не сдал в починкупарень с резиновой куклой или гитарой                                  шатается по площади Александраесли нахлынет, не уточняйте количество лиц                                                           и кто живет в домеотчего же так сводит скулы, кто на тыльной следы                                                           громоздит сторонеаватара, движения месяца перочинного                                                            или луны, ладонискрытых линий глиссандо?желчь или жесть – из озера правды сермяжной —                                                           по капле смахивайпоследний луч солнца, вполне промозглый,                                                           просит из снов всехотобрать те, в которых пылают щеки или поет                                                        рыцарство сентябрей

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

1

Название похоронной конторы.

2

Можно перевести как «дешевый гробовщик».

3

Как известно, когда мировая паутина должна опознать в тебе человека, например, при восстановлении пароля электронного почтового ящика, нужно «распознать» и воспроизвести в соответствующем окошке некие буквы (чтобы подтвердить, что ты сам не компьтер).

4

Хотел(а) бы ты и меня тоже поприветствовать или хотя бы махни мне рукой (нем.).