Лбюовь

Отходя от пирсинга в клинике, Бритни Спирс занималась литературным трудом – она обещает, что ее новый роман будет очень, очень трогательным.

Интересно, какой там будет сюжет? Я постоянно придумываю оригинальные сюжеты трогательных романов, но мне совершенно некогда их писать. Могу подарить один сюжет Бритни Спирс. Допустим, вот такой.

Жила-была одна девушка. Она была очень-очень красивая, из очень знатной и богатой семьи. Но отец ее умер, и как-то так получилось, что у них с матерью совсем не осталось денег. Буквально нечего есть, одни долги. Но тут, к счастью, в девушку влюбился один очень богатый человек, интересный брюнет, еще не старый, но очень самостоятельный. Он полюбил ее страстно, и она согласилась быть его женой. Он снял роскошные каюты на корабле, и они поплыли в Америку, чтобы там жениться. И вот на корабле девушка, а ее звали Роза, встретила совсем молоденького блондина, американца, художника, совсем бедного, очень красивого. И она полюбила его страстно! И он тоже ее полюбил, и нарисовал ее портрет во весь рост, причем она позировала ему совсем-совсем обнаженной, только с огромным синим алмазом на шее, а алмаз этот ей подарил ее жених. И этот самый жених застал их, и так подстроил, что художника, его звали Джек, обвинили в краже драгоценного, очень дорогого камня, а он был совсем не виноват. И Роза за это плюнула своему жениху прямо в лицо! Но тут корабль столкнулся с айсбергом и начал тонуть! Почти все пассажиры погибли, и Джек утонул, а Розу спасли. И так получилось, что алмаз так и остался у нее. И вот, много лет спустя, когда Розе было уже сто или двести лет, она опять села на корабль, и бросила свой синий алмаз в синее море, а потом пошла в свою каюту и тихо умерла. И если у вас сейчас не навернулись на глаза слезы, то нет у вас сердца, и вы ничего не понимаете ни в любви, ни в брильянтах, ни в трогательных романах.

Бытовые преступления

Кто лазил в банку с вареньем ложкой? Опять в масленке хлебные крошки! Что – трудно было убрать в холодильник? Какое свинство: заводит будильник, а сам дальше спит как ни в чем не бывало, а я полдня потом злая, с больной головой… Монотонный домашний рэп, дребезжащий фон.

Совместное проживание – как длительная позиционная война: здесь временно отступил, зато там надежно пометил территорию. «Эта пыль, мистер Холмс, целиком на вашей совести. Вы не позволяете мне навести порядок в вашей комнате! – Ваша уборка, миссис Хадсон, – настоящее преступление…» Одних раздражает, когда ломают хлеб («Надо резать!»), других – когда режут толстыми ломтями («Надо тоненько, чтобы просвечивало!»). Одни любят, чтобы закуски были разложены по тарелочкам, другие считают, что есть прямо из упаковки – нормально: «Даже как-то наряднее». Одни никогда не кладут диски обратно в коробки, другие рассовывают диски по каким попало коробкам, да еще и заявляют: «Это же лучше, чем когда они хрустят под тапочками». Моя свекровь ненавидит, когда часто открывают холодильник (см. ХОЛОДИЛЬНИК): ей кажется, что это чрезвычайно вредит и холодильнику, и хранящимся в нем продуктам. Моя мама очень недолюбливает, когда пьют компот прямо из кастрюли или лезут рукой в банку с солеными огурцами: «Они скиснут!» – «Ничего, мы их быстро съедим!». Моему папе кажется варварской манера оставлять раскрытые и перевернутые обложкой вверх («заломанные», как он говорит) книги; он их аккуратненько закрывает и аккуратненько ставит на полку. Хорошо, если в доме есть хотя бы один человек, который машинально все подбирает и раскладывает по местам. Беда только в том, что не всегда можно сообразить, где они – эти так называемые «места»? Куда засунули тот спичечный коробок, на который я аккуратно записала пин-коды кредитных карточек? Где газета (то ли Exile, то ли «Центр-плюс», в крайнем случае «Спорт-экспресс»), на полях которой набросан очень ценный бизнес-план? Где, где?

