Политическая наука №1/2011 г. Этничность и политика

Glazer N., Moynihan D.P. Introduction // Ethnicity. Theory and experience / N. Glazer, D.P. Moynihan (eds.). – Cambridge: Harvard univ. press, 1975. – 531 p.

ПОЛИТИЧЕСКАЯ НАУКА ПЕРЕД ВЫЗОВОМ ЭТНОКУЛЬТУРНОГО ПЛЮРАЛИЗМА

А.М. КУЗНЕЦОВ

Реформируемая Россия восприняла целый ряд новых идей, представлений и ценностей, связанных с феноменом этнического плюрализма: этничность, мультикультурализм, этническая идентичность, толерантность и др. Однако, заимствуя определенные научные и общественно-политические взгляды, мы не всегда представляем причины их возникновения и обстоятельства востребованности. Между тем даже среди зарубежных специалистов возникают сомнения по поводу подобных ситуаций заимствования. Например: «…если наши теории об этничности и нации формируются, как это часто происходит, в метрополиях, таких как Великобритания и Соединенные Штаты, могут ли они быть адекватными для понимания процесса формирования идентичности и соперничества в таких колониях, как Канада, Австралия и Новая Зеландия?» [Mackey, 1999, р. 11]. Вполне очевидно, поставленный вопрос становится вдвойне актуальным для российской науки. Поэтому нам очень важно понять те исторические и социально-политические контексты, в которых происходит развитие конкретных исследовательских традиций. В этом смысле я солидарен с позицией, представленной Дж. Маклюр: «Не существует герметических границ между репрезентацией и реальностью, и на самом деле репрезентация является неотъемлемой частью реальности» [Maclure, 2003, р. 10]. Сегодня нам остро необходим специальный анализ основных условий и парадигматических оснований формирования разных традиций фиксации и интерпретации проблемы «этнокультурного разнообразия» в получивших поистине глобальное распространение американском и канадском вариантах политической теории.

Следует учитывать, что обсуждению проблемы этнокультурного многообразия долгое время не уделялось особого внимания. До недавнего времени все были уверены в скорой ассимиляции сохраняющегося культурного плюрализма несколькими доминирующими культурами. Однако во второй половине ХХ в. стало уже очевидно, что «…культурные различия в обществе, организованном в форме государства, не только не исчезают или сглаживаются, но, напротив, проявляют явные тенденции к нарастанию» (здесь и далее курсив мой. – А.К.) [Тернборн, 2001, с. 51]. Плюралистические идеи оказались востребованы в США после развертывания борьбы афроамериканцев за гражданские права и молодежных движений конца 1960-х годов, явившихся кульминацией формирования молодежной субкультуры. Затем после официального признания Канадой в 1971 г. политики мультикультурализма и американский культурный плюрализм был переименован для приведения в соответствие с этим ставшим популярным новшеством [Hollinger, 2005, р. 98].

В силу своей замечательной неопределенности концепт «культура» хорошо подходил для описания самых разных обстоятельств и субъектов. Как показал канадский политический философ Ч. Тейлор, теперь даже «демократия стала выражать себя в политике равного признания», принимающей в разное время разные формы, в последнее же время она представлена как требование равного статуса для разных культур и гендеров [Taylor, 1992, р. 27]. При этом реальные различия условий разных стран дали толчок к поиску разных идей и подходов в разработке культурной проблематики. Например, в американском контексте признание значимости этнокультурной тематики стало основой для широкого распространения идеи идентичности. Как отметил Г. Тернборн, «политика идентичности (или политика различия, как ее называют)… была следствием борьбы за институциональное равенство, когда то, что отличается, утверждается как равно достойное» [Тернборн, 2001, с. 52]. Р. Брубейкер и Ф. Купер подтверждают: «Пафос и резонанс идентичностных претензий в современных Соединенных Штатах имеют много истоков. Одна из основных причин данного состояния заключается в центральной проблеме американской истории – ввозе порабощенных африканцев, укорененной расовой дискриминации и ответной реакции со стороны афроамериканцев… Данный опыт значим не только в контексте расовой проблематики, но с конца 1960-х годов он используется как шаблон для утверждения идентичностей всех видов, включая основанные на половой принадлежности… сексуальной ориентации, этничности и расе» [Брубейкер, Купер, 2002, с. 105]. Другой автор констатировал: «Фактически в Соединенных Штатах термин “мультикультурализм” часто применяется в отношении всех видов политики идентичностей» [Kymlicka, 2004, р. 9]. А Д. Холлинджер также заметил: «Самым предпочтительным словом в дискурсе мультикультурализма теперь является идентичность» [Hollinger, 2005, р. 6]. В других социально-политических контекстах, в том же канадском, большую значимость получила собственно политика мультикультурализма, направленная на скорейшее включение мигрантов и некоторых других отличных общностей в принимающее сообщество. Альянс американской идеи идентичности с канадским мультикультурализмом повысил уровень неопределенности в их базовых формулировках. Не случайно вскоре обнаружилось, что попытки закрыть все возникавшие проблемы в рамках принятых концептов стали причиной издержек, которые, в частности, дали основание С. Хантингтону утверждать: «Культы мультикультурализма и многообразия заняли место культов левизны, социалистической и пролетарской идеологий» [Хантингтон, 2004, с. 225–226]. Одну из причин произошедших перемен показал, в частности, историк Р. Дей, который объяснял эти новые тенденции вызовом постмодернизма, заставившим отказаться от прежних универсалистских представлений и обратить внимание на реальность многообразия в обществе и культуре [Day, 2000].

