Ли Тао немедленно заметит нервное поведение тетушки и поймет, что что-то здесь не так, обеспокоилась Лин Суинь. Задуманный ею план уже начал претворяться в жизнь, и оставалось только терпеливо ждать. Она надеялась, что со временем тетушке удастся справиться с чувствами и научиться держать себя в руках.

Когда раздался стук в дверь, старушка пролила чай на стол. Суинь оставила ее и поспешила к входу в свои покои.

На пороге, стараясь не смотреть ей в лицо, стоял помощник садовника. Она почувствовала острую жалость к юноше, заметив, как он пытается скрыть увечную руку, повернувшись боком.

– Хозяин Ли желает вас видеть. Он в саду, – застенчиво произнес Цзюнь.

Госпожа Лин вздохнула с облегчением. Они будут находиться вне дома на виду у слуг. После того как Ли Тао напугал ее, она не могла рисковать снова оказаться в ловушке. Тетушка продолжала стоять в покоях Суинь. Лин Суинь ободряюще ей кивнула и вышла в коридор.

Цзюнь следовал рядом с ней. Долговязый и тощий, по-юношески неуклюжий. Она успела заметить, что Ли Тао хорошо кормит слуг, однако для Цзюня была характерна особая жилистая худоба, свойственная людям, проведшим детство в голоде и нищете. Суинь нередко видела таких в своей родной деревне и на улицах Лояна.

– Ты давно служишь наместнику? – спросила она.

Пришлось приложить усилия, чтобы разобрать невнятный ответ.

– Восемь лет, госпожа Лин.

Какую, однако, противоречивую картину представляет собой Ли Тао. Умелый военачальник, размышляла про себя Суинь. Его воины были дисциплинированны и преданны, о нем говорили, что он возвеличивает подвластных ему людей согласно их мастерству и умениям, а не богатству и знатности. Так же, как и Божественный император. И тем не менее военачальник окружает себя такими нелепыми и странными слугами.

– А где ты жил до этого? – спросила она, надеясь немного развлечь себя беседой, спускаясь по ступенькам во второй дворик.

– В монастыре… В приюте, – поправился Цзюнь. – Тетушка попросила хозяина Ли забрать меня оттуда.

– Это было очень великодушным поступком с его стороны. – Значит, он способен на доброту. И кажется, относится к тетушке с большой предупредительностью и уважением, сделала Лин Суинь для себя вывод.

Цзюнь внезапно остановился у самого входа во дворик:

– Госпожа Лин?

– Да?

Он склонил голову:

– Вы очень красивы.

Несмотря на свойственную женщинам ее положения и образа жизни пресыщенность подобного рода комплиментами, его искренность тронула Лин Суинь. Этот скромный мальчик, невинный и надеющийся на лучшее, ничего не ждал в обмен на свои льстивые слова.

– Спасибо на добром слове, господин Цзюнь, – заметила она с улыбкой.

Он отчаянно покраснел и больше не мог взглянуть на гостью, молча сопровождая ее по саду.

Они прошли через полукруглую арку, и все внимание Суинь оказалось прикованным к Ли Тао. Тот стоял в тени изящной беседки из кедрового дерева. Именно стоял, а не сидел. Похоже, наместник никогда не делал лишних шагов или ненужных движений. Он повернулся и окинул ее внимательным взглядом, следя за ее приближением. Дикая и необузданная сторона его натуры, казалось, исчезла. По крайней мере, Лин Суинь очень на это надеялась. Ее пульс забился быстрее.

– Госпожа Лин.

Ли Тао пригласил ее присесть, указав рукой на скамейку, однако она замерла у входа в беседку, отказываясь подходить ближе. Цзюнь остановился рядом с ней, выглядел он очень смущенным.

– Трудно оставаться любезной, когда в последнюю нашу встречу вы угрожали мне ножом.

Спокойное лицо Ли Тао нахмурилось. Взмахом руки он отпустил Цзюня, и мальчик быстро скрылся из вида, занявшись каким-то делом в саду.

– Я напугал вас, – произнес наместник Ли. – Прошу простить меня. Пожалуйста, присядьте.

Его внешняя вежливость и любезность не убедили ее. Лин Суинь вошла по деревянным ступенькам в беседку и заметила, что тень усталости залегла у Ли Тао на лице. Суинь обошла наместника и присела на каменную скамейку.

