Василий Храбрый

– Твои слова, мой любезный зять, полностью правдивы, – улыбнулся Ногай. – Мои дела, в самом деле, не будут забыты! Куда этому древнему воину и его серому камню до моей славы! Мои дела переживут века!

– О, мудрейший из мудрых! – заголосили стоявшие вокруг Ногаевы эмиры и военачальники. – Только ты один, государь, смотришь в бессмертие и покоряешь нас, бестолковых, своей мудростью!

От этих слов Ногай пришел в состояние полного веселья. – Эй, мои верные слуги! – крикнул он. Откуда ни возьмись, перед ним предстали его покорные рабы, соскочившие с коней за несколько шагов до своего повелителя и буквально рухнувшие в истоптанную траву прямо под ноги Ногаева скакуна. – Тащите же сюда урюк и лакомства грэкэ, – распорядился воевода, глядя с величием вниз, – и щедро угостите моих славных эмиров и почтенных родственников!

В мгновение ока ханские рабы, пятясь на корточках, подбежали к своим лошадям, вскочили на них и быстро помчались к большой арбе, уставленной всевозможными мешками и коробками. Прошло еще немного времени и они, вернувшись, не слезая с лошадей, приблизились к Ногаевым приближенным и набили им рты иноземными сладостями. Князь Федор, зная о таких порядках, установленных Ногаем, не противился, открыл на весь размах свой большой рот и принял солидную порцию ароматного урюка, душистой халвы и прочих восточных лакомств.

– Не обижу своего любимого зятя! – улыбнулся Ногай, единственный, кого не угостили вышколенные рабы, глядя как, выпучив глаза и задыхаясь, пережевывал насильственное лакомство князь Федор. – Я вижу твое счастливое лицо и радуюсь! Вскоре тебя ждет другое счастье! Ты, наконец, получишь свои города! Этого осталось недолго ждать! Не так ли, сынок?

– У-у-у! – пробурчал, багровый от напряжения, Федор Ростиславович, пережевывая урюк. – Ужже…т…так…

– Ко мне недавно приходили люди, – продолжал, улыбаясь, Ногай, – из славного города Сарая. Они говорили, что в Сарай приезжал твой племянник Алэсандэ из Смулэнэ и просил оставить за ним твой город…Однако хан Тохтэ не посмел перечить моей воле. Но он ласково принял того Алэсандэ и его сына Вэсилэ…Не знаю, о чем они там разговаривали с Тохтэ, но люди Тохтэ сказали мне, что этот Тохтэ просит меня, своего неродного отца, пока воздержаться от похода на Смулэнэ. Пусть-де посидит тот Алэсандэ в покое, пока Тохтэ, мой сын, не подыщет ему подходящий город или удел…

– Тогда пусть будет моим хоть Чернигов! – пробормотал, проглотивший, наконец, свое тяжкое лакомство князь Федор. – Этот город не нужен Олегу, сыну покойного Романа Брянского…

– Подожди немного и этот город, мой славный зять, – усмехнулся Ногай. – Недолго осталось ждать! Коназ Олэгэ скоро уйдет в Божьи люди…Поэтому нет необходимости брать эти города силой…

– Я вижу, государь, – грустно улыбнулся Федор Ростиславович, – что это дело не кончится миром, ибо и молодой князь Александр, и благочестивый Олег лишь тянут время. Они надеются на какой-нибудь случай или твою забывчивость, государь. Разве не было так, что ты менял свое мнение? У Олега и Александра немало серебра! Они сумеют уговорить и молодого царя Тохтэ и тебя самого…Вот ты и передумаешь…

– Не передумаю, сынок, – сказал, тряхнув головой, Ногай. – Нет, этому не быть! Сарайские люди, которые пришли ко мне после послов молодого Тохтэ, говорили, что сын коназа Алэсандэ, Вэсилэ, сказал обо мне непочтительные слова…

– Неужели он, негодный щенок, осмелился на такое?! – сдвинул брови князь Федор.

– Якобы осмелился, – усмехнулся Ногай, прищурив свой единственный глаз, – и сказал также, что считает тебя убийцей коназа Ромэнэ. И просил наказать тебя…

– Упаси, Господь! – перекрестился Федор Ростиславович. – Ты же знаешь, что я непричастен к смерти Романа!

