Согрей мое сердце

Кейтлин Крюс

Согрей мое сердце

Caitlin Crews

GREEK’S LAST REDEMPTION

© 2015 by Harlequin Books S.A. Greek’s Last Redemption

© «Центрполиграф», 2016 «Согрей мое сердце»

© Перевод и издание на русском языке,

© «Центрполиграф», 2016

* * *

Глава 1

Бизнесмен Тео Цукатос недовольно нахмурился, когда двери кабинета распахнулись. Он распорядился, чтобы его не беспокоили. Обычно подчиненные не рисковали идти против воли босса, зная, чем это чревато.

Похоже, он все больше и больше становится похож на своего отца, которого все боятся. Впрочем, это не проблема, пока его боятся конкуренты. Упаси его боже стать похожим на отца в личной жизни!

«Никогда, – поклялся он, как когда-то в детстве. – Я не допущу, чтобы это произошло».

– Надо думать, мы горим? – едко осведомился Тео у своей секретарши, решительно вошедшей в кабинет. Он неодобрительно взглянул на нее. – Или пожар только начинается?

– Насколько я знаю, ни то ни другое, – невозмутимо отозвалась миссис Пападопулос, на которую его агрессивность не произвела никакого впечатления. Секретарша Тео чем-то напоминала его тетю Деспину. И точно так же любила его, как сына, что означало гарантированное отсутствие проблем. – Но еще не вечер.

Тео нетерпеливо вздохнул. Он был с головой погружен в работу, готовя предложения по новой стратегии компании. Сегодня ему предстояло провести очень важную встречу, заменив отца, поскольку хитрый старый лис Деметриус Цукатос был больше озабочен своим ухудшающимся здоровьем, чем семейным бизнесом. Тео выглянул из окна кабинета, откуда открывался вид на Афины. Постепенно убыстряющийся сумасшедший ритм самого крупного города Греции служил ему напоминанием о том, что все, набравшее силу, однажды может рухнуть, но поднимется вновь, став сильнее, чем прежде.

Таково было негласное кредо семьи Цукатос. Этим был пропитан каждый дюйм башни «Цукатос», в которой сейчас находился Тео. Эта башня являлась внушительным доказательством дальновидности его отца, судостроительного магната, и непреходящего успеха их бизнеса перед лицом бесчисленных проблем, начиная с заклятых врагов и заканчивая мировыми экономическими проблемами.

Сейчас башня служила символом растущей репутации Тео как бесстрашного бизнесмена, способного принимать нестандартные решения. Игроки, выбирающие путь с минимальным риском, пополняют ряды банкротов. Такая участь не должна постигнуть флот Цукатосов. Пусть в двадцать лет Тео вел себя так, как свойственно большинству избалованных наследников-шалопаев, но последние четыре года он посвятил тому, чтобы доказать, что может быть таким же опасным противником, как и его отец.

Похоже, в этом он преуспел. Свирепая жажда подвигов и стремление к успеху были заложены в нем генетически. Это было у него в крови, как говорил отец.

Тео решил, что может позволить себе быть беспощадным в бизнесе, поскольку это качество служит ключом к победам. Правда, его личная жизнь пока представляла собой хаос, но по совсем другим причинам. «Пусть я несчастлив, – приходилось ему внушать себе чаще, чем хотелось бы, – но я не лжец, обманщик или лицемер».

Тео окружало множество людей, о которых он не мог сказать то же самое.

Он недовольно посмотрел на миссис Пападопулос, когда она остановилась напротив его стола. Она ответила боссу только ей свойственным сдержанным взглядом, выражающим непреходящее осуждение, которое доставляло ему какое-то извращенное удовольствие. Секретарша была ходячей версией пресловутой власяницы, а Тео принадлежал к тем людям, которые предпочитают не распространяться о своих грехах.

– Это ваша жена, – отрывисто произнесла миссис Пападопулос.

Сердце в груди Тео забилось с оглушительной силой. Он не сомневался, что это слышит и секретарша.

Его жена.

Холли.

Тео настолько привык к вспышке гнева при упоминании этого имени, что едва заметил ее.

Прошло почти четыре года с тех пор, как он в последний раз видел свою заблудшую жену. Четыре года с тех пор, как они находились в одном помещении, более того – в одной стране. Четыре года с тех пор, как он ласкал ее, впитывал ее вкус, забывался в ней. Что никогда не повторится, холодно напомнил себе Тео, поскольку четыре года назад всплыла истина. И их брак превратился в фарс.

