Полная версия
Одержимый
Страстное желание спазмом сковало живот Линдсея, когда его взгляд принялся бродить по соблазнительным округлостям форм Анаис. Наверное, ему следовало остаться в Лондоне, по-прежнему прятаться в притоне Чана для курильщиков опиума, будоража сознание всеми этими распутными желаниями. Но, по правде говоря, Линдсей больше не мог держаться на таком расстоянии от Анаис Дарнби, его влекло к ней, будто бабочку к огню.
Знакомая ноющая боль желания разлилась внутри, и Линдсей сжал уздцы обтянутыми перчатками руками, подгоняя свою лошадь, чтобы сократить дистанцию до Анаис.
Он не должен был предлагать эту вечернюю прогулку верхом, никогда и ни за что! Не должен был распалять себя, прикасаясь к ней под столом. Черт возьми, ему следовало понимать, что не стоит просить Анаис сопровождать его! Линдсей прекрасно это понимал. Он не мог отвести взгляд от подруги детства на протяжении всего ужина. Внимательно наблюдал, как она ела, изучал эротическую игру ее языка на губах, на вилке. Линдсей никак не мог побороть страстное желание на протяжении всего этого проклятого ужина, он жаждал обладать Анаис! Глядя на нее, он чувствовал унизительную эрекцию, его кровь кипела от навязчивой идеи стать для Анаис больше чем просто другом. Черт побери, он должен был осознавать, что эта скачка сломя голову через лес не успокоила бы опасного желания, бурлящего в его венах…
Анаис снова оглянулась на него через плечо, ее глаза расширились от удивления, когда она увидела, как стремительно Линдсей настигает ее, уже практически наступая на пятки, готовясь обогнать ее кобылу. Дерзкая наездница улыбнулась, принимая вызов, и его кровь закипела еще сильнее.
Линдсей терял способность думать, когда она смотрела на него вот так, словно опытная соблазнительница с надутыми, умелыми губками. Анаис была его другом – его лучшим другом. Линдсей дорожил этой легкой, гармоничной дружбой – ведь это такая редкость! То, о чем он так долго грезил, чего так неудержимо желал, могло раз и навсегда разрушить теплые дружеские чувства, которые питала к нему Анаис.
Но Линдсею требовалось – отчаянно, до исступления – отведать хотя бы один кусочек наслаждения, которое она могла ему дать. Всего один кусочек. Один простой, запретный кусочек…
Ах, Линдсею следовало бы подумать о кольце, которое он оставил в своем логове удовольствий! Поразмыслить над тем, что он должен предложить руку и сердце перед тем, как их отношения зайдут слишком далеко. В конце концов, Анаис была леди, а не какой-то дамой полусвета. А Линдсей был джентльменом, знавшим, как обращаться с истинной леди. Правда, в этот момент он мог думать лишь о том, как хочет Анаис – сильно, сладострастно…
Конюшня теперь маячила в поле зрения, и лошадь под седлом Анаис на полной скорости, галопом неслась к открытым дверям. Сердце Линдсея неистово колотилось. Так было всегда, когда он ездил верхом. Но его волнение объяснялось не только безумной скачкой. Линдсея будоражили запретные желания, его сердце замирало, стоило подумать о возможной метаморфозе отношений с Анаис – о превращении невинной дружбы в глубоко сокровенный, интимный момент взаимного наслаждения. Перед мысленным взором он явственно видел гладкую, горящую страстным румянцем кожу. Припухлые губы, приоткрытые от блаженства. Ее пальцы, вонзающиеся в его плечи, когда переплетаются их тела, горящие и искрящиеся вожделением… Да, именно этого он так настойчиво хотел – взаимного экстаза, торжества плоти.
