Полная версия
К небу поближе
Виктория Андреева
К небу поближе
О поэзии Виктории Андреевой
Имя Виктории Андреевой ассоциируется с двуязычным журналом «Гнозис», с «Антологией современной американской и русской литературы, графики и живописи», со статьями о современной русской и западной литературе, со стихами, прозой, переводами современных западных поэтов. Ее эстетическая и поэтическая позиции вполне артикулированы. Это – метареализм, творческий прорыв в область трансцендентного. Она прекрасно демонстрирует умение заглянуть за пределы явленного и передать это в прозрачных, «настроенных по ветру снов» стихах. Виктория Андреева – поэт искушенный и ненавязчивый. Ей присущи собранность, такт и рефлексия. Культурно освоенное пространство ее стиха органично впускает диссонанс, перебои дыхания и ритма, характерные для модернизма. Эту поэзию не спутаешь ни с чьей другой, она отличается «лица необщим выраженьем». Андрееву называют герметическим поэтом, хотя на первый взгляд ее стихи могут показаться обманчиво доступными – и в этом смысле они очень московские. Виктория Андреева была не громким, но полноправным участником московского литературного подполья, будучи дружески или опосредованно, через друзей, связанной со многими литераторами того легендарного периода. Она была одной из первых, кто заявил о существовании нового поэтического пространства. Ее статья о московской и питерской поэзии «В малом круге поэзии» была в 1978 году опубликована в нью-йоркском «Новом русском слове». Имена Станислава Красовицкого, Леонида Аронзона, Генриха Худякова, Анри Волохонского прозвучали в ней с полным уважением, которого достойны эти поэты.
Виктория Андреева выросла в Замоскворечье. Московский университет был ее alma mater, а позднее она училась в докторской программе Нью-Йоркского университета.
Стихи, проза и эссеистика Андреевой печатались в периодической печати в Москве, Париже, Нью-Йорке, Лос Анжелесе, Филадельфии. Книга ее стихотворений «Сон тверди» вышла в Нью-Йорке. Среди других ее публикаций – двуязычная книга стихотворений в переводе замечательного английского поэта и переводчика Ричарда Маккейна «Телефонный роман» и пьеса «П.Я. Чаадаев».
Аркадий РовнерМерцание света
О стихах Виктории Андреевой
(в сокращении)
Поэт всегда – странник. Он – трепетно здесь, но всегда больше «за»…
…за холмами, за горами в мирах Несбывшегося.
(А. Грин)Мне вдруг стало казаться да мне стало казатьсяЧто я только лишь гостья в этой странной стране…Виктория АндрееваС чем мне связать стихи этой женщины с таким тонким иудейским, или итальянским лицом, появившейся на пороге моего дома в Томилино, в окружении своего мужа и сына лет двенадцать тому и так радостно удивившейся букетику незнакомых ей фрезий, которые моя жена подарила ей?.. С чем же связались в моей памяти ее строки? С прозрачными ли овидями Прованса? С терракотовыми их холмами? С крылатыми ли пиниями генуэзских побережий? А, может быть, с многоэтажными каменными призраками ночного Манхэттэна, или с забытыми людьми и Богом русскими церквями и деревнями – под нетопырями осенних туч?
* * *Вытолкнутые советским духовным прессом на Запад, лет за двадцать до нашей встречи, после эмигрантских мытарств (особенно нелегких для гуманитариев), преподавая и выпуская при этом литературно-философский журнал «Гнозис», встречаясь с последними могиканами русской эмиграции первых волн, но так и не вписавшись в контекст жизни «Американской империи», они вернулись в бурно меняющуюся Россию 90-х.
Что же принесли с собой эти странники, казавшиеся нам уже немного иностранцами? Виктория прочитала стихи, и они сразу поразили своей грациозной прихотливостью, акварельной зыбкостью образов и картин. Скрипичностью звука и прозрачной печалью. «Монтеверди»… «Сон тверди» – переливались имена и названия.
