bannerbanner
Россия и мусульманский мир № 3 / 2012
Россия и мусульманский мир № 3 / 2012

Полная версия

Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля
На страницу:
1 из 5


Россия и мусульманский мир №3

КОНФЛИКТУ ЦИВИЛИЗАЦИЙ – НЕТ!

ДИАЛОГУ И КУЛЬТУРНОМУ ОБМЕНУ

МЕЖДУ ЦИВИЛИЗАЦИЯМИ – ДА!


РЕКОНСТРУКЦИЯ ГЛОБАЛЬНОЙ

(ПЛАНЕТАРНОЙ) ДЕМОКРАТИИ:

ЦИВИЛИЗАЦИОННЫЕ ПОСЛЕДСТВИЯ

Л.В. Скворцов, доктор философских наук, заместитель директора ИНИОН РАН1. Феномен «глобальной (планетарной) демократии»

Феномен глобальной демократии возникает как следствие поражения фашизма в ходе Второй мировой войны и последовавшего затем распада колониальной системы. Победоносная война объединенных сил союзников – Советского Союза, США и Англии против фашизма, в силу логики противодействия расизму и нацистской диктатуре, придала принципам демократии универсальный смысл. И это оказало глубокое воздействие на всю послевоенную духовную ситуацию. Идеи приоритетной цивилизационной ценности равноправия народов, их свобода и независимость стали тем катализатором, который привел к ускоренному крушению колониальных империй.

Возникший глобальный тренд не мог не оказать влияния на характер создаваемых международных организаций. Речь, разумеется, прежде всего идет об Организации Объединенных Наций. В сущности ООН стала своеобразным демократическим мировым межправительственным центром, получившим гибкие и в то же время достаточно эффективные полномочия компромиссного решения возникающих проблем межгосударственных отношений, сохранения мира и безопасности народов.

Глобальное противостояние двух мировых систем, оформившееся политически и концептуально после известной речи У. Черчилля в Фултоне, стало происходить в форме мирного соревнования и «холодной войны». «Холодная война» периодически ставила мир на грань ядерной катастрофы. Своеобразным ее пароксизмом стал Карибский кризис. Осознание реальности угрозы гибели человечества изменило социальную психологию: стало очевидным, что путь «победы» той или другой общественной системы лежал через «горячую войну» с применением всех наличных разрушительных средств. Такая «победа» оказывалась тождественной тотальному поражению человечества.

Простая видимость поиска компромисса, «среднего пути» между капитализмом и социализмом не могла дать какого-либо реального результата. А на действительный компромисс у сторон не было достаточных интеллектуальных и морально-политических сил.

В итоге «холодная война» исчезает лишь в результате «перестройки», односторонней сдачи цивилизационных позиций социализма, отказа от той «конечной цели», которая определяла стратегию политики и жизни Советского Союза.

В итоге Советский Союз распался. Вместе с его распадом произошло коренное изменение всей международной обстановки, определявшей стабильность послевоенной глобальной демократии как сосуществования и относительно согласованного, мирного взаимодействия возникших и возникающих суверенных государств, ставших реальной основой жизнеспособности и жизнедеятельности Организации Объединенных Наций. Те документы, которые были разработаны и приняты Организацией Объединенных Наций, определяли демократический статус государств, получивших равное право голоса на Генеральных ассамблеях ООН независимо от их размера, экономической и военной мощи, как и права человека, ставшие ориентиром борьбы против всех форм дискриминации по расовым, социальным, национальным, этническим и тендерным признакам. Вместе с тем стала реализовываться политика, нацеленная на сохранение мирового культурного наследия, духовного достояния народов мира. Программы, реализованные ЮНЕСКО, делали достоянием всего мира огромные культурные богатства, которые стали осваиваться за пределами их собственных регионов. Мировая культура как органическое взаимодействие и взаимообогащение культур локальных цивилизаций, образующее глобальное целое, стала превращаться в реальность.

Нарастающее чувство культурного достоинства, усиление духовного влияния различных культурных центров, цивилизационного самосознания и самоопределения стали формировать глобальный социально-психологический тренд. Радикальное изменение равновесия политических сил, связанное с распадом Советского Союза, создавало реальные возможности нового глобального порядка. К этому подталкивало и обострение противо-речий, связанных как с тенденциями усиления глобального экономического и военно-политического неравенства, так и нарастающими проблемами экологического, энергетического, сырьевого, продовольственного и демографического кризиса. Для альянса стран Запада возникает благоприятная ситуация: можно возродить свою доминирующую имперскую роль в современном мире. Как представляется, при наличной военной и экономической мощи Запада ничто не может помешать реализации этой цели.

