Поспешная женитьба

– Естественно, нет. Тебе что, ни одна из дебютанток не приглянулась?

Питер цинично рассмеялся:

– Нет. Все они обожают мое богатство и титул.

Джордж немного подумал.

– Ладно, тогда мой тебе совет: женись на первой же подходящей девочке, с которой у тебя сложится умный разговор.

Питер хохотнул:

– Я встречал одну такую и только что подумал о ней. В прошлом году. Сестра молодого Фолиота. Как звать, не могу вспомнить. Не видно ее в этом году.

– Так у них отец внезапно умер в прошлом году. Несчастный случай. Я и Каррингтон в «Ведомостях» читали. Они в трауре, наверное, еще, – задумчиво протянул Джордж.

– Слышал, молодой Фолиот ведет себя как обычно. Не соблюдает никакого траура.

– Фолиот, может, и нет, – с отвращением сказал Джордж. – Бездельник. Если не угомонится, то скоро промотает все наследство.

Разговор их прервался, когда они подъехали к дому леди Биллингем, вылезли из кареты и влились в толпу гостей, поднимавшихся по лестнице.

Для Дарлстона вечер оказался удачным. Начал он его с пикета, играя с Джорджем по символической ставке.

Потом Джордж ушел, а Дарлстон направился к залу в поисках развлечений. Кто-то хлопнул его по плечу.

– Привет, Мандерс, – сказал он, узнав приятеля по Пиренейской кампании, – сыграем в пикет?

Его приятель отказался не задумываясь:

– Не с тобой, Дарлстон. Даже когда пьян, ты играешь в более высокой лиге, чем я. Тебе со мной неинтересно. Но я не возражаю бросить кости.

– Как хочешь, старина.

Мандерс улыбнулся:

– Еще бы пару человечков, чтобы оживить нашу игру, как думаешь? Здесь твой кузен Фробишер с приятелем. Может, пригласим?

Последним человеком на свете, с кем Дарлстон стал бы играть в кости, был его кузен Джек Фробишер, но он ответил вежливо:

– Как пожелаешь, старина!

Он кивнул Фробишеру и сказал:

– Добрый вечер, кузен. Мы с Мандерсом собираемся сыграть в кости. Не составишь ли нам компанию со своим другом?

Он внимательно посмотрел на приятеля Фробишера. Молодой человек кого-то смутно напоминал: прилизанные соломенные волосы, подбородок, который доброжелатель мог бы назвать слабым. Дарлстон покопался в памяти. Ну конечно, молодой Фолиот! Не обнаружив ни малейшего намека на то, что молодой человек в трауре, он осторожно спросил:

– Слышал, что вы недавно потеряли отца, но полагаю, это только слухи?

– Нет, милорд, правда. Но я не вижу смысла во всех формальностях траура, если всему свету известно, что мы не горюем.

Дарлстон прокрутил свою память назад. Он был лишь поверхностно знаком с Джоном Фолиотом, но тот помнился ему добрым человеком с хорошим чувством юмора. Он вспомнил, что последний раз видел старого Фолиота, когда тот катался с дочерью в Гайд-парке.

Все верно! Теперь он вспомнил все! Он танцевал с бойкой девочкой в «Олмаке», а потом разговаривал с ней в парке… И еще встретил ее на концерте. Рыжие волосы, серые мечтательные глаза. Тогда ему показалось, что недостатка в теплых чувствах между отцом и дочерью не было.

Тоном, который был лишь немного слабее, чем прямой укор, он сказал:

– Тогда, быть может, вы будете так добры передать мои соболезнования вашей сестре, мистер Фолиот? Уверен, она относилась к отцу с уважением и любовью. Теперь давайте играть. У меня с собой мой набор.

Фолиот покраснел от злости, но толчок локтем Фробишера привел его в чувство, и он сел за стол с тремя другими игроками. Дарлстон положил на стол кости, и игра началась.

Сначала везло Фробишеру. Кучка гиней медленно росла перед ним, к досаде его друга Фолиота, который все время ворчал. Наконец уставший от его непрекращающегося нытья Дарлстон лениво заметил:

– Кузен, своим успехом ты обижаешь своего друга, мистера Фолиота. Так настоящие друзья не поступают!