«Не я выяснил правду о ней, – с холодным бешенством подумал Тео. – Она сама призналась»

Но, помоги ему боже, он не может позволить себе снова ступить на темную тропу. Не сегодня. И не здесь, где есть место только для бизнеса, где его знают как человека, умеющего сохранять холодное спокойствие под любым давлением.

Уже давно следовало оставить это в прошлом. Однако же Тео с трудом заставил себя глубоко вздохнуть, разжать кулаки, расслабиться и сделать вид, что эти слова не произвели на него никакого впечатления.

– Если это моя жена, то я не просто занят. Мне это неинтересно, – сказал он, не сдерживая рвущийся наружу гнев. – Вы прекрасно знаете, миссис Пападопулос, что не стоит отвлекать меня по пустякам. Предложите моей жене оставить сообщение на голосовой почте или прислать мне электронное письмо. Впрочем, я не обещаю слушать или читать…

– Сэр. – Тео не знал, что удивило его больше: что она осмелилась перебить его, или то, что строгая, но исполнительная секретарша не сдвинулась с места. – Она утверждает, что у нее срочное дело.

Последнее, о чем Тео хотел думать сегодня – и всегда, – это Холли. Кое-кто мог бы отозваться о ней как о его возмездии, и в самые мрачные моменты своей жизни он был согласен с этим, поскольку женился на лгунье, вероломной твари в прекрасном обличье.

Печальная правда состояла в том, что значительную часть каждого дня он проводил, стараясь не думать о Холли. В утренние часы Тео вымещал свою нескончаемую ярость на груше или на случайном противнике во время спарринга. Он проезжал бесконечные мили на велотренажере. Не думая о ее предательстве, в котором Холли призналась так обыденно, – с каким-то туристом, чье имя она даже не запомнила. Не представляя эти сцены, от которых к горлу подступала тошнота, – словно измена произошла у него на глазах. Не спрашивая себя, как он допустил, чтобы его одурачили…

Четыре года Тео жил исключительно семейным бизнесом, лишь бы не думать о женщине, на которой он женился, как дурак, а она испоганила ему жизнь. Она сделала его посмешищем. Это причиняло боль, хотя, казалось, это невозможно, поскольку Холли вырвала у него сердце. Более того, она вынудила его повторить обреченный на неудачу брак родителей, который Тео не мог им простить, как ни пытался.

Четыре года он направлял все свои силы и эмоции на борьбу с конкурентами и на упрочение успеха компании, несмотря на непреодолимые трудности и непростые времена.

Давно уже не было Тео Цукатоса, испорченного и избалованного плейбоя, за которым тянулся шлейф любовниц.

Но Холли оставалась доказательством его провала, его напрасно прожитой молодости. Тогда он был бесконечным разочарованием для отца и несмываемым пятном на фамилии Цукатос.

Тео не хотел вспоминать, как, не помня себя, он с головокружительной быстротой подпал под чары ошеломляющей блондинки из Техаса, которая изображала обожание с первой встречи. Она равнодушно и жестоко предала его спустя всего лишь шесть месяцев после свадьбы, которую он – слепец! – считал романтичной именно потому, что все произошло очень быстро.

Ему некого винить, кроме себя.

Как-никак, его все предостерегали и даже приводили доказательства. Все, за исключением Тео, разглядели в очаровательной и наивной Холли Холт, колесившей по Европе после смерти отца, ее истинную сущность. Очередная американка с расчетливым взглядом, охотящаяся за богатством, она была готова вцепиться бульдожьей хваткой в подвернувшуюся ей крупную добычу.

Тем летом на Санторини такой добычей оказался Тео.

«Ты мой преемник и наследник состояния Цукатосов, – сурово внушал ему отец. – Эта девчонка никто. Это всего лишь курортный роман, Тео. Ты обязан это понимать!»

Его отец и брат Брэкс объединили усилия, чтобы убедить Тео не быть идиотом. Но он не собирался прислушиваться к советам мужчины, причинившего страдания его матери своими связями на стороне, не говоря уже о младшем брате, которого Тео считал ребенком.

