bannerbanner
Россия и мусульманский мир № 5 / 2012
Россия и мусульманский мир № 5 / 2012

Полная версия

Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля
На страницу:
3 из 5
«CAUCASICA: Труды Института политических и социальных исследований Черноморско-Каспийского региона», М., 2011 г., с. 273–281.

ИНСТИТУЦИОНАЛЬНОЕ РАЗВИТИЕ

ПОЛИТИЧЕСКОЙ ВЛАСТИ

В РЕСПУБЛИКЕ ТАТАРСТАН

Дугурхан Кокорхоева, кандидат исторических наук (Ингушский государственный университет)

Актуальность статьи – в необходимости осмыслить институциональное развитие власти в субъектах Российской Федерации на примере крупного региона – инициатора политических инноваций. Опыт развития институтов власти в Республике Татарстан важен для понимания форм закрепления повышенного политического статуса, соотношения тенденций централизации и децентрализации власти в России.

Региональная власть своеобразна. Она представляет собой подсистему общегосударственной власти, служит распространению инноваций. Но региональная власть также выражает интересы местного сообщества, сглаживает импульсы, исходящие из центра, поддерживает свою автономию. Региональная власть обеспечивает баланс политических интересов, учет требований сообщества в политических решениях. Тем самым обеспечивается легитимность власти региона перед лицом и населения, и власти общегосударственной.

«Парад суверенитетов», начатый летом 1990 г., придал импульс институциональному многообразию систем власти в республиках СССР. Бывшие автономные республики и автономные области РСФСР повышали статус до национально-государствен-ных субъектов Федерации. Ряд республик (Татарстан, Башкортостан, Тыва, Якутия, Чувашия) претендовали на верховенство своей власти и законодательства по отношению к федеральным. В Чечне установился сепаратистский режим, угрожавший территориальной целостности и безопасности Российского государства и носивший этнократический характер. Выбор уровня притязаний республиканских элит, методов и институциональных форм реализации их интересов зависел от объема ресурсов влияния, от межэтнических отношений в каждом регионе.

В сравнительном контексте Татарстан стал одним из инициаторов ненасильственной «суверенизации», ориентиром для импорта политических институтов другими республиками. Повышенный статус органов власти, их неподконтрольное федеральному центру строение закреплялись в законодательстве Татарстана 1990–1993 гг. Тенденция конфедерализации стала прослеживаться во время подготовки «Декларации о государственном суверенитете Татарской Советской Социалистической Республики». Принятию предшествовали бурные обсуждения. Вследствие компромиссов 30 августа 1990 г. «Декларация о государственном суверенитете ТССР» принята Верховным Советом республики, что определило вектор развития институтов власти и создало условия конфедерализации.

После провала ГКЧП политический процесс в Татарстане дестабилизировался. К концу 1991 г. возник парламентский кризис. В 1992 г. на Всетатарском курултае образован Милли меджлис как орган, представляющий интересы татарского народа и обладающий полномочиями для создания альтернативных властных структур. Он стал претендовать на функции парламента; 19–21 июня 1992 г. в Казани состоялся Всемирный конгресс татар. Инициированный Президентом Татарстана М.Ш. Шаймиевым, конгресс был призван стать не только приоритетной формой этнической консолидации, но и институтом принятия властных решений.

В условиях этнополитической мобилизации элита Татарстана предпочла правовые методы институционализации власти. Референдум о статусе Республики Татарстан был проведен 21 марта 1992 г. Получив поддержку 61,4 % явившихся избирателей, конфедеративный проект обрел легитимность. Республика отказалась подписать Федеративный договор 31 марта 1992 г. в отличие от других регионов России. Конституция РТ 6 ноября 1992 г. закрепила ключевое положение, которое характеризует конфедерализацию: «Республика Татарстан – суверенное государство, субъект международного права, ассоциированное с Российской Федерацией – Россией на основе Договора о взаимном делегировании полномочий и предметов ведения».

