Темный ангел надежды

– Он говорил правду? – ровным голосом спросил Макс. – Ребенок от него?

Элли почувствовала в этот момент горькое сожаление. Кажется, у нее не оставалось другого выбора, кроме как смириться с тем, что Макс будет думать о ней хуже. Она была обязана, по крайней мере, быть с ним честной.

– Да.

Такое короткое слово, но как же больно его произносить. Как бы Элли хотела, чтобы это не было правдой. В ее глазах блеснули слезы, но Макс словно бы ничего не заметил.

– Как вы познакомились?

– Я была у него операционной сестрой. В Окленде. Он долгое время даже не знал, как меня зовут, но потом неожиданно заметил и стал обращаться со мной на операциях добрее. И со всеми остальными тоже.

Макс изогнул бровь, такую же темную, как и его невероятные ресницы:

– А обычно он не был таким уж милым? Можешь не отвечать, дай угадаю. – Он поставил локти на стол и, говоря, стал складывать пальцами пирамидку. – Вспыльчивый характер? – Он сцепил большие и указательные пальцы. – Швыряет инструменты, когда недоволен? – Элли наблюдала, как встретились средние и указательные. – Периодически начинает над всеми насмехаться?

Элли вскинула голову:

– Откуда ты знаешь?

Макс сжал пальцы в кулак:

– Я знаю этот тип. И что же было после его мистической личностной трансформации?

– Он… ну… пригласил меня на свидание.

– И ты упала в его объятия?

Он говорил нарочито равнодушно, что заставило ее поморщиться.

– Нет, – сказала Элли поспешно. – Он мне не нравился, но… – она вздохнула, – Маркус был очень настойчив и… он может быть довольно обаятельным, хочешь – верь, хочешь – нет.

– О, я верю, – жестко произнес Макс. – Помешанные на контроле парни готовы пойти на что угодно, если это им необходимо, чтобы получить то, что они хотят.

Элли глубоко вздохнула. Ей хотелось уже закончить эту исповедь. Она торопливо произнесла:

– Я сходила с ним на свидание. Но всего дважды.

Макс откинулся на стуле. По выражению его лица все было понятно, да и чему тут удивляться. Всего два свидания, и она уже беременна? Но потом он нахмурился:

– Он не из тех, кому нравится ответ «нет», не так ли?

Элли закусила губу. Об этом ей не хотелось разговаривать. Ни с кем. Ей не хотелось об этом даже вспоминать.

Возможно, страх и стыд при воспоминании о той ночи отразились на ее лице. Макс явно увидел достаточно, чтобы выругаться – негромко, но с чувством:

– Мерзавец! Черт побери, жаль, что мы позволили ему уйти невредимым. Если бы мы представляли…

Элли решительно покачала головой:

– Нет. Это бы только все ухудшило. В конце концов он все равно победит – как-нибудь. Он всегда побеждает.

– Не в этот раз.

Он произнес это словно обещание, но, увы, оно было не из тех, которые Элли могла позволить себе принять. Ради себя и своего ребенка. И ради самого Макса и его друзей. У каждого из них была карьера в медицинском мире. Удар может быть нанесен на любом из уровней.

– Я справлюсь, – заверила его Элли. – Уеду из страны. Сменю имя и начну заново – где-нибудь, где он нас никогда не найдет.

– Угу. – Его сомнение звучало как приговор.

– Что?

– Ты не должна позволить ему выиграть.

– Я не могу бороться. Я пыталась. Я даже угрожала ему, чтобы он оставил меня в покое, и что ты думаешь? Я потеряла работу. Он подстроил дело так, что я выглядела совершенно некомпетентной, и подал жалобу. Меня не стали слушать, и мне пришлось перевестись в гериатрическое отделение[3], но ему даже этого было мало.

Макс ничего не говорил, но внимательно слушал.

– Он всегда был поблизости. Готовый помочь, если я соглашусь. Извинения, обещания, угрозы. Цветы, звонки и бесконечные эсэмэски, и все это по отдельности выглядело абсолютно невинно. Он дожидался меня со смены, и я никогда не знала, появится он в шесть утра или в полночь. Сару, с которой мы тогда жили вместе, это выводило из себя, и я уехала из города. Нашла работу в Веллингтоне. Сара тоже уехала, через несколько недель. Сказала, что была напугана, потому что Маркус постоянно приходил и спрашивал, где я, а ей ведь было нужно еще заботиться о Джоше.

