В сердце Антарктики

Позади Голубого озера поднимались к востоку невысокие, покрытые льдом и снегом склоны, тянувшиеся к подножию Эребуса. Стоило перебраться через два небольших хребта, сложенных из вулканических пород, – и перед тобой простиралась обширная снежная равнина, по которой можно было путешествовать на санях без опасения попортить их полозья гравием. Склон, спускавшийся к Голубому озеру, оказался особенно удобен для лыжного спорта, и до наступления темной поры, нередко по окончании работ, кое-кто из членов экспедиции скатывался на лыжах с вершины склона высотой около 60 метров. В несколько секунд они достигали замерзшей поверхности озера, стрелой проносились по ней и взлетали на противоположный склон.

К северу от Прозрачного озера простирались холмы из вулканических горных пород, на протяжении примерно полутора километров, разделяемые долинами, более или менее занесенными снегом. Вдали находилось побережье, по правой стороне которого, к северу, был залив Лошадиной подковы – примерно в 6,5 км от нашей зимовки. Дальше, вправо от северной оконечности мыса Ройдс, тянулись склоны Эребуса. С северного берега открывался хороший вид на мыс Берд, а с возвышенности можно было видеть на юге скалу Замок, находившуюся на расстоянии примерно 29 км. Во время предыдущей экспедиции для нас самым обыкновенным делом была прогулка от мыса Хат к скале Замок. Эта скала казалась гораздо ближе, чем была на самом деле, так как в Антарктике вообще расстояния обманчивы благодаря разнообразным эффектам, возникающим от изменчивости света и от искажений, производимых миражем.

База экспедиции Шеклтона на мысе Ройдс

С течением времени эта местность все больше и больше нравилась нам, так как для каждого находилось много достаточно увлекательных занятий. Профессор Дэвид и Пристли видели здесь перед собой новую и чрезвычайно интересную главу исторической геологии. Вообще, повторяю – окрестности мыса Ройдс были гораздо удачнее в смысле возможности геологических исследований, нежели местность у мыса Хат. По склонам окрестных возвышенностей были разбросаны сотни валунов, и изучая их, геологи надеялись познакомиться с прошлым острова Росса. Неиссякаемый источник новых открытий представляли для Мёррея здешние озера. Кроме того, и залив с его постепенно падающими глубинами был богат морскими животными, виды которых изменялись в зависимости от глубины. Залив также представлял собой неисчерпаемый кладезь ценнейших находок для биолога. Не мог пожаловаться и наш метеоролог Адамс, так как в непосредственном соседстве с его метеорологической станцией поднимался величественный Эребус с облачком дыма на вершине. Этому соcедству мы в значительной степени обязаны интересными результатами в области метеорологии. Для нашего физика чрезвычайно обширное поле исследования представляла структура льда в различных озерах, разнообразные соли, содержащиеся в почве, магнитные особенности горных пород, хотя, надо сказать, что магнитные свойства пород являлись в то же время и большим препятствием для магнитных наблюдений: чувствительные инструменты нередко подпадали под влияние местных магнитных сил. Таким образом, со всех точек зрения надо было признать чрезвычайно удачной местность, избранную нами для зимовки из-за чисто случайной ледовой обстановки. Едва ли мы могли бы найти другое более благоприятное место для научной работы

Уже через 10 дней, проведенных на берегу, дом был в основном готов, хотя, надо сказать, что прошло больше месяца, прежде чем он превратился из пустой оболочки в окончательно оборудованное и обставленное жилье, когда каждый из нас устроился и разместил свои вещи. Жилище оказалось не слишком просторным для 15 человек, но зато в нашей тесной квартире было теплее, чем могло бы быть в большом доме. Самой холодной частью дома, когда мы в нем поселились, был пол, сделанный из однодюймовых фальцованных досок, настланных в один слой.

