Возлюбленная виконта

– Мисс Шелли, ситуация гораздо сложнее, чем вам представляется, хотя я не могу винить вас в том, что вы видите ее в черно-белых тонах. – Ответить она не успела, Рейф вышел из-за стола.

Белла следила за ним. Мягкий свет выхватил его лицо, рубин, голубые глаза, золотистые волосы цвета потемневшего меда.

– Вы не Рейф. – Белла тяжело опустилась в кресло. У нее вдруг подкосились ноги.

– Да, я не Рейф, – подтвердил он. – Я его брат Эллиотт. Рейф умер десять дней назад от перитонита. Вы справлялись о Хэдли, этот титул сейчас принадлежит мне.

Белла лишилась дара речи. Рейф умер. Отца ее ребенка нет. Умер мужчина, ради которого она пожертвовала своими принципами и честью. Белла смутно почувствовала, что не испытывает ни удовлетворения, ни желания плакать. Лишь боль. Она осторожно опустила руку на сведенный судорогой живот. Надо беречь силы ради ребенка.

Лицо незнакомца, во многом напоминавшего Рейфа, оставалось бесстрастным. Он принялся расхаживать по комнате, зажигая свечи. Белла пыталась успокоиться. Необходимо что-то сказать, иначе он посчитает ее не только распутницей, но и пустоголовой. Она отдала свое целомудрие его брату и теперь вынашивала незаконного ребенка. Этот человек станет презирать ее. Все трезвомыслящие люди будут презирать ее. Она знала это. Для женщины любовь не оправдание.

– Выражаю свои соболезнования. Вы понесли утрату, – выдавила она.

Он подошел и сел напротив нее, скрестил длинные ноги и столь же непринужденно и элегантно, как Рейф, откинулся на спинку кресла. «Рейф мертв», – твердила она, путаясь в мыслях. Рейф, мужчина, которого она любила, умер. Предал ее. Белле пришло в голову, что другая женщина обрадовалась бы его кончине, но она не могла. Чувствовала опустошенность.

– Благодарю. – На лице лорда Хэдли наконец-то промелькнуло подобие какого-то выражения. Оно напряглось, будто его настиг приступ мигрени.

– К сожалению, должен признать, мы не были близки. Вы любили моего брата?

Неожиданный поворот. Этот брат, тень ее возлюбленного, и не собирался ходить вокруг да около.

– Разумеется, любила. – (Его губы скривились в явной попытке улыбнуться.) – Уверена, вы считаете меня аморальной, распутной, – сказала Белла, раздраженная его ироничным тоном. – Но я любила его. Думаю, он тоже любил меня. Мне было трудно. Отец не разрешил бы мне выйти замуж. Я знала это. Мы должны были хранить нашу любовь в тайне.

Существовала ли какая-то логика в том, что она говорила? Язык обгонял мысли. Она понимала, такие слова могли вызывать недоумение. Как объяснить суть возражений против ее брака с виконтом, к которым может прибегнуть сельский викарий?

Казалось, он не осуждал ее, лишь держался отстраненно.

– Понимаю. Вы уверены, что чувства моего брата были искренними?

– Конечно. – Белла покраснела в удивлении. Она ведь уже переступила грань, за которой девичья скромность неуместна. – Он был таким ласковым, страстным и неотразимым. – Ей следовало говорить откровенно, нет смысла скрывать свои чувства от этого человека. – Я думала, что никогда не смогу покинуть Мартинсден, – тихо продолжила она. – Но мечтала, и моя мечта сбылась, виконт влюбился в некрасивую дочь викария. По меньшей мере, так казалось.