лаванды терпкая печальсухая прелесть иммортелейрастрескавшиеся пленерыпрованса —небасиреневая пастораль«Сон тверди»Нам с женою и сыном – «подмосковным коктебелам», поклонникам Макса Волошина, открытым душой Средиземноморью – все это было интимно близко:
ритмичное дыханье горих закругление туманноявленье их отчасти страннодля жителя равнин и долих гобеленная печальплывет заплаканно и строгомечтательным подножьем Богав холодную как бездна дальи в этом долгая услададля вечереющего взгляда«Пятна света»Строчки являлись легко как жест руки – анжамбеманы, ассонансные, как бы необязательные созвучия вместо рифм, отзвуки французской речи – школа новых поэтик и в тоже время классическое целомудрие души, избегающий тяжких соблазнов постмодерна.
В ее поэтический опыт органично вошла поэзия целой плеяды поэтов русской эмиграции и особенно русских парижан 1920-х и 1930-х годов – стихи, ранее у нас неизвестные. Ей были близки такие имена как Адамович, Поплавский, Червинская.
…А вот я смотрю стихи юной Виктории, 60-х годов, когда казалось «все начиналось» в расселинах льдов советской «Утопархии», представлявшихся вечными. В Москве тогда закипали художественные течения, возникали литературно-философские кружки, поэты вырывались со стихами на площадь Маяковского.
Читаю стихи Виктории из тогдашнего сборника «Нафталинный Пьеро»:
мне – белый флаг надежд.мне – в поле сирый ветер,протянута рука из под полыодеждмне – робкие стихи, неверныеобетыи зыбкие мечты передрассветных звездИ, конечно, вспоминается страннический венок Макса Волошина:
в мирах любви – неверные кометызакрыт нам путь проверенных орбит…Это странничество, бесприютность на земле, что в России, что на Западе – постоянный мотив лирики Виктории Андреевой.
А здесь юная Виктория как бы роднится с ушедшей к тому времени Ахматовой, может быть, уже видя себя в Париже:
…мир без тебя —как это просто:сырой и будний блеклый деньи на трамвайной остановкепоземкой мартовской метельи снега черная каемкаи я, как ты, с парижской челкой«Нафталинный Пьеро»А вот и московское детство. Ведь детство для каждого поэта —
«Ковш душевной глуби»:
чулан в котором помнится когда-то хранилось платье бабушки Агаты и шепот музыки как нафталинный шорох и вечное брюзжание часов <…> и занавеску ветер чуть колышет и кто-то в кресле спит почти не дышит не слышно в комнате ничьих шагов лишь слабый и полузабытый знакомый с детства аромат духов(Там же)Но «Кружится волчок, кружится волчок!». Парки неумолимо прядут свою пряжу, ведут нити… Франция, Италия, Соединенные Штаты – труды, дни, разочарования, вечные тяготы быта. Тесные эмигрантские мирки, друзья и враги… Но дух поэта не поддается. Один из ярких лирических бросков – стихотворение «Двоится линия холма». Это внутреннее возрастание несмотря на громадные противодействующие силы социумов, толп, потоков оглупления в мире «глобальной деревни», враждебной рвущейся к высям душе:
двоится линия холмакруги кольцуют атакуяи центром мощного стволаупруго крону неба рву яи каждой клеткой веткой явверх рвусь извилисто минуяпрепоны тлена и огнямакушкой острою ликуяя – дуб восставший на дыбыпятою землю попираякорявые мои листынепрошеные гости рая…«Сон тверди»Города, океаны, страны потоки карусели людей, судеб. Чужие стены потолки, пейзажи… За окнами – чужая жизнь:
три птицы сбившисьвкруг заемного уютатри горьких пленникабезрадостной судьбымы стены слушаеммы вдумываемся в сныразгадываемкриптограммы звукачтоб века этого оскал безумныйозначить в назидание другим«Лето в доме м-ра Томпсона в Сассексе»И вот Виктория с семьей уже в России, в круговерти события нашей жизни, и снова бесконечная редакторская, переводческая работа, иногда стихи, редкие выступления, но все же здесь родной язык и хоть замороченные, очумелые, но свои, российские, порой склоняющие к певучей строке ухо человеки… Москва.