Под северо-западным углом дома имелось пустое пространство, примерно в 1,2 метра, на другом конце пол находился вровень с землей. Стало очевидно, что пока существует под полом свободное пространство, мы будем страдать от холода, поэтому решили преградить туда доступ холодному воздуху. Для этого было задумано поставить с юго-восточной и южной наветренной сторон стену из ящиков с провизией. Чтобы совершенно исключить проникновение воздуха с этих сторон, мы сначала поставили на небольшом расстоянии от стен дома два или три ряда ящиков. Пространство между ними засыпали вулканической землей вровень с ящиками так, чтобы не оставалось никаких щелей, а затем сверху нагромоздили остальные ящики на высоту в 1,8–2 метра. Этого хватило лишь на две смежные стороны дома.

По обеим сторонам крыльца постепенно были возведены еще две пристройки. Одну из них выстроили из сухарных ящиков, покрыв крышу войлоком и брезентом, – это была кладовая Уайлда, который заведовал выдачей провизии. Пристройка по другую сторону крыльца имела более высокое назначение – она должна была служить Моусону в качестве физической и химической лаборатории. К сожалению, в конце концов, ее также пришлось превратить в кладовую, так как температура в ней была не выше наружной, а из-за влажного и теплого воздуха, проникавшего туда из дома, все, что помещалось внутри нее, немедленно покрывалось самыми фантастическими узорами из крупных ледяных кристаллов.

Подветренная сторона дома, в конце концов, была превращена в одну из стен конюшни, так как мы решили держать лошадей зимой под кровлею. Во время метели 18 февраля и в течение следующих трех дней животные, хотя и пострадали, но главным образом из-за тех ран и ушибов, которые они получили на судне по дороге на юг. Мы сочли, что содержание лошадей в помещении, даже без отопления, будет для них полезнее, чем пребывание на открытом воздухе. К 9 марта[61]  постройка конюшни закончилась. Одна короткая стена конюшни была образована двумя рядами ящиков с маисом и имела в высоту 1,72 метра; другую, более длинную стену, сложили из мешков с лошадиным кормом. На другом конце врыли в землю широкую доску и к ней приспособили ворота. Над всем этим растянули брезент, который прежде служил крышей временной хижины и затем все это закрепили и защитили от ветра досками и планками. Таким образом, конюшня была готова. Внутри нее протянули вдоль стены дома проволочный трос, к которому привязывались недоуздки лошадей. В первую же ночь, когда лошадей поместили в конюшню, они не дали никому из нас ни минуты покоя – некоторые из них оторвались с привязи и убежали в долину, где мы держали их раньше. Как-то позже Гризи, одна из самых бойких лошадей, просунула свою голову прямо к нам в окно, так что нижнюю половину окон пришлось заколотить досками. При первом же сильном ветре крыша конюшни стала так трястись и рваться, что мы с минуты на минуту ожидали, что ее совсем унесет; поэтому после бури на крышу положили все сани, кроме тех, которые были в употреблении и протянули из конца в конец крепкую веревку. Как только пошел снег, он засыпал сани, и крыша получилась превосходная, в дальнейшем никакой ветер на нее не действовал. Позднее к этим наружным пристройкам прибавился еще один вид – конуры для тех собак, которые собирались щениться, и помещения эти никогда не пустовали.

С юго-восточной стороны дома была пристроена из ящиков еще одна кладовая с крышей, сшитой из парусиновых коек. Здесь мы хранили свой плотничий инструмент, сапожные принадлежности, которые требовались нам постоянно, и разные другие необходимые вещи. Впрочем, первая сильная буря порядочно потрепала эту постройку – крышу сорвало и унесло, стены разрушились, так что когда погода исправилась, нам пришлось посылать целый отряд на поиски повсюду разнесенного имущества – шарфов, вязаных шлемов и т. п. Некоторые вещи были унесены более чем на милю. Я нашел один русский валенок весом в два килограмма в километре от плетеной корзины, в которой он до этого помещался. Видимо, все это расстояние он пролетел прямо по воздуху, так как на кожаной подшивке не было ни единой царапины; если б он катился по земле, ударяясь по дороге о скалы, кожу, конечно, поцарапало бы.