От проблематики культуры к признанию этничности

Коллизии с попыткой придания культуре роли всеобщего ключа к решению различных проблем, а также участившиеся проявления «этнического возрождения» повлекли за собой необходимость признания в исследовательском поле еще одного концепта – этничность. Взаимосвязь этих базовых концептов получила выражение в новом определении – этнокультурноепроисхождение. Сама идея этничности получила признание у зарубежных исследователей только с конца 1960-х годов ХХ в. [Barth, 1969]. Но все более распространявшееся влияние концепта идентичности часто приводило к тому, что и сам процесс «этнического возрождения» стал рассматриваться как часть более широкого движения, получившего название «политика идентичности» [Kymlicka, 2004, р. 9]. Одну из причин подобного отношения к явлению этнического многообразия объяснила Ф. Беккер: «Вплоть до середины 1970-х годов еще существовал широкий консенсус по вопросу о том, что этнические различия будут стираться в процессе модернизации. Поэтому этничность рассматривалась только как третьестепенный фактор, и, по общему тогдашнему убеждению, этнические различия можно было списать в подстрочник истории» [Беккер, 2001, с. 68]. Но почему-то это сугубо «временное и незначимое обстоятельство» все более и более настойчиво заявляло о себе. Поэтому науке, в том числе ее политической отрасли, пришлось по-новому взглянуть на него.

Сразу приходится констатировать, что исходная разнородность социально-политических контекстов стран и регионов определила различия и в трактовках этнического феномена. Так, одно из влиятельных за рубежом направлений рассматривало заявившее о себе «этническое возрождение» как эпифеноменальное явление, обусловленное желанием достижения материального успеха, безопасности или власти. Другое – объясняло рост этнополитической активности конфликтными мотивами, изначально свойственными данному феномену. Представления подобного рода получили воплощение, в частности, в классических работах Дж. Ротшильда [Rothschild, 1981] и Д. Горовица [Horowitz, 1985]. Перечень различных трактовок зарубежными авторами концепта этничности можно было бы существенно продолжить. В результате же мы лишь получим широчайший спектр взаимоисключающих мнений, на одном полюсе которого окажутся народы или нации, а на другом – лишь коренное население, мигрантские диаспоры или же инвалиды, сексуальные меньшинства и даже коммунисты [Cashmore, 1996; Eriksen, 1999; Fenton, 2010; Jenkins, 2008; Reminick, 1989 и др.]. Не случайно, оценивая позднее состояние дел в рассматриваемой сфере, Р. Коллинз пришел к выводу: «Аналитическое осмысление этничности составляет одно из слабых мест социальных наук… в [проводившихся] исследованиях самоочевидным казался вопрос о том, почему же существуют этнические группы» [Коллинз, 2005, с. 19–20]. Среди попыток ряда современных авторов предложить более «глубокую» концепцию этничности можно отметить работу Г. Хейла. Он постарался уйти от прежних аргументов поведенческой мотивации в рассматриваемой сфере. Выход из сложившегося тупика, как полагает автор, заключается в том, чтобы вернуть теорию этничности и идентичности на ее прежнее основание, предполагающее активное использование данных исследования психологии человека [Hale, 2008, р. 2]. Поэтому его разработки велись в рамках теории микроуровня, предполагающей «сверхмягкую» трактовку базовых концептов идентичности и этничности, т.е. их представление как явлений сознания. «Психологизация» проблемы этничности и этнической политики Хейлом стала возможной благодаря использованию ряда экономических положений либерализма, и прежде всего – о значимости сознания для максимизации человеком своей выгоды [Hale, 2008, р. 33]. При этом исследователь абсолютно уверен в том, что «такие явления, как собственно этнический интерес или этническое предпочтение, не существуют. На самом деле мы должны исходить из убеждения, что поведение этнических общностей определяется теми же основными мотивами, которые направляют поведение человека в различных обстоятельствах. Один из таких мотивов включает желание материальной выгоды и экономического процветания» [Hale, 2008, р. 52]. К сожалению, подобную попытку представления этничности как своеобразного «бизнес-проекта» трудно признать удачной. Фактически развиваемый Г. Хейлом подход является еще одной попыткой, наряду с мультикульутрализмом, идентичностью и др., уйти от собственно этнического феномена, на этот раз, в психологические дебри. Не менее примечательны и регулярные попытки «приручить» этничность путем ее элиминации в этническую или национальную идентичность [Guibernau, 2008 и др.]. Почему все это делается, наглядно объяснила М. Ривз: «…“этничность” в качестве аналитического инструмента уже изрядно выработала свой ресурс – она больше скрывает, нежели обнаруживает» [Ривз, 2008, с. 25].