Часто все объясняется разницей культур, обстоятельств, происхождения. Некоторые лондонские, парижские и токийские семьи до сих пор освежаются по утрам в одной и то же ванне. То есть, реально, в одной и той же воде; и преступление, как раз, – выпустить эту воду раньше срока… Бывают преступления по неосторожности, или по незнанию, иногда даже – от излишней старательности: кто-то наводит утюгом стрелки на джинсах, кто-то состриг ножницами бахрому с дизайнерского наряда, кто-то вымыл с хлорочкой глиняный китайский заварочный чайник, уничтожил «душу чая», и чайник после этого – только выбросить…

Бытовые преступления – тема не юридической, а, скорее, художественной литературы, но иногда они запросто могут попасть под уголовные статьи: «доведение до самоубийства», или «провокация». Алексей Каренин имел неприятную привычку хрустеть пальцами: не это ли, в частности, привело к гибели бедную Анну Аркадьевну? Я лично сталкивалась со случаями: систематического засовывания шкурок от бананов в щель между стеной и диваном; засовывания туда же ношеных носков; прогрызания в куске сыра нор, наподобие мышиных… Или, вот, как вам такая манера есть яблоко: резать его на кубики сантиметр на сантиметр, а потом тыкать в каждый кубик вилкой? По-моему, за такое впору убить, и суд присяжных, как говорится, тебя оправдает. А еще я, если честно, плохо выношу, когда колбасу и хлеб режут прямо на столешнице. И круги от чашек меня раздражают безмерно.

Я по натуре – бытовой преступник. Любое свое перемещение по жилому пространству я помечаю: мандариновой кожурой, огрызками яблок, флакончиками косметики, бумажками, на которых записаны важные телефоны, и всякой прочей дрянью. Между прочим, когда я обнаруживаю засохшие огрызки в комнатах своих сыновей, я слегка возмущаюсь. Наверное, подсознательно исхожу из того, что наши дети должны быть лучше нас. Или, во всяком случае, – что им как бы меньше дозволено. Обычная история: двойные стандарты, двойная мораль. Мне можно пожирать салат ложкой из миски, а им: «Ты что – не можешь взять себе тарелку?» Тут явно наблюдается двойной стандарт, да. Хотя и собственная неряшливость, если сказать правду, у меня вызывает не особо много умиления. Что хорошего-то? На остатки фруктов слетаются мухи-дрозофилы. Очень нужные записи проваливаются сквозь землю, а бумажки с абсолютно неидентифицируемыми телефонами (22-33-33-22 н/а??!) приводят в ступор. Проблема в том, что я просто ничего не могу с этим поделать. Не могу приучить себя закручивать колпачок на зубной пасте и не оставлять повсюду бесконечные чашки с кофе и чаем в разной степени остывания, иногда уже позавчерашние, подернутые радужной пленочкой. «Твой чай уже льдом покрылся!» – возмущалась, я помню, мама. А муж, вот, терпит. Хотя сам-то считает, что в доме должно быть как в казарме: а) пусто, б) чисто. Терпит – значит любит (см. ЛБЮОВЬ).

Вегетарианство

«Знаешь, почему я до ночи торчу на работе? – доверительно сообщает N. – Не могу дома находиться. Каждые десять минут подхожу к холодильнику, открываю – и смотрю в него, смотрю… Ужасная зависимость от еды. В конторе лучше: кофе растворил, сигарету закурил и свободен».

Сорок лет, метр девяносто рост, мышцы как у носорога.

Зеркальная история: NN, 25 лет, натуральная блондинка, как-то совершенно неожиданно отказывает от дома бойфренду, с которым до этого жила почти семейно и даже в большой любви. Страдает потом ужасно, но с каждым днем хорошеет – просто поразительно. На комплименты отвечает:

– Ну да, спасибо, я и сама вижу. А все почему – перестала целыми днями готовить для него котлеты. А по ночам – эти самые котлеты поедать в тоске. Он приходил-то всегда по-о-оздно.

Актриса, месяцами сидящая на макробиотической диете, неожиданно с истерикой заявляет, что немедленно должна съесть что-нибудь жареное, с кетчупом.

Прикованная к одру старушка просит не стакан воды, а кусочек брауншвейгской колбасы – «как довоенной».

– Потом-то ее не было, а еще потом врачи не разрешали – холестерин, а теперь мне все равно.

Известно также, что дети, которым разрешают есть сколько угодно конфет, к сладкому обычно равнодушны.