– Вы некрасивы? – Эллиотт наклонил голову и пристально всмотрелся в ее лицо. – Сейчас ни одна леди не смотрелась бы лучше вас. Я воздержусь от суждений. – Он посмотрел весело, в ее душе все перевернулось. Те же глаза, что у Рейфа, только посажены глубже и смотрят пристальнее. Одни глаза Рейфа были способны соблазнить ее. Не надо было никаких слов. От этих глаз у нее перехватило дыхание. Белла поразилась тайной силе их воздействия. – Извините, сейчас не время для легкомысленных разговоров. – Эллиотт снова стал серьезным. – Очевидно, вы обнаружили, что ошиблись в нем? – спросил он с сожалением, но без удивления.

«Должно быть, он знал, что его брат повеса», – подумала она. Однако говорил о нем с любовью. Этот несчастный мужчина переживает смерть близкого человека. Она не могла излить перед ним гнев и недовольство. Дела и так обстояли скверно. Ему ни к чему выслушивать подробности.

Белла подумала, что ей станет дурно. Она слышала, что с беременными женщинами по утрам случается тошнота, а затем постепенно проходит. Она действительно большую часть времени чувствовала подступающую к горлу тошноту, быстро уставала и постоянно испытывала жажду. Отчаянно хотелось в туалет. К груди было больно прикасаться, ноги и спина болели. До родов оставалось шесть месяцев. «Извини, дитя, – сказала она про себя. – Это не твоя вина». Она коснулась расстроенного живота, тот был столь же плоским, что и прежде.

– Вам плохо. Мне следовало позаботиться о прохладительных напитках, но эта новость застала меня врасплох. Наверное, надо принести чай? И печенье? Моя кузина Джорджи говорила, что это помогает при тошноте.

Эллиотт оказался сообразительным. И добрым. Он в самом деле таков или ему просто надоело, что беременной несчастной женщине стало плохо в его кабинете? Белла широко раскрыла глаза и принялась изучать его худое лицо. Он тоже смотрел на нее. Не улыбался, казался уставшим и довольно угрюмым. Он не только потерял брата, на его плечи легло множество забот, а тут еще она с неприятными новостями.

– Благодарю вас. Это было бы весьма кстати. – Как успокаивала вежливость или хотя бы ее внешнее проявление. В душе ей хотелось рыдать и кричать. Рейф умер, ее дитя осталось без отца, а она не могла вернуться домой. Поможет ли ей этот мужчина, или его доброта исчерпывалась чаем и печеньем? – Здесь ведь… вы женаты? Если леди Хэдли…

– Я не женат. – Растаяла надежда на поддержку в лице сочувствующей женщины. Вопрос Беллы либо ее видение брака, видно, позабавил его. Наверное, он такой же повеса, как и брат. Но вряд ли может навредить ей больше, чем тот.

Эллиотт Кэлн дернул за шнурок звонка и ждал. Видно, чувствовал себя хорошо в образовавшейся паузе. Он привык жить в одиночестве или же отчаянно соображал, как поступить с ней, потратив как можно меньше денег и избежав скандала?

Вошел, улыбаясь, дворецкий. Кто бы он ни был, Белла поняла, тот не подвержен дурному настроению. В уголках глаз от смеха собрались морщинки, улыбка не просто дежурное проявление вежливости.

– Хенлоу, пожалуйста, отведите мисс Шелли к миссис Найт. Ей понадобится спальня, чтобы привести себя в порядок и отдохнуть. Велите принести ей чай и печенье. Мисс Шелли, встретимся за ужином, который у нас подают в семь часов. Мы здесь живем как принято в провинции.

– Благодарю вас, лорд Хэдли, однако не могу остаться здесь, это не совсем…

– Прилично? Да, вы действительно не можете остаться здесь. – Эллиотт снова улыбнулся, будто перед ним все еще леди, а не падшая женщина, брошенная братом. Нет, она не сможет воспользоваться словами, которые Рейф обрушил на нее. Они ранили, точно острые лезвия. – Мы поговорим об этом за ужином.