Когда стало очевидно, что он действительно полный идиот, они стали просить его принять меры, чтобы обезопасить состояние семьи, будущее, компанию – просто на всякий случай, раз уж он думает не головой, а тем местом, что у него в штанах… Тео остался глух ко всему. Он жил, не думая ни о ком и ни о чем, кроме себя, превыше всего ставя собственное удовольствие.

Ни о ком, кроме себя и одной фигуристой блондинки. У нее была такая теплая, такая открытая улыбка, какой он не видел ни у кого, и Тео потерял голову. А оказалось, что под милой оболочкой скрывалось лживое сердце.

Вот она, расплата за импульсивность. Его кара. Тео продолжал цепляться за брак с единственной целью – отказать ей в удовольствии получить развод, несмотря на то, как Холли обошлась с ним, а затем без всяких угрызений совести заявила об этом, глядя ему в лицо.

Прошло почти четыре года с тех пор, как они поспешно поженились, но Тео думалось, что ярости, продолжающей полыхать в нем, может с лихвой хватить и на десять лет. И пусть он больше не желает Холли, пусть он поклялся, что скорее бросится в море со скал Санторини, чем позволит ее ведьмовским чарам вновь опутать его. Но он вернет ей свободу не раньше, чем она станет умолять его об этом.

Умолять на коленях, и не раз, пока он не сочтет, что они квиты. Он обычный человек, и ничто человеческое ему не чуждо: око за око, унижение за унижение.

– У моей жены склонность превращать малейшую незадачу в полномасштабную катастрофу, – язвительно бросил Тео, выплескивая злость на свою несгибаемую секретаршу и подавляя угрызения совести при виде того, как она вздрогнула. Он напомнил себе, как всегда в таких случаях, что платит ей приличные деньги, чтобы хотя бы так компенсировать перепады своего настроения. Жаль только, что он не проявил больше осмотрительности, выбирая жену. – К тому же ее срочные дела обычно касаются кредитной карты.

– Мне кажется, сейчас все иначе, мистер Цукатос.

Тео стремительно терял последние крохи терпения, а это качество никогда не входило в число его достоинств. О чем всем было прекрасно известно. Ему не нравилось говорить о Холли, тем более что это напоминало о его браке и неприглядной правде, в глаза которой он позволял себе смотреть разве что в тренажерном зале. Он заметил, как в его электронном ящике растет количество поступающих писем, ему еще нужно подготовиться к встрече. У него нет времени на персональное проклятие и связанную с этим какую-нибудь очередную махинацию.

– Разве? – спросил Тео и пожал плечами. – Вы поверили, потому что это сказала вам она? Она всегда так говорит.

– Потому что она включила камеру. – Миссис Пападопулос положила планшет в центр стола. – Пожалуйста. – Она отступила, и голос ее был таким же стальным, как и взгляд, которым она его наградила. – Сэр.

Тео моргнул, затем перевел взгляд на планшет, на котором застыло изображение Холли. Он взглянул на него с опаской, словно она могла выпрыгнуть из экрана и вонзить ему в спину очередной кинжал. Который, без сомнения, вошел бы еще глубже. Возможно, это был бы завершающий, смертельный удар…

Тео понадобилось несколько секунд, прежде чем он вспомнил о присутствии миссис Пападопулос.

Он махнул рукой. Конечно, видеозвонок – это другое.

Правда, когда речь шла о Холли, «другое» не сулило ничего хорошего. «Другое» означало кругленькую сумму, и все всегда кончалось тем, что Тео раскошеливался.

К настоящему моменту она была его самой дорогой ошибкой. Из всех глупостей его беспечно-бездумной молодости Холли Холт, с широкой улыбкой и заразительным смехом, от которых Тео растаял, как снег на солнце, стала самой серьезной, о чем он сожалел больше всего.

Сожалел каждый день, и не важно, позволял он себе о ней думать или нет.

«Прекрати дергаться», – велел он себе, неприязненно глядя на планшет, лежащий на полированной поверхности огромного стола.

Тео решил было закончить разговор, не начав его, что ему и следовало сделать, но ее изображения оказалось достаточно, чтобы парализовать его волю. Оно было неподвижным и немного размытым, но ее власть над Тео по-прежнему была сильна.

Можно ненавидеть себя за слабость сколько угодно, но это ничего не изменит.