Чревоугодие – как бы грех, но вообще-то еда одна из чистых и богоугодных радостей жизни – это вам любой поп подтвердит. Но может, это относится не к любой еде, а только к меду, хлебу, акридам? Насекомых поедать сейчас очень модно. Из Африки вывозят поваров, которые умеют грамотно изжарить червячков и кузнечиков. В европейских столицах открывают рестораны, специализирующиеся на блюдах из насекомых: дорогие, у входа сплошь бентли и ягуары, бронирование столиков за неделю вперед.

В главном московском new age магазине «Путь к себе» отдел продуктов и специй занимал когда-то крохотный уголок. Так, захаживало несколько постоянных покупателей, способных не только понять, что такое семена шамбалы, но и приобрести этот продукт. Но таких завсегдатаев становилось все больше, и для них отгородили целый угол: с диким болотным рисом и десятком разновидностей риса басмати, с кунжутным маслом холодного отжима и еще с десятками бутылок разного масла, с витринами травяных чаев, пирамидами разных видов зеленого чая, и шариками тапиоки, и брикетиками прессованной коры пальмы, и банками побегов бамбука, и какими-то сушеными корешками, – и все это расхватывалось, а сейчас хозяйка магазина говорит, у нее чуть ли не две трети прибыли идет именно от этого съедобного отдела.

То есть экзотические сувениры, книжки, кассеты с этнической музыкой уже побоку: продвинутый потребитель предпочитает потреблять информацию new age не глазами, не ушами, не чем-нибудь еще, а непосредственно внутрь.

А в главном московском вегетарианском кафе «Джаганнат-экспресс» открыли дополнительный зал. Лепешки из морской капусты, котлеты из овощей со специями, что-то-такое, завернутое в рисовые блинчики, – довольно вкусно, хотя не так уж и дешево.

Но – не протолкнуться. Заказ обедов в офис – можно поститься всей корпорацией.

За столиком над пластиковыми менажницами с едой слилась в поцелуе парочка. Едва переведя дыхание, она произносит: «Я люблю только водоросли!» Главное, страстно так. Наверное, правда любит водоросли.

Я, если честно, тоже водоросли люблю.

Странная, конечно, еда – вроде как латекс какой-то жуешь, но почему-то возвышает. Как будто не просто жуешь, а смотришь при этом фильм Кусто по каналу Discovery и раздумываешь, не поехать ли с друзьями поучиться дайвингу, и не завести ли аквариум, а еще, говорят, в водорослях много йода, от которого улучшается характер, и фосфора, от которого умнеешь. А кто ест свинину – тот сам как свинья, это еще Улисс писал, то есть, в смысле, известный писатель Джойс.

Рис. 4

Креветка похожа на русалку. И все-таки она считается менее одушевленной едой, чем корова

Рис. 5 А вот сожрать/употребить в пищу морского конька решится не каждый

Но только, просидев битых три часа в японском кафе, выпив литры зеленого чая сенча, скушав мисосупчика и роллов с авокадо, пообсуждав, натурально, последнего Мураками, многие почему-то идут на бульвар, покупают пару хот-догов и сжирают их на скамейке даже с каким-то остервенением.

Очень понятный порыв, между прочим. Гораздо более человечный, чем, например, факт существования таких продуктов, как бефстроганов из соевого мяса или соевые сосиски. Конечно, и в обычных сосисках мяса, говорят, содержится процента примерно два-три, – но эти, если они вегетарианские, зачем же тогда вообще прикидываются сосисками? Просто потому, что сосиски – это какая-то как бы привычная форма, в которой мы привыкли воспринимать еду?.. Что же: овца в волчьей шкуре?

Или вот: соевая спаржа. Это уж совсем непонятный какой-то продукт. Одно растение (соя) прикидывается другим (спаржа). Какая-то, как говорят дети, ложная фигня.

Вежливость

«Ничто не обходится так дешево и не ценится так дорого, как вежливость», – последний раз повстречаться с этим известным изречением мне довелось на Измайловском рынке, его еще называют Вьетнамским. Оно красовалось на витрине с вывеской «ПБОЮЛ Хайрутдинов», аккуратно выведенное по стеклу белой краской. Прекрасный, должно быть, человек этот ПБОЮЛ Хайрутдинов. И персики у него были один к одному – с боксерскую перчатку и румяные, как снегири.