Однако продолжают действовать такие международные организации, как Организация Объединенных Наций, Совет Безопасности ООН, ЮНЕСКО, которые основываются на равноправном представительстве суверенных государств. Закрепленное в документах ООН право суверенных государств на определение стратегии своего развития и на невмешательство в их внутренние дела позволяет противодействовать стремлениям установления международных отношений с имперским односторонним влиянием. Вместе с тем установление в этих организациях нового одностороннего влияния рассматривается некоторыми политиками не только как насущная потребность, но и как неизбежность.

Такого рода организации должны либо изменить свои стратегические ориентиры, либо исчезнуть с поля глобальной политической игры.

Запад не может допустить такого течения мировых событий, когда он окажется в энергетической и сырьевой зависимости от стран, которые еще в недавнем прошлом находились от него либо в колониальной, либо фундаментальной политической зависимости.

Переход на позиции равноправной двусторонней, а тем более односторонней зависимости представляется неприемлемым, так как в этом случае может радикально измениться не только внешнеполитическая, но и внутриполитическая ситуация в странах Запада: они перестают быть цивилизационным ориентиром, единственным центром глобального притяжения со всеми вытекающими отсюда последствиями. Закономерно возникает вопрос, не является ли абсурдной сама идея возрождения глобальных имперских отношений в условиях, когда страны Запада постоянно утверждают принципы демократии в качестве той «политической коровы», сакральность которой не может быть поставлена под сомнение.

Возрождение глобальных имперских отношений возможно, если ему придать форму «реконструкции» глобальной демократии, ставящей цель освобождения мира от деспотических режимов и утверждения образцов западной демократии повсюду в мире. Для этого целенаправленно формируется глобальная мечта: достаточно просто пожелать и проявить волю и тогда можно начать жить так, как живут американцы или западноевропейцы. Распространяется представление, что может родиться новый мировой порядок. Так распространяется представление о желанной возможности нового мирового порядка. Но естественным следствием формирования этого порядка становится изменение формулы глобальной демократии. Изменение этой формулы может быть представлено как грандиозный проект, как волна будущего, с которой можно достаточно комфортно войти в это будущее, либо, напротив, оказаться поглощенным этой волной и быть «смытым» с исторической арены.

Рождение такой дилеммы – это своеобразная форма эффективного психологического диктата: либо вы принимаете новые глобальные правила игры, либо вас из нее «выпадают».

Именно этой игрой теперь и должна определяться судьба локальных цивилизаций. Нельзя не видеть, что суверенитет государств, возникших в постколониальную эру, стал своего рода охранной грамотой цивилизационной специфики народов мира, которая в свою очередь становилась духовным основанием сохранения государственного суверенитета свободных от колониальной зависимости стран.

Задача теперь видится в том, чтобы представить глобальный демократический процесс принятия решений не как систему общего участия, участия представителей фактически существующих равноправных суверенных государств, а утверждение в мире «лигой избранных» наилучших принципов жизни, которые они знают и которыми они руководствуются. Именно они олицетворяют «подлинную демократию».

Естественно возникает вопрос, что представляет собой «лига избранных» и как она собирается утверждать в мире «подлинную демократию»?

2. Самодержавная демократия

Очевидно, что понятие «подлинной демократии» включает в себя разделение всего поля демократии. Оно предполагает существование «неполноценных» с точки зрения демократии государств. Глобальная демократия как сумма суверенных государств должна быть подвергнута своеобразной «ревизии». Это значит, что смысл «лиги избранных» применительно к системе международных отношений состоит в ее ограничительных функциях. Не все государства могут быть включены в состав «признанных».

Но каким образом концептуально и политически реально может быть расшифрован ограничивающий смысл демократии применительно к исторически легально возникшей международной системе суверенных государств, входящих в Организацию Объединенных Наций? Этот смысл может быть расшифрован, если мировую демократию «сблизить» с теми формами международных организаций, которые включают в себя доминирующую в современном мире власть как складывающуюся реальность консолидированного экономического, политического и военного могущества. Такая реальность возникает в принципах и механизмах деятельности таких организаций, как Международный валютный фонд, Всемирная торговая организация, не говоря уже о военной организации НАТО. Но как возможно публичное провозглашение линии на формирование нового международного порядка, ограничивающего сферу действия системы глобальной демократии, охватывающей существующие в действительности суверенные государства? Как его совместить с принципами жизни и деятельности Организации Объединенных Наций?