* * *

Эллиотт устроился с книгой, которую даже не пытался читать, у камина в маленькой столовой. После разговора с Беллой ему захотелось покинуть кабинет, где царила тяжелая атмосфера, порожденная несчастьем и отчаянием. «Боже, Рейф. Что ты натворил на этот раз?» Многие годы, всю подростковую и взрослую жизнь, он надеялся, что старший брат исправится, станет тем, кем, по глубокому убеждению Эллиотта, должен стать.

Ему хотелось любить брата, как это было в детстве, но никак не удавалось преодолеть барьер презрения, который Рейф воздвиг перед ним. Он знал, что тот швырял деньги, вел разгульный образ жизни, бегал за женщинами. Его беспокоило здоровье Рейфа. Он пытался заговорить с ним, когда они случайно встречались в городе, но брат всегда поджимал губы и проходил мимо.

– Ты прожигатель жизни, – с издевкой говорил тот. – Спорт, стройная фигура, приятельские отношения, пока вы боксируете, вышибая друг другу мозги, пустая трата времени на скачках. Но, забывая о мышцах и лошадях, ты так серьезно увлекаешься своим чертовым имением и репой, что мне приходит в голову, будто я имею дело с незаконнорожденным сыном фермера Джорджа. Никогда не думал, что сам король заглядывает под юбки нашей матери, однако…

Эллиотт ударил его прямо в челюсть, послав в нокдаун. После этого они едва замечали друг друга. Время от времени смущенный приятель информировал, что Рейф оскорбил престарелого лорда или за ломберным столом раздел до нитки очередного дворянского отпрыска. Правда, на следующий день спускал весь выигрыш. Все знали, что Эллиотт никак не может повлиять на ситуацию.

Иногда он чувствовал себя старшим братом, и это угнетало. Хотелось жить полной жизнью, не беспокоясь о том, что его не касается. Однако пустое времяпрепровождение Рейфа снова и снова вызывало гнев.

А потом еще и женщины. Рейф содержал не одну любовницу и актрису. Эллиотт сомневался в том, что брат обращался с ними хорошо, когда те приедались. Но те женщины владели своим ремеслом профессионально. А вот невинные особы более высокого положения? Должно быть, мисс Шелли первая. Дай бог, единственная.

Рейфу было мало соблазнить и погубить ее, он ухитрился сделать ее беременной. Бездумный, беспечный глупец. Ему следовало жениться на ней. Эллиотт смотрел на пламя. Она могла бы сделать из него человека, спасти. Ему не нужен этот проклятый титул, ему хотелось жить своей жизнью, вернуть брата целым и невредимым, устроенным, свободным от злых демонов.

Глава 2

– Милорд. – Белла оказалась в небольшой уютной столовой, а не в огромном помещении, какое она представляла. Лорд Хэдли поднялся с кресла близ камина, отложил закрытую книгу.

– Добрый вечер, мисс Шелли. – И снова та же улыбка, непринужденная, несмотря ни на что. Возникло ощущение, что это дается ему легко. Он следил за Беллой, казалось видя в ней женщину, и в других обстоятельствах вполне мог бы заигрывать с ней. Однако Белла не почувствовала никакой угрозы. – Полагаю, вы отдохнули и чувствуете себя лучше. – Он направился к стулу, расположенному во главе маленького прямоугольного стола, лакей выдвинул еще один напротив Эллиотта. Белла присела, лакей расправил для нее салфетку.

За ней ухаживал доброжелательный дворецкий. Забрал ее промокшую одежду, нашел удобный халат, укутал ее одеялами, принес чай и печенье. Сама того не ожидая, Белла крепко проспала почти два часа.

Ни дворецкий, ни горничная, пришедшие разбудить и одеть ее, не удивлялись тому, что она явилась сюда в столь ненастную погоду. Как ни странно, удобства и роскошь, ненавязчивое, без расспросов, обслуживание подействовали на нее гипнотически. Это продлится не очень долго, но она восстановит силы, столь необходимые для борьбы с ощущением вины и отчаянием, с противостоянием общественному мнению.

