Секреты джентльмена по вызову

Приятная волна тепла накрыла ее при виде столь откровенно высказанного одобрения. Прежде чем вызвать горничную, Аннора провела в своей спальне более часа, лихорадочно подыскивая платье, и остановилась наконец на бледно-лиловом шифоне. Очевидно, искренний восторг гостя стоил затраченных усилий.

– Спасибо. Хартшейвен стоит того, чтобы им восхищались. Он был задуман как воплощение прекрасного.

– О, это определенно так. – Его губы еще шире растянулись в приветливой улыбке, открывшей очаровательную ямочку в левом уголке рта.

Господи, как ему удается превратить любой комментарий в комплимент? Делать нечего, надо продвигаться вперед и спокойно относиться к возможным осложнениям. Аннора подошла к окну и кивнула Николасу, чтобы он к ней присоединился. Она попыталась перевести беседу на нейтральную тему, которая бы с меньшей вероятностью будоражила ее чувства, однако, погруженная в раздумья о грядущей ночи, едва могла связать пару слов.

– Мой прадед устроил сады по проекту Кента и Брайджемана.

– Я узнаю их стиль.

Ник стоял у нее за плечами. Аннора ощущала слабые нотки его одеколона, не подозревая доселе, что мужчина может так соблазнительно пахнуть. Она настолько углубилась в этот аромат, естественно не выдавая себя, что едва не утеряла нить разговора.

– Мне посчастливилось побывать в Чизвик-Хаус. Сады Берлингтона так же совершенны, как ваши.

Чизвик? Это упоминание немедленно привлекло ее внимание. Аннора не удержалась и украдкой бросила на собеседника взгляд. Чизвик-Хаус знаменитое владение графа Берлингтона. Кем бы ни был Николас Д'Арси, он вращался в весьма влиятельных кругах, если его туда приглашали. Он поймал ее взгляд прежде, чем она успела отвернуться, и усмехнулся.

– Удивлены?

– Я вас едва знаю. Думаю, в данном случае все может вызвать удивление. – Ее тон прозвучал чуть более резко, чем она того желала, но в теперешнем положении Аннора хваталась за любую соломинку, чтобы удержать самообладание. Тот факт, что она его «едва знала», вовсе не замедлял отчаянное биение ее пульса или желание упиваться каждым его комплиментом. Ввязавшись в эту авантюру, она надеялась, что логика удержит от слишком эмоциональных реакций. Эта стратегия давала сбой.

Николас успокаивающе накрыл ладонью ее руку. Едва ощутимое прикосновение вызвало легкое покалывание.

– Мы исправим это за ужином. – Он кивком указал в сторону входа в гостиную. – Полагаю, ваш дворецкий готов сделать объявление.

Пламсби откашлялся, привлекая внимание. Аннора была настолько поглощена Николасом, что не заметила появление дворецкого.

– Ужин подан.

– Я велела Пламсби подать ужин в малой столовой, – заметила Аннора, довольная, что наконец говорит по существу.

С каждой минутой общения ее реплики утрачивали хозяйский тон. Нет, совсем не так она представляла себе их разговор. В ее фантазиях ей отводилась роль утонченной леди, всегда неуловимо опережающей собеседника, прекрасно знакомой со всеми светскими нюансами непринужденного тет-а-тет. К сожалению, фантазии мало соответствовали действительности, в которой ее робкие манеры провинциальной барышни не могли соперничать со сверкающим лоском его лондонского обаяния. Аннора не обладала подобной утонченностью. Оставалось надеяться, что ее элегантная столовая окажется на высоте.

Столовая не разочаровала. Она выходила окнами на веранду, и готовившие ужин слуги постарались на славу. Естественно, они предполагали обычный деловой ужин, однако все равно желали, чтобы дом выглядел как можно лучше. Розоватые тени летних сумерек едва проникали сквозь застекленные створчатые двери веранды, обволакивая кремовые стены полупрозрачной дымкой. Внимание входящего привлекал стол в центре комнаты, застеленный белоснежной льняной скатертью. Две высоких тонких свечи в серебряных подсвечниках стояли, как часовые; неяркое мерцание огоньков пламени воспринималось как приглашение. Между ними высилась ваза с желтыми садовыми розами. Стол был сервирован веджвудским фарфором на две персоны. Картину дополняли тонкие хрустальные бокалы и серебряные приборы. В ведерке со льдом ожидало охлажденное шампанское.