Насчет того, что вежливость дает сверхприбыль при минимальных инвестициях, – это абсолютный факт. Улыбка рубль бережет – Дэйл Карнеги с удовольствием подписался бы под таким афоризмом; он, собственно, это самое всегда и твердил, только пространнее. Некоторые карнегианцы, будь они прокляты, толкуют ценность вежливости настолько буквально, что, расписывая свои товары и услуги, добавляют: «Улыбка – бесплатно!» Чем дают, между прочим, понять: любые их усилия, в том числе и связанные с сокращением лицевых мускулов, должны, по-хорошему-то, стоить денег.

Вообще вежливость – очень неоднозначная добродетель.

У моих друзей в архитектурном бюро работал администратор – пожилой господин с внешностью Омара Шерифа, усатый, двухметрового роста. С заказчиками он был не просто вежлив, но старорежимно, до приторности и витиеватости любезен. Голос при этом громовой. Главной его служебной функцией было давать отлуп недовольным заказчикам, если возникали конфликтные ситуации. Он составлял письма примерно следующего содержания: «Милостивый государь! В ответ на Ваше отношение касательно якобы имеющихся расхождений между положением на строительной площадке и рекомендациями, изложенными в проектной документации, позвольте деликатнейшим образом отметить…» Это имело просто нокаутирующий эффект. Милостивые государи буквально теряли дар речи и способность к сопротивлению, исчезали, даже не потребовав вернуть им аванс. Действительно «деликатнейшим образом».

Очень интересная вежливость у англичан, особенно у тех, кому по положению надо быть как бы эталоном джентльменского поведения. Сначала у них становятся стеклянные глаза: стараются запомнить твое имя, как оно произносится. В этот момент их очень жалко. Потом начинают вести непринужденную беседу. На приеме, в посольстве, например, бывает так: на время тебя оставляют в покое. Ты стоишь с бокалом, все очень по-светски, совершенно готовая к общению. Слегка расслабляешься. Потом расслабляешься настолько, что когда подходит очередной официант с подносом, берешь у него какую-то съедобную штучку и кладешь ее в рот. Вот в этот момент у тебя из- за спины как чертик из коробочки возникает хозяйка или хозяин. С широчайшей улыбкой: «Что ж, рада видеть вас! Что вы думаете о последнем романе Владимира Сорокина?» Это ужасно. Съедобная штучка, которую в другой момент вы бы проглотили и не заметили, отказывается сотрудничать с зубами, языком, горлом, а также с пищеводом, в котором начинаются спазмы. Кажется, что прошло уже два часа, позорнейших в твоей жизни. Единственный раз в жизни я «работала на визите» – тогда к нам приезжала как раз английская королева. Это было как в сказке. Пришлось, правда, очень много стоять на морозе, но ничего. Для журналистов был даже отдельный прием в Инженерном корпусе Третьяковки. В приглашениях было указано: «коктейль, форма одежды дневная, парадная». У меня было маленькое черное платье с вырезом, которое я сочла страшно подходящим. Сверху надела пиджак – к счастью, потому что оказалось, все коллеги в костюмах. Королева была в пальто. Нас проинструктировали, что, здороваясь с Ее Величеством, нужно сделать легкий книксен. Когда дошла моя очередь, делать книксен мне показалось почему-то дико глупым, как будто мы в детском саду. Королева, кажется, удивилась. Пока я говорила, как меня зовут и где работаю, она смотрела на меня с реальным интересом. Мне понравилось. Роль хозяина приема выполнял ее муж, принц Филипп. Он выскочил, как принято, из-за спины, но я ничего не жевала, и это было счастье. И он ничего не спрашивал, просто озвучил какую-то свою мысль, чуть ли не о погоде. А моя подруга была на таком же приеме в Петербурге, так он подскочил к ней и спросил: «Рад видеть вас. А чем вы занимаетесь?» Она ответила, честно: «Феминизмом, гендерными проблемами». А он: «О, милочка! Это такие глупости, уж поверьте мне!» У моей подруги очень хороший английский и характер дико агрессивный. Я думала, она ответила ему что-то вроде: «Учитывая ваше, сэр, специфичное положение, вашу точку зрения легко объяснить», но она нет, пробормотала что-то невнятное. Побоялась быть невежливой. А он не побоялся, надо сказать. Это ведь страшно невежливо – заявить человеку, что ты, мол, занимаешься глупостями. Говорят: джентльмен – это тот, кто никогда не оскорбит никого нечаянно. Так, может, он оскорбил сознательно?

И как оценил бы этот поступок ПБОЮЛ Хайрутдинов?

Сказать по правде, этот вопрос до сих пор меня занимает.