Вместе с тем установление в Российской Федерации сильной президентской власти в итоге кризиса 21 сентября – 4 октября 1993 г. и принятие Конституции РФ 12 декабря 1993 г. повысило ресурсы власти центра. Региональная правящая элита уже не нуждалась в поддержке радикальных этнических движений, взяла курс на компромисс с федеральным центром. Экономический кризис доказал непродуктивность изоляции республики. Поэтому начинается переход к федерализму, пусть вначале – децентрализованному. Договор между РФ и Республикой Татарстан «О разграничении предметов ведения и взаимном делегировании полномочий между органами государственной власти Российской Федерации и органами государственной власти Республики Татарстан» был подписан 15 февраля 1994 г. Договор, ставший компромиссным, предоставил РТ повышенный, асимметричный статус. Характерно признание земли, ее недр и всей собственности Татарстана достоянием многонационального народа Татарстана. Признавалось право Татарстана вступать в международные отношения, устанавливать связи с иностранными государствами, заключать с ними договора и соглашения.

Начиная с осени 1999 г. политические условия федеративного строительства в России кардинально изменились. На смену договорам о разграничении полномочий пришло воссоздание единой системы власти и приведение регионального законодательства в соответствие с федеральным. В силу политических условий асимметричность сменилась новой, централизованной схемой взаимоотношений «центр – регионы». Интеграция республик в единое политическое пространство Российской Федерации является закономерным проявлением модели симметричного, конституционного федерализма. Вместе с тем политическая элита Татарстана продолжает в осторожной форме отстаивать особый статус республики. Так, в июле 2007 г. Государственной думой РФ утвержден «Договор о разграничении предметов ведения и полномочий между органами государственной власти РФ и органами государственной власти Республики Татарстан».

Институциональная организация власти в Татарстане имеет свою специфику. Конституция РТ выводит президента из системы разделения властей, не относя его ни к одной из ветвей. Согласно ст. 89, Президент Республики Татарстан является «главой государства, высшим должностным лицом Республики Татарстан». Президент не включается в систему исполнительных органов, но является главой исполнительной власти. В п. 2 ч. 1 ст. 94 говорится, что президент «возглавляет систему исполнительных органов государственной власти Республики Татарстан». Он определяет внутреннюю политику и направления внешней деятельности Татарстана. Федеральный закон не предусматривает должности премьер-министра и устанавливает, что высшее должностное лицо субъекта Федерации является руководителем высшего исполнительного органа власти субъекта Федерации. Но посты президента и главы правительства в Татарстане разделены.

Политолог О.И. Зазнаев доказал доминирующее положение Президента Республики Татарстан по отношению к законодательной и исполнительной власти. Конституционные нормы закрепляют сильное президентство, а традиционная политическая культура с ориентацией на лидера способствует поддержанию сильного президентства в Татарстане. Президенту обеспечена поддержка большинства Госсовета РТ – фракции «Единая Россия». В Татарстане механизм сдержек и противовесов и система контроля над президентом и органами исполнительной власти со стороны парламента слабы. Кабинет министров ответственен перед Президентом РТ. Правительство отчитывается перед Госсоветом РТ лишь «по отдельным вопросам», не было ни одной попытки отправить правительство в отставку по инициативе Госсовета РТ.

Татарстанский президент избирался населением путем прямых выборов (не всегда альтернативных), что соответствовало его политической роли. Но с 2005 г. Президент РФ представляет на утверждение Государственного совета РТ кандидатуру высшего должностного лица. Отмена прямых выборов президента РТ и участие российского президента в назначении главы республики снизили уровень автономности власти в Татарстане, как и отставка М.Ш. Шаймиева в 2009 г. Новый президент Р. Минниханов не обладает высоким персональным влиянием, более активно поддерживает инициативы федерального центра.

