Слишком чужая, слишком своя

– В какую сторону я поехала?

– В центр. Ты не сказала, с кем назначила встречу, а я доела пирожные и пошла к себе – у меня на час был записан пациент. Я решила позже перезвонить тебе. Но сколько я ни звонила, телефон молчал. Тогда я поехала к тебе домой, накормила Макса, приготовила ужин и стала ждать. А тебя все не было. Я беспокоилась, – голос ее начинает дрожать.

– Разве я никогда не задерживалась?

– Задерживалась, конечно. И не раз. Но ты заботилась о Максе, поэтому всегда предупреждала меня, и я приезжала и хозяйничала здесь. А в тот день ты ничего не сказала, а уехала такая… на взводе… Я страшно волновалась. А где-то уже ближе к одиннадцати вечера мой бывший наконец додумался позвонить мне на сотовый. Как он потом объяснял, ему попался на глаза какой-то облезлый котище на мусорнике, и он тут же вспомнил Макса – ничего себе ассоциативное мышление? – и вспомнил, что я часто ухаживаю за ним. Я чуть в обморок не грохнулась, когда услышала о несчастье, поехала в больницу, но тебя там уже не было, тебя забрали в тот институт. Дежурный врач позвонил туда, а ему сказали, что тебя только что привезли из операционной и дело плохо. Юрка повез меня к тебе домой, я была страшно расстроена. Он рассказал, что его вызвали на место аварии где-то около часа дня, это буквально минут через двадцать после того, как мы расстались. Все сходились на том, что твою машину просто занесло – гололед был страшный, но какая-то женщина утверждала, что тебя специально толкнула большая синяя машина. Мол, она обратила внимание на странные маневры автомобилей: один, большой и тяжелый, бьет маленький, красного цвета. Эта женщина не разбирается в марках машин, но упрямо доказывала, что именно большая синяя спихнула с дороги твою. А потом быстро уехала. Но ее слова никто больше не подтвердил. Как всегда у нас: никто ничего не видел и не слышал. На неудобную свидетельницу закрыли глаза и вынесли вердикт: несчастный случай. И все. Дальше ты знаешь.

– Тот мужчина, о котором я говорила, уехал на синем джипе?

– Я сама видела. Он поставил его прямо за окном, ты сидела к нему спиной. Он же просто забежал купить сигарет.

– И женщина-свидетель утверждает, что меня преследовала большая синяя машина? Ты не замечаешь странности?

– Господи, боже… Конечно же! Я и не подумала… наверное, потому, что даже мысли допустить не могла, что… А может, это быть просто совпадением?

– Я не верю в совпадения.

– Да, конечно… Но ведь эта женщина действительно могла все придумать?

– И зачем ей это понадобилось?

– Ну, не знаю. Чтобы обратить на себя внимание. Это возможно.

– Возможно. Поэтому я сама увижусь с ней и обо всем расспрошу.

– Зачем? Может, лучше будет обо всем забыть и жить дальше? Ой, прости… Я ляпнула глупость.

Конечно, дорогая, еще какую глупость. Забыть обо всем! Да я саму себя забыла! Как мне жить с этим?

– Ну и как ты себе представляешь? Если кто-то за мной следил, а поскольку паранойей я не страдаю, примем это как рабочую версию. Так вот, у этого кого-то были причины меня убить. Я еще жива – значит, эти причины у него есть до сих пор. Ты считаешь, я должна смирненько сесть и изобразить мишень? Как, по-твоему?

– Но можно обратиться в милицию…

– Это смешно! Они там скажут: «Приходите тогда, когда вас уже убьют. А пока сходите-ка, долечите голову». Ты сама это понимаешь. Дело о дорожно-транспортном происшествии закрыли, успешно отрапортовали, доказательств нет. Я сама должна позаботиться о себе.

– Детектив какой-то. Похоже на дурацкий американский триллер. Но этого не может быть, ведь… У тебя не было таких врагов. Тебя нельзя было назвать приятной в общении, но убивать из-за этого… Невероятно. Ты понимаешь?

