Лось в облаке

– Потому и перестал, – вздохнул Саня, – теперь все изменилось.

Вадим вспомнил поцелуй Веры и понял, что имел в виду его друг.

Глава 7

До конца лета оставалось две недели. Погода начала портиться. Часто шел дождь, за рекой гулко бранился гром и сверкали частые зарницы. Ветер, резво подскакивая, рвал листву с деревьев и швырял в реку, трепал камыши и взбивал воду в пенные хлопья. По утрам было сыро, над болотами ходил туман. Теперь мальчикам приходилось надевать резиновые сапоги и теплые фуфайки. Ненастье не могло отвратить их от леса, где было изобилие грибов и ягод.

Однажды, на рассвете, они высадились на дальнем берегу Свири и углубились в чащу, чтобы набрать грибов. Саня, шедший впереди по благоухающему мокрой травой и листьями лесу, внезапно присел и знаками призвал Вадима последовать его примеру.

– Смотри, смотри, – зашептал он, осторожно раздвигая кусты, – не шуми только, лучше вообще не дыши.

– Я себе уши исцарапал, – чуть слышно пожаловался Вадим.

– Сейчас ты такое увидишь, что забудешь о своих ушах и обо всем на свете.

Вадим уже знал по опыту: стоило с вниманием отнестись к тому, что было интересно его другу. Их взору открылась поляна, окруженная лиственными деревьями. Посреди поляны, прямо на траве, лежало облако, молочно-белое, непроницаемое в своей влажной густоте. Видно, притомилось оно в небе и заночевало в лесу на уютной лужайке до рассвета. В облаке стоял лось. Тела его не было видно в плотной белизне летучего странника, выступала лишь горбоносая голова с тяжелыми, похожими на зубчатые башни рогами. Он задумчиво потянулся к высокой ветке, захватил молодой побег мягкими вислыми губами и неторопливо, горделивым движением, повернул голову в сторону затаившихся мальчишек. На краткий миг Вадим встретился с ним взглядом. Непостижим и прекрасен был лесной великан. Вадим смотрел на него и думал: как он бродит в бескрайнем лесу, всегда один, всегда в тиши, среди деревьев и облаков, словно голубой кит в океане, в прозрачном глубоком безмолвии, существо из другого мира, тайна, которой людям не разгадать; как спит он ночью под звездами, вдыхая запах сосновой смолы, под шелест дремотной листвы и вкрадчивый скрип вековых деревьев.

– Глаза его видишь? – спросил Саня, как будто читал мысли друга.

– Вижу, – беззвучно отозвался Вадим. – Он знает то, чего мы никогда не узнаем.

– Уйдем отсюда. Нельзя ему мешать. Этот лес для него, не для нас.

Они выбрались из кустов так же неслышно, как до того забрались, не хрустнув ни единой хворостинкой и, бесшумно ступая в малахитовый мох, тихонько удалились.

– Вон там подберезовик, – указал Саня. – А вон еще.

Они присели на корточки и стали срезать грибы.

– Ты что-то говорил мне насчет братьев и сестер на прошлой неделе, – глядя в землю, сказал Саня.

Вадим унесся мыслями в тот день, когда они плыли в моторке по Свири вместе с Мишкой и Верой. Волосы у нее были багряные, как убранство леса в осеннюю пору.

– Я думал… я хотел… но теперь у тебя есть Вера, – ему было мучительно неловко, словно он навязывался.

– Вера мне не сестра, и никогда ею не будет, – возразил Саня.

Впоследствии, вспоминая этот разговор, Вадим понимал, что очень часто Саня рассуждал и вел себя совсем как взрослый мужчина, хотя на первый взгляд казался живым, любознательным подростком, кем ему и полагалось быть, но тот, кто знал его близко, постоянно ощущал, как сквозь его жизнерадостное отношение к окружающему миру проскальзывала неуловимая, затаенная грусть.

Вадим втянул в себя воздух, собрался с духом и сказал:

– Я всегда хотел иметь брата.

– Я тоже, – отозвался Саня и, помолчав немного, добавил, – только ты понимаешь, что это очень серьезно?

– Конечно, конечно, понимаю! Я все обдумал, – он подполз к Сане на коленках. – Я хочу быть твоим братом. По-настоящему! Может, мы и взаправду родственники, раз наши бабушки живут в одном поселке.

Он ждал ответа с простодушной надеждой на лице.

– Давай сюда руку, – сказал Саня. – Мы должны скрепить нашу клятву кровью. Так полагается. – Вид у него был строгий, непреклонный, взгляд полон вдохновенной решимости.

Вадим, вспыхнув от радости, с готовностью протянул руку. Саня сделал ножом надрезы на своей и его ладонях. Священное рукопожатие и священная клятва – ритуал по всем правилам.

