Прогулки по чужим ночам

– Лиза-Элиза, пощади меня, подари хоть один ласковый взгляд! Какая ты красивая, Лизок, я думал, с годами станешь хуже, а ты так прекрасна, что у меня дух захватывает. Я знаю, почему джентльмены предпочитают блондинок.

– Чего тебе надо?

– Вопрос по существу, – его глаза уже не смеются. – Кое-кто хочет поговорить с тобой.

– Кто этот «кое-кто» и чего ему надо? Я не имею отношения к бандитам и не хочу иметь, а уж тем более говорить – ни с тобой, ни с твоими приятелями. Ясно?

– А ты все так же добра. Не простишь меня никогда?

– Пока. Не скажу, что рада была повидаться.

– Подожди.

Его рука поймала мою ладонь. Я вздрагиваю. Я уже похоронила это, давно похоронила, но его прикосновение так знакомо. И его шальные глаза – слишком близко, интересно, скольких женщин он целовал – после меня? Сколько их у него было, с кем он трахался и плел то, что когда-то – мне, а я верила? Наверное, много было кретинок, которые купились на его пылкий взгляд… как я когда-то. Но я была тогда слишком молода и имела кучу иллюзий. Теперь у меня их нет.

– Подожди, пожалуйста.

Это что-то новое. Манеры появились? Только не забывай, парень, что на меня это не действует – я знаю тебя, как никто другой.

– Я спешу.

– Нет, послушай… дело очень серьезное. У меня есть… ну, скажем так, деловой партнер. И возникла одна проблема. Ему нужно поговорить с тобой – просто поговорить, это не отнимет много времени, и я гарантирую, что тебе ничто не угрожает. Я бы не подставил тебя, никогда. Он обещал что… да, собственно, я же тоже там буду.

– Суть дела?

– Ирка.

– А твой партнер – Деберц?

– Да. Черт, ты умная и злая, как змея. Я уже и забыл, какой ты можешь быть, поедем, прошу тебя.

– А если я не поеду?

– Ну, чего ты?..

Конечно же, я знаю, что будет. Мы оба знаем. Меня затолкают в машину без лишних церемоний и все равно отвезут туда, куда собирались. Он просто дает мне возможность сохранить достоинство. Он тоже хорошо знает меня, и этого не надо забывать.

– Я устала и через час должна быть дома.

– Как скажешь.

Я сажусь в салон темного «БМВ», и машина мягко трогается с места. Он сидит рядом, я чувствую запах дорогого одеколона. Он так и не начал курить, не иначе здоровье бережет.

– Лиза…

– Стас, я не хочу с тобой разговаривать ни на какие темы.

– Черт, ты всегда была упряма!

– Вот и молчи.

– Послушай, ну прошу тебя, да послушай же! Я много думал о нас с тобой. Да, я сделал глупость, признаю. Я был тогда совсем молодым, я…

– Я знаю. Ты думал, что у тебя впереди вся жизнь и ты встретишь кого-то получше меня, да? И потому ты втоптал меня в грязь и пошел дальше. Ты об этом думал?

– Лиза, я… ну да, признаю. Но столько лет прошло, а я так и не встретил никого…

– И теперь ты решил, что самое время вернуться и вытащить меня из болота? Мог бы не напрягаться, я выбралась сама. Ну, не совсем сама, Рыжий помог – а теперь…

– Но мы же можем начать все сначала!

– Зачем?

– Потому что я люблю тебя. До сих пор люблю и никогда не переставал любить.

– Знакомая песня, ага.

– Но это правда. Единственная правда, которая у меня есть.

– Это ты так говоришь.

– Лиза!

Я молча отворачиваюсь к окну. Меня больше не волнует его присутствие. Он мне безразличен. Вот в эту самую минуту я наконец поняла: он безразличен мне, мы существуем в параллельных мирах и я ничего не хочу менять в данном раскладе.

6

Когда-то давно судьба свела нас под одной крышей – интернат в паршивом городишке Березань. И Павел Семенович, который заведовал интернатом и всем нам заменил отца, мы называли его – Старик. Все это было давно – и вот снова догнало меня, хватая за подол…

– Лизка, скорее, долго ты будешь копаться?! – Рыжий даже подпрыгивает от нетерпения.

– Сейчас. Вот только соберу портфель на завтра. Чего ты дергаешься, успеем.

– Мы всегда опаздываем.

– Ну и что?