Следует учитывать, что ограничения и сложности, возникающие в случае признания значимости фактора этничности, появляются еще и потому, что это признание естественным образом повлечет за собой необходимость формирования особой этнической политики. Как полагал Мартин, подобная новая сфера политической жизни «означает не только принятие неких мер в отношении членов конкретной этнической группы, но в первую очередь государственную поддержку национальных территорий, языков, элит и идентичностей этих этнических групп» [Мартин, 2002, с. 80]. При таком подходе и влиятельный мультикультурализм может быть представлен как набор требований этнокультурных групп к государству или же в качестве ответа этнокультурных групп на требования, которые предъявляет к ним государство в стремлении продвинуть процесс интеграции [Kymlicka, 2004, р. 25]. Произошедшая политизация этнической проблематики оказывала и оказывает существенное влияние на сугубо академические попытки постигнуть данное явление. Но не стоит полагать, что подобное отношение к этнической проблематике является лишь результатом чьей-то «злой воли», приведшей к внедрению неких двойных стандартов. Причины здесь более глубокие, и для понимания проблемы этнического необходимо обратиться к аргументации позиций как его противников, так и сторонников.

Альтернативы концепции этничности

Не приходится удивляться, что разработка проблемы этничности ведется за рубежом в условиях постоянной критики со стороны приверженцев других приоритетов в исследовании проблем разнообразия. Одни авторы в решении возникающих проблем по-прежнему делают ставку на принцип общего гражданства [критику этого подхода см.: Young, 1989]. Сторонники признания значимости этничности упрекают своих оппонентов: «Очевидно, что во многих полиэтничных и мультинациональных государствах риторика гражданства традиционно использовалась в интересах защиты интересов доминирующей национальной общности» [Kymlica, Norman, 2000, р. 10–11]. Еще одним конкурентом концепции этничности за влияние в разработке проблемы разнообразия является, как уже отмечалось, идея распространения универсальных прав человека (индивида). Как полагает тот же Л. Хенкин, «права человека являются идеей нашего времени, единственной морально-политической идеей, получившей всеобщее признание» [Henkin, 1990, р. ix]. (Здесь будет уместно вспомнить и призывы Р. Рорти к созданию глобальной общности, основанной на этой идее.) Причины популярности представлений подобного рода объяснил У. Кимлика: «Такой переход… к универсальным правам человека приветствуется многими либералами, так как представляется естественным развитием достигнутого ранее успеха в защите религиозных меньшинств… Многие либералы послевоенного периода полагали, что религиозная толерантность, основанная на разделении церкви и государства, служит также и моделью для этнокультурного разнообразия. Согласно данной точке зрения, этническая идентичность, подобно религии, представляет собой нечто такое, что люди должны свободно выражать в своей частной жизни, но не там, где дело касается государства» [Kymlicka, 1995, р. 3]. С критикой подобной универсализации идеи прав человека выступили также и другие авторы [Gurtov, 1991; Ignatieff, 2003].

Свою альтернативу разработке проблемы многообразия с позиций концепции этничности, получившую название «постэтническая перспектива», предложил, например, Д. Холлинджер. Он не принимает «этнизации всех дискурсов через децентрирующие стратегии постмодернизма», но признает наличие самой проблемы. Автор рассмотрел сложившуюся в США на текущий момент ситуацию через призму идеи «этнорасового пентагона», который представляет замечательный исторический артефакт… сама его структура из пяти частей предполагает охват всех нас [черных, коричневых, красных, белых, желтых. – А.М

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

1

В английском языке нет прямого аналога данного термина; соответствующая область политических исследований чаще называется «исследованиями этничности и политики». Так, в Международной ассоциации политической науки существует Исследовательский комитет по политике и этничности (RC 14: Politics and Ethnicity, см.: http://rc14.ipsa.org/).