Итак, основными этапами институционального развития политической власти в Татарстане являются суверенизация (конфедерализация) 1990–1994 гг., децентрализованный федерализм 1995–2000 гг. и унитарный федерализм. Организация институтов власти Татарстана обладает своей спецификой. Особенностью организации власти является доминирование президентских признаков при наличии элементов парламентской системы в условиях федерального вмешательства во взаимоотношения ветвей власти республики. Форму организации власти можно назвать сверхпрезидентской. Она характеризуется несбалансированностью ветвей власти, слабыми «сдержками и противовесами», сверхсильной властью Президента РТ, растущим вмешательством федеральных институтов власти. Политическая институционализация органов власти Республики Татарстан подтверждает весомую роль технологий доминирования исполнительной власти в системе разделения властей.

«Вестник Волгоградского государственного университета», Волгоград, 2011 г., сер. 4, № 2, с. 184–186.

РАЗВИТИЕ СИСТЕМЫ

РЕЛИГИОЗНОГО ОБРАЗОВАНИЯ

В СОВРЕМЕННОМ БАШКОРТОСТАНЕ

Лейла Алмазова, кандидат философских наук (Институт истории АН РТ, Казань)

В середине 1990-х годов в связи с активизацией национальных, религиозных и политических процессов в России появился ряд самостоятельных муфтиятов, в том числе Духовные управления Республики Татарстан и Республики Башкортостан, не подотчетные Центральному духовному управлению мусульман России. Республика Башкортостан представляет собой уникальное явление, поскольку на ее территории одновременно действуют два муфтията: мусульмане северной и северно-западной части республики находятся под юрисдикцией ЦДУМ, а верующие центральных и южных районов подведомственны ДУМ РБ.

Из 413 мусульманских приходов, зарегистрированных в 1990-е годы, к ЦДУМ России относились 149 общин, а к ДУМ РБ – 264. При том что мусульманское население Республики Башкортостан представлено примерно в равной пропорции татарским и башкирским этносами, первоначально инициаторами создания ДУМ РБ выступили башкирские национальные организации, а в ведении ЦДУМ России остались территории с преимущественно татарским населением, хотя постепенно данная тенденция сглаживается. На 2004 г. в подчинении ЦДУМ России находились 490 приходов (в Министерстве юстиции зарегистрировано 184 прихода и 35 мухтасибатов), а в подчинении ДУМ РБ – 300 приходов (227 зарегистрированных приходов и 20 мухтасибатов). Подобное своеобразие и неравномерное соподчинение сохраняется и в сфере религиозного образования.

Из девяти ныне действующих в Башкортостане мусульманских религиозных учебных заведений три находятся в ведении ДУМ РБ. Это медресе им. Марьям Султановой, медресе «Галия» (располагающееся в одном здании с медресе им. Марьям Султановой), а также медресе в г. Стерлитамак. В свою очередь, пять учебных заведений, среди которых имеется одно высшее, подотчетны ЦДУМ России. Это Российский исламский университет при ЦЦУМ России (Уфа), медресе при мечети «Ляля-Тюльпан» (Уфа), женское медресе «Хакимия» (Уфа), медресе Фатиха в селе Туймазы, медресе «Hyp ул-ислам» в г. Октябрьск и женское медресе в селе Кандры.

Мусульманские учебные заведения, подотчетные ДУМ РБ, имеют лишь две ступени образования: начальные курсы при мечетях и медресе, обеспечивающие получение среднего специального образования.

Курс обучения в медресе им. Марьям Султановой при ДУМ РБ рассчитан на пять лет, и по его завершении выпускники получают специальность имама-хатыба. Медресе прошло лицензирование в 2007 г. В нем используется программа обучения, рекомендованная Советом муфтиев России, и преподаются как нерелигиозные дисциплины (информатика, башкирский язык, история, философия и арабский язык), так и религиозные: подраздел фикха – ибадат (правила культа и исполнения религиозных обязанностей), адаб (мусульманское воспитание), тафсир (толкование Корана), тажвид (правила чтения Корана), хадисы, Сира (жизнеописание Пророка Мухаммада) и кыраа (рецитация Корана).