Линдсей жаждал, чтобы Анаис стала спутницей его жизни. Женой. Любовницей. Он совершенно точно знал, что не сможет выносить эту сладостную муку, он просто не перенесет еще один день, еще один месяц, еще один год мечтаний и страстных желаний. Черт побери, какая же это пытка – находиться рядом с Анаис и не сметь прикоснуться к ней! Интересно, а она догадывалась о том, чего так хочет от нее давний друг, когда они сидели у пруда, задумчиво накручивая на пальцы зеленые былинки? Понимала ли Анаис, какая выдержка требуется от него, чтобы сопротивляться желанию накрыть ее тело своим, когда она растянулась бы на траве, устремив взор в небо?..
Гнедая лошадь под седлом тяжело, вымученно захрипела, вместе с наездником ворвавшись в конюшню. Линдсей услышал сбившееся, фыркающее дыхание кобылы Анаис и подстегнул свою лошадь, направляя ее в стойло. Он увидел, как Анаис уже почти спешилась, только носок ее короткого сапожка застрял в стремени. Лодыжка в чулке соблазнительно мелькнула перед Линдсеем, и его член снова стал твердым. Страстное желание, которое он из последних сил сдерживал на протяжении всего ужина, вырвалось на свободу, заставив позабыть о сдержанности.
Уже через пару мгновений руки Линдсея обвились вокруг талии Анаис и приподняли прекрасную наездницу, освобождая ее от стремян. Анаис чуть не задохнулась от волнения, и, услышав этот женственный, хрипловатый, судорожный звук, слетевший с ее губ, Линдсей потерял голову. Его уже не заботило то, что она, возможно, не желает его так, как он хочет ее. Именно этого момента он и ждал. Момента истины. Судьбы, которая была уготована ему.
– Я больше так не могу, Анаис, – втянув в легкие побольше воздуха, сиплым от волнения голосом произнес Линдсей, прислонив обожаемую женщину к стене конюшни. – Это настоящая мука – наблюдать за тобой издали. Убийственная пытка – думать о тебе ночами, в одиночестве, отчаянно желая почувствовать тебя рядом. Я слишком долго нуждался в тебе, хотел тебя.
Ее глаза широко распахнулись. От потрясения? Или от страсти? Линдсей не знал, и эта неопределенность пожирала его изнутри.
– Я больше не могу смотреть на тебя только как на подругу. Я хочу ощутить твое тело подо мной. Я хочу, чтобы ты вспыхивала и горела в моих объятиях. Я хочу быть внутри тебя…
Он не ждал ответа Анаис. Боялся услышать, что она скажет, будто не разделяет его чувств и желаний. Он лишь жаждал ощутить ее обветренные губы под своими. Всего один поцелуй… Линдсей прервал бы этот поцелуй, если бы Анаис стала возражать против его ласк. Но и дальше отвергать свои чувства, сопротивляться искушению было мукой, которую он уже не мог выносить. Если бы Анаис позволила Линдсею некоторые вольности, он признался бы ей в своей любви. Покончил со всеми этими переживаниями и женился бы на ней. Он занимался бы с ней любовью всеми способами, которые только знал.
– Ты знаешь, чего я хочу от тебя? – спросил Линдсей, склоняясь ниже, так что его губы оказались совсем близко к губам Анаис.
– Да, – прошептала она, затаив дыхание.
– И ты дашь мне то, что я хочу?
Он стянул перчатки со своих рук, бросив их на пол конюшни. Расстегнув накидку Анаис, Линдсей позволил одеянию упасть с ее плеч и принялся поглаживать ладонями ее руки, тонкий шелк ее платья.
– Если ты скажешь «нет», Анаис, я не буду давить на тебя.
Их взгляды встретились, и Линдсей увидел войну, бушевавшую в глазах женщины всей его жизни. Ожидание ее ответа – эта пытка была самой мучительной на свете.
Еще один порыв холодного северного ветра сердито завыл, налетев со стороны покрытых снегом холмов. Ставни окна на стене позади Анаис заскрипели, стуча о кирпичную кладку, когда в который раз стремительно налетел ветер. Новый порыв ворвался ледяным воздухом через трещины в старой, потрескавшейся от непогоды раме створчатого окна, и это громкое завывание отвлекло Анаис от ее мыслей.