– Может, и не поступают, – последовал беспечный ответ. – Но игра потеряла для меня всякий интерес. Может быть, вы извините меня? – Фробишер встал, грациозно поклонился и ушел вместе с выигрышем.

За столом осталось три игрока, и госпожа Фортуна решила повернуться лицом к мистеру Фолиоту. Подбодренный такой благосклонностью и количеством принятого шампанского, он стал опрометчиво взвинчивать ставки.

– Ставки удваиваются, джентльмены! – за явил он в очередной раз.

Дарлстон невозмутимо кивнул, но Мандерс отрезал напрямик:

– Это слишком высоко, Фолиот. Не валяй дурака, всю ночь не может везти. Особенно если это тебе не по карману. Я выхожу. – Он встал. – Извини меня, Дарлстон. Позднее увидимся.

– Спасибо за игру, Мандерс, – улыбнувшись, дружелюбно ответил Дарлстон и, обратившись к мистеру Фолиоту, улыбнулся: – Значит, по пятьдесят за бросок?

Игра продолжилась, но госпожа Фортуна, по-видимому, была оскорблена поведением Фолиота и стала благоволить Дарлстону.

– Идем дальше, мистер Фолиот? – вежливо спросил он.

– Да! Черт побери! Удваиваю ставку! – пренебрежительно воскликнул самонадеянный юнец.

Но удача не сменила направления, и Фолиот вызывающе посмотрел на соперника. Дарлстон ответил спокойным взглядом. Не в его натуре было уклоняться от вызова, но и не по нраву было выигрывать деньги у пьяного молокососа, который определенно не мог позволить себе такого убытка. Неохотно, но он признался себе, что сам спровоцировал Фолиота. Кодекс чести подсказывал, что пора остановиться. Слова уже готовы были сорваться с его языка, когда Фолиот вдруг громко сказал:

– Мне не нравятся ваши кости, Дарлстон!

Гробовая тишина повисла в комнате. Все повернулись к ним. Обвинить Дарлстона в мошенничестве! Это было немыслимо. Его отвага, честь, гордость были общеизвестны. Джордж Кастер, который только что вошел в комнату с Каррингтоном, замер на месте, ожидая, что Дарлстон немедленно вызовет Фолиота на дуэль.

Но Дарлстон сумел сдержаться, только глаза сверкнули, когда он откинулся в кресле и тихо произнес:

– Вот как, мистер Фолиот? И что же вы намерены предпринять? Мы, конечно, можем разломить кости, но тогда вы будете должны мне новый набор. – И, как бы додумав напоследок, добавил: – И… сатисфакцию тоже. Выбор ваш, мистер Фолиот. Или, возможно, у вас есть свой набор костей, которые мы можем использовать, а потом тоже разломить.

Фолиот опустил глаза.

– Нет у меня своего набора. Я… Должно быть, я ошибся, – запинаясь, проговорил он.

– Тогда продолжим, – любезно ответил Дарлстон.

Присутствующие в комнате утратили к ним интерес, а Джордж Кастер, вместе с Каррингтоном внимательно наблюдавший за происходящим, вздохнул.

– Черт побери, Джордж, – прошептал Каррингтон. – Ты не можешь это как-нибудь прекратить? Фолиот не может себе позволить такого проигрыша. Я согласен, он наглец, но у его сестры и мачехи и так много проблем, не хватает только, чтобы Питер обчистил его и вызвал на дуэль!

Джордж покачал головой:

– Если Питер в таком настроении, никто ничего с ним сделать не сможет!

Игра продолжалась, и проигрыш Фолиота постоянно увеличивался. Лицо его болезненно бледнело. Руки Фолиота дрожали, и бросок получился неловким – кости упали на пол. Он нагнулся, чтобы поднять, немного повертел их и поднялся, покраснев.

– Прошу простить, лорд Дарлстон.

Дарлстон кивнул, разрешая повторить бросок. Фолиот выбросил двенадцать и ликующе взглянул на графа.

Кастер и Каррингтон обменялись испуганными взглядами.

– Ты заметил? – начал Джордж.

– Подождем. Надо убедиться, – прошептал Каррингтон, держа друга за руку.