Сейчас Холли не была похожа на готовый распуститься бутон, только намекающий на великолепие будущего цветка. Такой она была, когда они познакомились, – обласканная солнцем нетронутая красота, которую он находил пьянящей. Завораживающей.

Тео смотрел на застывшее изображение, словно пытался отыскать в нем ключ к пониманию ее истинной сущности. Исчезла ее буйная шевелюра, ковбойские ботинки, про которые она однажды сказала, что любит их больше всего на свете, ее открытое и безмятежное выражение лица, выделяющее Холли среди толпы.

Она стала стройнее. Ее соблазнительные формы, которые когда-то могли вызвать сочный скандал из-за едва прикрывавшего их бикини, превратившие его почти в раба, сейчас граничили с худобой. Блестящие золотистые волосы были беспощадно зачесаны назад и стянуты в безупречный хвост. Минимальный макияж был лишен вызывающе ярких цветов. На Холли было, по его мнению, потрясающее платье, основой фасона которого послужила вечная классика с ее, опять-таки на его взгляд, недооцененной элегантностью. Оно прекрасно подходило новой версии Холли.

Прежней Холли Холт больше не было. Тео даже засомневался, а существовала ли она вообще?

Ее место заняла эта женщина. Эта дама с продуманными до мелочей деталями облика. Холли Цукатос, ставшая рьяной филантропкой благодаря деньгам своего мужа, которые всегда были в ее распоряжении. Тео усмехнулся Холли Цукатос, которая заставила заговорить о себе как о жене, с достоинством переносящей отчуждение одного из самых знаменитых европейских плейбоев. Знакомства с ней искали все чаще по мере того, как Тео превращался в опасного и успешного бизнесмена.

«Я ее ненавижу», – твердо сказал себе Тео.

Он презирал себя за то, что у него было столько же сил противостоять этой не знающей удержу ни в чем, малокультурной, но восхитительной красотке, покорившей такого опытного ловеласа, как он, за какую-то неделю, сколько у комара.

Но, конечно, та Холли была фикцией. Почему бы ему это наконец не уяснить? Ее никогда не было. Та Холли существовала только в виртуозно разыгранном спектакле, который сыграла для него. Его погрязшая в грехах женушка, старательно изображающая утонченную Снежную королеву и живущая за его счет, – вот настоящая Холли. Глядя на ее застывшее изображение, Тео признался себе в том, что ему не нравится вспоминать жестокую правду. Это была одна из причин, почему он общался с ней редко и только по телефону.

Вторая причина – его вспыльчивый характер. Холли умела взбесить его за считаные доли секунды, причем вроде бы без малейших усилий с ее стороны. Но Тео замуровал в себе черное пламя, порожденное ее изменой, сжигающее его изнутри, и вернул контроль над собой. Он предпочтет умереть, нежели показать ей нечто большее, чем неприязнь. Чем холоднее и отстраненнее он себя поведет, тем лучше.

Тео нажал на кнопку, чтобы вернуть застывшему изображению подвижность, и, позволив раздражению окрасить его голос, отрывисто бросил вместо приветствия:

– Что тебе надо? – Он был намеренно груб, но даже это не могло обуздать ярость, разъедавшую его душу, подавить инстинктивное желание уколоть ее хоть чем-то. – Ты наконец сумела сделать меня банкротом?

Видеозвонок был серьезным тактическим просчетом.

Холли поняла это, как только экран перед ней ожил. Ее смелость и решимость – и, что было гораздо хуже, голос – почти мгновенно исчезли. Кошмарная ошибка… Впрочем, не первая, связанная с этим мужчиной.

Она оказалась не готова увидеть его почти невозможное совершенство. Никогда не была к этому готова.

Тео занял весь ее огромный монитор – крупный мужчина с мрачным лицом и необыкновенно красивый. Красота его была особой – диковатой. Он тут же ворвался в ее одинокую жизнь, наполнив все силой и страстью…

И он по-прежнему был на нее зол.

Бушующая в нем ярость, не знающая прощения и милосердия, была так же ощутима, как хлесткий удар порывистого ветра в лицо. И слова тоже причиняли боль – резкие, они били наотмашь.

Холли слышала эту ярость в голосе Тео во время их нечастых, почти враждебных, телефонных разговоров, касающихся ее намеренно непомерных счетов. Она звонила примерно раз в три месяца, и времени для настоящего разговора у Тео никогда не было.