Труба на доме была железной, она выступала над крышей на 60–90 см, помещалась в ее юго-восточном углу, и была укреплена со всех сторон большим числом стальных канатов для защиты от ветра; сверху к ней был пристроен колпак. Благодаря этому мы избавились от тех неприятностей, какие не раз случались в большом доме, выстроенном экспедицией «Дискавери». Нашу трубу ни разу не снесло ветром и не засыпало снегом. Правда, вращающийся колпак был унесен при первой же сильной метели. То же самое случилось и при второй. Тогда мы просто-напросто сняли его, причем это нисколько не повлияло на исправную работу печи.

С правого края фото – тропинка к метеорологической станции. На заднем плане – склон Эребуса. На нижнем снимке – гараж Дэя с автомобилем

Собачьи конуры располагались вплотную к крыльцу, но в них мы держали постоянно на цепи лишь трех собак. Метеорологическая станция помещалась с наветренной стороны дома, наверху небольшого хребта, метров на шесть выше дома и в 12 метрах над уровнем моря. Туда вела естественная тропинка. Адамс устроил эту станцию и с 22 марта на ней начались регулярные метеорологические наблюдения. Фундаментом для метеорологической будки служил тяжелый деревянный ящик, поставленный на скалы и на три четверти наполненный камнями. Вокруг него навалили обломки кенита, а все промежутки между ними заполнили вулканической землей, которую облили водой. Конструкция получилась прочная, как камень. Внутрь ящика по обеим сторонам поставили и закрепили камнями и болтами два столба, к которым крепко привинтили болтами метеорологическую будку стандартного размера конструкции Стивенсона. Ввиду того что запись показаний инструментов приходилось делать через каждые два часа и днем и ночью, а в плохую погоду наблюдатель мог легко заблудиться и не найти дороги к будке, по пути туда поставили ряд столбов, укрепленных в почве льдом, и между ними протянули веревку, по которой можно было добраться до будки даже во время самой непроглядной метели.

Первые дни на зимовке

Внутреннее устройство дома только что было закончено, и теперь он приобрел совершенно иной вид, нежели в первые дни. Мы начали с того, что отвели место каждому из обитателей. При этом сочли наиболее удобным разделить дом на отделения, в каждом из которых поместились два человека. Размер этих кабинок был 1,9 метра в длину и 2,1 метра в ширину от стены дома до его центра. Получилось семь таких кабинок и еще помещение для начальника экспедиции. Таким образом, удалось устроить всех 15 человек, составлявших береговой отряд.

Очень важной частью дома являлась темная фотографическая комната. Досок у нас было мало, поэтому для постройки внутренних перегородок мы использовали ящики с консервированными фруктами, которые все равно следовало держать внутри дома, чтобы уберечь их от мороза. Фотографическую комнату устроили в левом углу, сейчас же у входа. Ящики с фруктовыми консервами своими крышками были обращены наружу, так что можно было доставать их содержимое, не разрушая стен сооружения. Когда ящики эти пустели, мы превращали их в шкафы и составляли туда всякое запасное снаряжение, чтобы оно не мешало в наших маленьких кабинках. Все устройство фотографической комнаты взяли на себя Моусон и профессор Дэвид. Стены и потолок ее обили войлоком, оставшимся от устройства дома. Моусон соорудил все необходимые полочки, баки для промывки пленок и т. п. В общем фотографическая комната вышла на славу – лучше при данных условиях нельзя было и желать.

По другую сторону входа, прямо против фотографической комнаты, находилась моя комнатка, имевшая в длину 1,8 метра и в ширину 2,1 метра. Она была отгорожена досками и имела потолок на высоте 2,1 метра от пола. Стены внутри я обил брезентом. Койка была сооружена из ящиков с фруктовыми консервами, которые после освобождения их от банок тоже служили мне вместо шкафа. В моем помещении находились большая часть библиотеки, хронометры, барограф и электрический термометр. Оставалось еще достаточно места для стола. Все вместе взятое выглядело чрезвычайно уютно. На чердаке над моим помещением хранились научные инструменты, которые не были в постоянном употреблении, например теодолиты, запасные термометры инклинаторы и т. п. Постепенное нагромождение этих вещей привело к тому, что потолок прогнулся и угрожал обрушиться мне на голову, но я на это не обращал внимания, и дело обошлось благополучно.