Они продолжали внимательно следить за игрой. Теперь игра пошла в пользу Фолиота. Кастер и Каррингтон медленно приблизились к столу. Вдруг Каррингтон взял Фолиота за руку:

– Мистер Фолиот, не ослышался ли я: вы сказали лорду Дарлстону, что у вас нет своих костей, когда он предложил вам поменять набор?

– Все правильно! – Фолиот выдернул руку. – В чем дело, Каррингтон? Теперь мне кости нравятся. Просто было недоразумение, верно, Дарлстон?

Дарлстон раздраженно взглянул на Джорджа и Каррингтона, но то, что он увидел на их лицах, заставило его попридержать язык. Снова все в зале повернулись к маленькому столу.

– Ничуть не сомневаюсь, что этими костями вы довольны, поскольку они из вашего кармана! – продолжил Каррингтон. – Не кажется ли вам весьма странным, что удача вернулась к вам сразу после того, как вы уронили кости на пол. Кастер и я видели, как вы их подменили! Позволите нам расколоть их для вас?

Фолиот схватил кости:

– Да как… Да как вы посмели?! Я не потерплю вашего тона, Кастер! У Дарлстона нет возражений!

Полная тишина установилась во всей комнате. Все с презрением смотрели на Фолиота и с большим интересом на Дарлстона в ожидании его реакции. Его сверкающие глаза, казалось, сверлили дырки в лице Фолиота, но голос был вежливым, как всегда:

– Думаю, на этом наша игра закончена, мистер Фолиот. Завтра я извещу вас об условиях выплаты вашего долга.

Вперед вышел хозяин, лорд Биллингем, и сказал:

– Боюсь, я должен буду просить вас удалиться, мистер Фолиот, если вы не готовы разломить ваши кости.

Он немного подождал, но Фолиот ничего не ответил. Все так же зажимая в руке кости, он нетвердой походкой пошел к двери. Мужчины с отвращением отвернулись от него.

– Проследи, чтобы он ушел, – приказал Биллингем лакею.

Дарлстон поднялся.

– Какая неприятность, а, Биллингем? – спокойно заметил он. – Прошу меня извинить за это маленькое непредвиденное осложнение. Пожалуй, я тоже поеду. Пожалуйста, прими мои извинения.

– Вздор, Дарлстон! Зачем тебе уезжать? – сказал Биллингем. – Уверен, Кастер и Каррингтон составят нам сейчас компанию в карты! Не стоит обращать внимание на этого маленького жулика.

– Да, конечно, Биллингем, – ответил Дарлстон, снова усаживаясь в кресло.

* * *

Когда Дарлстон добрался до своего дома, было уже четыре часа утра. Он вошел в дом; на маленьком столе стояла зажженная свеча; он взял ее и пошел вверх по лестнице в свою спальню и стал раздеваться. События вечера не могли порадовать, а замечание Каррингтона, сделанное по дороге домой, что тот сомневается в способности Фолиота выплатить долг по проигрышу, просто взбесило его. Если бы не огруженные кости, Дарлстон спокойно простил бы долг. К несчастью, бесчестье Фолиота стало достоянием публики, и простить долг теперь было невозможно. А предположение Фолиота, что Дарлстон жульничает, злило еще больше. Что ж, если Фолиот не в состоянии выплатить долг обычным способом, он выплатит его иначе.

В этом месте в его затуманенном алкоголем мозгу всплыла проблема с Каролиной.

– К черту Каролину! – выругался он. – Единственный способ избавиться от нее – жениться на ком-то еще. Но на ком? Чего там Кастер говорил? А… жениться на первой подходящей девочке, с которой сложится умный разговор! Хорошо. Значит, на сестре Фолиота. Черт! Как же ее зовут? Кажется, Феба!

Но точно он не помнил. Тут ему пришло в голову, что события ночи обернутся для нее большими неприятностями. Это его обеспокоило – она каким-то странным образом привлекала его. Обычно молодые девицы казались ему скучными, но эта обладала чувством юмора, которое нравилось ему. Не в тот раз, когда он танцевал с ней в «Олмаке», но в парке и на концерте, когда она была совершенно другой. И еще, у нее такая необычная собака!