Она должна была дрожать от холода, так долго простояв прямо на пути разгулявшейся стихии, но уколы резкого зимнего воздуха не ощущались, напротив, губительная страсть обволакивала ее своим лихорадочным жаром.
– Анаис, я сойду с ума, если и дальше буду сдерживать себя, – нашептывал ей на ухо низкий голос Линдсея. – Пожалуйста, – молил он, плавно спуская платье и тонкую сорочку вниз по ее рукам, обнажая белую шнуровку под ними. – Скажи «да», – заклинал Линдсей, пока его длинные пальцы искали завязки ее корсета. – Или прикажи мне прекратить свои ласки прежде, чем я уже не смогу остановиться.
Что она должна была ответить? Анаис прекрасно понимала, что ей следует сказать, но эти слова упорно не желали слетать с языка. Никогда еще ей не было так тяжело, так невозможно трудно сказать «нет», как сейчас. Она не хотела произносить это слово, потому что знала: Линдсей с уважением и вниманием отнесется к ее отказу. А меньше всего на свете Анаис хотела его отвергнуть. Нет, она желала вкусить запретный плод, хотя это и противоречило всему, чему ее учили. Она отчаянно желала любовных ласк Линдсея, невзирая на то что могла обесчестить себя в глазах общества.
– Анаис?
– Не останавливайся, – сдавленно, снова задыхаясь, промолвила она. – О, Линдсей, пожалуйста, не останавливайся…
С виртуозным умением он развязал бантик на корсете Анаис и потянул за шнурки, высвобождая из плена ее груди, выставляя их на холодный воздух. Анаис задрожала, почувствовав сексуальное возбуждение, хлынувшее потоком в ее горячую кровь подобно бокалу изысканного шампанского.
Склонившись над ложбинкой грудей, Линдсей провел губами по плоти Анаис, заставляя кожу пылать еще сильнее. Запустив руки в его густые вьющиеся волосы, Анаис сжала эти шелковистые пряди пальцами, когда его жадные губы запорхали над ее кожей. Линдсей спускался все ниже, и дыхание Анаис замерло. Закрыв глаза, она позволила так долго сдерживаемому вздоху слететь с уст еле слышным стоном страстного желания – влечения, которое, как она прекрасно знала, было запретным. Ни одна женщина ее сословия не сделала бы ничего подобного без намерения выйти замуж и уж точно не стала бы заниматься этим в конюшне! Только публичная женщина, бесстыдная развратница позволила бы мужчине подобные вольности в таком месте, где их мог застать кто угодно. Но запретный плод был самым сочным из всех, особенно теперь, когда именно Линдсей предлагал отведать этот недозволенный вкус.
Анаис потеряла способность мыслить, лишь чувствовала, как губы Линдсея спускались вниз, следуя за спадавшим платьем. Его пальцы медленно скользнули под пояс нижних юбок Анаис, расстегивая их. Справившись с застежками, Линдсей принялся тянуть юбки по пышным бедрам своей желанной до тех пор, пока они не упали к ее ногам грудой кружев.
Еле дыша, Анаис еще сильнее прижалась спиной к холодным камням стены, когда Линдсей опустился на колени и стал ласкать влажную плоть между ее бедрами. Его ладони по-хозяйски легли на груди Анаис, а губы жадно, будто изголодавшись, двигались по ее влажному холмику, прижимаясь к нему и нетерпеливо лаская.