Это кажется возможным, если допустить «сосуществование» различных типов демократий. Как представляется, приоритет в таком допущении принадлежит Джону Маккейну, кандидату в президенты от Республиканской партии. Это случилось в Соединенных Штатах Америки в ходе президентской предвыборной кампании 2008 г. В ходе этой кампании Джон Маккейн выдвинул идею Мировой лиги демократий, не отрицающей существование ООН, а существующей наряду с ней и как бы помогающей в эффективном решении глобальных проблем. Как кандидат в президенты США от Республиканской партии Джон Маккейн объявил демократическими союзниками Соединенных Штатов солдат Британии, Канады, Дании, Германии, Италии, Литвы, Польши, Испании и Турции, а также силы Австралии, Японии, Новой Зеландии, Филиппин и Южной Кореи. Но поскольку эти силы не работают систематически над реализацией дипломатической и экономической стратегии, то НАТО должна заполнить этот пробел, формируя партнерство с великими демократиями в Азии и в мире. «Мы должны, – утверждал Маккейн, – идти дальше и связать демократические нации в одну общую организацию: в Мировую лигу демократий. Она будет не похожа на обреченный план Вудро Вильсона создать универсальную Лигу Наций»1.

Лига демократий – это лига избранных и ее задача быть «уникальной служанкой свободы»2, а не универсальной организацией.

Таким образом, наряду с «недостаточно эффективной» Организацией Объединенных Наций, которая чем-то напоминает в силу своей универсальности «обреченную» на провал Лигу Наций, должен возникнуть эффективный Союз мыслящих идентично демократий.

В свое время наряду с Лигой Наций, а точнее вместо нее, стали возникать ограничительные союзы государств, которые использовали избирательную политическую и геометрическую терминологию, и это привело в конечном итоге к глобальной катастрофе Второй мировой войны. Возникает вопрос: не является ли Мировая лига демократий если не «треугольником», то «многоугольником», т.е. опять-таки «геометрической фигурой», которая в действительности создает ограничительные барьеры между собой и остальным миром?

Как следует расшифровать тот смысл, который вкладывается в понятие «Мировая лига демократий»? Если универсальную в своей сущности Организацию Объединенных Наций нельзя считать эффективной глобальной демократией, то тогда функции глобальной демократии должны быть переданы новой «не-универсальной» международной организации. Такова скрытая «логика» рассуждения Джона Маккейна.

Очевидно, однако, что осознанное отречение от универсальности – это уже не совсем демократический или, точнее, совсем не демократический шаг. Демократия означает соединение различий. Если же Мировая лига демократий избирательно соединяет цивилизационных и политических единомышленников, то это напоминает мировой заговор движения в направлении тоталитарного союза. Для оправдания такого движения налагается специфическая тень на цивилизационное многообразие современного мира. Оно представляется «реликтовым», не соответствующим движению волны исторического будущего. Конечно, можно абстрактно рассуждать о благородных целях Лиги демократий – облегчении страданий, о борьбе со СПИДом, противодействии экологическому кризису, обеспечении свободного доступа к рынкам для тех, кто утверждает экономическую и политическую свободу. Но если ближайшие демократические союзники Соединенных Штатов – это солдаты разных стран, а партнерство с великими демократиями формирует НАТО, то мы получаем формулу коллективной глобальной диктатуры, очерчивающей границу свободы только для себя. Это уже не глобальная демократия, а форма власти, игнорирующая один из фундаментальных принципов демократии – принцип свободы цивилизационных субъектов. Ограничение цивилизационного пространства свободы свободой для себя, это уже несвобода в точном смысле этого слова.

Обратимся к другому фундаментальному принципу демократии – принципу равного представительства в органах власти. Очевидно, что глобальная демократия требует признания реальности равных прав цивилизационных субъектов в международных органах управления, если они претендуют на глобальность как форму универсальности.

В связи с этим возникает другой вопрос: совместима ли глобальная демократия с единоличным лидерством одной державы? Этот вопрос имеет как правовой концептуальный аспект, так и аспект практической политики. Если концептуально утверждается мировое лидерство одной державы, то в этом утверждении содержится претензия на единоличное принятие практических решений, имеющих глобальный смысл.

Возможно ли какое-либо конституционное ограничение единоличного глобального лидерства? Такой конституции мы не знаем. И это создает критическую ситуацию для принципов демократии.

Современная практика международных военных акций свидетельствует о том, что реальность единоличного принятия военных решений, имеющих международное значение, может быть отнесена прежде всего к американской внешней политике. Так, например, администрация Джорджа Буша единолично принимала решения о начале военных действий в Ираке, без какой-либо санкции Организации Объединенных Наций, без получения общего согласия американских союзников. Но эта акция затронула ключевые проблемы международной безопасности не только в регионе Ближнего Востока.