– Повторяй за мной: отныне и на всю жизнь мы с тобой братья! Клянемся никогда не расставаться, любить и защищать друг друга, что бы с нами ни случилось!

– Клянемся! – трижды огласили лес звонкие мальчишечьи голоса, и лось на поляне настороженно замер, навострив уши и шевеля круглыми ноздрями, потом повернулся, вышел из облака и величественно удалился в необъятные лесные чащобы, высоко неся благородную голову.

Глава 8

За несколько дней до начала школьных занятий в Свирицу пожаловал сам Петр Ефимыч Березин, с тем, чтобы забрать загулявшего сына домой. Приехал он в сопровождении двух вертлявых субъектов подобострастного вида, которые всюду шныряли взад-вперед и буквально обнюхали каждую пядь бабушкиного хозяйства вокруг дома и внутри него.

Березин-старший был плотным, представительным мужчиной, из тех, кто всем своим видом требуют к себе должного уважения. Каждый жест его был выверен, продуман, слова весомы и значительны. Он обладал уверенным басом, который с удовольствием демонстрировал при каждом удобном случае, искусно модулируя самыми низкими нотами. Не удивительно, что он наводил страх своей внушительной персоной на робкую покладистую Ларису и хрупкого Вадима. Роль главы семьи давалась ему безо всяких усилий, поскольку не было ничего проще, чем установить в доме диктат, подавить жену и сына своей волей. Горячая любовь к единственному сыну и наследнику ничуть не умаляла его деспотизма, скорее наоборот, подогревала, ибо Березин считал, что ребенок в четырнадцать лет – да что там в четырнадцать, в двадцать! – не способен принимать серьезные, взвешенные решения ввиду незрелости и незнания жизни. Педагогическими ухищрениями он себя не обременял, попросту пресекал в сыне малейшее проявление самостоятельности. Березин обращался с близкими людьми столь же авторитарно, сколь и с подчиненными, и беспрекословное слепое повиновение с их стороны воспринимал как нечто само собой разумеющееся.

Петр Ефимыч сидел в горнице, на самом крепком стуле, расставив для опоры длинные ноги, и с видом судьи взирал на сына, который стоял перед ним навытяжку, слегка подрагивая, но глаз при этом не опускал, смотрел на отца открыто и с долей вызова, что совсем не нравилось Березину.

– Итак, ты меня ослушался, – пророкотал он, сверля сына осуждающим взглядом. – Ты воспользовался податливым характером матери, сыграл на ее слабостях и любви к тебе и тем самым пренебрег моим доверием.

– Будет тебе, Петя, – дерзнула вмешаться бабушка, – что худого в том, что Вадя провел у нас каникулы? Ты вспомни, каким его к нам отправил. В чем только душа у него держалась! А теперь – эвон какой добрый молодец, глядишь, со дня на день в рост пойдет. За что ты его казнишь, Петя?

– Не выгораживайте его, мама, – строго оборвал зять, – я от сына разгильдяйства не потерплю. Сказано было – на десять дней, а он самовольно остался на все лето. Без меня ты больше сюда не приедешь. А я человек занятой, как ты знаешь. Пусть это будет тебе уроком.

– Приеду, – буркнул Вадим.

– Что-о?! – громыхнул Березин. – Что ты там лопочешь?

– Я снова сюда приеду! – сверкая глазами на отца, как волчонок, заносчиво выкрикнул Вадим, хотя внутри у него все рвалось.

Отец никогда не наказывал его физически, за всю жизнь пальцем не тронул. Вадим не мог понять, отчего, откуда этот страх?

Он побежал и спрятал лицо на груди у деда.

– Эк ты развоевался, Петр, – рассердился дед, – затюркал совсем мальчонку! Чай не в кабинете у себя сидишь да холуев своих распекаешь. Должность твоя глаза тебе застит. Это ведь сын твой родной. Восстановишь против себя, потом трещину не заделаешь. Так что мозгами-то своими начальственными пораскинь.

Петра Ефимыча, давно испорченного властью и вседозволенностью, отнюдь нельзя было назвать глупым человеком. Совсем наоборот: он был умен, изворотлив, дипломатичен и услужлив с вышестоящими. В сущности, именно его конформизм и пренебрежение требованиями морали позволили ему занять нынешнее высокое положение. Благодаря подобной гибкости своей натуры, он и теперь сумел вовремя перестроиться и сменить гневный тон на задушевный, отеческий, каким говорил с Вадимом лишь в исключительных случаях.

– Ладно, сынок, будем считать, что мы с тобой оба погорячились, – произнес он в самом бархатном своем регистре, – иди ко мне, поговорим спокойно. Мама рассказывала, ты тут с хорошим парнем сдружился. Это правда?