Белла проснулась, зная, что предстоит сделать для будущего ребенка. Да, Рейф умер, однако это не значит, что стоит отказываться от плана, который она придумала с самого начала на случай, если он откажется жениться на ней. Белла в этом почти не сомневалась. Неловко оттого, что придется делать это сейчас, однако она, пока отдыхала, решила проявить железную волю и сделать все возможное, чтобы защитить ребенка даже за счет человека, который никак не причастен к этому.

– Я чувствую себя намного лучше. Спасибо, милорд.

Стоял дождливый майский вечер. Было семь часов. Соблазнитель, отвергший ее, умер. Она осталась среди чужих людей практически без гроша в кармане. Белла подавила нарастающую панику. Не могла же она говорить при лакее.

– Харрис, подай суп и оставь нас. Если понадобишься, я позвоню.

От вкусных запахов у Беллы от голода чуть не закружилась голова. Потребовалось немало усилий, чтобы есть суп без спешки. Хотелось взять тарелку и осушить ее. Наверное, прошли уже сутки с тех пор, как она отведала приличную пищу, однако остатки гордости требовали, чтобы она вела себя как настоящая леди.

– Итак, мисс Шелли. – Лорд Хэдли смотрел на нее бездонными голубыми глазами, и она невольно почувствовала себя немного увереннее. – Как ваше имя?

– Арабелла, милорд.

– И когда ребенок должен появиться на свет?

– В начале декабря. – Она легко вычислила это, поскольку спала с Рейфом всего один раз.

– Вы поверили, что мой брат возьмет вас в жены. Он обещал жениться на вас? Отведайте одну из этих булочек, они очень вкусные.

– Да, обещал. Может быть, вы не верите мне? – спросила Белла, теряя веру в себя. Эллиотт покачал головой. – Уверена, вы считаете меня распутной. Мне должно быть стыдно даже оправдывать себя. Но все было как в сказке. Очаровательный принц смел все препятствия, спасая меня. Несомненно, вас удивляет, как женщина двадцати пяти лет может быть столь романтичной. Уверяю вас, это не похоже на меня. У меня репутация разумной и практичной женщины, – с горечью добавила она.

– Где вы встретились? Полагаю, в Лондоне. – Он был слишком вежлив, чтобы обсуждать ее моральные устои, а Белла не знала, как ему все объяснить. Как мужчине понять, что его ослепительный вероломный брат произвел на нее ошеломляющее впечатление? Она была одинокой, послушной, несчастной старшей дочерью викария, а Рейф венцом всех ее фантазий.

– Нет, в Суффолке. Я жила… жила… в сельской местности близ Ипсуича. Две мои младшие сестры, которые больше не могли вынести жизнь с отцом, сбежали некоторое время назад. Я осталась. Мне полагалось стать поддержкой отца в старости.

– Ради бога, сколько ему лет?

«Виконт сразу взял быка за рога», – заметила Белла. От несчастья туман застилал ей глаза.

– Пятьдесят три года. – Белла осторожно отпила красного вина.

– Еще долго придется ждать, пока он достигнет глубокой старости. Я так понимаю, жить с ним не доставляет удовольствия. Хотите еще супа?

– Нет. Достаточно. Спасибо. Да, жить с ним радости мало. – Врать было бесполезно. Лорд Хэдли хотел во всем разобраться. – Он считает, что женщины грешны от природы, они – причина порока, а зло в случае необходимости следует изгонять из них битьем. «Женщина – дочь Евы. Она – плод греха и представляет собой сосуд греха». – Белла процитировала слова, которые вышивала вместе с сестрами. – Моя средняя сестра сбежала с молодым офицером, возлюбленным детства, младшая тоже сбежала, а меня соблазнил виконт. Видно, папа прав. Я не знаю, где мои сестры, – с грустью добавила она, дрожащей рукой положила ложку и приготовилась выслушать неодобрение виконта.