На крышу темной комнаты мы сложили все приспособления для фотографии и наши немногочисленные ящики с вином. Последнее извлекалось оттуда лишь в особо торжественных случаях, как, например, в день зимнего солнцестояния. Установка для ацетиленового газового освещения помещалась на площадке между моей и темной комнатой. Мы пытались провести газ от крыльца, но там была такая низкая температура, что вода замерзала и газ не шел. Переместив установку внутрь дома, мы не имели больше никаких хлопот с газом.

Четыре газовые горелки, в том числе переносная лампа, находившаяся в моем помещении, давали достаточно света. Простота и портативность установки и яркий свет, который она давала, являлись большою роскошью в подобных условиях. Немудрено, что полярную ночь мы перенесли легче, чем это было в прежних экспедициях.

Тип установки для газового освещения, которым мы пользовались, был выработан м-ром Моррисоном, старшим судовым механиком на «Морнинг» во время экспедиции, отправленной на помощь «Дискавери». Единственный недостаток этого способа освещения заключался в том, что аппарат, дававший газ, пришлось устроить в жилом помещении. При ежедневном перезаряжении его карбидом, он награждал нас весьма неприятным запахом. Впрочем, мы скоро к этому привыкли, хотя все-таки ежедневно на голову бедного Дэя, который заведовал освещением, сыпались различные нелестные эпитеты. Установка работала все время безотказно. Газ распределялся из резервуара при помощи гибких стальных трубок, которые обвивались вокруг балок крыши и к которым где нужно подвешивались горелки.

С каждой стороны от одного до другого конца дома был протянут стальной трос на расстоянии 2,1 метра от стены. Поперек от стены к стене также натянули тросы на расстоянии 1,8 метра друг от друга. В местах их пересечения с продольными тросы были связаны. Таким образом, получились границы для отдельных кабинок, а повешенные куски сшитой парусины образовали стены; вход в кабину закрывался одеялом.

Надо сказать, что каждое из этих обиталищ представляло некоторые отличительные особенности меблировки, общего расположения и устройства коек, вот почему о них стоит сказать подробнее. Вопрос этот отнюдь не пустой, как может показаться читателям, ведь в течение долгих зимних месяцев внутренность дома составляла для нас весь обитаемый мир!

Стены расположенной рядом с моей кабинки Адамса и Маршалла были снабжены шкафчиками из фанерных ящиков, в ней царили такая чистота и порядок, что мы именовали ее не иначе как «Парк Лэйн № 1». На ящиках висели марлевые занавески, подвязанные голубыми лентами. Первый же взгляд на книжные полки обнаруживал литературные вкусы хозяев комнатки. В библиотеке Адамса были главным образом книги, касающиеся периода французской революции и времен Наполеона, кроме того, имелось полное собрание сочинений Диккенса. В шкафчиках Маршалла хранились склянки с лекарствами, различные медицинские книги и кое-что из беллетристики. Парусиновая занавеска, отделявшая каморку от следующей, была украшена художественными произведениями Марстона, изобразившего красками портреты Наполеона и Жанны д’Арк в натуральную величину. Адамс и Маршалл проделывали ежедневно гимнастические упражнения по Сандову. Позднее их примеру последовали и другие участники экспедиции, особенно когда из-за темноты и плохой погоды трудно стало заниматься какой-нибудь работой на воздухе. Койки в этой единственной в своем роде кабинке были самые удобные в доме, но для того чтобы приспособить их вечером для спанья, требовалось больше времени. Неудобство это компенсировалось тем, что в течение дня здесь имелось свободное пространство. С разрешения владельцев их комната использовалась как врачебный кабинет, аптека и операционная. Койки состояли из двух бамбуков, между которыми была растянута и прикреплена парусина, так что они напоминали собой носилки. Концы, упиравшиеся в стену, покоились на плотно приделанных планках с вырезами; противоположные концы бамбуков помещались на скамейке. На этих койках обитатели кабинки могли спать сладким сном.