Макс кивнул:

– Я знаком с ним. Неплохой парень.

– А ты знаешь, что он ее племянник, а не сын?

– Она мне говорила. С ее сестрой ведь произошел несчастный случай несколько лет назад?

– Так и есть. И Сара была единственной из родственников, кто мог забрать его. Ему всего девять, поэтому я не виню ее, что она так испугалась. Хотя она считала меня виноватой в проблемах, которые возникли из-за Маркуса. По месяцам со мной не разговаривала.

– Почему вы не обратились в полицию?

– Кто бы стал слушать медсестру, которая пытается опорочить всеми уважаемого хирурга? Я уже познакомилась с его способностью влиять на людей, когда пыталась сохранить свою должность в операционной. У меня не было никаких доказательств – со стороны все это выглядело как романтические поступки, а его все считали просто очаровательным.

– Ты знала, что беременна, когда уезжала?

Элли отрицательно покачала головой:

– Мне это даже в голову не приходило: я принимала таблетки, чтобы избавиться от боли во время месячных, и они так хорошо работали, что временами я их совсем не замечала. Поняла только через несколько месяцев, когда было уже поздно что-то делать, даже если бы я… – Со вздохом она умолкла.

С каждой минутой становилось все хуже. Он наверняка решит, что она слабая, раз согласилась встретиться с Маркусом. И глупая – даже не подумала о возможности забеременеть. И не обратилась в полицию. А вдруг он еще и не одобряет аборты? Господи, помоги…

– Ты бы не хотела, чтобы такой мужчина был отцом твоего ребенка? – В голосе Макса звучало понимание, и Элли с облегчением вздохнула:

– Нет.

– Могло быть и хуже, – задумчиво произнес он. – Не так уж и плохо он выглядел.

Элли пораженно ахнула.

– Да и коэффициент интеллекта у него явно выше среднего.

Он что, смеется над ней? Кажется, она в нем жестоко ошиблась.

– Немного низковат, правда… – продолжил он и вгляделся в Элли, – но и ты не сказать чтобы великанша… – Он кивнул. – Наверное, это будет девочка – изящная и симпатичная, как мама. – Он снова ей улыбался. – Если бы он отправился в банк спермы, на бумаге он выглядел бы вполне впечатляюще, не правда ли? Бьюсь об заклад, все его нежелательные качества от воспитания, а не от природы.

Яркая вспышка страха и гнева, что он недооценивает тот кошмар, в котором она жила долгие месяцы, уступила место чему-то совсем иному. Чему-то прекрасному. Чему-то, что делало само собой разумеющимся, что она любит своего будущего ребенка и ей больше не нужно стыдиться, чувствовать вину или страх за будущее, которое она может ему дать.

Этот мужчина дал ей не только чувство безопасности. Он дал ей надежду.

Элли улыбнулась дрожащими губами:

– Спасибо.

– Не стоит. – Макс смотрел в сторону. Его что, смущают проявления благодарности? – Так тебе известно, что будет девочка?

– Нет.

– И ты даже не спросила врача на УЗИ?

– Я не делала УЗИ…

Элли слишком поздно поняла, что проговорилась. Макс посмотрел на нее недоуменно:

– Как?

– Я не делала УЗИ, – повторила она. Неужели он не понимает? – Я не могла пойти в женскую консультацию, потому что это бы зарегистрировали. Я знала, что Маркус меня ищет, и не хотела рисковать.

– А в больнице в Веллингтоне разве тебя ни о чем не спросили, когда ты устраивалась на работу?

– А я и не устраивалась на работу в больницу. Я устроилась сиделкой к одному из парализованных. Работала до последнего, пока не стало слишком тяжело, а потом наконец удалось связаться с Сарой, которая сказала, что едет в Америку, и тогда я привела в порядок паспорт и…

– Эй! – Макс поднял руку. – Сдай-ка назад. Ты хочешь сказать, что вообще не проходила наблюдение у врача? И УЗИ не делала?

– Мне всего двадцать восемь, – возразила Элли, защищаясь. – И со здоровьем все в порядке, никогда не было проблем. Я регулярно сама себе мерила давление и даже анализ мочи могла сделать, потому что у пациента, за которым я ухаживала, всегда были индикаторы. Я принимала нужные витамины и соблюдала диету. Всю нужную информацию нашла в учебниках – я же медсестра, в конце концов! Могу сама о себе позаботиться. Если бы мне вдруг понадобилась помощь, я бы обязательно за ней отправилась. Я же не дура.