– Я потеряла память, но не спятила.

Какое-то время мы сидим молча. Я даже не заметила, что стемнело. В доме напротив уютно светятся окна. Как хорошо иметь свое жилище в этом большом холодном городе, где цветут клены, где гудит поток машин и снуют люди! Разные люди, которых я не знаю. У них свои дела, они кого-то любят, им есть что вспомнить в жизни. Но наши дороги не пересекаются. Каждый – словно остров в океане. Один. Нет, скорее как архипелаг: у каждого есть родня, друзья, с которыми связана их жизнь. Но все они чужие мне. Я сама себе чужая.

– Что ты говоришь? – Это Светлана. Только она сейчас связывает меня со мной.

– О чем ты?

– Ты что-то говорила сейчас, но я не поняла. Я даже не знала, что ты так говоришь по-английски.

По-английски? Так это… вот что крутится у меня в голове, а мой язык пытается произнести! Но как?.. Я не знаю.

– А какие языки я знаю?

– Ты говоришь по-французски и по-итальянски. Но я не знала, что ты выучила английский… Да нет, ты говорила так, будто это твой родной язык. Этого не может быть. Я не считаю себя таким уж знатоком английского, поэтому, конечно, не могу судить… Но ты только что говорила по-английски, точно.

– Может, я и раньше могла?

– Все может быть. Ты была все-таки очень скрытной. А твой педантизм… Если ты что-нибудь делала, то всегда безупречно. Я даже думала иногда: как только не надоест? Вот и объяснение, очень простое, как же я сразу не подумала! Ты же страшно педантичная, значит если уж взялась изучать язык, то… Вот видишь, ты уже начала что-то припоминать!

Действительно, простое объяснение. Но что-то говорит мне, что надо искать не простоту, а истину. Только как ее искать? И стоит ли? Может, док прав: некоторые вещи лучше вообще забыть… Нет. Нет! Я должна знать. Если не вспомнить, то хотя бы знать, знать наверняка.

Зазвонил телефон. Я пошла в прихожую. Кто бы это мог быть?.. А-а, ну как же!

– Добрый вечер, Юля. Я не слишком поздно?

– Нет, мы еще не спим. Вы что-то хотели?

– Приехала Светлана?

– Да.

– Это хорошо. Тогда давайте договоримся: я завтра более-менее свободен, с утра только заеду в стационар, у меня есть несколько пациентов. А потом приеду к вам. Вы будете дома где-то в двенадцать?

– Я думаю, еще несколько дней буду дома.

– Отлично, договорились. Теперь отдыхайте, доброй ночи.

– До свидания.

Я кладу трубку и иду на кухню. Светлана моет посуду.

– Это Виталий звонил?

– Точно. Сказал, что завтра начнет свои опыты. Я тебе расскажу.

– Попробуй только не рассказать, улитка несчастная! Я тебя голодом заморю.

Мне становится так смешно, что я просто взрываюсь хохотом. Почему улитка? Ах да, я же не слишком контактный человек. Нет, это надо придумать? Улитка!

– Почему ты так смотришь на меня?

Действительно, уставилась на меня, глазенки круглые и растерянные. Что же я опять отколола?

– Ты… смеешься?

– А что? Нет, просто ты так смешно сказала, а я себе представила…

Нет, я просто не в силах удержаться, до чего смешно!

– Я никогда не видела, как ты смеешься! Иногда ты улыбалась, но так хохотать… Впервые вижу.

Последнее перышко сломало спину верблюда. Хорошенькая история. И я не знаю, как объяснить… Мы пришли туда, откуда и начинали. Господи, ну хоть маленький лучик пошли в мою башку! Нет. Не могу. Вот кажется: еще немного – и я все вспомню. Что-то очень важное. Но – нет. Чем сильнее я напрягаюсь, тем дальше уходит краешек таких нужных мне воспоминаний… Это меня бесит. Как дешевый латиноамериканский сериал.