«Не мытьем, так катаньем, – думал он в это время. – Чтобы я мальчишку не обломал?»

Вадим высунул голову из-под дедовой подмышки.

– Ага, правда, – отозвался он, пока еще с недоверием глядя на отца.

– Ты не хочешь меня с ним познакомить?

– Зачем тебе? – непочтительно осведомился не в меру осмелевший отпрыск.

– Для меня важно знать, с кем дружит мой сын. Если ты выбрал действительно достойного друга, я могу это только приветствовать, и в следующий твой приезд к бабушке мы с мамой не будем беспокоиться.

– Он придет меня провожать, тогда и познакомлю, – ворчливо отозвался сын и пошел собирать вещи.

Березин с тестем вышли на крыльцо. Петр Ефимыч закурил.

– Ну что, отец, как вы тут живете-можете? Пенсии хватает?

– Хватает помаленьку. У меня ветеранская, еще Дусина; опять же огород какое-никакое подспорье.

– Я там матери денег оставил. До зимы дотянете, потом еще пришлю.

– Благодарствуем. Ты бы зимой к нам внука снова прислал. Помощничек хоть куда! И радость нам, старикам. Ты о нем не беспокойся. Саня за ним лучше всяких мамок и нянек ходит.

Березин курил, щурясь от сигаретного дыма.

– Что ж это за Саня такой? Сын мне сроду не перечил, и вдруг – на тебе!

– Мужиком, значит, будет. Ты в толк взять не хочешь, что возраст у него самый нежный, к нему сейчас подход нужен, а не распорядок дня.

Березин посмотрел на него и улыбнулся.

– Переезжали бы вы, батя, к нам в Ленинград. Квартиру вам предоставим отдельную, где-нибудь от нас поблизости. Лариса за родителей будет спокойна, с Вадимом будете видеться хоть каждый день, да и жить в городе несравнимо легче. Мать вон ведра уже с трудом таскает, на огороде спину гнет, еще год-два, а дальше что?

Николай Лукич окинул взглядом светлый горизонт, серебрящуюся реку и в розовой дымке лес вдалеке.

– Дальше-то? Известно – что. Я и так зажился на белом свете сверх всякой меры. А все на Свирь родимую не налюбуюсь. Может, потому и живу так долго, что она силы мне дает. Здесь я родился, здесь жил, на Ладоге воевал, здесь и помру; что мне отмерено было, все сполна получил. Какую жизнь мне еще искать? А за заботу спасибо.

– Ну, как знаешь, отец. Лара за вас сильно переживает. Вадьку зимой не ждите. Пока лед не сойдет, не пущу. Уж не обессудьте. Один он у меня.

Днем пришел Саня. С ним были Мишка и Вера.

– Вот, пришли тебя проводить, – сказал Саня. – Наверное, целый год не увидимся.

– Ничего, я теперь все выдержу. Если зимой не смогу, летом все равно приеду. Никто меня не удержит.

Березин наблюдал за ними с крыльца, не спеша удовлетворить свое любопытство. Впрочем, он уже и сам догадался, который из мальчиков Саня. Никогда еще на его памяти Вадим не общался со своим сверстником так раскованно, с такой откровенной радостью.

А ведь действительно есть в этом белобрысом мальчишке что-то необыкновенно располагающее. И девчушка хороша несказанно. Это ж надо, в такой-то глуши! Хотя, разве Лариса его не красавица? Верно старик говорит: видно, красота да благодать родной земли и на людей переходит.

Заметил он еще кое-что, внушившее ему оптимизм. Новый друг сына был явно неравнодушен к рыжеволосой девочке. С каким тайным благоговением следил он за каждым ее движением, даже когда разговаривал с Вадимом! Пожалуй, не стоит раньше времени беспокоиться. Жизнь все расставит на свои места. С чего он решил, что может потерять влияние на сына из-за простого детского увлечения?

– Что ж, давай знакомиться, – сказал он, подходя к Сане и протягивая руку. – Петр Ефимыч Березин, отец Вадима.

– Александр Юрьевич Никитин, – без тени смущения представился Саня, крепко пожимая протянутую руку, будто только и делал, что здоровался со взрослыми мужчинами.

– Выражаю тебе, Александр Юрьевич, благодарность за то, что Вадима не забывал. После школы что собираешься делать?

– Поеду в Питер в институт поступать.

– Доброе дело. Выбрал уже в какой?

– Конкретно не выбрал, я не знаю ваших институтов. Но учиться буду на зоолога или биолога. Это точно.

Петр Ефимыч только открыл рот, чтобы обещать свою помощь при поступлении, как Вадим изо всех сил дернул его за пиджак.