– Знаю, сынок, – сказал, продолжая улыбаться, Ногай, – однако все урусы думают иначе…Хотя тебе это ничем не грозит! Эти урусы и сам молодой хан Тохтэ слабоваты на ноги. Плохо лишь то, что Тохтэ не наказал того бестолкового коназа Вэсилэ и не отрезал его язвительный язык! Мало того, отпустил их всех с миром и добрыми словами! Также поговаривают, что он назвал этого Вэсилэ «Храбрым» за его непотребство! Но я этому не верю! Это уже похоже на наглость, если не измену Тохтэ-хана…Нет, я не верю им!

– В это трудно поверить, – согласился князь Федор. – Никого не называют храбрым за безумные и нескромные слова! Может еще чего сболтнул тот глупый щенок?

– Поэтому я и не верю словам тех рабов, – задумчиво пробормотал Ногай, – что они сказали это со слов других людей, а сами этого не слышали…

– А что те царские люди говорили о словах Василия? – спросил с удивлением князь Федор.

– Якобы этот глупый Вэсилэ угрожал мне войной и обещал всегда придти на помощь Тохтэ, если будет у него война со мной! Он нагло пророчил нам жестокую междоусобную войну!

– Даже так?

– Не знаю, сынок, однако сарайские люди уже не раз морочили мне голову! Но ни люди молодого Тохтэ, ни люди моего верного человека, ханского советника Угэчи, ничего подобного не сообщали. Я не верю, что этот Угэчи, которому я совсем недавно давал кров и защиту, предаст меня! Это невозможно! Меня скорей предадут эти люди, принесшие дурные вести, чем мой Угэчи!

– Кто знает, государь, что бывает с людьми? – буркнул, прищурив глаза, князь Федор. – Иной раз бывает, что лук без стрелы стреляет!

– Ну, если без стрелы, – улыбнулся Ногай, но в это время раздались громкие, отчаянные крики и целый табун диких лошадей промчался мимо него и его свиты, едва не сбив сидевшего позади Ногая на большом сытом коне чернокожего бритоголового раба. Ногаевы люди быстро выхватили луки.

– Не стреляйте! – крикнул Ногай. – Там есть хорошие жеребцы! Не надо их убивать! Нам хватит джейранов, зайцев и прочей дичи для славного пиршества!

Знатные татары опустили луки.

Вдруг лошадь самого темника, стоявшая доселе спокойно и не обратившая внимания на промчавшийся рядом лошадиный табун, неожиданно вытянула шею и пронзительно заржала. Рабы, сидевшие верхом за спиной Ногая, вскрикнули и попадали со своих лошадей. Их кони всхрапнули и, почувствовав свободу, резко рванулись тяжелым галопом в сторону незанятой людьми степи. Со всех сторон доносились крики загонщиков, приближавшихся к Ногаю. Сам Ногай, почувствовав, как задрожала и подскочила его лошадь, резко сдавил ее бока ногами, пытаясь остановить и успокоить напуганное животное.

– Держись за узду, государь! – закричал князь Федор. – Сзади тебя – опасность!

Огромный черный волк изогнутой тенью бросился к лошади знаменитого темника. Последняя, не обращая внимания на своего всадника и его усилия, взвилась на дыбы и, словно птица, как бы полетела в сторону открытой степи.

– Ату! Ату! – заорали знатные татары, пытаясь обуздать собственных коней, но те суетились, рвались вперед и едва слушали своих всадников.

Князь Федор был отличным наездником и его, выученная в долгих походах, лошадь осталась ему верной.

– Держись же, мой надежный Орлик! – быстро сказал русский князь. – Гони вперед, за нашим государем! – И он стремительно поскакал, пытаясь настичь Ногая, за лошадью которого гнался степной хищник. Но это была нелегкая скачка!

Обезумевшая от страха лошадь княжеского тестя почти скрылась из виду, когда князь Федор стал медленно ее догонять. В довершение ко всему, русскому князю, мчавшемуся вперед, мешала возникшая вдруг прямо перед его глазами песчаная пыль.

– Откуда же эта беда? – подумал он. – Неужели так много сбежалось зверья?

В самом деле, пыль образовалась от многочисленных стад и стай диких животных, согнанных с огромных степных пространств. Растоптав в панике травяной покров, звери подняли целую тучу, в которой как бы растворились и люди, и кони, и дикие животные.

Князь продолжал скакать в прежнем направлении, однако скорость значительно уменьшил.

– Еще попаду в ямку али рытвину, – думал он, – и сверну себе шею!

Неожиданно, поблизости от себя, он услышал то ли хрип, то ли сдавленный стон.

– Сынок! – донесся до князя Федора крик Ногая. – Спасай же меня от этого шайтана!