– Значит, после того, как сестры сбежали, появился Рейф, и вы тоже были готовы последовать их примеру?

Эти слова не были прямым осуждением, которого она ожидала. Понимал ли Эллиотт сложившуюся ситуацию? Непонятно, относился он к ней с насмешкой или с сочувствием. Как выразить словами волшебство февральского солнца, которое принес с собой Рейф, точно вестник радости? Как объяснить чудо, что на нее обратил внимание такой мужчина, красивый, внимательный, искушенный?

– Он говорил, что влюбился в меня с первого взгляда, – прерывающимся голосом говорила Белла, пытаясь убедить и его, и себя. – Он приехал погостить у своего друга Маркуса Донта в Лонг-Фаллоу, в нескольких милях от того места, где я жила, поправить здоровье, поскольку чувствовал себя не очень хорошо. Уверял меня, будто меньше всего ожидал, что вдруг влюбится.

– Должно быть, именно в то время на него подействовала инфекция, – заметил лорд Хэдли. – Я не знал, где он находится. Он умер в Лондоне.

Казалось странным, что Эллиотт не знал о перемещениях брата. И почему она не догадалась о его болезни?

– Когда это случилось? Он… очень страдал? – Комната обрела неясные очертания, пока Белла изо всех сил пыталась обуздать эмоции. Ведь речь шла об отце ее ребенка. Что бы ни случилось, ей не хотелось, чтобы он испытывал страшную боль.

– Говорят, сначала ему было немного больно. Однако он очень скоро потерял сознание. Мисс Шелли… – Эллиотт встал, обошел стол и гибкими движениями склонился к ней.

«Он в хорошей форме, – смутно подумала Белла, – и реагирует незамедлительно».

Он взял фужер, вложил его ей в руку и заставил поднести к губам.

Белла отпила глоток.

– Благодарю вас. Мне уже хорошо. Просто хотелось узнать, ведь это лучше, чем давать волю воображению. – Когда Эллиотт вернулся на место, она заставила себя продолжить рассказ. На него было трудно смотреть, так он напоминал Рейфа, хотя и был другим, добрым и, казалось, заботливым. Рейф тоже был таким… поначалу. «Остерегайся, – шептал ей голос разума. – Он ведь мужчина». – Мы любили друг друга… я так думала… но предупредила его, что мой папа приходит в ярость, если одна сестра решится даже просто поговорить с младшим приходским священником.

– Виконта Хэдли вряд ли можно принять за младшего приходского священника, – сухо заметил нынешний обладатель титула. Эллиотт поднялся, отодвинул ее тарелку и начал разрезать каплуна. – Вы достанете боковые блюда? – Он протянул ей тарелку с мясом и не забыл положить себе.

– Да, благодарю вас.

– Продолжайте, мисс Шелли. Он любил вас, вы любили его, но ваш отец стал бы возражать, поскольку хотел удержать вас дома ради собственных удобств.

– Мы говорили о браке и строили планы на будущее. Рейф собирался вернуться в Лондон, составить брачный контракт и вернуться, чтобы поставить отца перед свершившимся фактом. Он даже собирался нанять хорошую домработницу и прихватить ее с собой, чтобы папа не остался совсем один. В то время казалось, все идет хорошо. Я по уши влюбилась в него… Мы стали любовниками. Он просил, и я… Рейф сказал, что я вряд ли люблю его, если откажу. И я поступила так, как он просил.

У нее не осталось сил продолжать. Не хотелось описывать ужас, охвативший ее, когда все начало рушиться. Какой кошмар! Белла знала, что научится ублажать его в постели, если появится такая возможность, если он тоже любит ее и пожелает научить ее. Но…

– Это все, – резко сказала она и взглянула на Эллиотта Кэлна. Тот смотрел на нее взглядом, в котором отражалось нечто похожее на сочувствие.