Рукоять ножа привычно ложится в мою ладонь. Секунда – и, серебристо блеснув, лезвие вошло в деревянную дверь. Именно туда, куда я и целилась. Даже не взглянув на побледневшее личико Светланы, я молча направляюсь в спальню. Я хочу спать. Я взвинчена, сбита с толку и страшно устала.

Темная вода сомкнулась над моей головой.

4

– И все-таки, Юлечка, что вам сегодня снилось?

Его улыбка кажется мне слишком профессиональной, как и его интерес. У меня, конечно, паскудный характер, и, может быть, я просто придираюсь к мелочам, но я проснулась не в настроении. Мне и вправду снилось что-то весьма неприятное. Светлана несколько раз будила меня, потому что я стонала во сне – так она говорила. И я ненадолго вырывалась из липкого кошмара, а потом все начиналось по новой. Но что?

– Ничего особенного.

Не хватало мне еще свои ночные видения пересказывать ему!

– Света утром звонила мне. Она говорит, вы всю ночь кричали и метались. Что же вам снилось? Вы должны мне рассказать. Сны человека – это путь к его подсознанию. Сигнал. Так что вам лучше рассказать.

Ох уж эта мне Светка! Наш пострел везде поспел. Обо всем позаботилась. Вчера вечером безапелляционным тоном заявила, что пока поживет у меня, будет спать на диване в кабинете. По ее словам, я просто не в себе, и оставить меня одну в пустой квартире она не может. Ее, видите ли, напугал мой фокус с ножом. Знала бы она, как он меня напугал! Я и не подозревала, что умею проделывать такие штуки. Светлана, которая знала меня четыре года, тоже не догадывалась о моих талантах. И еще кое о чем. Хотя была для меня самым близким человеком. Так о чем я должна рассказать?

– Я не очень помню свой сон. Все размыто, как в тумане.

– И все-таки? Вспомнить нужно обязательно.

А, прах тебя побери! Зачем мне все это? Напрасно я согласилась.

– Я попробую, но… Ладно. Итак, мне снился коридор. Длинный коридор, с двух сторон которого находятся двери. Много дверей. Как в больнице. Только это была не больница и двери были другие.

– Какие именно?

Вот ведь пристал, зануда!

– Я не знаю. Просто другие. Не деревянные, а словно из пластика. Ах да, на них еще были какие-то окошечки и номера. Окошечки открывались только со стороны коридора. А я иду по коридору и мне почему-то очень страшно. Я не могу сказать, что меня так пугает, но страх и сейчас сидит где-то внутри.

– Там никого нет?

– Нет, сначала – никого. Я просто иду по этому коридору. Мимо дверей. Я не хочу, но почему-то знаю, что должна идти. Понимаете? Должна. И иду. А потом у меня за спиной появляется какой-то мужчина. Я его не вижу, но чувствую, что он там. Я хочу оглянуться, но не могу. Он закрывает мне лицо какой-то… не знаю, тряпкой или пленкой – и мне нечем дышать. У меня в руках…

– Что у вас в руках?

– Нет. Ничего. Я не могу вспомнить.

– Вы намеренно не хотите мне сказать. Юля, вы что-то утаили от меня.

– Я не помню. Это просто сон.

– Ну, хорошо. Оставим это. Скажите, а лицо человека вы видели?

– Нет.

– Откуда же вы знаете, что это был мужчина?

– Во сне я это точно знала. Я не видела его, но знала, что он там.

– Что было у вас в руках?

Ну, нет, парень, я в такие игры играю получше. Если я не хочу говорить, значит, не скажу – хоть на ремни меня порежь.

– Док, давайте пока оставим эту тему.

– Ладно. А вы очень упрямы. Видите ли, Юлечка, если вы не будете мне доверять, наши занятия будут напрасными.

– Видно будет. Лучше скажите мне вот что: мое лицо сильно пострадало в аварии?