Единоличная лидирующая функция не обсуждается и не утверждается международным сообществом. Она провозглашается и берется фактически.

Механизмы «захвата» лидирующих функций наиболее активно обсуждаются в процессе предвыборных кампаний. При этом выясняется, что глобальные лидирующие функции не санкционируются и избирателями и это порождает серьезные негативные политические последствия.

Так, например, Хиллари Клинтон свидетельствовала о том, что администрация Джорджа Буша поставила американский народ перед ложным выбором: сила против дипломатии, унилатерализм против мультилатерализма, твердая власть против «мягкой». Иными словами, Буш предлагал использовать мощь Соединенных Штатов для реализации политической воли единолично следуя своему выбору.

Х. Клинтон, в отличие от Буша, считает, что существует время для единоличного использования силы и время для мультилатеральной дипломатии. Внешняя политика Соединенных Штатов должна в определенных ситуациях руководствоваться предпочтительностью мультилатерализма, применяя унилатерализм тогда, когда абсолютно необходимо защищать безопасность страны или предотвращать возможную трагедию3. Х. Клинтон исходит из предпосылки, что мир все еще обращается к Соединенным Штатам за руководством, что американское руководство желаемо и что американские друзья существуют повсюду в мире и желают объединиться с нацией, чьи ценности, руководство и чья сила вдохновляли мир в прошлом веке4.

Достаточно напомнить об американской войне во Вьетнаме, чтобы поставить под сомнение утверждения о том, что американская сила вдохновляла в прошлом веке весь мир. Но об этом сегодня можно забыть.

Х. Клинтон справедливо считает, что «солдаты не являются ответом на все вопросы»5. Подчас, считает она, лучше просто держать большую дубинку, нежели использовать ее. Однако без соответствующего идеологического флера держать над миром большую дубинку значит порождать нежелательный глобальный резонанс. Это и произошло, например, тогда, когда окончательно прояснилось, что предлог для военного вторжения в Ирак оказался ложным. Таким образом, мировое лидерство как основание единоличных решений, следующих ложным доводам и волевому устремлению, создает неблагоприятную атмосферу реализации внешней политики. Здесь необходимо коллективное участие, чтобы придать видимость легитимности, скажем, неспровоцированной агрессии. Для обеспечения коллективного участия в неблагом деле следует либо иметь, либо создать «достаточное основание». Поскольку администрация Дж. Буша допустила ошибку, то необходимо вернуть ситуацию в исходное положение. Х. Клинтон считает, что нужно вывести американские войска из Ирака. И это, полагает она, возродит доверие в мире к американскому руководству. Нужно сделать Америку снова великой, опираясь не просто на военную силу, размер и богатство нации, но на американскую идею6, утверждает она. Какая идея делает американцев американцами? Джон Байерли, посол США в России, считает, что это поддержка демократии и прав человека не только в самой Америке, но и повсюду в мире. И в этом смысле правительство США может судить любую страну. «Как любит говорить Хиллари Клинтон, – утверждает он, – это у нас заложено в ДНК. Совершенно очевидно, что по этому кругу вопросов мы, американцы и россияне, часто имеем разные взгляды»7.

В силу того, что идея демократии и прав человека находится в ДНК американцев, их никто не может судить: разве можно судить Природу: она такая как есть и иной быть не может.

Но почему руководство одной державы всем миром идентифицируется как распространение демократии? Разве Рим, когда он был республикой и завоевывал мир, распространял демократию? На самом деле республика осуществляла имперское правление над другими народами и государствами. И в конечном счете сама превратилась в империю.

Возникает закономерно вопрос: как возможна глобальная демократия при утверждении руководства миром одной сверхдержавой? Глобальное руководство со стороны одной сверхдержавы превращает в своеобразный фиговый листок демократические процедуры во всех странах, которые становятся сателлитами, а не равноправными партнерами сверхдержавы. Сверхдержава начинает создавать глобальную военную структуру, которая должна служить «достаточным основанием» для понимания всеми другими странами своего второстепенного места в глобальном мире, в котором им лучше добровольно подчиняться нежели бунтовать и быть поставленными на колени превосходящей мощью.

Эта ситуация чем-то напоминает феномен самодержавия в глобальном масштабе, самодержавия, облеченного в демократический наряд.