Но сейчас Холли могла видеть его ярость – она полыхала в его глазах, таких же черных, как кофе, который Тео готовил для нее в первые дни их недолгого брака. До того, как она сама все погубила.

Ярость чувствовалась даже в его твердом, словно отлитом из стали, подбородке. Дрожь охватила молодую женщину. Наверное, стоит порадоваться, что их разделяют шесть тысяч миль.

Но, кроме того, Холли видела жаркое, темное обещание, таящееся в глубине его глаз, обещание, которое не могла скрыть даже ярость.

«А что ты ожидала? – раздавшийся в голове голос был очень похож на голос ее дорогого отца, упокой господи его душу. – Он ненавидит тебя. Ты сама об этом позаботилась. Вот что происходит, когда уходишь».

Ей следовало бы знать об этом лучше других: она долгие годы жила вдвоем с отцом. Ее мать их бросила, когда Холли была малышкой. Конечно, страдающий отец не говорил, что ненавидит жену. Он утверждал, что горюет, что продолжает ее любить. Но для Холли их жизнь была, как незаживающий ожог.

И вот сейчас она смотрит на пламя ненависти, которое сама и разожгла.

Тео сидел в элегантно обставленном кабинете, откинувшись на спинку кожаного кресла. Его густые темные и достаточно длинные волосы были взъерошены – как и четыре года назад. Но он как будто стал красивее. В те далекие дни Тео казался ей похожим на бога, со своим поджарым, мускулистым телом. Одного взгляда было достаточно, чтобы увидеть скрытую в нем силу. Белоснежная рубашка обрисовывала его плечи, восхитительную грудь и – Холли не забыла – подтянутый живот. Он выглядел внушительно, а клокотавшая внутри ярость только подчеркивала его непохожесть на других и яснее любых слов предупреждала, насколько опасным противником он может быть. Холли снова себя возненавидела.

За то, что сделала. Точнее, за то, что сказала. За тот хаос, в который превратился ее необдуманный поспешный брак с этим человеком, и за унылую пустоту, образовавшуюся в душе после разрыва. В ней жило теперь только одно чувство – всепоглощающее, горькое сожаление. Оно было ощутимым, липким и так сжимало горло, что становилось тяжело дышать. Холли даже казалось, что когда-нибудь она задохнется.

При взгляде на Тео ей захотелось податься вперед, дотронуться до экрана и ощутить тепло его гладкой оливковой кожи. Захотелось провести пальцами по его густым волосам, слегка завивающимся на концах, что всегда заставляло ее глупеть от желания. Захотелось прижаться к его полным, творящим чудеса губам, почувствовать их солоноватый вкус и ощутить почти болезненное желание утолить жестокий чувственный голод.

Но путь к этому извилист и труден – в этом сомневаться не приходилось. Путь к Тео наверняка обнажит старые раны и заставит их кровоточить. А это значит – снова пережить боль. Однако жить так невыносимо. Необходимо что-то предпринять.

Холли казалось, что она знает, как тяжело ей придется, но так было, пока она не увидела Тео. Хотя его образ был жив в ее памяти все эти годы, эффект от общения вживую был подобен удару в живот.

Его лицо, хотя и на экране, ослепило ее так же, как и в первый раз. Это произошло в небольшом ресторане на Санторини. Она неспешно пила кофе после обеда, не догадываясь, что ее жизнь вот-вот круто переменится. Он присел рядом с ней.

Мужчина из грез, ставший явью, – опасный, сексуальный…

– Холли!

Его низкий, нетерпеливый голос проник в ее мысли. Тело женщины ожило, задрожало. Она порадовалась, что Тео не может видеть ее реакцию, последовавшую автоматически, независимо от ее воли. Холли безотчетно сдвинула колени и поджала пальцы ног. Но самым тревожным было то, что в ней мгновенно вспыхнула искорка безумной надежды на то, что все можно исправить, вспыхнула вопреки холодному голосу здравого смысла.

– У меня нет времени, – между тем продолжал Тео. – Но даже если оно и было, мне нечего тебе сказать.

Его губы слегка скривились в подобии улыбки без тепла, но даже она не уменьшила его привлекательности. Как раз наоборот.