Приведем отрывок одной из поэтических вершин Виктории, маленькой поэмы «Монтеверди». Это вечный средиземноморский миф о любви – миф об Орфее и Эвридике. Он весь звучит как бы старинной музыкой, ее дальней прелестью:
…ах! надежды позади ах! печали впереди зыбок этой жизни сон горек этот миг терпкость ветра нежность дня тихая улыбка далей окрыленные печалью высота и глубина… ………………………. Эвридику ждет Орфей отпусти нас царь теней! <…> прочь от вод холодной Леты двое бродят в пятнах света свет ликует и поет Эвридике светлым эхом песни звонкие прядет…«Монтеверди»* * *Виктории уже нет с нами. Царь теней забрал ее. Но светлое эхо напева ее строк – здесь… Пятна света среди тьмы прошлого и настоящего века. И этот «Сон тверди» – казалось, непробудный – освещен тихим светом ее глаз. И освящен любовью.
Марк ЛЯНДО«квадрат печали грустен и высок…»
квадрат печали грустен и высоки стрелы ветра холодят високи обреченность дышит в волнах светав зеленом вздохе травв округлости наивнойлетав пунктирептичьих криковв прямолинейности цветовторчащих небу дикопечали перекрестный остоввысвечивает тайну угасаньяминуты сей и дня, и летаволны тьмы задвигались изадышали эхомприблизились округлые кустыи ангела спокойный кругаповторенный движеньем листьевоблаковсхождением холмовв барочные покои горизонта«стрекочущий мотив судьбы…»
стрекочущий мотив судьбычасы из лавки антикварато хриплой сухостью скрипитто всхлипнет то вдруг замолчитвновь монотонно зазвучитсобьется с ритма – все сначалаа на другом отлоге гор – ребенка плачи женский гомони петуха полудний говоррассыпанные по холмамдва желто-бежевых крылазамолкли в трепетном покоеи тихие уколы хвоилениво брошенной к ногамтак между небом и землейтаинственный творится сговордвиженье вверх и вниз схожденьевстречают линию скольженьяи замирают в летнем зноев изнемогающем покое«возвращение из леса…»
Три дня осени
светло и молодои празднично легкодень начинает игры с теньюон сыплет золотосей щедрый день осеннийвслед ангелу скользящему светлов потоки света грусть одевтень прозрачных деревтень ангела на голубом покоетень светлая как гореи росчерк крыльев завиткомтень легконогой осенився в пятнах акварелии зачерченная под нейтень движущихся голубейи удлиненье слез сквозь линии рекии перья облаков сквозь голубое небоволокна смеха плача эхаповторенные тишиной голубизной и глубинойи сонный возглас дняи мир божественного смысла«когда сонет протянет руку с пеплом…»
когда сонет протянет руку с пепломк сожженным позади меня мостампослушный данности пределаквадрата белого листакогда в мой сон обезоружен срокомвойдет обман поверженный глубокоиллюзия победы над собоймир и вражда заспорят вразнобойкак жалок срок как ненадежны звукисвязующие прошлое в однои только тусклое стекло разлукидо времени глухой потокв размывах завтра и сегоднянесется лавой многоводной«посмотри на небо…»
посмотри на небо– улыбнисьв этом дне неяркостьи неясностьв этом дне усталаяненастностьи тревожная неначатая жизнь«звезд мерный холод…»
звезд мерный холодпристальный полетразмеренный разбегдыхания и ветраи нервные размывы спектраотчаянья и каменных заботпокалыванья памяти без снанависший страж у светлого пределаи цепенея переходит телоиз завтра во вчера«Рамо порхающая муза…»
Рамо порхающая музаплетет светящиеся узыскользит свивается ползетпаук из света невод ткетЛахесис la Folette надсадныйи гулкий музыки полети бьется звук протяжный влажныйзатягивая в водоворотскольженья в светоомутгде света гулкий хрупкий холодобъемлет душусловно грот«ты – формы слепок…»
из петербургского цикла
лицо из мраморапропорции обмераступенька пьедесталадержит сферу теланадбровьев дугипирамида подбородкалба квадратураКонец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.