Ее сердце бешено стучало не только от страха. Близость его горячила ей кровь, искушая бросить вызов судьбе. Что делало Ли Тао еще более опасным, чем Гао и все остальные могущественные интриганы, когда-либо строившие против нее заговоры. Когда наместник присел по другую сторону стола, Суинь была счастлива, что их разделяет дополнительный барьер.

– Жу Шань в отъезде, – произнес Ли Тао. – Мне необходимо назначить вам другого телохранителя.

Лин Суинь расправила рукава и элегантным движением сложила руки на столе, стараясь скрыть нервозность. Она прекрасно знала, где сейчас Жу Шань. Он воспользовался предлогом навестить больного отца, чтобы выполнить ее поручение.

– Вы боитесь, что я убегу, наместник Ли? Не тревожьтесь – я заблужусь в бамбуковом лесу, прежде чем смогу отыскать дорогу.

– Вас не следует оставлять одну. Особенно после того, что случилось.

«Что случилось?»

– Мне пока еще никто не угрожал, кроме вас.

Он надолго замолчал, и Лин Суинь испугалась, что повела себя слишком резко.

– Примите мирное подношение, – наконец сказал наместник.

Ли Тао поставил обернутый тканью сверток на стол. Суинь с удивлением смотрела на наместника, жестом повелевшего ей открыть подарок. Воистину, это самое странное из ее знакомств. Она даже не могла точно определить, кем был для нее Ли Тао – советником, защитником, компаньоном?.. Безумцем.

Возможно, Лин Суинь и сама была безумной. Почему же ее так искушает возможность принять его сомнительное покровительство? Ей хотелось спрятаться в этом доме, стоящем в окружении бамбукового леса.

А ведь ее послание императору уже приближается к столице. Даже если бы Ли Тао и не был столь непредсказуемым, она не могла бы остаться. Когда сюда явится император Шэнь, ее также могут счесть заговорщицей, не вникая в то обстоятельство, что госпожа Лин содержалась здесь помимо своей воли. Или, что еще хуже, придя с мечами и стрелами в гнездо мятежа, императорские слуги просто не станут выяснять, кто есть кто.

Лин Суинь потянулась, чтобы развязать ленту на свертке, однако смущенно остановилась, вспомнив другой подарок, который она совсем недавно открывала в присутствии Ли Тао.

– Это не ловушка, – ободрил наместник, когда Суинь взглянула на него.

Образ пятнадцати кинжалов преследовал ее. Лин Суинь боялась спросить о странной посылке, будто эта тайна могла причинить ей вред, если она ее раскроет.

Пока прекрасная пленница возилась с узлами, Ли Тао, отклонившись назад, сосредоточенно ее разглядывал. Его подарок производил нелепое впечатление, принимая во внимание все обстоятельства, и в то же самое время казался удивительно искренним. Оберточная ткань упала, открыв лакированную шкатулку с перламутровой инкрустацией. Когда Лин Суинь открыла крышку и увидела внутри музыкальный инструмент, у нее на мгновение перехватило дыхание. Вид шелковых струн, туго натянутых на лакированной поверхности цитры[12], пробудил в Суинь восторг. Она оставила свой цинь[13] в доме у реки вместе со всеми остальными личными вещами.

– Инструмент прекрасен.

– Мастер сказал, что это его лучшая работа, – заметил Ли Тао. – Но я не разбираюсь в таких вещах.

Лин Суинь провела пальцами по полированной поверхности деки, коснулась струн. Ясные, четкие звуки чисто прозвучали в сгустившемся воздухе.

– Вы просто сияете. – В голосе воинственного наместника звучала тайная радость.

Она взглянула на него, от всей души желая не замечать притаившегося в его глазах спокойного удовлетворения. Его взгляд был устремлен прямо на нее.

– Вы когда-нибудь слышали мою игру, наместник?

– Не имел такой чести.

– Хозяйка Лин научила меня. Она научила меня всему. – Прекрасная соблазнительница вынула инструмент из футляра и осторожно положила на колени. – В Лояне я играла на цине по часу каждую ночь, – заметила она, возбужденно шепча, пока настраивала струны. – Всего лишь один час, не более того. Я могла прикрыть глаза и играть, а все эти мужчины сходили с ума от любви ко мне.