Некуда спешить, да и не люблю я эти танцевальные занятия, глупость затеял Старик. Ну зачем нам учиться танцевать такие старомодные танцы, как вальс или танго? К тому же всем поголовно? Ведь сейчас их уже не танцуют.

Но у Старика по этому поводу свои соображения: «То, что вы умеете, вам за плечами не носить». И приходится каждый день тащиться в танцкласс, а я не люблю чему-то обучаться прилюдно. Вот Ирка – у нее все получается с первой минуты, а мне надо час отрабатывать каждое движение, и у меня все равно не получится так, как у нее – легко и естественно. Это потому, что я слишком высокая. Хорошо, что Рыжий тоже сильно вырос, и у меня есть пара, но выглядим мы, наверное, смешно. Так что если мы и вовсе не попадем на эти дурацкие занятия, то я горевать не стану.

– Давай лучше сбежим за территорию и пойдем на речку.

– А Старик потом что скажет?

– Черт! Ладно, идем…

– Не понимаю, чем тебе не нравятся танцы, а по мне, так нормально.

Может, и мне было бы нормально, если б не Стас. Из мелкого неприметного пацана он прошлым летом вырос в высокого гибкого парня, уже и усы пробиваются, черный чуб волнами падает на лоб, а глаза… И я должна прямо у него на глазах двигаться, как корова на льду! А оттого, что он где-то рядом, руки и ноги у меня становятся ватными. Может, кто-то и попробовал бы строить насмешки, но Ирка совсем психованная – способна и глаза выцарапать, были случаи… Неважно, что она на два года младше, но боевая, настырная и упрямая. Всегда мне хотелось иметь такую сестренку.

– О, наша прима-балерина все-таки пришла!

Танька Петрова, тварь, ненавижу! Когда-то давно, только появившись в интернате, я хорошенько отбила ей печенки, но она, похоже, забыла урок. Выросла Танька толстой, коротконогой, на удивление злобной и неряшливой до ужаса.

– Ну кто бы говорил! Сопли утри, вша недоделанная! – говорю я.

– Что ты сказала?

– Так ты еще и глухая? Или уши грязью заросли? Попроси у Ефимовны мыла и вымойся как следует, несет от тебя, как от скотобойни.

Я и не думала, что она такая обидчивая: лицо ее запылало, потом враз побледнело, глаза сузились.

– Девочки, успокойтесь! Это некрасиво!

Милая учительница танцев Любовь Юрьевна, грациозная статуэтка, что она может сделать? Тем более что Танька, похоже, слетела с нарезки, ведь я специально раздразнила ее – больше танцевать я не хочу, а после драки меня точно вышибут из группы. Танькин кулак промахнулся – я отклонилась, а тем временем ударила ее ногой в колено, потом в живот. Так учил ребят тренер, а Рыжий потом научил меня. Это как раз у меня получалось.

Танька еще не поняла, что произошло, а я уже достала ногой ее дубовую голову. Закатив глаза, она рухнула на пол. Теперь никто не станет заставлять меня танцевать.

– Лизка, ты спятила, что ли?!

Верный Рыжий перехватил мою руку.

– Сейчас придет Старик, что ты ему скажешь?

– Она первая начала…

Знакомый кабинет, уютное кресло. Только оно стало не такое просторное, потому что я выросла. Между бровями Старика появилась знакомая морщина – он расстроен.

– Ну что мне тебе говорить? Учишься ты хорошо.

– Да.

– В коллективе авторитет имеешь…

– Да.

– Растешь красивой, нравишься мальчикам.

– Не думаю.

– Но все проблемы решаешь кулаками.

– Она первая начала.

– Тебе так нравится Стасик?

Он всех нас видит насквозь. Не знаю, как у него это получается. Может, потому, что он любит всех ребят и у него за нас болит душа? И что я ему скажу? Я никогда не лгала ему, потому что он подарил мне Дом.

– Нравится…

– Лиза, я не буду тебя заставлять. Не хочешь танцевать – не надо, могла бы мне сказать, понимаешь?

– У меня ничего не выходит, а все смотрят…

И Стас смотрит, пойми же!

– Ладно. Иди.

Я вижу, что он сердится, но он простит, я уверена. Вот только – что же теперь будет?

– Лизка, ну как ты ее! Как Чак Норрис! – Стас и Рыжий ждут меня в коридоре. – Старик сердится?

– Ага…

– Да хрен с ними, с танцами этими. Давай на реку!

Там есть шалаш, мы там жжем костры и печем на прутиках хлеб, а если повезет раздобыть картошки, то и вовсе праздник получается! Картошка в золе – райская пища!