Наиболее сильной базой медресе им. Марьям Султановой обладает в сфере преподавания арабского языка, поскольку в нем на постоянной основе работают профессиональные преподаватели из университета ал-Азхар, с которым у медресе подписано специальное соглашение. В настоящее время в медресе обучаются всего 18 шакирдов, при этом на 5-м курсе нет ни одного студента. Занятия ведут пять преподавателей, четверо из которых обучались в Египте или Бухаре (один учился как в Египте, так и в Бухаре).

Наибольшие проблемы медресе испытывает с набором шакирдов на дневное отделение, поскольку, по словам проректора по учебной работе Руслана Саяхова, туда идут учиться молодые люди из неблагополучных в материальном отношении семей. Для них медресе дает возможность иметь крышу над головой, бесплатно питаться и при этом получить образование. Здесь следует подчеркнуть, что в данном случае медресе берут на себя ту функцию, которую не выполняет на современном этапе государство, а именно – заботу о воспитании представителей социально незащищенной части общества.

Медресе «Галия» при ДУМ РБ осуществляет обучение шакирдов на вечернем и заочном отделениях. Как правило, его абитуриентами являются действующие имамы, которых ДУМ РБ обязывает получить среднее религиозное образование, поскольку подавляющее большинство сельских имамов такого образования не имеют. Meжду тем, как заметил ректор медресе «Галия» Ильяс Мухамадеев, современные верующие требуют ответы на все новые и новые вопросы, с чем имамы, получившие религиозные знания самостоятельно, уже не справляются. В настоящее время на заочном, вечернем и дистанционном отделениях медресе обучаются 74 человека. При этом многие студенты являются выходцами из Сибири, Барнаула, Свердловска и Челябинска. Работа в медресе в г. Стерлитамак строится на той же основе, а количество студентов дневного отделения не превышает 20–30 человек.

Несколько иная картина предстает перед исследователем при рассмотрении ситуации с учебными заведениями, подведомственным ЦДУМ России. Здесь система образования имеет большую преемственность и включает в себя три ступени – начальную, среднюю и высшую. Обучение в медресе среднего звена рассчитано на два года. В случае его успешного завершения шакирдов зачисляют сразу на 3-й курс Российского исламского университета при ЦДУМ России. При сравнении с учебными заведениями, подотчетными ДУМ РБ, здесь, прежде всего, обращает на себя внимание большее число учащихся.

В медресе при мечети «Ляля-Тюльпан», дающим среднее религиозное образование только в форме заочного обучения, учатся около 300 шакирдов. В Российском исламском университете на дневном отделении обучаются 150 студентов, а на заочном и вечернем отделениях – по 300 шакирдов на каждом. В 2007 г. было открыто женское медресе «Хакимия», на дневное отделение которого зачислили 30 девушек. Российский исламский университет планирует открытие собственных филиалов в Оренбурге, Ульяновске, Самаре, Пензе, Ноябрьске, Алееве и в других населенных пунктах с представительными мусульманскими общинами.

В медресе, дающих среднее специальное образование, обучение ведется по общепринятому стандарту. При этом особое внимание уделяется изучению арабского языка, поскольку на следующей ступени обучения в Российском исламском университете освоение многих предметов ведется по источникам на арабском языке («Зубдат» ал-Бухари, «Тарих» ат-Табари и др.).

В Российском исламском университете при ЦДУМ России принят за основу стандарт по теологии, включающий в себя комплекс как светских, так и религиозных дисциплин. К первым относятся политология, история, социология, психология, тюрки (старотатарский), татарский, башкирский и русский языки, информатика, философия, экономика, физкультура, правоведение, этнология, математика, концепции современного естествознания, культурология и др.; ко вторым – таджвид (правила рецитации Корана), кыраат (рецитация Корана), фикх (мусульманское право), усуль ул-фикх (основы мусульманского права), хадисы, тафсир (комментарии Корана), хутба (правила произнесения проповедей), усуль ул-хадис (основы хадисоведения), воспитание и нравственность в исламе и ряд других. На дневном отделении института готовят студентов по двум специальностям – теолог-педагог и преподаватель; на заочном проводится подготовка по специальности теолог-историк. В добавление к действующему теолого-педагогическому факультету планируется открытие факультета экономики и менеджмента. Таким образом, мы наблюдаем более быстрые темпы развития учебных заведений, подведомственных ЦДУМ России, по сравнению с медресе, принадлежащим ДУМ РБ.