Его губы скривились в неопределенную гримасу.

– Все до единого?

– Все до единого.

В доме удовольствий Лояна она сидела за непрозрачным занавесом, чтобы создать атмосферу таинственности. Богатые покровители выбивались из сил, чтобы хоть мельком увидеть искусную исполнительницу. Они были готовы заплатить за это огромные деньги.

И хотя некоторые предложения казались просто заоблачными, хозяйка обычно отвергала их, гордясь своей сметливостью. «Образ богини, который они создают у себя в голове, гораздо более привлекателен, чем тот, который ты сама сможешь когда-либо создать».

Родители Лин Суинь, отказавшиеся от всяких прав на нее, думали, что отдают девочку замуж за торговца. Они и не догадывались, что хорошо одетые слуги на самом деле похищали детей для дома удовольствий. Владелица притона – хозяйка Лин – дала молодой невольнице свое имя, ставшее впоследствии известным по всей Поднебесной.

Ли Тао удобно уселся на скамейке. Суинь надела на пальцы костяные колпачки и извлекла несколько нот, погружаясь в звук и ритм инструмента.

– Какую песню вы хотите услышать? – спросила она.

– Я не знаю никаких песен.

То, как он смотрел на нее, наполняло ее сердце предчувствиями. Ли Тао положил руки перед собой на стол; казалось, он наконец-то немного расслабился. Лин Суинь потрясли сокровенность и личный характер ситуации – она собиралась дарить ему наслаждение своей игрой, и между ними не было ничего. Ни занавеса, ни дешевых уловок Лояна.

Да, ничто не стояло между ними – лишь обман и предательство. Она задумала интригу, желая избавиться из заточения, а он каким-то образом хотел использовать бывшую императорскую наложницу в своих политических целях.

– Эта мелодия вам понравится, – пообещала Лин Суинь. Она пристально посмотрела на струны. – Она повествует о битве.

Руки госпожи Лин были тонки и изящны. Они порхали над инструментом, то касаясь шелковых струн, то останавливаясь на лакированной деке. Отдельные ноты словно плыли по воздуху, еще не успев сложиться в мелодию. Выражение ее лица стало необыкновенно спокойным. Она приподняла голову, словно прислушиваясь к неведомым ему звукам музыки сфер. Возможно, так Лин Суинь обретала способность читать в умах людей, улавливая скрытый смысл в голосе и интонациях.

Наконец она расправила плечи и возложила руки на струны. Лин Суинь выдохнула, собралась и начала играть.

Одна из многочисленных легенд, связанных с ее именем, гласила, что Лин-гуйфэй удалось околдовать Божественного императора музыкой, вспомнил Ли Тао. Говорили, что, играя на цине, она может управлять Вселенной, подчинять себе деревья и звезды. Все это, конечно, поэтическая ерунда, но музыка ее словно врывалась в его тело, проходя насквозь. Ритм заставлял кровь быстрее струиться по венам.

Она играла, прикрыв глаза. Ли Тао также закрыл свои, будто внезапно обретя возможность объединиться с нею во тьме. Госпожа Лин сказала, что мелодия посвящена битве, однако образы, мелькавшие в его голове, ничем не напоминали ему о тех многочисленных сражениях, в которых он побывал за свою жизнь. Не было ни статных боевых лошадей, ни летящих по ветру знамен, ни сражающихся отрядов. Лишь темнота и чистый звук окружали его, скапливаясь в мельчайших частичках его сущности.

Желание переполняло его, эти ритмичные тупые удары вызывали настоящую боль, которой он не мог позволить вырваться наружу. Ли Тао вцепился в подлокотник скамьи.

Лин Суинь, безусловно, относилась именно к тому типу людей, которых Лао Соу старался привлекать на свою службу, – талантливая, находчивая, хитрая. Однако все равно Ли Тао безрассудно жаждал обладать ею. Неужели старик предвидел это?

Когда умолкли финальные аккорды, наместник Ли открыл глаза.

– Вам понравилось? – Суинь продолжала играть.

Вторая мелодия окатила его разум ковшом холодной воды, однако оказалась не в силах облегчить боль, обжегшую тело.

– Вы хорошо играете.

– Воистину, пылкая похвала, – с легким недовольством заметила она. Пальцы ее продолжали нежно перебирать струны.