– Нет. Ну, как водится: синяки, ссадины, но ничего катастрофического. Пластическую операцию делать не пришлось. А почему вы спрашиваете?

Слишком уж внимательно он смотрит, а именно этого мне бы и не хотелось. Светка может говорить что угодно, да только я останусь при своем мнении.

– Просто так.

– Вы не хотите поговорить об этом? Ведь я заметил, вас что-то сильно угнетает. Пожалуйста, расскажите мне.

– Я не думаю, что хочу об этом говорить. Особенно с вами.

– Ну, я прошу вас. Не ради нашей совместной работы. Просто ради вас. Попробуйте. Кстати, вы не предложите мне кофе?

– Конечно, я должна была сама предложить. Это страшно невежливо с моей стороны. Пойдемте в кухню, там еще оставался Светкин пирог с яблоками.

Мы идем в кухню, я включаю кофеварку. Но мне совсем не хочется кофе. Когда он сварился, я наливаю ему чашечку, ставлю пирог, а сама начинаю шарить по шкафчикам.

– Вы что-то ищете? И почему вы налили только мне?

– Мне совсем не хочется кофе. Я тут ищу… Может, найдется…

Приспичило мне томатного сока, просто до ужаса. Ага, есть!

– Вы любите томатный сок?

– Похоже, да, раз мне его хочется.

Мы сидим и молча пьем – каждый свое. Он уже не волнует меня так, как при первом знакомстве. Может, потому, что я…

– Как вы поладили со Светланой?

– Она просто чудо. Хотя поначалу нам было немного сложно, потому что… Нет, я не знаю, почему. Я действительно такая, как она говорила?

– Я тут уже ничем не могу помочь. Я ведь знал вас уже такой, как сейчас. Мы же не были знакомы раньше. Но я не могу поверить, что вы – плохой человек, как мне говорили.

– Кто говорил? – Вот это номер! Он обсуждал меня с кем-то, и меня за глаза облили грязью. – Мне интересно, расскажите.

– Вы уверены, что хотите знать?

– А вы как думаете? Конечно, хочу. Я даже должна знать. Мне ведь надо продолжать как-то жить.

– Я думаю, что мы поговорим об этом позже. А сейчас мне хочется вернуться к другому. Расскажите, что вас так угнетает. Пожалуйста. Я обещаю: этот разговор останется только между нами.

– Я не уверена, что… Впрочем, черт с вами, милейший Виталий Петрович, вы тоже чертовски упрямый человек. Я скажу вам, но если станет смешно, не хохочите слишком громко – у меня ранимая душа. Нет, не надо ничего говорить – я сейчас скажу. В тот день, когда меня проверяли на вашем детекторе лжи – ни смейте отрицать, это был детектор лжи, что бы там ни плел мне ваш лысый психиатр с иезуитским блеском в глазах, я и без детектора видела, что он врет как сивый мерин, так вот, в тот день я заставила вашу куколку Маринку повезти меня в душ. А там на стене есть зеркало. Понимаете?

– Честно говоря, пока что – не очень.

– Док, не стройте из себя идиота. Вы все прекрасно понимаете. Я же не помнила своего лица, вы это знаете. Вот и заглянула в зеркало. И все увидела. Из-за этого…

Длительное молчание меня уже тяготит. Я вижу, что ему не смешно. И совсем меня не жалко. Взгляд у него скорее ошарашенный. Так, словно… словно он не понял ни слова из того, о чем я ему толковала. Наверное, я спятила втихаря, раз люди перестали меня понимать.

– Юля, вы позволите мне задать вам несколько вопросов?

– Только не спрашивайте, какой сегодня день и сколько пальцев на руке.

– Да нет, речь не о вашей вменяемости, она сомнений не вызывает. Скажите, а что вы ожидали увидеть? Ну, там, в зеркале?