План дома на зимовке

Следующее отделение по той же стороне занимали Марстон и Дэй. Так как первый был художником, а второй вообще мастером на все руки, то, понятно, они особенно постарались украсить свою каморку. Полочки были обиты бахромой, а фанерные ящики выкрашены коричневой краской. Эта идея была заимствована у владельцев «Парк Лэйн № 1», которые покрасили стены своей кабинки жидкостью Конди. Кабинка Марстона и Дэя именовалась «коньком», вероятно, потому, что их полки напоминали своим видом двускатную крышу. Прочные койки, сделанные из старых ящиков, с матрацем, набитым древесными стружками, покрытые одеялами, представляли собой комфортабельное ложе. Одну из коек можно было во время обеда выдвигать и пользоваться ею вместо стульев. Занавеска, расписанная художником, изображала пылающий камин как воспоминание об утраченной цивилизованной жизни, на верхушке камина красовался букет цветов в вазе. Занавеска, отделявшая эту кабинку от «Парк Лэйн № 1», не нуждалась в особом украшении, так как краски на портрете Жанны д’Арк, а частично на портрете Наполеона проступили сквозь парусину. В этом же отделении помещался литографский станок, на котором печатались иллюстрации к изданной нами на зимовке книге.

Следующую кабинку, по ту же сторону дома занимали Армитедж и Брокльхёрст. Здесь вся меблировка, шкафчики и полочки были весьма примитивны. Мне пришлось прожить в этом помещении два месяца на месте Брокльхёрста, в то время как его после операции уложили в моей комнате. Я соорудил там тогда постель на ящиках из-под керосина, и первое время их запах был не очень приятен, но мало-помалу он выдохся. Дальше за кабинкой Армитеджа и Брокльхёрста находилась буфетная, отгороженная рядом ящиков, образовавших настоящую стену между головами спящих и продовольствием. Буфетная, служившая также пекарней и кладовой, была не слишком обширна – всего 1,8 метра в длину и 0,9 метра в ширину, но нас она вполне удовлетворяла. Второй стеной буфетной служила стена дома, сплошь до начала ската крыши заполненная полками, продолжавшимися и в средней части помещения за печью. Печь помещалась отступя от стены на 120 см. В этом пространстве была отгорожена досками, обитыми парусиной, наша биологическая лаборатория, занимавшая 121×121 см. Недостаток места восполнялся множеством полок по ее стенам, содержавших бесчисленное количество баночек, вскоре наполнившихся биологическими трофеями Мёррея.

Позади плиты, против буфетной, находилась кабинка Маккея и Робертса. Ее главной особенностью был тяжеловесный шкаф, в котором покоились большею частью носки и тому подобные легкие вещи, а единственным тяжелым предметом был граммофон с пластинками. Койки хозяев представляли собою неудачное подражание мебели на «Парк Лэйн № 1», и затруднения, которые пришлось испытать Маккею и Робертсу, прежде чем койками стало можно пользоваться, доставили немало развлечения присутствующим. Я как сейчас вижу перед собой победоносное лицо Маккея, когда он созвал всех полюбоваться своей конструкцией кровати. Обитатели «Парк Лэйн № 1» указывали Маккею, что бамбуки прогнутся под его тяжестью, и концы палок соскочат с подпорок. Не обращая внимания на критически настроенных зрителей, Маккей разделся, залез в спальный мешок и стал распространяться о том, какое это удобное и приятное ложе по сравнению с жесткими досками, на которых он вынужден был спать до сих пор. Робертс тоже жаждал испытать свое ложе, сконструированное по тому же принципу. Ожидания товарищей насладиться зрелищем катастрофы как будто не оправдывались. Все уже разочарованно расходились, как вдруг раздался треск и грохот, сопровождавшийся энергичными словоизвержениями. Ложе Маккея оказалось наполовину на полу, согнутое под самым неудобным углом. Смех и иронические замечания по поводу его уменья мастерить кровати были ему нипочем; три раза в эту ночь пытался он закрепить свою кровать, но, в конце концов, махнул на это рукой. Позднее, впрочем, ему все-таки удалось устроить прочные крепления, и с тех пор он спал с комфортом.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Примечания