3. Космополитическая демократия

Можно определенно утверждать, что практическая реализация идеи Мировой лиги демократий ведет к образованию «самодержавной демократии». Самодержавная демократия внутренне противоречива и, естественно, не может не встречать критического к себе отношения как со стороны внутренних, так и внешних политических сил. Стратегическая цель успешной реконструкции глобальной демократии требует создания привлекательного образа «подлинной» демократии, во всяком случае более привлекательного, чем самодержавная демократия. Так возникает идея альтернативы самодержавной демократии, отрицающей безусловное единоличное лидерство. Сущность этой альтернативы в равенстве всех участников лиги демократий, закрепляемом в единогласном принятии решений внутри лиги.

Как показывает исторический опыт, для такой коллегиальности необходимо обрести органичное экономическое взаимодействие, позволяющее сформировать общий рынок, обеспечить свободное движение товаров, услуг, рабочей силы, проводить общую таможенную политику и вводить единый визовый режим и единую валюту. Коллегиальная демократия должна добиваться признания населением различных стран общих ценностей. Она должна сохранять традиции высокой культуры.

Все это вместе взятое может превратить именно ее в «маяк», который освещает не только локальные, но и глобальные пути и маршруты цивилизационной эволюции.

Для сохранения статуса глобального маяка коллегиальная демократия должна открывать свои границы для представителей различных этносов, чтобы они собственным опытом подтвердили высокий цивилизационный статус коллегиальной демократии.

Какое международное образование в современном мире может реально претендовать на статус такого глобального маяка? Это, естественно, Европейский союз, имеющий свой парламент и свое правительство – Европейскую комиссию.

Практика жизни Европейского союза начинает сегодня анализироваться под углом зрения стратегии современной международной политики. Демократические механизмы работы Европейского союза, в котором не признается власть единоличного лидера, можно рассматривать как своеобразный контрапункт американской модели Мировой лиги демократий. Вместе с тем Европейский союз – это, безусловно, ограничивающая глобальную демократию модель. Для участия в работе и жизни Европейского союза приглашаются не все, а избранные по определенным показателям.

Таким образом, и американская модель, и модель Европейского союза ограничивают тот круг, в котором реализуются принципы «подлинной» демократии. За пределами этого круга возникает своеобразная «серая зона», на которую уже не распространяются принципы и законы демократии. В этом – совпадение американской и европейской моделей. Это совпадение находит свое очевидное выражение в организации и стратегии блока НАТО.

Блок НАТО в современной ситуации осуществляет военные операции далеко за пределами своих границ, фактически по всему миру. При этом для военных операций выбираются такие регионы и страны, из которых не может последовать эквивалентного ответного удара по государствам, входящим в НАТО.

Американская внешняя политика нацелена на создание в различных регионах мира таких структур, которые гарантируют от ответного удара прежде всего территорию Соединенных Штатов Америки. Создание таких структур позволит существенно раздвинуть границы «серой зоны», на которую не распространяются принципы и законы, действующие в границах собственных демократий.

Возникает вопрос, возможна ли и какой может быть академическая оценка тех политических тенденций, которые нацелены на «реконструкцию» глобальной демократии, сложившейся после Второй мировой войны, разгрома фашизма и крушения колониальных империй? Очевидно, что академические дискуссии, возникающие вокруг этих проблем, представляют не только теоретический, но и живой практический интерес.

В связи с этим не может не обратить на себя внимание теоретический диалог между Дэвидом Хелдом, профессором политической науки Лондонской школы экономики и политической науки, автором публикаций «Демократия и глобальный порядок» (1995), «Модели демократии» (3-е изд., 2006), и профессором международных отношений Хельсинкского университета Хейкки Патомеки, автором таких книг, как «Демократизирующаяся глобализация» (2003) и «Возможный мир: Демократическая трансформация глобальных институтов» (2004, в соавторстве с Тейво Тейвайнен).

Х. Патомеки с самого начала отмечает характерную особенность позиций индустриально развитых стран Америки и Западной Европы. Они позиционировали себя в качестве национальных суверенных государств (nation-states). Если это – атрибут демократичности государства, то распространение демократии следует рассматривать как утверждение всех государств в мире в качестве nation-states. Но почему-то освободившимся от колониализма государствам приходилось вести длительную и упорную борьбу за получение статуса nation-states, равноправных во всех отношениях участников международных процедур принятия решений.

Заметим при этом, что особенно наглядно разного рода ограничения действовали в отношении Советского Союза, а затем и Российской Федерации. Достаточно вспомнить процедуру отмены поправки Джексона–Вэника или «историю» вступления России в ВТО. Ключ к объяснению таких явлений лежит в скрытом неприятии концепции равенства субъектов глобальной международной политики. Эта проблема возникла сразу при создании Организации Объединенных Наций.

На страницу:
1 из 5