– Вы не устали от комплиментов? Взгляните тогда на Цзюня. Он боится моргнуть, опасаясь потерять вас из виду.

Лин Суинь рассмеялась, и звук ее смеха прохладным ветерком ударил Ли Тао в грудь. На другом краю дворика Цзюнь склонился над посадкой с клубникой, догадавшись, что пойман с поличным. Ли Тао не мог винить мальчика. Люди старше и знатнее его падали к ногам прекрасной соблазнительницы. Музыка убаюкивала, создавала ощущение мира, которое суровый воин почувствовал впервые за много лет. Ему хотелось с головой погрузиться в сладостные думы и принять предназначенное.

– Куда вы уезжаете каждый день? – спросила Лин Суинь внешне безучастным тоном.

– Вряд ли эти места способны вас развлечь.

Должно быть, именно так ей удавалось выведывать тайны у самых могущественных мужчин империи, подумал наместник. Он не владел искусством заполнять тишину праздной беседой, однако внезапно осознал, что с удовольствием бы сделал это. Чтобы вознаградить ее за миг волшебства.

– Я получил еще одно высочайшее повеление предстать перед императором Шэнем в Чанъане, – заявил Ли Тао. В этом признании не было ничего тайного – императорский указ оглашался по всей Поднебесной.

Нежная музыка прервалась, чтобы продолжиться снова. Лин Суинь вздрогнула, ощутив неприятный холодок.

– Значит, вы должны отправиться ко двору и помириться с императором Шэнем. – Суинь старалась не поднимать глаз от инструмента.

Неужели в ее голосе прозвучала озабоченность? – задавался вопросом Ли Тао.

– Стоит мне явиться в Чанъань, я буду мертв.

– Если вы откажетесь, вас повесят как изменника.

– Изменников обезглавливают, Лин-гуйфэй, – мягко поправил он.

Она накрыла рукой струны, прекращая игру:

– Почему вы упорно продолжаете так меня называть?

– Чтобы напомнить себе, что вы не моя.

Повисла тишина.

– Но вы не хотите меня! – резко воскликнула Лин Суинь. – Вам нужна всего лишь одна ночь.

– Одна ночь может продлиться очень долго.

Румянец, появившийся на ее щеках, застал его врасплох.

Ли Тао был уверен, что искусство флирта давно уже стало второй натурой дорогой куртизанки.

– Я бы не хотела видеть вас повешенным… или обезглавленным.

– Я не сдался бы без борьбы, – пообещал он.

– Война и смерть. Это все, что знаете вы и вам подобные. – Лин Суинь отложила в сторону цинь с таким видом, будто инструмент больше ее не радовал.

– Это предписание – западня, – пояснил Ли Тао. – Чанъань полностью под властью двора и императора. Я сам решу, как мне поступить с тем, что меня там ждет.

Суинь умолкла. Она задумчиво постучала пальцами по столу, подбирая правильные слова.

– Пожалуйста, подумайте еще раз, – произнесла, наконец, Лин Суинь.

– Тут не о чем думать. Гао держит двор в своих руках, – возразил Ли Тао.

Она издала нетерпеливый возглас:

– Я же говорила тетушке, что вы никого не послушаете.

После этих слов между ними воцарилось напряженное молчание. Они смотрели друг на друга, как противники на поле боя. Однако Лин Суинь не была ему врагом. Ли Тао очертил пальцами контур ее губ, коснулся изящной шейки. Дыхание Суинь участилось. Никто другой не посмел бы советовать ему отступить. И уж точно никому не пришло бы в голову заботиться о его благополучии.

Она была прекрасна.

Она была сложна и непредсказуема.

Наместник Ли не доверял ей ни на минуту, однако все равно отчаянно желал. Дисциплина и осторожность теряли для него значение, когда она была рядом.

– Ответьте мне на один вопрос, – попросила Лин Суинь. – Что означал кинжал?

– Это напоминание.

– О чем?

– Об осаде крепости Шибао.

– Битва с Тибетом[14].

Конечно, Лин-гуйфэй знала историю. Ведь она пятнадцать лет была главной наложницей Ли Мина. Делила постель с императором. Негодование и обида обожгли Ли Тао. Ревность к покойному суверену. Что может быть более недостойным?

– Одно из самых страшных поражений в истории, – проговорил он.