Следует особо подчеркнуть то, что во всех ведомствах и центрах образования, в которых удалось побывать и пообщаться с их руководством, настойчиво проводится мысль о необходимости объединения усилий исламских структур и о бесперспективности противостояния двух центров управления мусульман Башкортостана.

Что касается материальной поддержки, оказываемой правительством России системе мусульманского образования в Башкортостане, то она осуществляется в отношении трех учебных заведений. Через светскую структуру Башкирского государственного педагогического университета государственная финансовая помощь поступает в медресе им. Марьям Султановой, медресе «Галия» и в Российский исламский университет при ЦДУМ России. Таким образом, мы можем констатировать то, что российское правительство проводит взвешенную политику в отношении обеих ветвей исламского образования.

Кроме того, в рамках проекта российского правительства в области подготовки специалистов различной квалификации, углубленно изучающих историю и культуру ислама, в Башкирском педагогическом университете им. Акмуллы в 2008 г. была введена специальность «Юриспруденция», и по ней началась подготовка десяти студентов. Набор на вновь открытое отделение осуществляется по направлению Духовного управления мусульман Республики Башкортостан.

«Изучение преподавания ислама в Евразии», М., 2010 г., с. 110–115.

ВЛИЯНИЕ РЕЛИГИОЗНОГО ФАКТОРА

НА ЭКСТРЕМИСТСКОЕ ПОВЕДЕНИЕ

ДАГЕСТАНСКОЙ МОЛОДЕЖИ

Заид Абдулагатов, кандидат философских наук (Дагестанский научный центр РАН)

Активное участие в течение длительного времени (с 90-х годов XX в.) молодежи Дагестана в деятельности незаконных вооруженных формирований (НВФ) и других организованных преступных группировок как проявление экстремистского поведения позволяет говорить о наличии постоянно действующих факторов (в том числе религиозного), формирующих такую позицию. Приведем некоторые данные. Молодежь среди задержанных в Дагестане за террористическую деятельность в 2005 г. (за восемь месяцев – 115 человек) составила 62,8 %. В 2008 г. среди арестованных – 76,2 %; в 2009 г. – 67,7 %. В 2005 г. среди убитых членов НВФ лица от 15 до 30 лет составили 76 %, в 2008 г. – 71,2, в 2009 г. – 70,1 %. Заметно участие молодежи в структуре активных организаторов террористических актов: доля молодых в 2005 г. составляла 66,7 %, в 2009 г. – 32,2 %. Приведенная статистика молодежного экстремизма нуждается в коррекции с учетом следующего. Во-первых, в республике, безусловно, идут кланово-мафиозные столкновения, в которых погибают много людей. Часто без достаточных оснований эти убийства приписывают религиозным экстремистам. Тем самым масштабы религиозно-политического экстремизма преувеличиваются. Во-вторых, деятельность НВФ, или, как их называют, «лесных братьев», почти всегда однозначно, но не всегда обоснованно, связывают с преследованием религиозных целей. Больше всего об этом говорят духовные лидеры салафитских организаций, которые, пользуясь остротой ситуации, пытаются легитимизировать деятельность салафитов, запрещенных так называемым «антиваххабитским» законом (1999). В действительности данное явление весьма сложное, отражающее неоднозначность социализационных траекторий, которые приводят молодых людей в «леса». Они могут иметь как религиозно определенный, так и иной социальный характер.