1

Cтатьи специалистов антарктической экспедиции Шеклтона, данные в приложении к английскому изданию книги «В сердце Антарктики», в этом русском издании не публикуются. – Прим. ред.

2

«Бухта Воздушного шара» – углубление в шельфовом леднике Росса у 164° з. д. было открыто первой экспедицией английского исследователя Роберта Скотта на «Дискавери» в январе 1902 года. Здесь Р. Скотт и Э. Шеклтон совершили подъем на привязном воздушном шаре на высоту 200 м для осмотра внутренней части окраины ледника.

3

Милль, Хью Роберт (1861–1950) – английский ученый, географ и геофизик, секретарь Лондонского географического общества, крупный знаток истории исследования Антарктики, автор ряда книг, в том числе «Завоевание Южного полюса» и подробной биографии Шеклтона. Вводная статья – исторический обзор плаваний в Антарктику до Шеклтона, – за которую благодарит X. Милля Шеклтон, в настоящем издании не публикуется.

4

В данном издании цветные рисунки Марстона не приводятся.

5

Венеста – название патентованной древесины.

6

Лучший пеммикан мы получили от фирмы Дж. Д. Бовэ в Копенгагене, лучший сорт говядины с добавлением 60 % жира. – Э. Г. Ш.

7

Plasmon – питательный порошкообразный препарат, получается смешиванием свежеполученного казеина (главный белок молока всех млекопитающих) с двууглекислым натрием. Растворим в горячей воде, без запаха, и имеет вкус молока. Применяется как питательное средство для лихорадящих и желудочных больных.

8

Что соответствует приблизительно 13 608 кг свежих овощей. – Э.Г.Ш.

9

Гросс – в настоящее время редко используемая мера счёта, равна 144 предметам. – Ред.

10

Что соответствует примерно 18 144 кг свежих овощей. – Э.Г.Ш.

11

Скотт-Хансен, Сигурд (род. в 1868 г.) – норвежский полярный исследователь, первый помощник капитана, метеоролог, астроном и магнитолог знаменитой экспедиции Ф. Нансена на «Фраме» в 1893–1896 годах.

12

Изаксен, X. – норвежский полярный путешественник. В 1898–1902 годах исследовал вместе со своим соотечественником, известным полярным мореплавателем О. Свердрупом, острова Канадского архипелага.

13

Финеско (finnesko) – национальная обувь жителей Финляндии в виде невысоких меховых сапожек, похожих на широко распространенные на Русском Севере унты, но только с более короткими голенищами (см. рис. на стр.).

14

Сеннеграс (sennegrass) – иначе альпийская трава – осока пузыревидная, употребляемая на Севере в качестве подстилки и утепления обуви.

15

Лапландия – географическая область на севере Скандинавского полуострова и к востоку от него, включая и Кольский полуостров; в настоящее время расположена на территории России, Финляндии, Швеции и Норвегии.

16

Таблицы перевода британских единиц измерения см. в конце книги.

17

Шеклтон подразумевает арктическую экспедицию норвежского полярного исследователя Фритьофа Нансена на судне «Фрам» в Центральную Арктику. Об этой замечательной экспедиции см. двухтомный труд Ф. Нансена «Фрам» в Полярном море» (Географгиз, М., 1956).

18

Обувь вроде русских фетровых валенок или бурок, изготавливавшихся из овечьей шерсти старинной английской текстильной фирмой «Buxton».