Им помогли разместиться два лакея, и Пламсби снял с блюд серебряные крышки, представляя ароматное содержимое. Правда, услуги дворецкого на сегодня этим и заканчивались. Аннора заранее дала понять Пламсби, что они собираются поужинать без церемоний, обслуживая себя самостоятельно. Верный слуга попытался протестовать, однако она успокоила его, заметив, что вряд ли стоит точно соблюдать протокол ради единственного гостя. Поскольку тот библиотекарь, следовательно, явился в дом в качестве наемного служащего. Пламсби в конечном счете согласился с хозяйкой.

– Вы позволите?

Николас достал бутылку шампанского и с едва слышным хлопком ловко открыл ее. Наполнил бокалы и переключил внимание на цыпленка, проявив в его разделывании столь же элегантное мастерство, что и в обращении с шампанским. Не прикладывая видимых усилий, разложил по тарелкам жареного цыпленка и салаты. Джентльмен от рождения или нет, Николас был воистину виртуозен в предписываемом джентльменам этикетом искусстве поведения за столом, предложив леди самые лучшие кусочки. Это, безусловно, делало его личность еще более таинственной и интригующей. Господь свидетель, с такими манерами и внешностью его принимали бы повсюду!

– Тост, Аннора. – Он поднял бокал. – За летний вечер и новых друзей.

Их бокалы встретились с мелодичным хрустальным звоном. Аннора пригубила вино, позволяя искрящейся ледяной жидкости катиться по горлу. Она любила шампанское и вполне могла позволить себе его хоть каждый вечер, но ей казалось грехом пить в одиночестве.

Хотя, если подумать, грехом куда менее значительным, чем тот, который она собиралась совершить сегодня. Она судорожно подыскивала, что сказать. Вероятно, следовало провести значительно больше времени, обдумывая темы для беседы, чем выбирая платье. Боже, так она о нем ничего не узнает. Следует хотя бы попытаться. Аннора остановилась на единственной теме, пришедшей в голову:

– Вы страстный поклонник садов?

– Я страстный поклонник многих прекрасных вещей, в том числе и садов. – Его рука лениво скользила вдоль ножки бокала. С любым другим мужчиной Аннора бы и не обратила внимания на этот жест. Но, находясь рядом с ним, не могла отвести глаз.

– И что же еще вас восхищает?

– Меня восхищаете вы, Аннора. – Он улыбнулся.

Она уткнулась в тарелку, залившись краской. До такой степени Аннора не краснела уже много лет. Вероятно, ее светская обходительность нуждается в большей полировке, чем ей думалось.

– От вас вовсе не требуется говорить подобные вещи. Кроме того, мы едва знакомы, чтобы вы делали заключения.

– Вы полагаете, я изрекаю вежливые банальности? Уверяю вас, вовсе нет. Весь сегодняшний вечер я провел в этом прекрасном доме, меня принимали и за мной ухаживали, и я рискну не согласиться с вашими словами. Имение часто является отражением владельца. Очень многое можно сказать о личности, исходя из его или ее окружения. Я чувствую, у вас есть своя история, Аннора, и мне бы очень хотелось ее услышать. Как случилось, что вы здесь обосновались?

Она резко взглянула на него из-за бокала:

– Понимаю, вежливый вариант вопроса, как я в своем преклонном возрасте тридцати двух лет все еще в одиночестве?

Николас рассмеялся и откинулся на спинку стула.

– Что вы за обидчивое колючее создание? Вы всегда столь циничны? Мы едва сели за стол, а вы уже успели обвинить меня в неискренности и лести. Когда же я пожелал узнать вашу историю, сочли меня грубым, загадали мне настоящую шараду.

О боже, да. Он прав. Она так волновалась, стараясь играть роль достойной хозяйки, что при первой же возможности полностью ее провалила. Аннора задумчиво посмотрела на полупустую тарелку, собираясь с мыслями.

– Я должна перед вами извиниться. У меня в этом мало опыта.

Ник снова подался вперед, на этот раз ободряюще касаясь ее руки:

– Нет нужды извиняться. Я нахожу подобного рода шарады весьма освежающими. – Он подмигнул. – Давайте лучше выпьем шампанского. Оно нам поможет, и мы попытаемся еще раз. – Николас выводил чувственные круги на ее ладошке, что действовало одновременно расслабляюще и побудительно.