Он молчал, вращая пальцами фужер с вином.

У Беллы не хватило сил описывать дальнейшие интимные отношения, однако хороший тон требовал, чтобы она поддерживала разговор. Невозможно просто сидеть и рыдать, сколь бы плохо ни было.

– Простите меня, – робко произнесла она, – вы с братом были близки?

– Полагаю, вы хотите узнать, насколько я похож на него? – Ее вопрос, видно, позабавил его. На его лице снова появилась знакомая улыбка, по ее спине пробежали мурашки. Эта улыбка гипнотизировала. Улыбка и глаза действовали неотразимо. – Не очень, если не считать внешнего сходства. Ведь я всего лишь до скуки прилежный младший брат.

До скуки — не те слова. Белла стала пристально разглядывать Эллиотта, пытаясь определить, чем он отличается от Рейфа. Она подумала, что назвать его благонравным не очень точно. Наблюдая, она приметила цинично-веселый взгляд на вещи, ее рассказ не шокировал его, отчего она заподозрила, что он знаком с удовольствиями жизни.

– Правда?

– Долгое время я был бедным младшим братом. Это в некоторой степени не дает возможности предаться разврату, если только совсем не заботиться о долге и здоровье. Я занимаюсь спортом, люблю напряженно работать и быть в форме. Предпочитаю зарабатывать деньги, а не бросать их на ветер. Зарабатывая их, я обнаружил, что, стараясь приумножить свое богатство, наверное, стал ценить их чуть больше, чем Рейф свое наследство.

Эллиотт быстро поднял голову, осмотрел комнату, и она тоже огляделась. При всей роскоши можно было заметить признаки упадка. Очевидно, здесь скупились на ремонт и тратили деньги для видимости. Белла заметила влажное пятно на стене у окна, трещину в плинтусе и тут же вспомнила рытвины на дороге. Эллиотт крепче сжал пальцами ножку бокала. Перстень Рейфа сверкал при свете свечей. Белла догадалась, он разглядывает ее, а не комнату. Он снова отвел взгляд и вернулся к своим мыслям.

Белла положила нож и вилку и рассматривала лицо, так похожее и в то же время не похожее на лицо его брата. Лицо Рейфа было мягче, хотя он и отличался неожиданными вспышками необузданного гнева. Она чувствовала, что под беспечным внешним видом скрывается более жестокий и сдержанный мужчина, поежилась, и Эллиотт сразу заметил это, наблюдая за ней внимательнее, чем казалось.

– Вам холодно? – Белла покачала головой. – Вы еще голодны? Позвонить, чтобы принесли сыр и десерт? – Он вел себя как гостеприимный хозяин, однако ситуация была далеко не идеальной. Белла догадывалась, эта подстриженная голова занята не только заботой о ее аппетите.

– Нет. Благодарю, милорд. – Она согрелась, хорошо поела и отдохнула, к чему и стремилась. Настало время сказать то, о чем она думала, когда проснулась.

Одному богу известно, что он ответит, однако Белла решила проявить верх наглости. Она всю жизнь делала то, что ей говорили, думала о благополучии других, их потребностях и капризах, теперь же решила без оглядки заступиться за своего ребенка. Люди все равно скажут, что она вела себя бесстыдно.

– Милорд.

Он взглянул на нее, чувствуя перемену в ее тоне.

– Мисс Шелли?

– Вы наследник Рейфа, поэтому я должна просить вас о следующем… и настаивать на этом. – Ее голос задрожал, но она преодолела страх и опасения. Ей надо сказать это. – Я хочу, чтобы вы обеспечили меня жильем… всего лишь небольшим приличным домиком… и достаточным количеством денег, чтобы я смогла достойно растить ребенка. Я могу делать вид, будто являюсь вдовой и обойдусь малостью. Но должна просить вас оплатить образование ребенка, если это будет мальчик, или обеспечить приданым, если на свет появится девочка. Очень жаль, что приходится просить об этом вас, но понимаю, что должна сделать все возможное, чтобы обеспечить ребенку безопасность и будущее.