Рис. 6 Такие персики продавал ПБОЮЛ Хайрутдинов

Велосипед

Очень немного людей в мире не умеют ездить на велосипеде. Я одна из них. Еще мои троюродные сестры не умеют. Когда мы были маленькими, какая-то газета напечатала статью: профессор медицины утверждал, что велосипед вреден для девочек. Что-то там неправильно у них формирует – страшно даже представить что. У профессора было, судя по всему, довольно извращенное воображение. А может, и не извращенное, а просто – сильно развитое. Так или иначе, всем детям покупали трехколесные велосипеды, а нам нет. У нас в семье, к сожалению, была очень развита вера печатному слову.

Если с детства не катаешься на трехколесном велосипеде, то поехать сразу на нормальном двухколесном велосипеде очень трудно. Мне, например, так и не удалось научиться, хотя несколько раз пыталась. Очень страшно. Конструкция с двумя опорными точками – это же ненадежно. И я же не ребенок, чтобы все время падать.

Я практически уверена, что на двухколесном велосипеде с дополнительными страховочными колесиками сзади, как делают для детей лет пяти-шести, я смогла бы научиться. Но где такой взять?

Плавать я тоже практически не умею. Нет, плавать меня как раз учили, против плаванья никакой профессор в печати не выступал. Знаете, как учат тренеры в бассейне: «На счет “раз!” вдохнули, задержали дыхание и легли на воду. Ладони сложили лодочкой, вытянули стопы, локти туда-то…» Проделать все это правильно казалось так сложно – ну, нереально. Вдруг собьюсь и сначала сложу руки лодочкой, а глубокий вдох уж потом. А главное, все знают – в воде можно утонуть. Как, нафиг, Муму.

Я один раз тонула, лет в четырнадцать, – это очень страшно. Упала с лодки (выпасть откуда-нибудь – это по моей части). Быстро так – ууууппс! – и ушла под воду. Волосы так сразу плавно – ууууууупа! – наверх. И сразу надо, конечно, чтобы перед глазами пронеслась вся дурацкая жизнь. Ну, она и пронеслась. И так мне стало обидно, и так жалко маму, что я взяла и забарахталась как-то, и всплыла, и как-то даже добарахталась до берега. И решила даже, что наконец научилась плавать. Но назавтра же выяснилось, что опять разучилась.

Потом уже, совсем недавно, меня одна маленькая девочка в самом деле научила. Она сказала: «Ну смотри, просто берешь, ложишься вот так. Ну, и плывешь». С ума сойти. Она сама плавала, как какая-то рыбка, и вообще не задумывалась, когда там вдох, когда чего.

А другая девочка научила меня ездить на роликах. «Ну, вот так отталкиваешься и едешь». Но я умею только, почему-то, по кругу и только в одну сторону – против часовой стрелки. А на зимних коньках с полозьями не умею совсем, хотя мечтаю.

Рис. 7 Велосипед

Рис. 8 Парашют

Учитель физкультуры меня ненавидел. Я не могла ничего: ни перепрыгнуть козла (когда я к нему подбегала, почему-то казалось, что козел сам хочет на меня накинуться), ни исполнить кувырок вперед (казалось, что от этого может переломиться шея), ни бросить условную гранату на подобающее расстояние (не знаю даже почему), – и никогда не могла поймать брошенный в меня мяч (страшно).

Еще я не умею играть ни на каком музыкальном инструменте, хотя, мне кажется, при желании смогла бы на барабанах.

Петь я тоже не умею, потому что у меня нет слуха. А петь, не имея слуха, стыдно, так поют только пьяные, шатаясь по улицам. Я могу, конечно, исполнить «Крылатые качели» и еще одну песню на английском языке про старушку, которая проглотила муху. И еще: «Я Земля, я своих провожаю питомцев – сыновей, дочерей. Долетайте до самого Солнца…» Очень хорошая песня, изумительная. Но что-то никто меня на бис особенно не вызывает, я заметила. «Я буду, мам, спать, буду. Только ты не пой, не надо». В моей семье все считают, что это хороший признак: ребенка не устраивает мое пение – значит, у него у самого, возможно, есть слух.

Я думаю, не надо даже уточнять: прав у меня нет, и машину водить я не умею. Однажды муж попытался меня учить. Начал с ручного переключения скоростей. Первая скорость и задний ход – выяснилось, что перепутать эти два положения ничего не стоит. Кроме того, это была не очень хорошая идея – учиться рулить на дачном участке, где через каждые пять метров какая-нибудь сосна. Я до сих пор считаю, что мы не врезались просто чудом. Машина скакала, как какой- то заяц, отвратительно. К тому же прищемили дверцей мне руку.