– Вы знаете, док, до того момента я почему-то была уверена, что красива. Я понимаю, как нелепо это звучит, но…

– Ладно. Теперь скажите мне, почему ваше мнение переменилось? О чем вы подумали в ту минуту?

– Я подумала: «Господи, только не это! Какая уродина! Как мне с этим жить?»

– Еще вопрос: что именно вам не понравилось?

– Все.

Он долгое время молчит, а я думаю о том, что напрасно рассказала ему. Никому нельзя доверять, потому что… А собственно, почему? Что меня постоянно сдерживает? Наверное, у меня с миром довольно тяжелые взаимоотношения, раз я так нервничаю и не могу поддержать обыкновенный разговор.

– Вам налить еще кофе?

Меня достает это молчание. Лучше бы ему уйти и не приставать ко мне с этой чепухой. Я сама разберусь со своей жизнью.

– Да, пожалуйста. Вы знаете, это очень странно. И совсем не соответствует вашему характеру. Я не знаю, как это объяснить. Пока не знаю.

– А что вас так удивляет?

– А как по-вашему? Молодая и, особо подчеркну, красивая женщина чувствует отвращение к собственной внешности. И это не каприз избалованной красавицы. Вы искренне страдаете из-за своей надуманной… некрасивости. Никто и ничто не может убедить вас в обратном. Я не понимаю, как такое могло произойти. Но… нет, я должен еще проверить… Знаете, давайте пока оставим эту тему. Благодарю за кофе.

– Вы уже уходите?

– Да, мне пора. Завтра в это же время я приду снова, договорились?

– Приходите.

Он ушел, а я иду в кабинет. Мне надо разобраться с бумагами. В верхнем ящике стола лежат рисунки. Неужели это я рисовала? Такие красивые платья, но, на мой вкус, немного вычурные. Надо как-то не так.

Я беру карандаш и чистый лист. Нет, я совсем не умею рисовать. Совершенно. Как я буду теперь работать? Наверное, со временем все вернется? Не знаю. Довольно скучное занятие.

Дальше лежат какие-то документы, я откладываю их в сторону. Потом посмотрю, что там. А вот это интересно: несколько альбомов с фотографиями. Я укладываюсь на ковер и кладу перед собой верхний. На первой странице старая черно-белая фотография немолодой женщины. Обведена зеленым фломастером. Я уже знаю: это моя бабушка. Она была моей единственной родсвенницей. Но она умерла пять лет назад или чуть больше. Что здесь еще? Неужели это я? Такая маленькая? Со светленькими косичками с бантиками. Черно-белые фотографии говорят об уровне доходов. А вот и цветная. Я была симпатичной девочкой, только грустной. Но, судя по тому, что я слышала от Светланы о своем детстве, у меня были причины для грусти.

Вот более поздний снимок – я здесь уже довольно большая. Неплохой костюмчик сшила себе, сразу видно – талант. Вот только где этот талант набрал денег, чтобы открыть такое дело? Кстати, о деньгах. Надо поехать на работу и немного осмотреться. Вдруг вспомню что-нибудь?

А вот и совсем уж странная фотография. Так, здесь дата… январь две тысячи пятого года. Я так понимаю, это перед моей поездкой за границу. Чем меня так зацепил этот снимок? Наверное, тем, что я уверена: это не мое лицо. Эта девушка только похожа на меня, но это не я. Или я – не она. И означает моя уверенность то, что я либо спятила и это какая-то неизвестная науке форма сумасшествия, либо… О боже, я не знаю! Я ничего не понимаю! Разве такое может быть? Кто я такая? Как я здесь оказалась? А Светлана… Та ли она, за кого себя выдает? И была ли вообще авария? Потому как уж очень все удобно: авария, потом сложная операция, потом – амнезия. И человек с детектором лжи. Они проверяли, насколько основательно я все забыла. Кто – они? Нет, невозможно. Я просто схожу с ума. Но это не я на той фотографии. Просто очень похожая светловолосая девушка с хмурым взглядом и жесткой не то улыбкой, не то угрожающей гримасой. Я не много любовалась собой в зеркале, но такой мимики точно не замечала.