Эллиотт изучал ее из-под ровных бровей, на лице и мускул не дрогнул. Его поразили ясно изложенные требования.

– Уверен, вы станете защищать своего детеныша, точно тигрица, – наконец сказал он, отчего у Беллы от гнева покраснели щеки. – Но нет, я не устрою вас в каком-нибудь приличном маленьком домике где-то в провинции и не стану обеспечивать ваше дитя, как вы о том просите.

Белла сжала пальцы, точно когти. На мгновение почувствовала себя хищником, с которым Эллиотт сравнил ее.

– Вы должны…

– Я не стану делать это.

Белла точно на стену наткнулась. Он не шевельнулся, не повысил голос, но она ясно понимала, он хорошо подготовился к такому повороту разговора, угадал, о чем она будет просить, и все уже решил.

Несомненно, он распорядится, чтобы ее отвезли назад в гостиницу «Павлин» в Чиппинг-Кемпдене, где она покинула дилижанс. Теперь, позаботившись о самых необходимых потребностях и выслушав ее требования, Эллиотт пожелает выдворить ее из своего дома. Что ж, она уйдет, у нее не осталось сил спорить с ним.

Но она вернется завтра, нравится ему это или нет. Эллиотт Кэлн ее единственная надежда, она проявит настойчивость, пока он не сдастся, сделает все возможное. Она будет приходить сюда снова и снова, пока он либо вызовет констебля, либо согласится на ее требования. Если придется, пригрозит скандалом, хотя кому станет хуже, если она решится на подобный шаг. Она начнет шантажировать, стыдить, угрожать, воспользуется любым доступным средством.

– Сейчас я не в силах спорить с вами, но мы вернемся к этому разговору. Обещаю. А теперь мне пора уйти. Я буду…

– Вы совершенно правы. – Эллиотт прервал ее столь приятным голосом, будто они обсуждали погоду. – Становится поздно, у вас был трудный день. Боюсь, в Доуэр-Хаус сквозняки, а моя двоюродная бабушка сварлива, хотя сегодня вечером вы ее не увидите. Правда, моя кузина Дороти весьма приятная женщина.

– Ваш… – Доуэр-Хаус и его родственницы? Неужели лорд Хэдли спятил? Не может же он взвалить на шею этих почтенных леди женщину, бывшую любовницей его брата, вынашивавшей в своем чреве незаконного ребенка. – Я не могу остановиться у ваших родственниц. Я ведь падшая женщина. Они почувствуют себя оскорбленными, если узнают, кто я.

– Они почувствуют себя оскорбленными, если моя будущая жена найдет пристанище в другом месте.

Рука Беллы дернулась, почти полный бокал с вином перевернулся, и по скатерти расползалось пятно кровавого цвета.

– Вашей женой? Вы намереваетесь жениться на мне! Вы?

– Конечно. А что? Арабелла, вы можете предложить что-то лучше?

– Я приехала сюда с вполне разумным предложением, вы отказались, даже не обсуждая его. А теперь предлагаете мне вступить в брак!

– Это было не предложение. Это обязательно случится. – Эллиотт прервал ход ее недосказанных мыслей. Судя по тону, он и предсказывал, и приказывал, выглядел так, будто совершал официальную сделку, взирая на нее холодными неподвижными глазами. Очаровательная улыбка исчезла с его лица.

– Это смешно! Я не знаю вас. Отец ребенка Рейф.

– Рейф мертв. – Белла вздрогнула. Эллиотт продолжал, не обращая внимания на то, что его откровенность потрясла ее: – Разве вы знали его достаточно хорошо? Я думал, вы желаете для ребенка самой лучшей судьбы.