Как она могла отвергнуть его? Как могла отказать самой себе в греховном удовольствии, особенно когда желала – нет, любила – этого мужчину всю свою жизнь? Это не было ни случайной прихотью, ни мелодрамой, разыгрываемой в жару сексуального безумия, – это была чистая правда. Анаис полюбила Линдсея надолго… ладно, навсегда. Находиться с ним наедине сейчас, здесь, в конюшне его поместья, чувствовать, как его губы ласкают самые потаенные частички ее тела самыми экзотическими способами, – это было неизмеримо больше, чем то, на что она когда-либо смела надеяться! И как же долго, как же мучительно долго ждала она этого момента…
Пульс отчаянно стучал в ее ушах, а горячий рот Линдсея покрывал каждый дюйм ее плоти. Анаис слышала стремительное биение своего пылающего сердца, смешанное с эротичными звуками его языка, омывающего ее кожу. То, как Линдсей доставлял наслаждение, заставило Анаис желать, чтобы любимый жадно поглотил ее, и она поощрила эти смелые атаки сбивающимся хриплым дыханием и тем, как инстинктивно вцепилась в его волосы.
– Я знал, что ты будешь такой отзывчивой на мои ласки, – произнес Линдсей гортанным голосом и погрузил свой палец в самую глубину тела Анаис, заставляя ее лоно еще больше увлажниться. – Боже мой, как ты красива! – судорожно выдохнул он, неожиданно поднявшись и начав внимательно изучать обнаженное тело Анаис, которая беззащитно стояла перед ним.
– Ты ведь знаешь, что это неправда, – промолвила она дрожащими губами, отчаянно желая, чтобы все было иначе.
– Это правда, – настойчиво возразил Линдсей, погладив кончиком пальца ее раздувшийся сосок. – Неужели ты никогда не замечала, что я не могу оторвать от тебя глаз? Неужели никогда не задавалась вопросом, почему мне так нужно быть рядом с тобой? Ты – ангел, Анаис. Ты – мой ангел. И ты прекрасна.
Линдсей смотрел на нее как мужчина, изголодавшийся по плотским утехам, мужчина, находящийся во власти неукротимого влечения. Анаис знала, что он обязательно закончит то, что сам же и начал. Она решила обдумать все позже. Потом, когда Анаис останется одна в своей комнате, она может попробовать понять, почему теперь, после стольких лет дружбы, Линдсей решил превратить их платоническое общение в нечто большее.
Ощущение его рук, нежно поглаживавших ее груди, прогнали все мысли и сомнения прочь. Большой палец Линдсея кружился над ее сосками, заставляя эти розовые бутоны твердеть, превращаясь в камушки, и женское нут ро Анаис сжималось от желания. А Линдсей снова и снова дразнил ее искусными большими пальцами, пощипывая соски до тех пор, пока маленькие сладостные судороги не стали легонько сотрясать ее тело.
– Я хочу ощутить, как ты будешь трепетать, когда я глубоко погружусь в тебя. – Анаис встретилась с Линдсеем взглядом, и дерзкий обольститель расплылся в чувственной улыбке. – Позволь мне заняться с тобой любовью.
– Да… – сдавленным голосом произнесла Анаис, когда он, проведя языком по ее соску, схватил его губами.
А в голове Анаис пронеслось: «Да. Я хочу этого – хочу гораздо большего…»
Приподняв свою желанную так, словно она была легкой, как перышко, Линдсей отнес ее в угол конюшни, туда, где были сложены тюки прессованного сена. Там он отпустил Анаис, позволив ей встать рядом. Стянув рубашку со своих плеч, Линдсей разложил ее поверх этой самодельной постели. Потом снова поднял Анаис на руки и положил ее на льняную ткань, влажную от его пота.
Прогулка верхом получилась весьма энергичной, они скакали через лес во весь опор. Даже теперь Анаис могла видеть струйки пота, сочившиеся по груди Линдсея, – серебристый лунный свет проникал через окно и отражался на его широкой груди. Анаис нравилась типично мужская текстура сырой рубашки, которую она ощущала спиной, и окружавший ее аромат Линдсея – мужественный и мускусный. Анаис совершенно не заботило то, что именно так она впервые познает мужчину – в конюшне, мечась на стоге сена. Ей было все равно, потому что рядом находился Линдсей, и это был его мир – мир, в котором они всегда существовали только вдвоем.