Перво-наперво нельзя дать им понять, что я что-то заподозрила. Если Светлана – не та, за кого себя выдает, значит, обязательно где-то допустит ошибку. Если она ни при чем, я могу своими подозрениями обидеть ее, а не хотелось бы. Она успела понравиться мне. Пусть бы она оказалась невиновной в том, в чем я ее заподозрила!

Обязательно нужно просмотреть документы, о которых она говорила. Если они вообще существуют и если они не подделка. Это можно будет выяснить, но довольно сложно. Но у меня предчувствие, что все это – только цветочки. И в будущем ничего простого не предвидится.

Захлопнув тяжелую папку с документами, я иду в спальню и раскладываю все на кровати. Не знаю, как раньше, но сейчас, сидя за столом, я не могу ни на чем сосредоточиться. А так – просто грандиозно: лечь на живот, опереться на локти и рассмотреть то, что принесла.

Рисунки я сразу отложила в сторону. Они меня совершенно не интересуют – по крайней мере в данный момент. А документы… Вот договор об аренде помещения, подписанный мной и каким-то Богулевским А.И. шесть лет назад. Несколько контрактов с персоналом. Что они здесь делают? Еще какие-то бумаги, смысл которых мне непонятен. Нет, не понимаю. Ладно, оставлю на потом. А это что такое?

«Это» – запечатанный конверт, в нем какие-то бумаги. Разорвать конверт у меня просто рука не поднимается – неаккуратно как-то. Я без особого желания сползаю с кровати и начинаю шарить в ящиках туалетного столика. Ну, хоть что-нибудь – маникюрные ножницы, пилочка для ногтей… Но если что-то такое у меня есть, то лежит где-то в другом месте. Ладно, поищу в ванной, все равно ведь уже встала. А в ванной есть шкафчик.

Я выхожу в прихожую и включаю свет. Звонок в дверь прозвучал так неожиданно, что я едва не рухнула. Кто бы это мог быть? Я тихонько приближаюсь к двери и смотрю в глазок. Какой-то мужчина. Кто он? Что ему надо? Господи, какая же я сейчас беспомощная! Что мне делать? О том, чтобы открыть ему, речи быть не может. Я его впервые вижу, хотя справедливости ради стоит отметить, что о большей части человечества я могу сказать то же самое. Но и разговаривать с ним через дверь мне почему-то не хочется. Я… не хочу и все. Позвонит-позвонит да и уйдет. Пусть свяжется со мной по телефону, если уж так приспичило. А я спрошу у Светки, кто он такой и что мне с ним делать.

Стоп! Так нельзя. Я ни от кого не должна зависеть в своих решениях. Особенно если мои давешние подозрения – не просто параноидальный бред. А что-то мне говорит, что… Впрочем, у всех сумасшедших есть свой внутренний голос, следует быть объективной, особенно в отношении себя. Значит…

– Кто там? – Мой голос немного охрип. Не знаю даже, услышал ли он – дверь-то бронированная…

– Юля, это я, Олег. Впусти меня.

Какой Олег? Что мне делать? Господи, зачем все это? Что мне стоило тихо-мирно помереть в перевернутой машине или на худой конец в больнице… И не мучиться сомнениями и прочими непонятками. Нет. Нет!

– Ты извини, но я неважно себя чувствую, – это чистая правда, парень, можешь мне поверить. Мне сейчас очень паршиво! – Ты не мог бы прийти в другой раз? А еще лучше – позвонить.

Если он сейчас не уйдет, я сяду прямо на пол и разревусь.

– Юля, это важно. Я ждал, что ты появишься в офисе, но тебя не было, и я решил…

Либо он не знает о том, что со мной случилось, либо ему все равно. А может статься, что он все отлично знает и понимает, потому и заявился.

– Это не может подождать?