– Но вы удостоились высочайших похвал после этой битвы. Ваше имя стало известно всем.

– Незаслуженно. – Ли Тао никогда не был покорным слугой. Если Суинь хотела воззвать к его чести и обязательствам перед троном, то ее старания были напрасны – он не испытывал подобных чувств. – В конце концов, все долги должны быть уплачены. Смысл посылки этого кинжала в том, что невозможно противиться неизбежному, которое настигает, несмотря на все предосторожности.

Если бы его прекрасная гостья знала правду, что скрывается за славными легендами! Он вовсе не был героем. Ли Тао едва поборол искушение поведать ей обо всем. Однако сейчас, когда старая империя буквально разваливалась на части, это больше уже не имело значения.

Глава 6

Крепость Шибао, Тибет – 745 год 14 годами ранее

Смотреть в лицо смерти на поле битвы совсем не то же самое, что встречаться с нею в вонючих закоулках столицы. Исход яростной рукопашной предугадать невозможно. И мастерство не имеет здесь никакого значения. Стратегия, отвага, сила… все ничто. Это делало его задачу более сложной и одновременно опасной. Выжить или выполнить возложенное поручение. Одно исключает другое.

Теперь Ли Тао узнал, что такое предвкушение скорой схватки, научился ловить в воздухе аромат близкой битвы. В течение последних пяти лет он сражался в самой гуще императорской армии. В первом бою у него даже не было в руках меча, однако император продолжал завоевательные походы, и вскоре Ли Тао представилось множество прекрасных возможностей получить повышение. Сегодня он стоял на холмистой равнине Шибао плечом к плечу с бесстрашными воинами личной императорской гвардии, рядом с развевающимся на ветру стягом с изображением дракона. В отдалении виднелись флаги Тибетского царства.

Божественный император подошел к первой шеренге воинов. Он не относился к числу правителей, взиравших на схватку издалека, стоя на высоком холме. Император всегда бесстрашно сражался в самой гуще рукопашной, вдохновлял воинов на бой. Всем, кто смотрел на него, казалось, что он и в самом деле непобедимый и всемогущий Сын Неба.

Ли Тао должен был признать, что император являлся прирожденным властителем. Лучший наездник и лучший мечник. Его недоброжелатели презрительно шептали, что он гораздо естественнее чувствовал себя в седле, чем на троне. Во дворце на его жизнь было совершено несколько покушений, однако все они провалились. И его сегодняшняя смерть станет милостью, почетной смертью настоящего воина в бою.

Как и остальные ратники, Ли Тао низко склонил голову, когда мимо него прошел император. Неожиданно всесильный властитель остановился. Лицо его покрывала сетка морщин, живое свидетельство бессонных ночей в тех же холодных палатках, что и у его воинов, и еды с ними из одного котла. Его кожаные доспехи были покрыты грязью и кровью.

– Как зовут тебя, мечник?

Он резко выпрямился:

– Ли Тао, о император.

Похоже, это обрадовало императора.

– У нас с тобой одинаковое родовое имя. Возможно, сотни лет назад наши предки были родственниками.

Ли Тао покорно прижал руку к груди:

– Этот воин может только надеяться покрыть сегодня наше имя славой.

Как он и ожидал, в уголках глаз императора по явились морщинки, свидетельствуя о редких мгновениях хорошего настроения перед битвой. Благородные представители высшего сословия были в плену возвышенных идей о чести и славе. Ли Тао же бросал на ветер пустые слова, обманывая их, как деревенских дурачков.

Имя, которое он носил сейчас – Ли Тао, – не было настоящим.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Примечания

В древнем китайском календаре сутки были разделены на 12 частей. Каждая часть составляла приблизительно 2 часа и была посвящена определенному животному. Некоторые толкователи объясняют выбор животных для наименования «часов» повадками, присущими этим существам. Начинались сутки с часа крысы – время с 23 до 1 часа, период активности крысы, с 1 часа до 3 – час быка («бык жует жвачку»), с 3 до 5 – час тигра («гуляет грозный тигр»), с 5 до 7 – час зайца («пока солнце еще не встало, нефритовый заяц готовит на луне лекарство «мао»), с 7 до 9 – час дракона («дракон разгоняет тучи и готовит дождь»), с 9 до 11 – час змеи («проявляет активность змея»), с 11 до 13 – час лошади («резвятся кони»), с 13 до 15 – час барана или козы («самая сочная трава для барана»), с 15 до 17 – час обезьяны («любимое время для обезьяны»), с 17 до 19 – час петуха («куры отправляются спать»), с 19 до 21 – час собаки («собака приступает к охране дома»), с 9 до 11 вечера – час свиньи («свинья наслаждается сном»). (Здесь и далее примеч. пер.)