Откинувшись и опершись на пятки, Линдсей жадно рассматривал Анаис, не переставая водить руками по ее телу.
– Какая нежная, какая красивая и светлая! – воскликнул он с благоговейным трепетом. – Я хочу запомнить тебя такой – растянувшейся на этом сене, ждущей, когда я возьму тебя… в первый раз.
Бедра Анаис задрожали. Она отбросила всю неловкость – сейчас был не тот момент, чтобы чувствовать смущение. О нет, настало время потворствовать своей самой сокровенной, самой интимной фантазии – заняться любовью с Линдсеем.
Он пробежал рукой по ее соскам и принялся спускаться вниз, к ребрам, пока не достиг ее бедра. Он ласкал, гладил, массировал, наблюдая за откликом Анаис, слушая ее стоны наслаждения, потом провел кончиками пальцев по внутренней стороне ее бедер, заставив нежную кожу покрыться мурашками. Линдсей играл так некоторое время, прикасаясь к Анаис, еще больше распаляя, усиливая предвкушение, пока она не вцепилась в его плечи, заставляя опуститься еще ниже. Анаис понравилось ощущать рот Линдсея между своими бедрами, и, жадная до его ласк, она хотела снова испытать это блаженство.
Линдсей понимал, чего возлюбленная жаждет с такой силой, и с порочной улыбкой, заставившей Анаис затрепетать от остроты наслаждения, он опустил голову и припал ртом к ее лону. Анаис выгнулась, поддаваясь интимной ласке, влажной плотью слегка касаясь его щеки и губ. Она услышала его стон, этот звук наслаждения и восторга, и в следующую секунду Линдсей зарылся языком в потаенную глубину ее тела.
Анаис выкрикнула имя Линдсея, почувствовав, как его язык проник между ее сокровенными складками, и закрыла рот тыльной стороной ладони, пытаясь сдержать свои распутные мольбы. А Линдсей лишь распалял ее еще больше, медленно проходясь языком по всей длине ее женского естества, кружась внутри ее сладостного бутона плоти. Напрягшись всем телом, Анаис взглянула вниз – только чтобы увидеть Линдсея, который тоже смотрел на нее, неспешно, продлевая блаженство, водя языком вокруг горошинки в преддверии ее лона. Этого греховного зрелища было достаточно, чтобы сердце Анаис волнительно замерло.
– Я всегда задавался вопросом, каким был бы твой вкус, как бы он ощущался на моем языке. Теперь я это знаю.
Развратник, какой же он развратник! Но резкие слова упрямо не желали срываться с уст Анаис, сейчас она ощущала лишь неукротимую дрожь собственного тела, распластавшегося под Линдсеем, купаясь в оргазме, который подарили неистовые ласки его рта. С губ Анаис слетел странный звук, это было хриплое, прерывистое дыхание, умолявшее Линдсея остановиться. Но он не собирался выполнять эту еле слышную просьбу. Напротив, обольститель с новой силой возобновил свои атаки. Его язык с жадностью, неистово терзал Анаис до тех пор, пока она не сжала голову любимого и не приподнялась на локтях. Теперь она с наслаждением наблюдала, как Линдсей продолжает свою чувственную пытку.
Бедра Анаис двигались в такт его умелому языку. Она слышала страстное рычание Линдсея, видела, как его ненасытный взор спустился к ее грудям, колебавшимся в такт новым страстным конвульсиям, которые охватили тело, стоило снова воспарить к вершинам оргазма.
Линдсей продолжал изучать пышные груди, и Анаис сжала одну из них, поглаживая сосок большим пальцем, – точно так же, как делала ночью, спрятавшись под одеялом и представляя, что это Линдсей, а не ее собственная рука делает с ее телом все эти порочные вещи.
– Маленькая распутница, ты ведь занималась этим прежде, не так ли?