Ирка любит петь, а я – просто посидеть вместе, потому что дома мы все в разных спальнях, а в общей гостиной не посидишь, думая о чем угодно и ощущая нашу общность. Не хватает только Кука, он то приходит, то снова идет бродяжничать. Старик разговаривает с ним о жизни, но Кук ничего с собой не может поделать – его тянет путешествовать. Он скучает на одном месте, и мы его понимаем. Старик, наверное, тоже понимает, потому что всякий раз принимает его обратно.

– Привет, улитки!

– О, Кук! Вернулся! Ты откуда? – Рыжий подвигается, и приятель садится рядом, обдав всех запахом табака.

– Издалека. Есть что пожевать?

Мы угощаем его печеным хлебом и ситро «Буратино». Кук старше нас, ему уже шестнадцать. У него круглое лицо, круглые голубые глаза, приветливые и немного хитроватые, крупный рот и курносый нос. Есть в нем что-то, что вызывает симпатию. А еще он умный, хватает все на лету, вот только его отвращение к пенатам сводит на нет все усилия учителей сделать из него образованного человека. Кук, собственно, и не стремится ни к какому образованию. Единственная книжка, которую он читал и которая оставила неизгладимое впечатление в его душе, – это засаленный томик без обложки и начала, повествующий о путешествиях какого-то капитана Кука. Отсюда и кличка, намертво прилепившаяся к нему давным-давно.

– Мир такой большой, улитки! Некогда сохнуть в школе, не всем же быть учеными.

Мы слушаем его рассказы о том, где он побывал и что повидал. В этом году у Кука новые впечатления – девушки. Он пытается рассказать нам, гордясь собой, какой он молодец, а мне становится противно. Это совсем не похоже на нашего Кука, и потому я встаю, чтобы уйти. Хочется им гадости слушать – их дело, а я не стану. Это Танька любит о таком, может, и сама уже пробовала, а я не хочу.

– Лизка, ты что? – Кук хватает меня за руку. – Ну что ты?! Если ты такая неженка и недотрога, то я не буду.

Его рука, словно невзначай, обнимает меня. Собственно, нам и раньше приходилось обниматься – купаясь в речке, играя в мяч или в реке, когда очень весело шутя топить друг друга, но сегодня прикосновение Кука – совсем другое, я чувствую.

– Руки убери, дурак.

Он смотрит на меня с невинной удивленной улыбкой, но я вижу: она наигранная. И он знает, что я это понимаю.

– Да ладно, ладно! Какая ты строгая! Не переживай, на меня найдутся ценительницы.

– Вот пойди и поищи их в другом месте.

Я иду в интернат. Черт бы его побрал, все испортил! Неужели и Стас, и Рыжий через каких-то два-три года станут такими? Мне становится грустно. Я не хочу потерять их, как сегодня потеряла Кука. И вообще… что будет с нами, когда мы выйдем отсюда? Большинство наших пополняют ряды учащихся местных ПТУ, потом – работают на здешних предприятиях. Это если не попадают в тюрьму, но таких благодаря Старику, совсем немного. Просто иной раз бывает не человек, а дрянь, его хоть воспитывай, хоть черта ему дай – все равно дрянью останется. Так что я не о них, а о тех, кто уже «осел». Сейчас я точно знаю, что не хочу себе такой судьбы.

Старик требует от нас хорошей учебы, хотя ни мне, ни Рыжему, ни Ирке не надо об этом напоминать, в читальном зале нашей библиотеки мы давно свои люди. Но что будет с нами, когда придется уйти отсюда? Я не знаю. Мне некуда идти.

Мы все ходим в обычную школу и от основной массы учеников отличаемся только тем, что одеты хуже, хотя Старик прилагает все усилия, чтобы у нас не выработались комплексы. Но «домашние» дети после школы пойдут учиться, о них позаботятся родители, а мы? Кто позаботится о нас? Я немедленно должна поговорить со Стариком.

– Я рад, что дождался от тебя этого вопроса. Именно от тебя.

Старик смотрит на меня так, как тогда, когда он вывел меня из карцера. Я была последней узницей в интернате – после этого он стал для меня Домом. Старик тогда только неделю как принял заведование, но я об этом еще не знала. А вот то, как он смотрел на меня – внимательно и тепло, – запомнила. И как щипало глаза от непролитых слез, когда он так смотрел на меня…

– Почему?