Перед глазами русского всадника предстала в туче густой пыли какая-то серая масса. Вот она потемнела и быстро превратилась в раздувшегося черного всадника…

– Господи, – пробормотал, не веря своим глазам, князь Федор, – неужели наш славный Ногай погиб?

Зрелище было не из веселых. Сжавшийся татарский темник сидел на вертевшемся, как в речном водовороте, коне и дергался, словно в смертельной агонии, а на нем, сзади, лежал, вцепившись когтями в кольчужные кольца, степной волк, пытаясь с силой вырвать всадника из седла или добраться до закрытого железными кольцами горла…

– Ах, ты, подлая нечисть! – вскричал Федор Черный и, выхватив свой огромный меч, подскакал к лютому зверю. Удар! И черная массивная туша хищника, рассеченная пополам, отделилась от напуганного Ногая, падая на землю. Лошадь темника остановилась, как вкопанная.

– Как ты, жив, батюшка?! – закричал, не помня себя, князь Федор, спрыгивая с коня и хватаясь за татарского темника.

– Жив, сынок, – тихо сказал багровый от пота Ногай, сползая вместе с русским князем в пыльную грязь, – но тот шайтан едва меня не загрыз! Если бы не ты…Я никак не мог увернуться от этого лютого зверя! Этот злодей так крепко меня держал, прямо-таки железной хваткой!

– Покусал ли тебя этот проклятый волк? – с тревогой спросил вскочивший на ноги князь Федор, глядя на усталого Ногая.

– Нет ни раны, ни царапины, сынок, – улыбнулся, вставая с помощью русского князя, Ногай. – Он только меня малость придушил. До глотки добирался…Вот какая получилась охота! Если бы не ты, мой любимый зять, мне бы не жить! Этого я тебе никогда не забуду, сынок! Все тебе подарю, ничего не пожалею! А слуг и рабов, которые оставили меня наедине с диким зверем, я строго и безжалостно накажу!

ГЛАВА 5

ГОСТЬ КАРАЧЕВСКОГО КНЯЗЯ

Карачевский князь Мстислав возвращался с охоты, улыбаясь от удовольствия: наконец-то его славные дружинники затравили матерого медведя! Едва ли не целый год охотился князь со своими людьми за лютым зверем, повадившимся похищать скот у крестьян окрестных сел. Последние сами не могли выследить хищника и не раз обращались к княжеским людям с просьбами о помощи.

Князь Мстислав Михайлович был заядлым охотником. Узнав о бедствиях своих удельных крестьян, он принял все меры, чтобы найти и убить опасного хищника. Однако его опытные охотники все никак не могли выследить медведя. Помогли крестьянские девушки, ходившие в лес по малину. Там, в зарослях малинника, они натолкнулись на огромного бурого зверя. Занятый поеданием малины, медведь даже не обратил внимания на напуганных девушек, и они благополучно убежали в свою деревню. Крестьяне сначала хотели сами пойти на медведя, но деревенский староста запретил им охоту и отправился к князю Мстиславу. – Нельзя обижать пресветлого князя, – говорил он. – Еще раньше княжеские люди предупреждали, что наш славный господин хочет сам добыть этого медведя и приказал сразу же сообщить ему, если удастся узнать, где этот зверь обретается.

Князь лично принял деревенского старосту Серпилу Ямовича, с радостью его выслушал и даже преподнес старику через своего слугу целый десяток морток! – Если это подтвердится, – весело сказал князь, – тогда награжу тебя более щедро! – И он стал быстро собираться на охоту.

– Береги себя, княже, – говорил ему встревоженный тесть, боярин Вершила Силович. – Эта охота не баловство, но дело опасное: медведь – не зайчишка и даже не вепрь! Вспомни покойного князя Андрея Всеволодыча: он принял смерть от проклятого медведя! А у тебя молодая жена, моя любимая дочь, того и гляди, родит тебе дитя: уже на сносях! Зачем так пугать свою супругу?

– Не бойся, Вершила Силич, – весело сказал князь Мстислав, – я хорошо помню историю с моим черниговским дядюшкой. Этого не случится! Я не полезу на рожон! У меня есть опытные медвежатники. Я буду только управлять ими и смотреть на их охоту!

– Но ведь не удержишься, батюшка, – пробормотал, прижав руку к сердцу, боярин Вершила. – Я знаю, какой ты страстный охотник!