Анаис медленно расплылась в полуулыбке и продолжила поглаживать свои груди. Дерзкая девчонка дразнила любимого, наслаждаясь его хриплым рыком, который стал громче, когда она принялась перекатывать сосок между большим и указательным пальцами.
– Это о тебе я мечтала, когда доводила себя до оргазма, Линдсей. Но это было совсем не так, как сейчас. Я никогда не чувствовала ничего подобного. Это упоительно, возбуждающе…
Приподнявшись, Линдсей сел, стянул с себя сапоги и бросил их на выложенный каменными плитами пол. Он резко дернул застежку своих бриджей и потянул их вниз с бедер, позволяя Анаис мельком увидеть черные завитки и вздыбленный член. В следующее мгновение Линдсей яростно прижался к любимой своим горячим, влажным телом.
Анаис простерла к нему руки, позволив его мощному торсу накрыть свою грудь. Линдсей зарылся лицом в ее шею и волосы, рассыпавшиеся по сену. Он проникал внутрь тела Анаис, наполняя ее все глубже, так глубоко, что она могла лишь беспомощно скользить, повинуясь его вторжению. Но вот Линдсей потянулся к ее бедрам и крепко сжал их своими большими сильными руками…
– Я наполнена тобой, – выдохнула Анаис, чувствуя, как толстое и длинное воплощение его мужественности еще больше погружается в глубину ее тела.
Линдсей застонал, по-прежнему сжимая бедра Анаис, все еще удерживая ее так, чтобы целиком наполнить собой.
Боли, ожидаемой Анаис, не было. Мимолетный, остро жалящий укол заставил ее вздрогнуть, но это чувство быстро забылось, уступив место восхитительному ощущению Линдсея, глубоко проникшему внутрь. Теперь они были единым целым. Анаис уже не могла сказать, где заканчивалось ее тело и начиналось его.
Линдсей крепко сцепил руки вокруг ягодиц возлюбленной, сжав их еще сильнее. Он не сводил глаз с подпрыгивающих и покачивающихся грудей Анаис, и его глубокие страстные толчки становились все быстрее. Она выгнула спину, ощущая вновь нараставшее внутри давление. А Линдсей продолжал обрушивать свои резкие выпады до тех пор, пока Анаис не почувствовала, как напряглись его плечи под ее пальцами.
– Анаис, – простонал он. – Ангел…
Встретившись взглядом с главным мужчиной своей жизни, она пристально смотрела ему в глаза, пока он продолжал вонзаться в нее – сначала медленно, потом все настойчивее, глубже и быстрее. Объятая неизведанным ранее желанием, Анаис повторяла про себя: «Мой прекрасный, прекрасный Линдсей, как же я тебя люблю…»
Поток холодного воздуха, проникавший внутрь через щели в досках конюшни, ласкал их обнаженные тела. Анаис дрожала, прижимаясь к теплому телу Линдсея. Он потянулся и снял с железного крючка шерстяной плед.
– Ты ведь не возражаешь, не так ли? – спросил Линдсей, накрывая Анаис и себя куском клетчатой шерсти. – Я знаю, что это не роскошный глазет, но, признаюсь, я не готов тебя сейчас отпустить. Я хочу чувствовать тебя рядом, – тихо произнес он, проводя рукой по ее телу.
Анаис не отбросила бесстыдно исследующую ее тело руку, лишь еще сильнее прижалась к Линдсею. Сказать по правде, она никак не могла насытиться его комплиментами, насладиться движениями его рук, которые, казалось, не уставали поглаживать ее тело самым почтительным, самым благоговейным из всех известных способов.
– Сколько раз ты еще хочешь сделать это сегодня вечером?
Линдсей тихо засмеялся и прижался подбородком к макушке Анаис.