По тому, как Макс приподнял бровь, было ясно, что он предпочитает умолчать о своем мнении по этому вопросу.

– На каком ты сроке?

– Тридцать шесть недель и два дня.

– В какой позиции ребенок?

– Я… – Это было как раз то, что Элли долго и безуспешно пыталась выяснить. Головку ребенка было трудно обнаружить с помощью пальпации.

– Ты не знаешь, правда?

Элли отвела глаза, сжала губы и постаралась усилить зарождавшуюся внутри вспышку обиды.

– Где ты собиралась рожать, учитывая твое нежелание регистрироваться в больнице?

– Я могу обратиться в больницу. Где-нибудь. Под чужим именем.

– А если тебе все же удастся попасть в самолет, что ты будешь делать, если схватки начнутся на высоте тридцати тысяч футов? На расстоянии нескольких часов до ближайшего аэропорта?

Он злился. На нее. И это было невыносимо. Он дал ей чувство безопасности и надежду, а теперь отнимал эти драгоценные ощущения. Элли никогда за всю свою жизнь не чувствовала себя такой несчастной. Такой невыносимо одинокой.

Макс был потрясен. Он предложил Элли защиту, и теперь, когда он знал, от чего именно, он мог только благодарить судьбу за то, что оказался в нужное время в нужном месте. А теперь она собиралась подвергнуть опасности собственную жизнь и жизнь своего будущего ребенка, намереваясь провести ее остаток, постоянно прячась и обманывая. Сейчас он не видел ее лица, потому что от его сурового тона она опустила голову, и он мог видеть только медную гриву волос и кончик вздернутого носа. Что он там сказал о ее ребенке? Изящная и симпатичная, как мама? Он был абсолютно искренен, но мог кое-что к этому добавить. Предположить, что у нее будет такой же великолепный цвет волос и выразительные глаза. Рук Элли, скрытых рукавами старого свитера, он не видел, но был уверен, что они столь же гармонично сложены, как лицо и ладони.

Зато он мог видеть, как она защитным жестом обнимает живот и как сутулит плечи, словно бы ограждаясь от враждебного внешнего мира. Разве она мало преодолела трудностей, чтобы еще и он приставал со своими поучениями?

– Извини меня, – мягко сказал Макс. – Я не хочу делать все хуже. Я помогу тебе, чем смогу.

Элли посмотрела ему в глаза, и он не мог отвести взгляд. Он помнил цвет ее глаз, но совершенно забыл об их воздействии. Он чувствовал этот взгляд, как прикосновение руки. Как просьбу о поддержке. Об опоре. Он же может дать ей эту малость.

– У тебя ведь нет нового адреса Сары?

– Нет. – Макс нахмурился. – Ты ведь знаешь, почему она так внезапно сорвалась в Штаты?

– Честно говоря, нет. В письме она подробно не объясняла. У меня сложилось впечатление, что она собралась начать все сначала. Новую жизнь.

– Нет, дело не в этом.

Элли выглядела шокированной:

– Она хотела убраться от меня подальше?

– Нет. Она не сказала тебе, что у Джоша обнаружили лейкемию полгода назад?

– О господи! – У Элли перехватило дыхание. – Я помню, она беспокоилась о нем, когда я уезжала. Она считала, что эта ситуация на него плохо влияет. В том числе поэтому я и уехала из Окленда.

– Они ничего не знали, пока не приехали сюда. Здесь ему стало намного хуже, и она решила, что обязана попытаться найти его отца, чтобы в случае чего иметь возможность пересадки костного мозга. Ей удалось найти его по свидетельству о рождении – оказалось, что он доктор и работает в Калифорнии. И она решила, что лучше всего будет устроить ему встречу с Джошем. По телефону или по электронной почте гораздо легче сказать «нет». Она собирается, если получится, оставаться в Штатах до тех пор, пока не сделают пересадку.

– Наверное, ей нужна помощь в уходе за ним. Я могла бы помогать ей. Бедная Сара. Наверняка она нуждается в дружеской поддержке, даже если больше ни в чем.

Ее решимость могла бы вызывать восхищение, если бы не дрожь в голосе, которая показывала, что она, так же как и он, отлично понимает, что этот план ведет в тупик.

– Элли, тебе нельзя сейчас ехать в Штаты, – мягко произнес Макс.