Однако князь Мстислав поступил разумно. Когда его люди окружили в малиннике матерого зверя, он не стал сам нападать на хищника, но позволил им не только выманить разъяренного медведя на полянку, но и уложить его на землю рогатинами. Княжеские охотники так ловко прижали ревущего зверя, что Мстиславу Михайловичу оставалось только довершить успешную охоту точным ударом. Карачевский князь не заставил себя долго ждать, приблизился к медведю, поднял рогатину и вонзил ее острие прямо в сердце огромного зверя.

Медведь дико взвыл, рванулся, но тут же обмяк и забился в агонии.

– Катите сюда телегу! – крикнул, ликуя, князь Мстислав. – И скорее кладите на нее этого медведя! Да так, чтобы все видели это чудище и радовались! Пусть знают крестьяне-смерды о такой удаче: я враз избавил их от скотской напасти! Надо дополнительно наградить старосту Серпилу, чтобы и впредь сообщали мне в Карачев, если узнают о новом звере!

Княжеские дружинники-охотники вошли в Карачев, как победители. Горожане сбегались со всех сторон, разглядывая убитого зверя. – Вот какой наш князь! – восхищались они. – Уложил такого престрашного зверя! Слава князю Мстиславу!

– Слава! Слава! – неслось по всему городу. Гордый карачевский князь в сопровождении своего сына Святослава-Пантелея, который тоже принимал участие в охоте и даже держал лютого зверя своей рогатиной, въехал в княжеский терем.

– Радуйся, славный князь! – встретил его тесть. – Тебе привалило счастье!

– Благодарю, Вершила Силич! – весело сказал князь Мстислав. – Смотри же на мое счастье: такого медведя завалили! За всю жизнь не было такой удачи!

– Это одно счастье, княже, – рассмеялся карачевский боярин, – но тебя уже ждет другое: моя дочь и твоя молодая супруга, благодаря нашим молитвам и благословению отца Иллариона, только что родила тебе хорошего, крепкого сына! Радуйся, князь, своему славному и красивому сыну!

– Вот это радость! – вскричал Мстислав Михайлович. – Какое мне утешение на старости! Да еще сын! Вот порадовала меня супруга моя сладкая! Где же она, моя любимая? Пойду и погляжу на нее!

– Наша молодая матушка еще отдыхает, – сказал князю стоявший у дверей княжеской опочивальни дворецкий. – Не надо ее беспокоить…

– Ну, тогда пусть себе почивает моя славная ладушка, – весело сказал князь и хлопнул в ладоши. – Эй, слуги! Готовьте же быстрей великий пир! И тащите мои лучшие меды из моих погребов! Ставьте на столы и греческие вина! Чтобы всем моим верным людям хватило яств: и боярам, и дружинникам, и служителям нашей святой церкви!

– Все так и сделаем, славный князь! – громко сказал прибежавший на княжеский окрик огнищанин Яромир Твердилович. – Пусть же сначала будет веселый пир для одних знатных людей. А завтра мы тебя, как надо, порадуем, и всех твоих людей, и дружинников повеселим да попотчуем отборными яствами!

– Пусть так и будет! – кивнул головой князь Мстислав. – А малое застолье готово?

– Готово, славный князь, – сказал с уверенностью огнищанин. – Не беспокойся, иди в трапезную. Мы давно тебя ждем с медвежьей охоты и не сомневаемся, что ты будешь, как всегда, удачлив! Не было такого, чтобы ты, пресветлый князь, пришел с пустыми руками!

– Тогда позаботься, Яромир, – молвил довольный князь Мстислав, – чтобы этого огромного медведя подали к завтрашнему столу. Пусть наши люди разделают эту тушу и хорошо приготовят лучшие куски! Мой пиршественный стол славится далеко вокруг! Не забудь об этом! Понял?

– Понял, князь батюшка. Все сделаю для достойного пира! Лишь бы хватило времени…

– Ну, тогда иди, Яромир, с Господом!

На следующий день в большой трапезной князя Мстислава состоялся богатый пир. Как было принято у карачевского князя, пиршественные столы установили так, что за длинным большим столом, стоявшим вдоль стены, сидели, в пространстве между столом и стеной, самые знатные лица: князь с супругой, по правую руку от князя – его сын Святослав-Пантелей со своим сыном Василием и дружинниками, по левую руку молодой княгини – ее отец, боярин Вершила Силович, и старшие дружинники князя Мстислава. К самым краям княжеского стола вертикально примыкали два таких же по величине стола для остальных гостей – бояр, дружинников, православных священников.