– Пап, мне надо с тобой поговорить, – он настойчиво тянул отца в сторону.

– Я сказал что-нибудь лишнее? – спросил Березин, решив до конца выдерживать роль демократичного родителя.

– Чуть не сказал. Не надо ему ничего обещать и предлагать. Он любит все делать сам.

– Похвальное качество. Раз уж мы отошли, я бы хотел тебя предостеречь, как человек взрослый и опытный: не спеши так накрепко привязываться к Сане. Как бы потом не постигло тебя горькое разочарование.

– Ты его совсем не знаешь, – горячо зашептал Вадим. – Он самый лучший! Я никогда в нем не разочаруюсь. Да если бы ты знал… если б знал, что он для меня сделал. – Он чуть было не рассказал, как Саня вытащил его из смертельной ловушки на болоте, но вовремя спохватился, сообразив, что вместо чувства благодарности может вызвать у отца чувство страха перед местной природой, и тогда Свирицы ему уж точно больше не видать.

– Ты меня не понял, – продолжал терпеливо объяснять Березин, – Саня, безусловно, чудесный парень – это видно по его лицу, только той идеальной дружбы, о которой ты мечтаешь, на самом деле не существует. Уж поверь своему отцу. Каждый мужчина в конце концов заводит семью, детей, и тогда дружба отходит на второй план, если вообще не забывается. А Саня твой уже влюблен, он тебе говорил?

– Не говорил, но я и сам заметил. Только это ничего не меняет. А Саня всегда знает, что делает.

– Ни один человек не может всегда знать, что делает, – возразил Петр Ефимыч. – Ты поймешь это, когда вырастешь.

Вадим, однако, уперся к досаде отца. Что бы тот ни говорил, какие бы аргументы ни приводил, он не подозревал, что между Вадимом и Саней существовала священная тайна, перед которой любые трезвые житейские доводы превращались в пустой звук.

Пора было трогаться в обратный путь. Вадим расцеловался с бабушкой и дедом, обнялся с Саней, и – чего уж считаться – с Михаилом, а Вере вернул поцелуй, коснувшись губами ее атласной щеки.

– Прощай, коза-дереза, – сказал он, – не оставляй его надолго одного.

– Теперь он не сможет скрываться, – заржал Мишка, – теперь школа начинается. Влипушки! Спасайся, кто может!

– Вредина! – обиделась Вера и отвернулась, закусив яркую губу, а Саня показал охальнику кулак.

Оставаться долго в одном состоянии для Веры было неестественно. Уже через минуту она сменила гнев на милость и вспыхнула улыбкой, отчего на щеках у нее заиграли золотинки. Она остановила на Сане взор ребенка, которому купили долгожданную игрушку, но еще не дали в руки.

– Вообще-то… а что? Должен ведь кто-то о нем заботиться?

Совсем скоро Вадим с отцом и его спутниками добрались на моторке до пристани и пересели на речной трамвай. Свирица оставалась позади, но Вадим не грустил. Жизнь его только начиналась.

Глава 9

Дома, в Ленинграде, едва вся семья собралась за обеденным столом, Вадим преподнес еще один сюрприз. Он объявил родителям, что в музыкальную школу больше не пойдет. Лариса от такого известия застыла, испуганно покосившись на мужа.

Последний, запивая еду отменным киндзмараули, поперхнулся и судорожно закашлялся.

– Ты отдаешь себе отчет в том, что говоришь? – отдышавшись, спросил Березин угрожающим тоном.

– Вполне, – заверил вольнодумец, – я решил заняться спортом. Лучше всего боксом.

Петр Ефимыч, забыв о благих намерениях, полностью потерял самообладание.

– Это уже переходит все границы! – загремел он, и Лариса съежилась над своей тарелкой.

– Папа, ты пугаешь маму, – сказал Вадим. – Дай спокойно поесть.

Березин умел управлять своими чувствами, хотя на этот раз удар был слишком силен.

– В таком случае, ешьте без меня, – холодно произнес он и удалился.

«Неблагодарный, – думал он, нервно разгуливая по большому, отделанному красным деревом кабинету. – Чего ему не хватало? Стоило какому-то деревенскому мальчишке втереться к нему в доверие, и он сразу же стал для него чуть ли не богом. Что это, та самая насмешка судьбы? Зачем власть, деньги, если родной сын тебя ни во что не ставит?»

Дверь приоткрылась, и в комнату несмело вошла Лариса.

– Это все ты, – сразу же накинулся он с упреками на жену, – я тебя предупреждал, я всячески пытался оградить его от ненужных знакомств. У меня все было под контролем, пока ты не пошла у него на поводу!

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.