– Тогда в Австралию. Здесь всего несколько часов пути.

– У тебя есть там друзья или родственники?

– Ну, у меня есть знакомые в Дарвине[4].

– Почти так же далеко, как и Штаты. А с нашей стороны Австралии? Мельбурн, Сидней, Брисбен?

Элли вздохнула:

– Нет.

– Как же ты справишься одна?

– Найду работу. Я хороший специалист в своем деле.

– Уверен, так и есть. – Макс подавил вздох. – Но разве ты сможешь устроиться операционной сестрой без документов, подтверждающих квалификацию? Без справки с прошлого места работы? Они ведь наверняка захотят поговорить с твоим предыдущим начальством.

Элли снова отвела взгляд:

– Ты прав… я знаю. – Горечь поражения звучала в ее словах. – Я постоянно прокручиваю все это в голове, мучаюсь и надеюсь только на то, что мне удастся что-нибудь придумать. Какой-то выход, который сработает. – Она бросила на него взгляд, и он увидел, что ее глаза блестят от слез. – Но я не могу. Мне остается только жить одним днем, думая о том, что мне нужно делать сегодня. Даже в течение ближайших нескольких часов.

– То, что тебе нужно делать сегодня, – это убедиться, что с тобой и твоим ребенком все в порядке.

Она покорно кивнула:

– Я пойду к врачу завтра. Найду акушерку.

– И будешь рожать в больнице?

Элли затрясла головой:

– Я не могу! Что, если Маркус узнает? Захочет провести тест на ДНК или что-нибудь такое и убедится, что ребенок его? Тогда он его заберет. – Элли держалась за стол мертвой хваткой. – Я не позволю этому случиться! Я не отдам этого ребенка! Это мой ребенок! – Она повернулась, собираясь уходить.

– Эй… Мой вообще-то тоже. В каком-то смысле. – Макс тоже вскочил, собираясь ее остановить.

Если она сейчас уйдет, он не сможет ей помочь, а он уже взял на себя эту ответственность, когда «признал отцовство». Понятно, что он притворился и мог бы сейчас забыть об этом, но странным образом это чувство делалось сильнее.

Элли уже преодолела полпути до двери, но внезапно свернула, чтобы забрать сумочку, которая по-прежнему лежала на полу неподалеку. Вдруг она резко остановилась, обхватила руками живот и, к ужасу Макса, перегнулась пополам, крича от боли. На ее джинсах появилось темное пятно. Господи, неужели у нее отошли воды?

Через мгновение он уже был рядом с ней, обнимая ее и помогая лечь на пол прямо там, где она стояла. Когда он убрал руки, то заметил на своих ладонях явные следы крови.

– Не шевелись, Элли, – сказал он. – Все будет хорошо. Я сейчас вызову скорую.

Глава 3

Завывания сирены все еще звучали у него в ушах, пока Макс шел за носилками, на которых Элли несли в отделение экстренной помощи госпиталя Королевы Мэри в Данидине. Этот звук был фоном к той бурной деятельности, которую Макс развернул с того момента, как девушка свалилась на пол у него в квартире. Он поставил ей внутривенный катетер, чтобы противодействовать потере крови; и еще один, когда стало ясно, что кровяное давление слишком упало и она стремительно теряет сознание. Макс следил за монитором электрокардиограммы, чтобы понимать, какой эффект потеря крови оказывает на сердечный ритм, и увеличивал подачу кислорода, если его уровень в крови падал. Все это было гораздо хуже, чем то, что, как он представлял, могло ожидать ее на международном рейсе. У нее были бы проблемы, даже если бы это случилось во время местного перелета, всего несколько часов назад. Или на улице, перед тем как она так неожиданно постучала в его дверь.

Она в опасности. Как и ребенок. Хотя сейчас он не мог себе позволить беспокоиться о ребенке. Он знал, что состояние матери должно быть на первом месте. Он неоднократно сталкивался с такими случаями в больнице. Внематочная беременность с разрывами. Разрывы матки. Травмы. Но это не была какая-то незнакомая женщина, привезенная к нему в больницу на «скорой помощи» под завывания сирены. Это была Элли, которой он обещал, что теперь все будет хорошо.

– Предродовое кровотечение, – сообщил он ошарашенной медсестре, когда носилки внесли сквозь электронные двери в залитую ярким светом приемную.

– Макс! Что ты здесь делаешь?