Следует отметить, что религиозному сознанию молодых мусульман Дагестана давно присущи идеи экстремизма. Многие из них были убеждены в том, что в Чечне идет настоящий джихад, несмотря на отсутствие фетвы по этому вопросу. Даже признавая ошибки Багауддина – известного лидера радикального салафизма в Дагестане, и Басаева, они на эмоциональном уровне испытывали симпатии к сражающимся против федеральных сил и местных режимов на Северном Кавказе. Салафизм (по идеям близкий к ваххабизму) стремится стать идеологией, привлекательной для населения. По опросам, проведенным автором, 24,4 % населения не считают ваххабизм экстремистским течением. По мнению отдельных экспертов – и с ними надо согласиться, – салафиты смогли найти поддержку у части исламской молодежи в республике.

В определенной степени формирование религиозно-экстре-мистских настроений у молодых людей спровоцировала несовершенная правовая база противодействия экстремизму. Дагестанский «антиваххабитский» закон, как и подобные законы, принятые в соседних республиках, не учел одного обстоятельства: многообразия форм проявления исламского фундаментализма. В законе РД «О запрете ваххабитской и иной экстремистской деятельности» (1999) оказались смешанными два различных явления:

а) склонность к насилию под религиозными и квазирелигиозными лозунгами;

б) твердая приверженность убеждениям и образу жизни, которые человек считает правильными.

Относительно роли исламской религии в экстремистской деятельности, в том числе террористической, существуют две противоположные точки зрения. Согласно одной, ислам, как и всякая другая религия, не имеет никакого отношения к экстремизму. Считается, что «ислам – религия мира», а потому она может быть лишь использована определенными силами в достижении своих политических, не исламских целей; но религиозного экстремизма, как проявления религиозной социализации личности, в ней нет. В ходе подготовки Всероссийской конференции «Актуальные проблемы противодействия религиозно-политическому экстремизму» (г. Махачкала, 6 июня 2007 г.) духовные лидеры категорически возражали против термина «религиозный» в ее названии. Другая точка зрения основывается на том, что имеет место не только религиозно-политический, но и религиозный экстремизм. Он возможен потому, что религиозное сознание создает свою специфическую «объективную» реальность, смысл и значение которой для верующего такие же (а зачастую и выше), как факты реальной жизни. Наиболее серьезной формой религиозно-политического экстремизма является не инструментальное использование возможностей религиозного протеста, а смыкание религиозного экстремизма с политической деятельностью.

Известный исследователь ислама в Дагестане Д.В. Макаров считает, что главный вызов ваххабизма лежит не в религиозной, а в социально-политической плоскости. Данное утверждение можно истолковать как определение коренных причин террористической деятельности на Северном Кавказе в социально-политической сфере, а религия – форма выражения социального протеста. Точка зрения Д.В. Макарова достаточно убедительно связывается с марксистской методологией анализа религиозного сознания. Религиозное сознание как духовная надстройка способно породить собственные источники развития. Одним из показателей такой возможности является разработка в мусульманском богословии понятий «батин» и «захир». Другим – продолжающиеся в течение многих веков богословские конфликты между суфиями (тарикатистами) и салафитами независимо от социально-политических условий. Как справедливо писал A.M. Васильев по поводу ваххабизма, «заранее оговоримся, что невозможно найти социально-политическое содержание в каждом положении ваххабитского учения. Оно в значительной мере охватывает… область внутри-богословских схоластических споров».

Надо признать, что и в дагестанском салафизме имеют место наряду с социально-политическими свои собственные, религиозные корни возникновения. Необходимость различения религиозного и религиозно-политического экстремизма в условиях Дагестана важна по нескольким причинам.

Во-первых, экстремальность религиозного сознания, как правило, проявляет себя в индивидуальном сознании. Так, в трех социологических опросах в РД, проведенных с 2004 г., находит подтверждение гипотеза, согласно которой исламское массовое сознание в республике имеет высокое консервативно-салафитское содержание. Это не радикальный салафизм, обозначенный в современном Дагестане как «ваххабизм», и не конструктивный салафизм типа татарского джадидизма, склонного к широкому применению традиций иджтихада – новых истолкований основополагающих сакральных текстов с целью адаптации к изменяющемуся миру. Оно проявляет себя в строгом соблюдении норм шариата, в отрицании каких-либо новшеств в практике исламского поведения.

На страницу:
3 из 5