Ни один мужчина не касался ее так, как он, часто и возбуждающе. Она постоянно ощущала его близость начиная с самого его прибытия. Случайное касание рукой ее рукава, ощущение его ладони у себя на спине, и все вполне в рамках приличий. Джентльмены постоянно дотрагиваются до леди таким образом. Она сама испытывала на себе такие прикосновения, но с иным результатом, не чувствуя ни приятного тепла, распространяющегося по всему телу, ни обжигающего покалывания в области живота и чуть ниже. О боже, нет, определенно она никогда не ощущала ничего подобного.

– А теперь, Аннора, расскажите мне все-таки свою историю. Я хочу узнать, как вы стали королевой этого маленького королевства.

– Я здесь выросла и никогда не покидала этих мест, по крайней мере надолго. – Аннора сделала маленький глоток. Он прав, шампанское действительно помогло. Она вряд ли когда-либо и с кем-либо разговаривала о своей семье. Когда-то это была хорошая семья, но время и превратности судьбы полностью разрушили ее, оставив Аннору с наследством, которое также грозило вскоре утечь сквозь пальцы. Она вовсе не склонна возвращаться мыслями к этой печальной ситуации, сталкиваясь со зримым напоминанием о том, что вот-вот потеряет в том случае, если не продаст душу, вступив в брак с мужчиной, которого никогда не любила.

– Почему? – Он убеждал ее голосом, прикосновениями, пристальной искренностью взгляда. Даже собственная столовая, казалось, ополчилась против нее. Мерцающие свечи создавали хрупкую близость, словно противостоящую все более и более сгущающимся сумеркам.

– Потому что это был мой дом, здесь жили люди, которых я любила. Хартшейвен не всегда пустовал. – Аннора не собиралась рассказывать о себе или раскрывать подробности, которые не имели отношения к той работе, ради которой его пригласили. Но начав, уже не смогла остановиться.

Истории сменялись одна другой, побуждаемые смехом Николаса или ободряющим кивком. Она поведала о своей семье, дедушке и бабушке, родителях, приезжавших на лето кузенах. Она не рассказала лишь о тете. Ей не место в счастливых историях.

Радостные летние месяцы сами по себе достойны описания. Долгие прогулки по зеленым лугам, рыбная ловля в ручье и бесконечные игры в прятки в саду. По мере того как она рассказывала, воспоминания словно оживали. Веселые призраки прошлого населяли ее рассказы. Радостный смех гонявшихся по парку кузенов, добродушное терпение дедушки, учившего их ловить рыбу в ледяном потоке. Все казалось таким живым и близким, хаотичным и бесконечно дорогим. Она почувствовала, как внезапно ожила. Не существовало больше робкой мисс Прайс-Эллис, сидевшей за столом с незнакомцем. Нет, этот человек каким-то непостижимым образом за очень короткое время стал ее другом, о котором она пока мало знала, но тем не менее казавшимся ей странно близким.

– Что же случилось? – Николас разлил по бокалам оставшееся шампанское. Боже, неужели они успели выпить так много или просто засиделись за столом?

– То, что обычно случается. Мы выросли, время прошло. – Призраки испарились. Свечи часто мерцали, догорая. – Я бы все отдала, чтобы вернуть его назад. А что же вы? Как вы дошли до жизни такой? – Вопрос был слишком откровенен и смел. В ней говорило шампанское.

– Думаю, будущее обещает нам большее. – Николас осушил бокал и решительно отставил его в сторону. Поднявшись, протянул ей руку. – Пойдем со мной.

Аннора медленно поставила бокал на стол, поглощенная его словами и их возможным значением. Сейчас это случится! Он отведет ее наверх и уложит в постель. Она поднялась на ватных ногах и скованно взяла его руку. Когда настал тот самый момент, неотвратимый акт показался ненужным дополнением к приятной беседе, и друг вновь стал незнакомцем. Чары разрушились.

Глава 4

Он ее терял. Навеянная магией шампанского и свечей, близость не опьянила Аннору настолько, чтобы сломить внутренние оковы. Не то чтобы Николас недооценил расслабляющее значение алкоголя и дружеской беседы, скорее, неправильно рассчитал их силу. Уже сейчас он замечал, как она исчезает, оставляя Аннору с ее раздумьями, заставляя сомневаться в правильности решения пригласить его в поместье. Прежде он полагал разумным отвести ее в спальню, теперь же решил сопроводить на веранду, надеясь на целительное воздействие свежей ночной прохлады и мерцания звезд. Едва они оказались там, она неловко попыталась обмахнуть рукой пылающие щечки и издала смущенный смешок.

– Боюсь, я нарушила главное правило светской беседы.

Николас неспешно улыбнулся в ответ, наслаждаясь ее прелестным румянцем:

– И что же это за правило?

– О, весьма важное, согласно нему леди должна предоставить джентльмену право вести беседу. Мне следовало позволить вам рассказывать о себе, искусно задавая учтивые вопросы и давая возможность раскрыться. Это первое правило, которое вызубривает каждая дебютантка. Если юная леди не умеет изящно предаваться безобидному флирту, она, по крайней мере, должна уметь слушать.

Николас запрокинул голову и рассмеялся, глядя в звездное небо. Ее невинная прямота действовала удивительно освежающе.

– Едва ли! Я получил искреннее удовольствие, слушая ваши истории. Кажется, сегодня у меня выдался один из самых приятных вечеров за долгие годы.

– Да что вы говорите? – Прозвучавшие в ее едком замечании циничные нотки больно укололи, быстро оборвав благодушный смех. Она смерила его подозрительным взглядом. Волшебство развеялось. Теперь Нику предстояло плести новое заклинание.

– Простите? – Он принял непонимающий вид, хотя прекрасно догадался, о чем она спрашивала. Решила вести себя прямолинейно, хорошо, ей придется самой в этом признаться.

– Вы знаете, что я имела в виду. Этот ужин, мои рассказы, все было задумано, чтобы вызвать меня на разговор, заставить открыться. Думаю, с вашей стороны очень умно опробовать на мне этот несложный дебютантский трюк.

Аннора оказалась более сообразительной, чем его обычные клиентки, или просто менее сговорчивой. Какой вызов для его мастерства прожженного ловеласа. Она обвиняет его в том, что он пытается откупиться от нее пошлыми банальностями. Ник взял ее за руку, поглаживая, якобы рассеянно выводя неспешные круги.

– Трюк слишком грубое слово, Аннора. Почему вы уверены, что это уловка? Вы очень милая женщина, с вами приятно находиться рядом.

И это правда. Ему нравилось наблюдать, как она оживала, рассказывая свои истории, вспоминая о детстве. Ее детство не сильно отличалось от его собственного, он подмечал неистовые искорки в ее глазах. Эта неистовость, дикость была очень хорошо спрятана, и Николас поражался, что ему посчастливилось наблюдать подобного рода откровенность, обычно сдерживаемую самообладанием и приличиями. Он также задавал себе вопрос, как она будет выглядеть, когда эти оковы спадут.

– Скорее не милая, а подозрительная, и не знаю, насколько это приятно, – возразила она, перефразируя его слова. – Особенно когда кто-то внезапно осознает, что я ему очень нравлюсь.

За суровыми словами крылась застарелая боль. Постепенно часть истории ее жизни, умалчиваемая за ужином, стала проясняться.

– Некоторые люди могут испытывать естественную склонность друг к другу, вы не находите?

Аннора одарила его сердитым взглядом, как нельзя лучше отразившим ее мнение на сей счет.

– Некоторые, возможно. Не все.

Сегодня она посрамила многие его заготовки. Он вовсе не ожидал, что его предполагаемая сельская простушка окажется такой колючей, мудрой и прекрасной. Николас был уверен в легкой победе. Теперь же стало очевидно, что все пошло не так. На какое-то время за ужином она забыла свои опасения и ограничения. Да, Ник вполне способен вернуть сладкое забытье, но для этого придется постараться. Он поднес ее руку к губам и предпринял наобум еще одну попытку.

– Я вовсе не охотник за состоянием, Аннора. Я безвреден, и со мной вы в безопасности. Я не такой как все.

Она покачала головой:

– Я пригласила вас сюда именно для того, чтобы вы окутали меня льстивыми комплиментами. Я с самого начала знала, что это все фальшивка, обман. Думаю, вы могли оказаться гораздо хуже и…

– В таком случае лучше не думайте, – мягко перебил Ник и коснулся ее щеки, нежно обведя кончиком пальца линию подбородка. – Вы пригласили меня сюда не для того, чтобы думать, а чтобы обрести удовольствие. – Он принялся вкраплять в свои речи легкие, почти воздушные поцелуи, ласково касаясь губами ее подбородка и порхающими движениями продвигаясь вдоль тонкой шейки. – В удовольствии нет стыда, Аннора, нет бесчестия в желании. Стремление к обретению наслаждения свойственно природе человека. – Его губы сомкнулись на тоненькой жилке пульса. Аннора вновь начала плавиться, поддаваясь умелому обольщению. Он ласкал ее словами, поцелуями, чувствуя, как просыпается ее тело.

Николас увлек ее рот в чувственном порочном танце поцелуя. Медлительные и вкушающие, его губы не спешили покинуть ее уста, задерживаясь в томном познании сладких глубин. Пробуя и поддразнивая, вызывая противодействие и заражая обжигающей жаждой обладания, он прижал ее к себе, давая почувствовать обуявшее его напряжение, безошибочно воспринимаемое даже через одежду. Придерживая за талию, усилил объятия, заставляя ее буквально соединиться с ним, убеждая, что здесь ее ждет земное и небесное, ад и рай, слитые воедино.

Ник почувствовал, когда Аннора ответила согласием. Ее руки обвились вокруг его плеч, она запрокинула голову, он что-то прошептал, уткнувшись в ее обнаженную шейку. Не услышав ответа, переспросил еще раз, хриплый голос источал желание.

– Идем со мной.

На этот раз она повиновалась. Он действовал осторожно, стараясь не разорвать едва возникший контакт, бережно придерживая ее руку в своих теплых успокаивающих объятиях. Это должно было сработать, и работало до определенного момента. Чувственное забытье длилось, пока они поднимались по лестнице, и он вел ее по коридору к двери направо, которая, как он знал, вела в ее комнату. Потом все внезапно прекратилось. По крайней мере, у нее.

Его тело, на удивление, подавало отчетливые сигналы полной готовности. Ему даже не потребуются обычные «помощники», как Ник любил называть арсенал своего саквояжа. Не всегда просто вызвать собственное возбуждение. Однако сегодня все произошло на редкость легко, фактически это оказалось единственным, что удалось без малейшего усилия. С того самого мгновения, когда он увидел ее в элегантном бледно-лиловом шифоновом наряде с высокой талией и лифом с низким декольте, подчеркнутым собранными под грудью лентами, специально задуманными для того, чтобы усилить эффект выреза, у Николаса в этом отношении проблем не возникло. Платье подчеркивало естественные изгибы и выпуклости ее тела, доводя фигуру до совершенства, того же эффекта достиг и мерцающий, чуть приглушенный и таинственный свет свечей. Пусть даже мисс Прайс-Эллис не выставляла свои достоинства напоказ, как свойственно его знакомым лондонским дамам.

Ник потянулся к дверной ручке, уже готовый чуть подтолкнуть спутницу и войти вслед за ней, как она внезапно остановила его, ее рука накрыла его ладонь. Выражение прекрасных глаз казалось честным и немного грустным, когда их взгляды встретились.

– Мне жаль, Николас. Не думаю, что смогу этой ночью.

Он мягко улыбнулся и поцеловал ее в щеку.

– Возможно, мне удастся тебя убедить. Легкий массаж при свечах, а? У нас с тобой в запасе вся ночь, мы можем продвигаться вперед маленькими шажками. – Было бы восхитительным наслаждением нежиться с ней в постели, не боясь разъяренного мужа, готового взломать дверь.

– Нет. – Аннора была тверда, отступая назад и сохраняя дистанцию. – Вы очень привлекательный мужчина, Ник Д'Арси, но все еще для меня незнакомец. Думаю, чем бы мы ни занялись сегодня ночью, это стало бы ошибкой. Что касается меня, я предпочту немного подождать и надеяться на лучшее.

Она повернула ручку и проскользнула внутрь, оставив его одного в темном коридоре, возбужденным и задающим себе вопрос, как же прекратить мучительное ощущение, которое столь непредусмотрительно в нем разожгла Аннора Прайс-Эллис. Когда, лежа у себя в спальне и выстраивая любовную стратегию, Ник обдумывал планы на грядущий вечер, он и представить не мог, что проведет ночь наедине со своей рукой, испытывая нещадные муки, чувствуя физическое и мысленное возбуждение. Николас быстро разделся. Если повезет, он быстро найдет себе облегчение и немедленно заснет. Он улегся в постель, взял член в расслабленный кулак, поглаживая возбужденное естество длинными плавными движениями, начав с медленного темпа, постепенно ускоряясь, когда потребность усилилась. Как он и думал, это долго не продлилось. Ник ощутил некоторое облегчение, когда все закончилось, потянулся за полотенцем и принялся ожидать наступления сна.