Князь Мстислав, несмотря на то, что постоянно советовался со своим духовником и главным пастырем православных храмов Карачева Илларионом, за пиршественным столом несколько отдалялся от него, чувствуя во время хмельной пирушки некоторую скованность и укоризненные взгляды священника.

Молодая княгиня, которую «перекрестили» еще накануне свадьбы, дав ей новое имя – Елена – недолго пребывала на застолье. Отдав дань уважения мужу и его приближенным, отпив лишь для видимости из большой винной братины глоток сладкого хмельного меда, она удалилась в свои покои, сославшись на слабость. С уходом княгини пировавшие оживились. Теперь за столами совсем не было женщин.

– Слава! – кричали княжеские дружинники, когда большая серебряная братина опустела, и они начали пить хмельные меды из бокалов, которые стояли перед каждым гостем. После того, как бокалы пустели, молодые княжеские слуги бойко подбегали к столам и вновь наливали из кувшинов очередную порцию напитка. То тут, то там клонились на столы буйные головы княжеских дружинников. Бояре же вели себя скромнее: опорожнив два-три бокала, они степенно пережевывали большие куски жареного и тушеного мяса, соленые овощи или грибы.

– Как же ты назовешь своего сына, великий князь? – неожиданно спросил после очередной здравицы громко, на всю трапезную, княжеский тесть Вершила. – Может, в честь святых или каких-нибудь славных воинов?

– Хотелось бы в честь славных воинов! – ответил громким голосом князь Мстислав. – Пусть мой сын растет великим воином на славу карачевской земли!

– Это неверно, сын мой! – возмутился вставший из-за стола священник Илларион. – Славных воинов немало на русской земле, а вот святых, особенно на нашей карачевской земле, почти нет. Надо бы заглянуть в святцы и подыскать хорошее имя!

– Пусть твой сын носит имя славного царя Александра, покорившего весь Божий мир своими победами! – возразил княжеский воевода Микула Славович. – Тогда мы будем знать, что твой прекрасный сын станет защитником карачевской земли!

– Это слишком известное имя! – поморщился князь Мстислав. – Так часто называют суздальских князей. Но от этого не изменился Божий свет. Мало того, все мы видим, что суздальские земли постоянно подвергаются набегам татар, обидам и унижениям. Зачем нам такая позорная и порочная судьба? И я не вижу славы в именах греческих царей, которые уже не одно столетие пребывают в позоре и бедности! Нам надо имя какого-нибудь прославленного победителя греков…Но мы таких имен не знаем…

– Как это не знаем, славный князь?! – неожиданно вскричал молодой священник Феофан, сидевший в самом конце пиршественного стола, за княжескими боярами. – Всем известно, что те греки были побиты славными римлянами! И были ими покорены: вошли на века в состав Римской империи! Пусть же будет имя твоему сыну – «Август» или «Тит» или славный «Адриан»!

– Вот это – настоящие имена! – улыбнулся Мстислав Михайлович. – Пусть же так и будет! Как-то некрасиво «Августом», но вот «Титом«…Это – хорошее имя! Такое как бы тихое, но грозное! Надо назвать моего сына «Титом», чтобы не гремел на весь мир как греческий царь Александр, или его покойный суздальский тезка, а на деле прославлял и защищал наш Карачев и удельные земли!

Княжеский сын Святослав-Пантелей опустил голову. Отцовские слова поразили его в самое сердце. – Батюшка уже не видит во мне наследника! – подумал он. – Полюбил эту презренную боярскую дочь и совсем забыл мою покойную матушку! Однако же Господь не даст ему так много лет! – Он почесал свой седеющий затылок. – Если не я, так мой сын Василий добьется города и удела. Так не получится, чтобы сын славной княгини уступил свой «стол» сыну боярской дочери. – И он успокоился.

Сын же его, княжич Василий Святославович, только радовался. – Вот так дед! – весело говорил он. – Какой он крепкий и мудрый! Заимел сына от прекрасной девицы! Слава моему великому дедушке! – закричал он, подскочив из-за стола. – Многих ему лет и еще сыновей!

– Слава! – дружно подхватили пировавшие.

В это время в пиршественную залу быстро вошел княжеский слуга, стоявший все время пира в простенке и остро завидовавший княжеским сотрапезникам. Пройдя между столами через обширное пространство, предназначенное для приема князем гостей, а также для размещения музыкантов и танцев со специально обученными для увеселения князя девушками, он поклонился Мстиславу Михайловичу и попросил «слово молвить».

– Говори же, мой верный слуга, – сказал слегка захмелевший хозяин пира. – Что там случилось?