– Я не знаю. Никак не могу насладиться тобой до конца. Но понимаешь, у меня впереди целая жизнь, чтобы упиться тобой. Так много лет, чтобы восхищаться тобой, смотреть на тебя… Ты даже представить не можешь, каким пыткам невольно меня подвергала. Сегодня вечером, в гостиной, когда я увидел, что ты стоишь у камина, я с трудом подавил в себе желание похитить тебя, увести оттуда силой – так неудержимо я тебя хотел…
Пальцы Линдсея потянулись к Анаис, поймав локон, лежавший на ее плече. Анаис увидела, как возлюбленный внимательно рассматривает ее белокурые завитки в серебристом лунном свете.
– Я так счастлив, что наконец-то набрался храбрости и затащил тебя в постель, – прошептал он, отпуская локон и поглаживая пальцами ее плечи.
– Я тоже, – отозвалась Анаис, трепеща при мысли о том, что Линдсей смотрит на нее уже как на женщину.
Он поймал ее руку и медленно переплел их пальцы.
– Я не хочу, чтобы этот момент заканчивался, но, полагаю, уже довольно поздно, и мне придется тебя покинуть. Уверен, твои мать и отец ждут, когда ты вернешься домой. Мы ведь прогуливались верхом, – добавил Линдсей с усмешкой, – чересчур долго.
Анаис кивнула, понимая, что он был прав, но отчаянно желая отсрочить неминуемое расставание. Она тоже не хотела, чтобы этот чудесный момент заканчивался. В конце концов, она слишком долго мечтала увидеть хоть малейший знак того, что Линдсей вожделеет ее как женщину, а не рассматривает лишь как подругу.
– Ты собираешься на Торрингтонский маскарад во вторник?
– Да, – простонала Анаис, ненавидя саму мысль о том, что придется наряжаться в какой-нибудь нелепый костюм.
– Мне казалось, что ты любишь День святого Валентина. А как лучше отпраздновать его, если не с помощью маскарада?
– Я действительно люблю День святого Валентина. Просто меня не волнуют все эти маскарады.
– Почему нет?
Анаис села, и плед соскользнул вниз, обнажая ее пышные груди.
– Тебе бы тоже не нравились маскарады, если бы мать заставляла тебя надевать костюм пастушки.
Зеленые глаза Линдсея потемнели. Потянувшись, он провел кончиком пальца по розовому кружочку ее ареолы.
– Думаю, тебе следует отправиться на маскарад, нарядившись одалиской. Не могу представить себе что-нибудь более возбуждающее, чем видеть тебя, одетую так, словно ты только что вышла из гарема. Ты бы сделала это для меня, Анаис? – спросил Линдсей, глядя на нее через свои невозможно длинные черные ресницы. – Ты могла бы одеться как гурия? Моя, только моя гурия?
Анаис решила, что мир перевернет, из кожи вон вылезет, но сделает костюм, который понравится ее мужчине. Она доставит удовольствие Линдсею, побалует, потакая его любви ко всему восточному. И сыграет роль обитательницы гарема, если это именно то, чего он желает.
Линдсей улыбнулся и нежно обвил пальцами шею Анаис, притягивая ее ближе.
– Ты позволишь мне заняться чем-нибудь порочным с тобой, моя гурия? Ты найдешь способ прийти ко мне в ночь маскарада и заняться со мной любовью?
Ну что она могла ответить? Этот сценарий был просто воплощенной мечтой.
– Да.
Линдсей наклонился, прильнув к ее губам, одаривая ее нежным, убаюкивающим поцелуем, вводящим в нечто наподобие наркотического транса. Его рука скользнула к груди Анаис, и он поймал ладонью одно из сочных полукружий, а потом провел рукой вдоль всего ее тела – медленно, мягко, с поистине любовной нежностью.
– Ты чувствуешь, каким твердым я становлюсь, касаясь твоего теплого живота? Даже одна-единственная мысль о тебе приводит меня в такое возбуждение, Анаис. Я хочу тебя снова, хочу еще раз оказаться в тебе, чтобы ты могла чувствовать меня внутри своего тела всю оставшуюся ночь. Я хочу проводить с тобой каждую ночь всю мою оставшуюся жизнь.