– Я не хочу говорить сквозь дверь. Юля, это просто смешно! Мы сто лет знакомы, поэтому если ты переживаешь из-за своего вида, то зря. Юль, тебя так долго не было, дела не терпят… Впусти меня.

– Ладно, немного подожди.

Я иду на кухню. Вот набор ножей. Так. Два из них могут мне пригодиться, остальные – просто ерунда. Если, конечно, у меня будет время, ведь пуля летит быстрее… Бог с ней, с пулей. Я не дам себя убить, так ничего и не узнав.

Замок щелкает, как затвор винтовки. Меня уже не удивляют мои странные ассоциации. Он не выстрелил в меня. Он стоит и пялится как баран на новые ворота. Ну да, как я могла забыть! У меня же такая экзотическая прическа.

Ему немного за сорок. Русые волосы, карие глаза и тяжелая челюсть. Серый костюм-тройка и белоснежная рубашка. Нет, я его не знаю.

– Проходи.

Я отступаю от двери. Заходи, парень, только веди себя хорошо, не то я рассержусь и случайно отрежу тебе что-нибудь. Наверное, я не очень-то покладистая женщина. Но с этим уже ничего не поделаешь.

– Здравствуй.

Даже туфли снял, хороший мальчик. Терпеть не могу грязь. Это я о себе уже знаю.

– Привет. С чего такая спешка? Я сказала: плохо себя чувствую. Чего тебе надо? – Как-то так я, наверное, и должна с ним разговаривать, если я правильно поняла то, что узнала о себе.

– Пахнет кофе. Угостишь? – Нет, вы видели такого нахала?

– Нет. Говори, что тебе надо, и выметайся.

Эта игра уже начинает нравиться мне. Интересно, как он отреагирует.

– Я понимаю, ты имеешь право сердиться… Но ты же знаешь, как я боюсь больниц и всего, что с ними связано. Я не мог навестить тебя. Хотел – и не мог. Но я звонил, интересовался, правда!

– Мне чихать на это. – Мы проходим в гостиную и устраиваемся на диване. – Рассказывай.

– Я принес портфолио нескольких девушек, которых взял с испытательным сроком на то время, пока ты поправишься. Вот, ознакомься. Нужно срочно решать, берем ли мы их, потому что скоро показ в Варшаве.

Красивые девушки, что и говорить. Только тощие до синевы. Вот их я и отбракую – у них нездоровый вид.

– Эти не подойдут. Вот эти четверо.

Я смотрю на него. Станет ли он спорить? И как? Мне нравится эта игра.

– Позволь спросить, почему? – Браво, очень корректно!

– Худосочные, почти прозрачные. Нашу одежду будут носить обыкновенные женщины, а не привидения. А это что такое? Ей еще нет шестнадцати? Не годится.

– Но девочка очень перспективная, такую жаль терять.

Они для тебя все – девочки, старый ты развратник. Наверное, успел переспать с ней, иначе почему так волнуется?

– К чему лишние проблемы и траты. По закону с ней должен ездить кто-то из родственников. Нам это нужно?

– Позволь, я напомню: вообще-то подбор моделей… Этим занимается Ольга. – Какая еще Ольга? Надо бы мне поскорее разобраться во всей этой кухне. – Я просто хотел узнать твое мнение.

– Как всегда, правда?

– Да, как всегда.

– И что тебе еще надо? Ты узнал мое мнение. А там делайте, что хотите, но если возникнет хоть одно из перечисленных мной осложнений, то…

– Я понимаю.

– Вот и отлично. Нам надо заботиться о своей репутации.

Общие фразы. Это просто прелесть – общие фразы. Люди могут быть разными, как день и ночь, но поддерживать разговор общими фразами. Люди могут ненавидеть друг друга, но цивилизованно общаться общими фразами. С их помощью я сегодня о многом узнала. И о себе в том числе. У меня таки паршивый характер. Или был паршивый? Потому как такой тон в разговоре – это актерство чистой воды. Но это в данный момент. А как было «до»?