– Потому что ты особенная. Я всех вас стараюсь любить одинаково, но все вы разные. И даже знаю, у кого какая будет судьба – приблизительно, конечно. А ты – особенная, и если будешь добиваться своего, твоя жизнь будет счастливой.

– Как это?

– Ты задала мне интересный вопрос: что будет с тобой после окончания школы? А я хочу задать вопрос тебе: а чего бы ты сама для себя хотела?

– Ну, я не знаю… Наверное, я бы хотела поступить в институт.

– В какой?

– В медицинский.

– Вот как! Именно в медицинский! И за чем же дело стало?

– Но…

– Знаю, что ты хочешь сказать: ни жилья, ни поддержки, да? Тогда давай с тобой договоримся вот о чем. Мы сейчас составим с тобой программу-максимум – что именно нужно тебе сделать, чтобы с первого раза поступить в институт. А все, что зависит от меня, я сделаю. Но тебе надо будет работать день и ночь, начиная с сегодняшнего дня. И тогда я гарантирую – ты поступишь и выучишься. Ну как, согласна?

– Да. Кук вернулся.

– Вот как. Хорошо. А теперь слушай, что я тебе скажу…

Мы проговорили несколько часов. На столе Старика разрывался телефон, несколько раз в кабинет заглядывали воспитатели, но он отложил все свои дела. Теперь я знаю, что он сделал для меня больше, чем делают некоторые родители для своих детей. На следующий год мне исполнилось четырнадцать, и нас с Рыжим приняли на работу в местную больницу – санитарами. Почти три года было впереди. Программа, составленная Стариком, понравилась и Рыжему, и Ирке, а Стас присоединился к нам за компанию. Но Ирка была младше. Может, поэтому мы ее потеряли потом? Не знаю.

– …Аттестат зрелости и золотая медаль вручаются Климковской Элизе!

Торжественно грянул оркестр, потом аплодисменты и восхищенный взгляд Стаса – на мне белое шелковое платье с двойной юбкой, сшитое в нашей мастерской, и новенькие блестящие белые туфли. Мы все прекрасно одеты, Старик опустошил все запасы, чтобы мы чувствовали себя счастливыми на нашем первом в жизни балу. А на мне еще и шикарные украшения: кто-то прислал для меня золотые серьги с янтарем, цепочку с такой же подвеской и кольцо – комплект. Старик отдал все это мне, качая головой, – он тоже не знает, от кого пришел подарок. Или знает, но не говорит, хоть мне и любопытно. А еще я надеюсь, что это – подарок от кого-то родного. Но от кого? Я не знаю. Украшения прекрасны, я чувствую себя принцессой.

– Аттестат зрелости и золотая медаль вручаются Якобу Вадиму!

Рыжий встряхивает блестящими кудрями цвета темного пива. За ним бегают все девчонки, а как они мне завидуют, ведь я всегда рядом с ним! Глупые, не понимают, что он – мой лучший друг. Что ж, я совсем без мозгов – крутить любовь с лучшим другом? Вот Стас – другое дело. Правда, медали он не получил, но аттестат у него приличный. Мы вместе поедем поступать в институт. Стас поступит или нет, он и в техникум готов, но мы все равно будем вместе, а это главное. А через пару лет Ирка приедет, ей уже будет легче, мы же рядом. Хороший план.

Вот звучит школьный вальс – анахронизм, ну кто сейчас танцует вальс? Только тот, кто умеет. Не зря Старик заставлял нас заниматься в танцзале. Наши кружат в танце, а «домашние» только пялятся. И почему я не захотела учиться?

– Потанцуем?

Это Стас. Издевается он, что ли? Знает же, что все эти танцы не для меня. Но рука привычно ложится на его плечо. Я не знала, что умею танцевать так, словно крылья выросли, а горячие глаза Стаса заменяют мне весь мир.

– Ты такая красивая, Лиза-Элиза!

А вальс такой короткий… Только ночь долгая. И поцелуи Стаса. До сих пор мне казалось, что это не для меня. Но теперь мы взрослые, все изменилось. А через несколько дней мы уедем.

– Мы всегда будем вместе?

– Ну конечно же! У нас есть план, правда? – Стас счастливо смеется. – Я так люблю тебя, Лиза-Элиза! Ты самая лучшая!

А назавтра убили Кука. Он только месяц как вернулся из армии и куда? Домой, куда же ему было возвращаться… Старик похлопотал, и его приняли на работу на фабрику, но Кук там отчаянно скучал.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Примечания

1

Лиззи Борден – учительница, в конце XIX века в приступе ярости зарубила своих отца и мачеху.