Он не обратил внимания на то, что сразу несколько человек повернулись в его сторону. Он, конечно, обычно приходил на работу иначе, да и в мотоциклетном костюме появлялся здесь нечасто, но это не оправдывало непрофессионального поведения коллег.

– Первое травматологическое свободно?

– Да. Мы получили сообщение. Акушер уже в пути. – Медсестра последовала за быстро удалявшимися носилками. То же сделала и регистратор с папкой.

– Мы не знаем имени, – обеспокоенно сказала она.

– Элли, – отрезал Макс.

Они прошли еще одни двойные двери и оказались в отделении, лучше всего оснащенном для работы с тяжелыми случаями. Санитары остановили носилки возле кровати, покрытой белоснежными простынями. Остальные терпеливо ждали, в фартуках и перчатках, готовые действовать. Они все знали свои обязанности. Сперва нужно быстро заменить переносное оборудование на стационарное. Младшая медсестра держала наготове ножницы, готовая разрезать одежду. Рядом с кроватью поставили каталку, на ней лежал уже раскрытый чехол для инструментов на случай, если понадобится вентиляция легких.

Макс не удивился, увидев врача, который готовился контролировать и состояние пациента, и общее развитие событий. Сейчас Джет был в операционном халате, а на шее у него висел стетоскоп. В его реакции не было ничего непрофессионального; когда он увидел, кто привез пациента, он даже не моргнул глазом.

– По моему счету, – спокойно произнес он. – Раз, два… три!

Когда они положили Элли на кровать, на носилках осталась лужа крови. Элли застонала и открыла глаза.

– Все в порядке, – сказал Макс, склоняясь над ней. – Мы в больнице. Джет тоже здесь, он за тобой присмотрит. Мы все позаботимся о тебе.

Ее глаза снова закрылись.

– Давление падает, – произнес Макс, стараясь говорить спокойно и отстраненно. Не получилось.

Джет поддерживал ее голову, чтобы обеспечить доступ воздуха. Он наблюдал, как быстро поднимается и опускается ее грудь, и перевел взгляд на монитор, как только датчик кислорода в крови начал показывать первые результаты. Он нахмурился и очень быстро взглянул на Макса:

– Что, черт возьми, случилось?

– Массивное кровотечение. Как гром с ясного неба, стоило ей встать. И сильная боль.

Регистратор по-прежнему была здесь. Дежурила за спиной сестер, которые меняли режимы кардиографа, передавали сосуды с раствором и закрепляли манжету для измерения давления.

– Как ее фамилия? – спросила она. – Сколько ей лет?

Ординатор положил руки ей на живот:

– Она рожает? Какой срок?

– Тридцать шесть недель и два дня, – сказал Макс.

Элли была практически раздета и полностью беззащитна. Выставлена на обозрение все увеличивающейся команде медперсонала. Появился кто-то из акушерского отделения, вместе с техником, катившим портативный прибор для УЗИ. Джет прижимал к лицу Элли кислородную маску и хмурился, глядя на цифры на мониторе над ее головой. Он склонился над ней и громко проговорил прямо ей в ухо:

– Элли, ты меня слышишь? Открой глаза.

«Она не захочет, – подумал Макс. – Это так унизительно».

– У нее есть какие-либо родственники, которые предоставят необходимую информацию? – настаивала женщина-регистратор. – Ее муж приехал с ней? Или ее партнер? – Женщина понимала, что вопросы бесполезны, но продолжала настаивать: – Кто отец ребенка?

Эти слова словно задели переключатель у Макса в голове, и их эффект усилился тем, как Элли была в данный момент беззащитна. Как ей сейчас было тяжело. Он пытался защитить ее и вместо этого попал в очередной кошмар, но по-прежнему пытался помочь. Понимает ли она, что вообще происходит? Ей по-прежнему страшно? Знает ли она, что он рядом? Она так стремилась держаться от больниц подальше, чтобы защитить своего ребенка. Возможно, будет лучше всего, если он поможет ей и использует тот же прием, который однажды уже сработал.

– Я – отец ребенка, – четко произнес он.

На другом конце комнаты кто-то уронил на пол что-то металлическое, и звук разнесся во внезапно повисшей после его слов тишине. Джет еле слышно выругался, но взгляд его был по-прежнему прикован к монитору, и его слова вполне могли быть объяснены обеспокоенностью состоянием пациентки. Макс был достаточно близко, чтобы сказать ему пару слов, которых никто не услышит.