– Батюшка князь, – быстро промолвил слуга, – только что сюда приехал посланник великого князя Александра Смоленского, его сын Василий, с двумя десятками воинов!

– Это – добрый знак! – улыбнулся князь Мстислав. – Как хорошо получилось! Как-будто молодой княжич Василий знал о нашем достойном празднестве! Пусть же идет сюда и с нами порадуется моему счастью! Было бы неплохо, если бы смоленские князья стали нашими верными друзьями. Проси же сюда княжича Василия с его лучшими людьми, а прочим подай меду, вина и кушаний во дворе, с простыми людьми.

Слуга побежал в простенок. Вслед за ним в трапезную вошел высокий, одетый в легкую красную мантию с летней, подбитой мехом светлой куницы шапкой на голове, молодой мужчина. Его пронзительные темно-синие глаза смотрели весело и приветливо, но богатая одежда и небольшая, аккуратно подстриженная русая бородка, выдавали в нем князя. Вслед за ним шли два рослых, но на голову уступавших князю, богато одетых дружинника в кольчугах.

Князь Василий прошел между скамьями и приблизился к князю Мстиславу. – Здравствуй, славный князь Мстислав Михалыч! – сказал он. – Поздравляю тебя с рождением сына! Желаю тебе и твоему сыну крепкого здоровья и счастья!

– Благодарю, сынок, за теплые слова! – улыбнулся князь Мстислав. – Рад тебя видеть! И еще больше был бы рад, если бы ты приехал со своим батюшкой, Александром Глебычем! Ты уже князь или пока еще княжич?

– Я уже давно князь…С того времени, как меня батюшка женил! Прошло уже полтора десятка лет…Вот только мой удел невелик. Одна Смядынь с княжеским двором под Смоленском. Когда мой батюшка сел в Смоленске, он отдал мне свое смядынское поместье, чтобы я был князем не только по женитьбе, но и по земле!

– Ну, что ж, и это неплохо, молодой князь! – весело сказал карачевский князь. – А теперь садись за пиршественный стол под мою левую руку. А потом и поговорим о деле и жизни…И посади своих людей среди моих бояр. Пусть снимут свои тяжелые кольчуги: сейчас такая жара!

Князь Василий со своими людьми вышел из межстольного пространства, и все уселись на предложенные места. Пришлось карачевской знати немного потесниться. С неохотой подвинулся на шаг ниже боярин Вершила.

Еще не один тост произнесли княжеские бояре, дружинники и смоленские гости. Когда же все вдоволь наелись и напились, князь завел неторопливый разговор со смоленским посланником, который, поддерживая беседу и поддавшись обаянию гостеприимного хозяина, некоторое время покачивал головой, выслушивая слова житейской мудрости, а потом неожиданно быстро перешел к делу.

– Меня прислал к тебе батюшка, князь Мстислав, – молвил князь Василий, воспользовавшись недолгой речевой паузой хозяина, – по очень важному делу! Наши дела очень плохи…Теперь ведь в Сарае сидит новый царь Тохтэ…

– Неужели? – встрепенулся Мстислав Карачевский.

– Да, батюшка, – тихо сказал, стараясь как можно ближе придвинуться к старому князю, Василий Александрович. Поняв движение гостя, князь Мстислав быстро пересел на пустевшее место молодой княгини и приблизил к нему свою голову. Молодой князь подробно пересказал ему все последние события, известные ему, и сообщил о своей поездке в Орду.

– Неужели ты осмелился сказать такое о царе Ногае? – перебил его с восхищением карачевский князь. – Как же себя повел молодой царь Тохтэ? Небось, рассердился?

– Не только не рассердился, – улыбнулся князь Василий, – но даже назвал меня «Храбрым»! Это значит, что молодой царь недоволен дружбой с жестоким Ногаем! Неужели в Орде будет новая смута?

– Вот так беда! – воскликнул, подняв вверх руки, князь Мстислав. – Не готовится ли татарский набег на наши земли?

– Чтобы этого не случилось, – кивнул головой князь Василий, – нам всем, русским князьям, надо оказать бескорыстную помощь молодому царю Тохтэ! Нам будет очень плохо, если злобный Ногай одолеет Тохтэ!

– Однако мы исправно платим «выход» этому Ногаю, – покачал головой князь Мстислав, – еще со времен моего покойного брата Романа. И теперь люди князя Олега продолжают возить наше серебро и меха в Ногаево кочевье. Зачем Ногаю на нас гневаться?