Еще я никогда не умела: печь настоящие пироги, делать «мостик», сидеть в позе лотоса, завязывать мужские галстуки, фехтовать, стрелять по цели, приготовить плов, собрать автомат Калашникова, управлять самолетом и так далее. Мой добрый муж считает, что я, пожалуй, могла бы научиться водить трамвай. «А потом, когда натренируешься, – глядишь, и троллейбус». Мне отвратительно это слышать, и каждую весну я собираюсь учиться водить – «Знаешь, есть такой инструктор Виктор, у него все девчонки научились, правда он немножко хватает за коленки и называет дорогулей, но зато нестрашный, комплексов не внушает, ты к нему обязательно пойди», – но пока так и не выбралась. Этой весной – обязательно. Или научусь водить машину, или просто пойду и прыгну с парашютом. Мне кажется, чтобы прыгнуть с парашютом, никаких особых умений не нужно; нужно только отчаянье.

Вещизм

Смутное слово из советского детства человечества, из карманного словаря лектора-политинформатора. Стиляги, плесень, борьба с мещанством, вещизм… Вещизм – это, я понимаю, так: обожествление быта. Вещь как идол, как фетиш. Одни вещи становятся фетишами, другие нет. Почему так? Видимо, потому, что одни вещи – просто предметы быта, а другие – воплощение некой человеческой мечты.

Вещей-фетишей очень много. Во-первых, все, что движется: автомобили, мотоциклы, личные самолеты. Даже велосипеды, ролики, самокаты. Скейты?.. Видимо, нет. И большие самолеты – нет, не фетиш. Уже нет – с тех пор, как большие аэропланы превратились в пассажирский транспорт. Нынешнее пренебрежение этой отраслью (хотя бы то, какие безобразные условия труда у авиадиспетчеров) – следствие того, что летающие машины перестали быть чем-то магическим.

Телефон был фетишем на заре своего изобретения. Потом долгие годы – нет. С изобретением мобильной связи – стал опять. И не потому, что это такое уж супер-пупер техническое изобретение. А потому, что мобильник – воплощение детской мечты «Сокол, Сокол, я Ромашка, выхожу на прием».

В системе ценностей вещизма нет строгой логики и справедливости. Взять стиральную машину – это же, объективно говоря, настоящее чудо. Вот моя – она у меня девять лет, стоила долларов четыреста пятьдесят. А сколько пользы? Сколько перестирано, выполоскано, выжато, высушено? Абсолютно молча, без стона, без жалобы, без единого каприза. Какое человеческое существо сделало бы для меня все это – за четыреста пятьдесят долларов? Но к стиральным машинам принято относиться, как к рабыням. А вот телевизор – он идол. Потому что телевизоры транслируют грезы. Манипулируют тонкой субстанцией мечты, профессионально и непосредственно: через глаза и уши прямо в головной мозг, плюс двадцать пятый пресловутый кадр.

Еще, конечно, изощрены в понимании, что есть фетиш, люди из индустрии игрушек.

Самую острую, до дрожи, жажду обладания вещью я испытала лет в шесть. Вещь была такая – маленький глобус из чего-то вроде стекла или хрусталя, переливающийся огнями. Он издавал даже какое-то тихое пение или звон, и картинка в нем не просто сияла, но и менялась, как в калейдоскопе или в телевизоре. Этот глобус мне примнился, как мнятся изобретателям их изобретения. Никаких практических или магических свойств у него не предполагалось, это был предмет искусства в чистом виде. Желание владеть маленьким глобусом сводило меня с ума, даже голова кружилась, и слабели колени, даже подташнивало от желания – буквально подташнивало. Однажды это желание достигло такой крайней степени, что я поняла: если ничего не произойдет, оно просто разорвет меня изнутри. Есть такая фигура речи – «распирало от желания» – вот именно это я и испытала. Это было в детском саду, на прогулке. Закрапал дождик, нас загнали на веранду (знаете эти особые детсадовские веранды – не веранды при здании, а отдельно стоящие, замыкающие буквой «п» площадку для прогулок). Мы встали на край веранды и стали смотреть, как капли прибивают пыль и песок. Вот тут-то мое желание достигло пика. Я набрала много воздуха и сказала: