Все очень просто

– Смотрится великолепно, – сказала Тина, опускаясь на стул. – А где Лили?

– Ей нужно сделать несколько звонков, – сказала Кармела, и неодобрение звучало в ее голосе. Экономка накладывала в тарелку ароматное грибное ризотто, посыпая тертым пармезаном. – Вероятно, очень срочных.

– Это нормально, – сказала Тина, не удивившись. Конечно, ее мать не видела ничего плохого в том, чтобы заставить дочь ждать, – и это после того, как сама потребовала немедленно приехать! – Мне необходим перерыв, и я так голодна!

– Тогда ешьте и наслаждайтесь.

Ризотто было райским: кремовым, нежным, с правильным количеством начинки. Тина растягивала удовольствие.

– Что случилось с садом, Кармела? – спросила Тина, наевшись и беря чашку с эспрессо. – Он выглядит так запущенно.

Экономка кивнула, села на стул и тоже взяла чашку.

– Синьора уже не могла позволить себе платить зарплату людям. Она уволила садовника, а затем секретаря. Я стараюсь понемногу ухаживать за садом, но это не так просто…

– А вам она платит?

– Да, когда может… Но она обещала выплатить недостачу.

– Ах, Кармела, это неправильно! Почему вы остались? Вы могли бы получить работу в любом доме Венеции!

– И бросить вашу мать? – Пожилая женщина допила свой кофе и похлопала Тину по руке, когда та встала, чтобы собрать чашки и тарелки. – Мои потребности невелики. У меня есть крыша над головой, и этого мне достаточно. Однажды – кто знает? – может, судьба вашей матери изменится…

– Как? Неужели она снова собирается выйти замуж?

Кармела просто улыбнулась, не комментируя. Все, кто знал Лили, понимали: каждый из ее браков, кроме первого, заключался только ради денег. Вот только с Эдуардо вышла осечка…

– Я имела в виду – вы сейчас находитесь здесь.

Тина уже собиралась ответить, когда послышались шаги и приближающийся голос матери:

– Кармела, мне кажется, я слышала голоса… – Лили появилась в дверях. – О, Валентина, ты приехала! Я только что говорила с твоим отцом. Я бы сказала ему, что ты уже здесь, если бы знала.

Тина встала со стула, чувствуя на себе оценивающий взгляд матери.

– Привет, Лили, – сказала дочь, проклиная себя за то, что всегда неловко себя чувствовала в присутствии собственной матери. – Папа звонил, чтобы поговорить со мной?

– Не совсем, – неопределенно протянула Лили. – Нужно было… Бизнес… Обсудить. Не беспокойся. – Лили поцеловала дочь в щеку, едва касаясь кожи и оставляя аромат духов от Шанель.

Ее мать всегда любила классику. Лейблы, бренды… Чем эксклюзивней, тем лучше. Она была в идеально сидящем облегающем шелковом платье и на высоких каблуках. Сад около дома может быть неухоженным, но не ее мать!

– Ты выглядишь уставшей, – заметила Лили.

Разглядывая старую майку Тины и потертые джинсы, она нашла их неуместными. Приняв чашку чаю из рук Кармелы, мать сказала: – Возможно, ты захочешь освежиться и найти более подходящую одежду, прежде чем мы появимся в обществе?

Тина нахмурилась:

– Появимся в обществе? – Чего она действительно хотела, так это душ и двенадцать часов сна. Но если мать решила посетить с ней банк, возможно, стоило на время забыть о своих проблемах. – Что ты имеешь в виду?

– Я думала, мы могли бы пройтись по магазинам. Недалеко открылось несколько прекрасных бутиков. Было бы чудесно пройтись по магазинам со взрослой дочерью.

– Шопинг? – Тина рассматривала мать с недоверием. – Ты действительно хочешь пойти по магазинам?!

– А в чем проблема?

– Чем ты планируешь расплачиваться? Воздухом?

Мать засмеялась:

– О, не говори так, Валентина. Разве мы не можем отпраздновать твое возвращение в Венецию новым нарядом или двумя?

– Я серьезно, Лили! Ты попросила меня приехать. Нет, ты потребовала, чтобы я приехала, потому что, как ты сказала, тебя хотят лишить палаццо.

А через минуту после моего приезда ты уже хочешь пойти по магазинам? Я не понимаю…

– Валентина…

– Нет! Я оставила папу по горло в проблемах фермы, чтобы помочь тебе разобраться в твоих проблемах!

Лили посмотрела на Кармелу, ища поддержки, но экономка отошла к плите, которая неожиданно потребовала серьезной чистки. Лили повернулась к дочери, в ее голосе послышались стальные нотки:

– Ну, в таком случае…

– В таком случае, возможно, мы должны начать? – А затем, поскольку мать выглядела ошеломленной, Тина вздохнула: – Лили, может быть, как только мы во всем разберемся, останется время и для покупок. У меня есть предложение – почему бы тебе не подготовить все документы? Ты покажешь их мне, когда я приму душ и переоденусь. Может быть, все далеко не так плохо, как ты думаешь.

Прошел час. Тина в отчаянии обхватила голову, желая оказаться вновь на семейной ферме и работать по шестнадцать часов в день. Мечтала очутиться где угодно, лишь бы не здесь, где ей предстоит разгребать кошмарные счета матери.

Может, стоит проверить все документы снова, еще один раз, просто чтобы убедиться: она не просчиталась и не переоценила степень долга матери? Но Тина уже дважды все проверила. Проверила бесконечные банковские истории и кредитные отчетности. Проверила все документы – один за другим, все время заглядывая в словарь, чтобы разобраться в иностранных юридических терминах.

Ошибки быть не может. Тина потерла глаза и вздохнула. С самого начала, еще только увидев кучу документов, которые ее мать прятала в сейф, Тина поняла: все указывало на катастрофу. И все-таки оставалась надежда: может, ей удастся привести все это безобразие в порядок? Надежда на то, что где-то среди всех этих бумаг найдется ключ к спасению матери от финансового краха.

Тина не была бухгалтером, но для работы со скудными финансами фермы ей пришлось учиться на собственном горьком опыте. И вот теперь, по мере того как денежная картина жизни матери медленно выстраивалась у нее в голове, становилось ясно: не было никакого ключа, как не было и спасения. Траты Лили в десять раз превышали то, что было заработано на небольшом предприятии, которое Эдуардо оставил ей. Видимо, Лука Барбариго с радостью обнаружил эту разницу…

Но о чем думала Лили, тратя эти деньги, в то время как уже не могла выплачивать зарплату своей прислуге?

Тина нашла несколько счетов из местного продуктового магазина, еще несколько из разных бутиков. Несмотря на то что ее мать не скупилась на собственный гардероб, Тина не обнаружила ничего такого, что могло бы загнать Лили в такие долги. Разве что…

Тина оглядела комнату, заставленную предметами декора настолько, что казалось, здесь уже нет места для воздуха. Рядом с ней на столе горела лампа, но это была не простая лампа. Она представляла собой дерево с корявым, скрученным стволом и парой десятков розовых цветов, увенчанное изогнутыми ветвями с резными зелеными листьями и одним видом розовых цветов с лампочками. И все это было сделано из стекла.

И это была лишь одна из нескольких ламп, расставленных по углам комнаты.

Были ли они новыми? Люстру Тина помнила – жуткие желтые нарциссы, отвратительные розовые пионы и еще какие-то синие цветы, которые она не могла назвать, и все это на фоне каскада из слоновой кости и стекла. Тина не смогла забыть этот ужас. Да, она вспомнила бы эту лампу в любом случае.

Кроме того, в комнате на всех мыслимых поверхностях были расставлены аквариумы. Один даже нашел место на краю рабочего стола, за которым она сидела. Тина в самом деле сначала решила, что это настоящие аквариумы с золотыми рыбками, пузырьками, кораллами, камнями и водорослями. Но спустя десять минут она заметила – золотые рыбки не двигаются. Ничего не двигалось, потому что было стеклянным!

О боже!

Тина положила голову на стол и закрыла ее руками. Не на это ли ушли все деньги?

– Ты устала, Валентина? – спросила Лили, входя в комнату. Одну за другой она брала в руки стеклянные вещи и смахивала с них несуществующие пылинки, прежде чем двигаться дальше. – Попросить Кармелу принести еще кофе или чай?

Тина села прямо и покачала головой. Никакое количество кофе не решит эту проблему. То, что она чувствовала, не было усталостью. Это было полное отчаяние. И ужасное чувство – теперь она знала, куда делись все деньги…

– Что это за счета из банка, Лили? Те, которые приходят ежемесячно? Я не могу найти чеков на соответствующие траты.

– Просто домашние расходы. То, это… Ты же знаешь, как это бывает. – Лили пожала плечами.

– Нет, мне нужно, чтобы ты рассказала мне все, как есть. Какие домашние расходы?

– Просто вещи для дома! Я имею право покупать вещи в дом, не так ли?

– Нет, если это ведет к банкротству! Куда деваются деньги, Лили? Почему нет никаких записей об этом?

– О… – Мать попыталась рассмеяться, взмахнув руками, как будто в вопросе Тины не было ничего особенного. Я не возилась с деталями. За всем следил Лука. Его двоюродный брат владеет заводом…

– Каким заводом? Стекольным? Это туда утекали все твои деньги? Ты тратишь все на стекло?

– Все не так!

– Нет?

– Нет! Потому что он предоставляет мне двадцать процентов скидки, так что я не плачу полную цену. Я экономлю.

– Таким образом, каждый раз, когда ты получала очередные деньги от Луки Барбариго, ты тратила их в магазине на стекольном заводе его двоюродного брата?

Ее мать пожала плечами:

– Он посылает за мной водное такси и сам оплачивает проезд. Мне это ничего не стоит!

– Нет, Лили, – сказала Тина, решительно отодвигая стул, чтобы встать. Она не видела смысла задавать еще вопросы. Все и так было ясно. – Это стоило тебе всего! Я просто не верю, как ты можешь быть такой эгоисткой! Кармела работает за гроши. А сейчас, когда ты платить ей и вовсе не можешь, все равно захламляешь это рушащееся палаццо массой бесполезного стекла. Удивительно, что дом не рухнул в канал под тяжестью твоих стеклянных сокровищ!

– Кармела получает свою зарплату!

– В то время как ты влезаешь все глубже и глубже в долги! Что будет с ней, как ты думаешь, когда Лука Барбариго выкинет вас обеих на улицу? Кто будет заботиться о ней тогда?

Ее мать заморгала, плотно сжала губы, и на мгновение Тина подумала: наконец-то Лили выглядит уязвимой.

– Ты не позволишь этому случиться, так? – кротко спросила Лили. – Ты с ним поговоришь?

– Да, я с ним поговорю. Но я не понимаю, почему мой разговор должен поменять ситуацию. Раз Лука тебя так крепко связал финансово, почему он должен простить тебе все долги?

– Потому что он племянник Эдуардо.

– И что?

– А Эдуардо любил меня.

«Скорее потакал тебе», – думала Тина, проклиная бессмысленную человеческую гордыню Эдуардо за позволение жене думать, будто его состояние неисчерпаемо.

– Кроме того, – ее мать продолжала, – ты заставишь его увидеть реальность. Лука тебя послушает.

– Сомневаюсь.

– Но вы были друзьями…

– Мы никогда не были друзьями! И если бы ты знала, что он говорил о тебе, ты бы поняла: он никогда не был и твоим другом.

– А что он говорил? Скажи мне!

Тина покачала головой. Она и так сказала слишком много. Ей не хотелось вспоминать те ужасные вещи, которые Лука говорил ей, пока она не дала ему пощечину.

Тина взяла свою куртку со спинки стула:

– Очень жаль, Лили. Мне нужно подышать свежим воздухом.

– Валентина!

Тина покинула этот музей стекла, все еще слыша голос матери в ушах.

Она спустилась по мраморным ступеням, не имея представления, куда идет, просто понимая, что должна уйти хоть куда-нибудь. Куда-нибудь подальше от ламп, которые выглядели как деревья, и застывших в стекле золотых рыбок, и кучи люстр, которые грозились разрушить здание своим весом. Она бежала от невероятной наивности своей матери и ее пагубного неумения читать условия соглашений, от беспечного игнорирования их. Но самое главное – Тина спасалась от своего страха, что не сможет разобраться в проблемах своей матери и вернуться домой через три дня.

Ее мать тонет в долгах, а древнее палаццо грозится рухнуть в канал и утонуть под тяжестью тонны дорогого, но бесполезного стекла…

Эта поездка оказалась пустой тратой времени и денег.

Тина повернула налево за ворота и направилась вниз по узкой улице в сторону канала и остановки водного трамвайчика, который отвезет ее куда-нибудь, где не было ее матери. На следующем углу она опять повернула налево, слишком внезапно, чтобы увидеть того, кто шел навстречу. Чьи-то большие руки оказались на ее плечах, и Тине пришлось остановиться, так как она уткнулась головой в мощную грудь.

Лука…

Глава 4

Глаза Луки были скрыты за темными очками, но все равно Тина поймала его взгляд и поняла: он узнал ее.

– Валентина? – сказал он голосом, дарованным ему богами. – Неужели это ты?

Она безрезультатно боролась против его власти. Лука был слишком близко, так близко, что даже воздух, казалось, пропитался запахом этого стопроцентного мужчины. Чувствовалась легкая нотка «Булгари», аромата, который заставлял Тину приблизиться к нему, хотя она изо всех сил старалась держаться на расстоянии. Аромат, который был ключом к воспоминаниям, которые она хотела бы забыть…

И Тина проклинала сочетание его бархатного голоса и аромата, проклинала то, что она вспомнила все слишком детально, и то, что он выглядел так же хорошо, как и раньше: не набрал килограммов двадцать и не облысел.

Вместо этого он был так же красив, как в их прошлую встречу: льняной пиджак поверх белой рубашки, которая сидела будто вторая кожа на его мускулистой груди, бежевые льняные брюки и широкий кожаный ремень на бедрах. И вдруг Тина почувствовала неравенство между ними. Она была с мокрыми после душа волосами, одетая в старые джинсы и зеленую кофту из супермаркета. Такой наряд сошел бы для фермы или даже ее маленького города в Австралии, но в данной ситуации все это выглядело жалко и дешево.

– Конечно, это ты. Мои извинения, я не сразу узнал тебя в этой одежде.

И бархатный голос превратился в наждачную бумагу, вернувшую Тину в реальность.

– Лука. – Она решила, что ледяной тон лучше подчеркнет ее решимость, в противовес его самодовольству. – Рада снова тебя видеть, но сейчас я хочу, чтобы ты оставил меня в покое.

Его улыбка стала только шире, но он отпустил Тину, хотя его руки задержались на ее плечах чуть дольше, чем это требовалось.

– Куда ж ты так торопишься? Насколько я понял, ты только что приехала.

Не было смысла удивляться и спрашивать, как он узнал. Ее мать звонила кому-то, когда Тина приехала. Первым был отец, как сказала мать, а вторым, видимо, Лука Барбариго, готовый выдать ей очередной кредит для покупки тонны нового стекла.

При всех протестах матери против недобросовестных действий с его стороны она нуждалась в Луке как в поставщике, как наркоман нуждается в дилере.

Тина не хотела тратить время на реверансы.

– Тебя это не касается!

– Но я скучал по тебе. Я пришел, чтобы засвидетельствовать свое почтение.

– Зачем? Тебе хочется позлорадствовать насчет жалких навыков моей матери распоряжаться деньгами? Не беспокойся, я знала о них всегда. Едва ли это новость. Жаль, что ты зря потратил время, потому что я вернусь в Австралию первым же рейсом. А теперь разреши мне пройти. – Она старалась обойти его, но это было нелегко. Казалось, Лука занимал всю улицу. Он сдвинулся вправо, преграждая ей путь:

– Ты улетаешь из Венеции так скоро?

– А для чего оставаться? Для отдыха? Я уверена, вы не так наивны, как моя мать, синьор Барбариго. Я ничего не могу сделать, чтобы спасти ее от банкротства. Ты слишком крепко связал ее.

Его глаза блестели в тонких лучах заходящего солнца, и Тина не сомневалась: эти искорки были в его глазах, а не в лучах, отраженных от очков.

– Почему так воинственно, Валентина? Мы ведь можем поговорить как разумные люди.

– Ну, быть разумным, синьор Барбариго, требуется только от вас. Я давно тебя знаю и уже проверила все счета матери. Ты невероятно разумный человек!

– Может, ты и права, Валентина. Но это не мешает твоей матери считать, что именно ты спасешь ее от банкротства. – Лука громко рассмеялся.

– Тогда у нее еще меньше мозгов, чем я думала. А у тебя нет намерений оставить ее в покое, не так ли? Ты не успокоишься, пока не заберешь палаццо!

Головы праздных туристов повернулись в их сторону, иностранцы следили за ними, желая увидеть настоящую местную ссору, что украсила бы их венецианское путешествие.

– Пожалуйста, Валентина, – сказал Лука, подтолкнув Тину к стене и прижавшись к ней своим телом, будто они были любовниками. – Неужели ты хочешь обсуждать финансовые дела твоей матери на улице, развлекая туристов? Что они подумают о нас, венецианцах? Что мы недостаточно цивилизованные люди, чтобы обсуждать такие вещи без посторонних?

Опять он оказался слишком близко. Тина чувствовала его теплое дыхание на своем лице. Лука был рядом, и она не могла игнорировать его запах, не чувствовать тепло, исходящее от мужского тела. Тина уже была не в состоянии мыслить рационально, а не только опровергать очевидное.

– Я не венецианка.

– Да. Ты из Австралии, и ты очень откровенна. Меня это восхищает. Но этот разговор стоит продолжить где-нибудь в другом месте и без посторонних. – Он указал в направлении, откуда она пришла. – Пожалуйста. Нам стоит обсудить все в доме твоей матери. Или, если хочешь, мы можем пойти ко мне. Уверяю, это всего в нескольких минутах ходьбы.

И встретиться с врагом на его же территории? Ни в коем случае!

– Ну хорошо, вернемся в палаццо. Но только потому, что я хочу объясниться с тобой, а потом уеду.

– Я не могу дождаться, – услышала она, а потом Лука пробормотал что-то по-итальянски.

Тина развернулась и направилась в обратном направлении.

Кармела встретила их в дверях палаццо, улыбаясь и как-то неуверенно переводя взгляд с одного на другого. Тут Лука улыбнулся и включил очарование, заговорил с ней на родном языке. Тина могла бы поклясться, что старая женщина покраснела. В этот момент она возненавидела Луку еще больше.

– Ваша мать в спальне, – сказала Кармела, извиняясь за ее отсутствие. – Она сказала, у нее болит голова.

Лука посмотрел на Тину, но та проигнорировала его. Кармела отвела их наверх в приемную, пообещав принести кофе и прохладительные напитки. Это была огромная комната с высокими потолками и пастельного цвета декоративной плиткой на стенах. Комната должна была быть просторной и светлой, но казалась тесной из-за бесчисленных шкафов и столов, заваленных стеклянными украшениями, статуэтками, хрустальными бокалами, лампами разной формы, стеклом, отражающим рубиново-красный закат.

«Даже красиво, – усмехнулась про себя Тина, – такой сверкающий иллюзорный мир из стекла, если не вспоминать о стоимости всего этого».

– Ты похудела, Валентина, – раздался голос сзади. – Ты слишком много работаешь.

Она обернулась:

– Все мы изменились, Лука. Все мы стали на несколько лет старше. Надеюсь, немного мудрее. Я, например, стала.

Он улыбнулся и взял коллекционное пресс-папье, что светилось красным, со стола, положил его на ладонь.

– Некоторые вещи, я вижу, не изменились. Ты по-прежнему прекрасна, Валентина. – Лука улыбался и осматривал одно стекло, держа его в руке, прежде чем взять следующее, медленно прокладывая путь по загроможденной комнате, останавливаясь иногда, чтобы рассмотреть то крошечное животное из хрусталя, то позолоченную статуэтку из стекла, не обращая на Тину никакого внимания. – Может быть, ты стала немного более колючей. Возможно, более энергичной. Более страстной… – На этом слове он словно споткнулся и задумался.

Тина сглотнула, борясь с нахлынувшим прошлым и всплеском тепла внизу живота.

– Я не хочу это слышать, – сказала она и отвернулась, а он продолжал кружить по комнате, держа в руке и поглаживая стеклянного мальчика с фонарем, как будто золотистая кожа этого ребенка была настоящей, а не просто очередной глупостью ее матери. – Я знаю, что ты делаешь.

Он наклонил голову:

– И что же конкретно я делаю?

– Я просмотрела все счета Лили. Ты продолжаешь давать ей деньги. Деньги, которые она тратит вот на это. – Тина обвела рукой комнату. – На продукцию стекольного завода твоего брата в Мурано.

Лука пожал плечами:

– Что я могу сказать? Я банкир. Занимать деньги – всегда риск. И я не отвечаю за то, как люди тратят полученный кредит.

– Но ты же знаешь, у Лили нет дохода, с которого она могла бы вернуть эти деньги, и все равно даешь ей их.

Лука улыбнулся и поднял указательный палец:

– Но доход – не единственное, что принимают в расчет банкиры при оценке кредитного риска. Ты забываешь – твоя мать, как мы это называем, владеет исключительным активом.

Тина фыркнула:

– Ты бы посмотрел на ее активы! – Слова сорвались у нее с языка прежде, чем она успела подумать, и теперь висели в воздухе, как кристаллы на люстре, тяжелые и крупные.

Лука вопросительно приподнял бровь:

– Я говорил о палаццо.

– Я тоже, – быстро ответила Тина. – Не знаю, о чем ты подумал.

Он рассмеялся, пробежал кончиками пальцев по краю стеклянной рифленой чаши, стоящей на каминной полке, и продолжил дальше обходить комнату.

Такие длинные пальцы, это невозможно было не заметить, такие легкие прикосновения… Прикосновения, которые она помнила на своей коже. Прикосновения, которые Тина часто представляла, когда не могла уснуть и чувствовала болезненное одиночество…

– Твоя мама очень красивая женщина, Валентина. Тебя не раздражает, что я говорю это?

Тина заморгала, пытаясь ухватить нить разговора, и подняла голову, когда он подошел ближе.

– А должно раздражать?

– Я не знаю. Ты не думаешь, что я мог бы переспать с Лили? Может быть, я уже спал с ней? – Лука остановился перед Тиной и улыбнулся: – Это тебя беспокоит?

– Даже знать не хочу! Мне все равно! Меня не касается, с кем ты спишь.

– Конечно не касается. И, конечно, Лили очень красивая женщина. Хотя по сравнению с тобой…

Лука коснулся пальцами ее лба, погладил непослушные пряди волос. Тина ахнула, дрожа от прикосновений и думая: она должна остановить его, должна отойти. Но Лука сам отошел от нее, опустив руку. Тина заморгала, немного ошеломленная, чувствуя, как будто уступила ему.

– Ты сказал маме, что мы старые друзья.

Он пожал плечами и сел в кресло из красного бархата.

– А разве нет?

– Мы никогда не были друзьями!

– Ну же, Валентина… – Лука произнес ее имя так, будто снова погладил бархатной перчаткой. – Конечно, учитывая то, что между нами было…

– У нас нет ничего общего! Мы провели одну ночь вместе, одну ночь, о которой я жалею до сих пор. И не только из-за того, что ты сказал, когда мы расставались.

– Я не помню, чтобы эта ночь была такой неприятной.

– Возможно, ты вспомнил другую ночь? С другой женщиной? Уверена, их было много, так много, что тебе легко запутаться в воспоминаниях. Но я не сбита с толку. Ты не мой друг. Ты вообще мне никто. Никогда не был кем-то для меня и никогда не будешь.

Вот сейчас Лука уйдет. Поймет, что между ними больше ничего нет, и уйдет. Но он лишь подтянул длинные ноги и удобнее уселся в кресле.

– Когда твоя мать впервые пришла ко мне за кредитом, – сказал он голосом, который заставил ее обратить внимание на каждый слог, – я собирался ей отказать. У меня не было никакого намерения давать Лили деньги.

Тина ничего не сказала. Она чувствовала: не было никакого смысла спрашивать, почему он изменил свое решение. Лука все равно ей скажет, даже если она не захочет знать.

– Я схожу посмотрю, как там кофе, – сказала Тина, делая шаг к лестнице.

– Нет, – ответил Лука, преградив ей выход в одно движение, и заставил ее удивиться, как такой большой мужчина мог двигаться так грациозно. – Кофе подождет, пока я не закончу. Пока ты не дослушаешь.

* * *

Тина посмотрела на него. Черты его лица были так красивы и так жестки одновременно… И только через минуту до нее дошло – Лука изучает ее так же внимательно, как и она его.

– У меня не было желания одалживать эти деньги твоей матери, – продолжил Лука. – Но потом я вспомнил одну длинную ночь в номере с камином, с коврами на полу и перьевым одеялом, согревающим широкую кровать. Вспомнил девушку с кожей цвета сливок, с янтарными глазами и золотыми волосами, которая оставила меня слишком быстро, весьма рассерженная.

Тина уже не сдерживалась:

– Ты даешь маме денег, чтобы отомстить мне? Потому что я ударила тебя? В таком случае ты в самом деле сошел с ума!

– Ты права. Но не совсем. В кредитовании твоей матери я увидел возможность вернуть дом Эдуардо, прежде чем он рухнул бы в канал. Я был должен сделать это для Эдуардо, несмотря на то что не хотел иметь ничего общего с его женой. Но это была не единственная причина. Я также хотел дать тебе второй шанс.

– Шанс ударить тебя снова? Звучит так заманчиво… – Сейчас Тина с удовольствием ударила бы что-нибудь. Почему бы не его самодовольное лицо?