Гуйфэй – титул императорской наложницы 1-го ранга, буквально означает «драгоценная супруга». Наложницы в императорском гареме делились на несколько рангов – в разное время от 4 до 5. Наложниц низших классов могло быть в императорском гареме более 100. Наложница 1-го ранга обычно была одна. Между наложницами была очень жесткая конкуренция, поскольку только представительницы 1-го и 2-го ранга могли быть интимно приближены к императору. Прообразом героини романа Лин-гуйфэй послужила знаменитая наложница эпохи Тан – Ян-гуйфэй, судьбе которой посвящены многие литературные произведения того времени. Реальная Ян-гуйфэй, воспитываясь в богатом доме дяди, получила прекрасное образование, научилась писать стихи, петь и играть на музыкальных инструментах, играть в шахматы. По легенде, престарелый император Мин-хуан, впервые увидев Ян-гуйфэй, был пленен ее красотой. Однако, в отличие от героини романа, Ян-гуйфэй ждал трагический конец: когда возраст фаворитки уже приближался к сорока, император пожертвовал ее жизнью, чтобы успокоить взбунтовавшиеся войска и спасти себя и свой трон.

Цзедуши – должность военного наместника пограничных провинций, введенная в Танское время (618–907 гг. н. э.) – то есть эпоху правления династии Тан. Постепенно сосредоточили в своих руках всю военную и гражданскую власть на местах и стали фактически неограниченными правителями, противопоставив себя центральной власти.

В основе китайского мировосприятия лежит концепция о 5 элементах, составных частях человеческого организма, – Вода, Земля, Огонь, Дерево, Металл. Эти элементы связаны между собой циклами созидания и разрушения. В цикле созидания каждый элемент порождает последующий и питает его энергетическим потоком: например, огонь порождает землю, сжигая дерево (дерево превращается в пепел, а пепел в землю). В цикле разрушения каждый элемент разрушает предшествующий (земля удерживает воду, вода уничтожает огонь…).

Ли – китайская мера длины. Первоначальное значение – «переход», расстояние между двумя селениями, в которых делались остановки. Впоследствии стандартная мера длины, величина которой колебалась в разные эпохи. Среднее значение – 0,4 км.

Чэнду – город в Юго-Западном Китае, в долине реки Миньцзян, административный центр современной провинции Сычуань. Возник в IV в. до н. э.

Концепция инь и ян – основная в китайской философии и ментальности. Все явления окружающего мира, включая человека и природу, интерпретируются как взаимодействие между двумя началами инь и ян, представляющими собой различные аспекты единого целого. Ян и инь служили для выражения светлого и темного, твердого и мягкого, мужского и женского начал.

Лоян – город в западной части провинции Хэнань, в среднем течении и на южном берегу реки Хуанхэ – одно из самых богатых в историческом плане мест Китая. Основанный в 1200 г. до н. э., Лоян служил столицей 10 династиям, пока не потерял свой статус в X в. н. э.

В эпоху Тан женской прическе придавалось особое значение. Волосы собирались высоко в пучок, прически имели такие названия, как «узелок, всматривающийся в богов», «пучок облака», «сошедший сверху (с небес) пучок» и т. д.

Наряду с конфуцианством и буддизмом даосизм, или учение о великом «Пути», был основным религиозно-философским течением в Китае. Даосизм, конфуцианство и буддизм сосуществовали в Танском Китае.

Чернильный камень (тушечница) часто называют одним из «сокровищ китайского художника и каллиграфа». Представлял собой каменную палетку – плоскую форму, иногда украшенную орнаментом. Тушечницу использовали для растирания чернил. Древние китайцы приписывали изобретение тушечницы Желтому императору – Хуан-ди, согласно легенде правившему около 2600 г. до н. э., легендарному правителю Китая и мифическому персонажу, который считается также основателем даосизма и первопредком всех китайцев.

<1...3 4 5 6 >

На страницу:

Перейти

5 из 6