Однако рассудок отказывался повиноваться. В его сознании беспорядочно мелькали образы и соображения, касающиеся мисс Анноры Прайс-Эллис. Отправилась ли она в постель столь же неудовлетворенной, как он? Жалеет ли об отказе, не думает ли взять свои слова обратно? А ведь она не осталась к нему совсем уж бесчувственной. Вынуждена ли и она искать облегчение самостоятельно? Какая извращенная ирония судьбы находиться друг от друга буквально через дверь и заниматься самоудовлетворением вместо того, чтобы доставить наслаждение друг другу. Ченнинг и парни будут хохотать до колик, если узнают. Николасу никогда не избавиться от шуток. Равно как и не забыть ее последние слова в коридоре об «ошибке и желании подождать и надеяться на лучшее?» Эти две вещи были немыслимы для женщин, желавших вступить с ним в интимную связь. Ник взбил подушку и перевернулся на бок в надежде найти более удобное положение для сна. Однако в итоге лишь сильнее углубился в мысли о чуде, что так потрясло его раньше. Ее необузданность. Что могло такого случиться, чтобы загнать эту прелестную дикость глубоко внутрь натуры.

Он ощущал удивительную близость с Аннорой Прайс-Эллис. Ее рассказы пробудили его собственные воспоминания. Он тоже помнил летние месяцы в деревне, полные смеха и детских игр. Сожалел о том, что невозможно вернуть те яркие солнечные дни. Более того, эти истории много поведали ему об ее внутреннем содержании. Николас видел, как сияние юношеской беззаботности словно окутывало миловидное лицо, когда она рассказывала веселые случаи из детства, сияние, которое теперь полностью померкло. В этом они похожи.

Аннора думала, что ее жизнь кончена и больше с ней никогда не случится ничего удивительного и приятного. Все прошло, лучшие дни позади. Нику не понятны причины подобных умозаключений. Несмотря на его кропотливые расспросы, ей удалось удержать при себе множество тайн. Он, несомненно, понимал, что она создала в этом поместье некую уютную бухту, прибежище от тяжелой реальности. Сознание предсказуемости жизни обеспечивало особого рода комфорт и утешение.

Николас хорошо знал, что это такое. Ему пришлось пережить этой ночью шокирующее осознание того, что, несмотря на бросающиеся в глаза внешние различия, они обладают удивительным внутренним сходством. Приехав в Лондон и приняв предложение Ченнинга помочь с задуманным агентством, Николас прекрасно представлял, что отказывается от целого ряда надежд и ожиданий. Он не подписывал официальных бумаг и не подвергался публичному остракизму. Однако прекрасно сознавал, как устроен свет. Согласившись исполнять роль высокооплачиваемого куртизана, он занимал собственную нишу в высшем обществе, но никогда уже не смог бы стать его полноправным членом. Жениться на респектабельной леди? Какая уважающая себя дама согласится стать супругой подобного мужчины? Следовательно, отказ от собственной семьи, от того, что он полагал само собой разумеющимся вплоть до трагической смерти отца. Теперь брат, две сестры и матушка полностью зависели от него. Ник мечтал обеспечить их самым лучшим, чего бы ему это ни стоило. Он спрашивал себя: чем пришлось поступиться Анноре, что довело ее до теперешней ситуации? Что могло с ней случиться, чтобы она решила, будто жизнь кончена? Поверила ли она в это окончательно, или у нее еще сохранился лучик надежды на то, что наступит день и все изменится? В конце концов, Ник здесь подлинный волк в овчарне ее безопасности, готовый разорвать кокон ее стабильности, причем по ее же собственному приглашению.

К тому времени, когда взошло солнце, Ник составил новый план обольщения. Несмотря на заботливо оборудованную спальню и доставленное себе облегчение, он практически не спал. Отказ Анноры буквально лишил его покоя. Когда же в спальню проникли первые лучи, быстро протер руками глаза и проследовал на балкон. Выходящая на восток комната отличалась великолепным видом на зеленые лужайки, ведущие к конюшням и каретному сараю.