– Я потом объясню, – прошептал он. – Просто подыграй мне.

Регистратор удовлетворенно записывала на прикрепленном к планшету листе бумаги.

– Фамилия? – весело спросила она.

О господи! Если Элли запишут под настоящим именем, придется иметь дело с Маркусом Джонсом, у которого будет достаточно времени сюда приехать. Даже если все пройдет лучше, чем они все ожидают, вряд ли ее отсюда быстро выпустят. Думать было некогда. Назвался груздем – полезай в кузов.

– Мак-Адам, – устало произнес он. – Мы женаты.

Медсестра, накладывавшая отведения для электрокардиографии, взглянула на него, раскрыв рот от удивления. Остальные тоже обменялись пораженными взглядами, но регистратор знала, что она на верном пути:

– Сколько лет вашей жене?

– Двадцать восемь.

– Дата рождения?

Если бы он знал. Все это уже зашло достаточно далеко; гораздо дальше, чем надо, судя по тому, как на него покосился Джет.

– Давайте позже, – прорычал Макс. – С бумагами разберемся потом.

– Но нужно…

– Уйдите, – произнес Джет. – Вы нам мешаете. – Он поднял голову, не глядя на Макса, но осматривая всех остальных и раздавая указания. – Нужна интубация, – сообщил он. – Уровень кислорода в крови достаточно низкий. Понадобится внутривенное и артериальное вливание.

– Я могу сделать это, – предложил Макс.

– Своей жене? – отрицательно покачал головой Джет. – Я так не думаю. – Он кивнул ординаторам, давая им знак начинать. – Сделайте экспресс-анализ. Нужно узнать группу крови.

– Еще понадобится анализ на резус-фактор и антитела. – Акушер наблюдал за тем, как техник начинает ультразвуковое исследование. – Похоже, у нее предлежание плаценты и начались роды. Шейка матки полностью раскрыта.

Меньше чем через час, в разгар битвы за ее жизнь, Элли Питерс произвела на свет маленькую девочку. Теперь к команде врачей первого травматологического присоединились педиатры. И консультант из отделения интенсивной терапии, специалист по геморрагическому шоку, происходящему от сильной потери крови. Об Элли было кому позаботиться, о ребенке тоже. Максу, оттесненному на второй план благодаря своему фальшивому положению, было нечем заняться, кроме как наблюдать. Он разрывался между мониторами, оценивая по их показаниям состояние Элли и эффективность проводимой терапии, и человеческим существом, над которым склонилась женщина-педиатр.

– Она маловата, но здоровье в порядке, – вдруг сказала она. – Дыхание в норме, но сердечный ритм замедлен. Мне показалось, кто-то говорил, что отец здесь?

Элли была без сознания. Кровотечение прекратилось после родов, но тем не менее она потеряла много крови. Сейчас она была подключена к системе искусственной вентиляции, поскольку переживала дыхательную недостаточность от потери жидкости организма. Джет и врач-реаниматор были обеспокоены состоянием почек: последние анализы показывали ухудшение почечных функций. Прикинувшись отцом ребенка, Макс поступил так, как считал правильным, и теперь уже не мог отступить. Джет ничего не скажет, потому что Макс попросил его ему подыграть и еще потому, что братство, которое они составляли вместе с Риком, держалось на полной преданности. Впрочем, вокруг было множество желающих что-нибудь сказать. Указать на него пальцем и поставить в неловкое положение, о котором все отделение будет еще долго судачить.

– Вы – отец? – Педиатр была с ним не знакома, поэтому в ее словах не было удивления. – Прекрасно. Пойдемте с нами. Мы отнесем вашу дочь наверх, и вы ей понадобитесь.

Макс сделал шаг к группе ухаживавших за ребенком. И еще один. А потом остановился:

– Я не могу… – Он через плечо посмотрел на Элли. И снова на ребенка, чистого и завернутого в мягкие пеленки.

Во что, черт возьми, он здесь вляпался?

Голос Джета был спокоен:

– Дружище, для Элли ты сейчас ничего не можешь сделать. Скоро мы отвезем ее в реанимацию. Побудь лучше с ребенком. Я навещу тебя, как только смогу.

«Куда бы ни отправили ребенка – в родильное отделение или в педиатрическую реанимацию – там в любом случае будет спокойнее», – говорил тон Джета. Они смогут поговорить без свидетелей. Возможно, даже разобраться со всем тем, что Макс здесь натворил.