Как соблазнительна была мысль забыться, разорвать внутренние цепи и сказать наконец всю правду, пусть даже он не поверит ни одному слову. За эти годы Холли использовала все доступные ей средства, чтобы заставить Тео отпустить ее. Свободы она не добилась, зато теперь он ненавидит ее всеми фибрами души. Поэтому нужно вспомнить, какую карту необходимо сейчас разыграть, иначе она потерпит поражение, не успев начать.

Холли заставила себя собраться и улыбнулась Тео. Не так, как когда-то. Тогда у нее не было даже намека на инстинкт самосохранения. Она вляпалась – именно так – в любовь, как зверь в расставленный капкан, а ее наивность ничем не отличалась от глупости. Но за несколько одиноких лет Холли настолько отточила свою улыбку, что та позволила ей сыграть роль, возникшую на пепелище брака, который она сожгла своей ложью. Роль, которая, как она считала, легко позволит Тео умыть руки, дать ей развод и освободить их обоих.

Она ошиблась и в этом. В конце концов Холли болезненно взглянула правде в глаза: она ошибалась во всем и не сделала ничего нового, лишь повторила свое прошлое и причинила связанную с ним боль. Но разве Тео поверит ей, если она скажет ему об этом? Он решит, что это очередная ложь, старая игра по новым правилам, в которую – он ясно дал понять – он не вступит ни при каких условиях.

Поэтому у нее нет иного выбора, кроме как сыграть последний раунд, поставив на кон все.

– Ты занят? – спросила Холли, намеренно растягивая слова на техасский манер. – Чем именно? Все еще изображаешь наследного принца в королевстве своего отца?

Ярость, читавшаяся на лице Тео, сменилась потрясением, но это длилось недолго. В следующую секунду его лицо стало еще жестче, чем прежде.

– Прошу прощения? – Его голос был ледяным, однако подо льдом таилась угроза. – Я и не знал, что настало время запоздавшего разговора относительно недостатков наших характеров. Ты уверена, что готова к нему?

– Да ладно, Тео, – фыркнула Холли, отмахнувшись, словно от докучливого насекомого. Она жалела, что не может хотя бы чуть-чуть расслабиться, чтобы соответствовать взятому небрежному тону. Впрочем, главное, чтобы Тео ничего не заподозрил. – Просто назови меня шлюхой. Мне кажется, ты порываешься сказать это вот уже почти четыре года.

Глава 2

Темные глаза Тео почернели от ярости. Так, наверное, должна выглядеть преисподняя. Холли поразилась: он до сих пор способен добиться того, что дыхание у нее перехватывает. Причем даже тогда, когда он невысокого о ней мнения!

Такой идиотки, как она, еще свет не видывал. Благоразумная женщина, глядя на черное пламя гнева в его глазах, сделала бы все, чтобы разорвать нити, связывающие ее с этим мужчиной. А она ищет в них что-то, способное разбудить в ней искорку надежды на будущее, которое она сама и загубила.

Потому что ярость – не то же самое, что безразличие, убеждала себя Холли. Ярость означала, что Тео все еще испытывает к ней какие-то чувства, и не важно, что чувства эти не сулят счастья.

Впрочем, возражала себе она, благоразумная женщина не стала бы очертя голову вступать в брак с любовником-греком, увлекшим ее в водоворот страсти тем летом, укравшим ее невинность, ее сердце и весь здравый смысл – все скопом. Так что ни о каком благоразумии речи не было.

Может, стоит прекратить притворяться? С Тео это невозможно.

– Дай-ка я догадаюсь, – сказал он ровным голосом, и Холли отметила, как он изменился за эти годы. Тео, которого она знала, был импульсивным и способным на безумства. – Ты решила прикупить самолет? Остров? Дом мод и половину Парижа в придачу? Мне все равно, Холли. Трать свое денежное содержание как хочешь, но, черт побери, оставь меня в покое.

Его рука потянулась вперед, и она поняла, что связь сейчас оборвется.

– Я хочу тебя увидеть, – поспешила сказать она, пока он не исчез с экрана.

Его темные глаза прожгли ее лазерным лучом. Неожиданно он стал еще крупнее. Опаснее.

– Ты видишь меня прямо сейчас. Наблюдаешь достижения прогресса. И мою безудержную радость.

– Лично.

Тео хохотнул – скрипящий, как наждачная бумага, смех царапнул ее, хотя не должен был бы.