Он было лег в постель, но тут ему в голову пришла еще одна мысль. Для его замутненной алкоголем логики она казалась совершенно благоразумной, хотя тоненький докучливый трезвый голосок все же предупреждал, что торопиться не следует. Он загнал этот голосок подальше и сосредоточился на пришедшей в голову мысли. Потом надел халат, сел за письменный стол, написал коротенькое письмо, кивнул и запечатал.

– Вот это будет трюк! – торжествующе воскликнул он. – Отправить немедленно!

Нетвердо стоя на ногах, он спустился по лестнице и положил письмо на столик для почты.

Почувствовав удовлетворение, он вернулся в постель, уверенный, что решил все проблемы, и самым благоразумным образом. Идея казалась такой ясной, логичной, что, хоть убей, он не видел в ней никакого недостатка, – обстоятельство, которое надо отнести на счет огромного количества выпитого бренди.

Никогда, даже в трезвом состоянии, лорд Дарлстон не мучился из-за принятых решений и потому спокойно погрузился в сон, подумав лишь о том, чем ему поправить голову, когда проснется.

Глава 4

Мисс Феба Фолиот и ее сестра Пенелопа в платьях из скромного серого муслина сошли с террасы и направились к розарию. Их сопровождал огромный ирландский волкодав. Корзина, висевшая на руке Фебы, говорила, что они намереваются нарезать цветов. Воздух раннего утра был напоен ароматом роз, а безоблачное небо обещало хороший день.

– Это самое лучшее время дня! – глубоко вздохнув, сказала Феба. – Ни души вокруг, только мы и солнце.

– С мистером Уинтоном утро было бы еще лучше, – весело отозвалась Пенни. – Уверена, ты и солнца не заметила бы, не говоря уж о нас с Гелертом!

– Ой, Пенни! Он такой замечательный! – вспыхнула Феба, отбросив все попытки выглядеть по-светски гордой. – Интересно, зачем он сегодня придет к маме? Может, сделать предложение, как думаешь?

– Не могу сказать, я не его доверенное лицо, – улыбнулась Пенелопа. – Но похоже, что да! Даже мама так думает. – И она страстно обняла свою сестру-двойняшку.

Воспоминание о смерти отца на несколько минут оборвало их разговор, и они молча срезали розы. Молчание нарушила Пенелопа:

– Я уверена, он давно бы уже поговорил, но думает, что это было бы дурным тоном. Придется тебе подождать до окончания траура. Немножко осталось – месяц всего.

– Джеффри из-за этого не отказывается от удовольствий жизни, – с негодованием заметила Феба.

– Потому что он считает, что есть намного больше доводов для скверных поступков и азартной игры в каждом зале города, чем для пристойного поведения, – вздохнула Пенелопа. – Мама очень беспокоится. Она не может повлиять на Джеффри. Даже папа мало что мог, а теперь его совсем ничто не сдерживает.

– Лучше бы он приходил домой, – сказала Феба. – То есть ничего хорошего, потому что он отвратителен, но тогда мы, по крайней мере, знали бы, что он вытворяет.

Пенелопа ответила не сразу. В корзине добавилось несколько роз, прежде чем она неохотно произнесла:

– Он дома. Утром часа в четыре пришел.

Феба удивленно посмотрела на нее:

– Ты уверена? А мама знает?

– Абсолютно уверена, – проворчала Пенелопа. – Он так грохотал, когда ложился спать, что я проснулась и слышала, как били часы. Он был сильно пьян. Удивляюсь, как ты не проснулась. А что касается мамы… Тинсон знает, что Джеффри дома, и, я думаю, сейчас рассказывает маме о восхитительных угощениях, припасенных для нее.

– О боже! Бедная мамочка! – вздохнула Феба. – Как думаешь, это очень плохо, что мы так невнимательны к единокровному брату?

– Нет! – решительно ответила Пенелопа. – Джеффри – мерзкая скотина. Если учесть, как он мучает нашу маму, было бы удивительно, если бы мы его любили.

Феба грустно посмотрела на Пенелопу. Невозможно было поверить, что эта девочка, так уверенно двигавшаяся рядом с ней, только легонько касаясь ошейника собаки, практически слепая.

После тяжелого происшествия, случившегося четыре года назад, Пенелопа едва отличала свет от темноты да ощущала движение теней. В знакомой обстановке она двигалась вполне уверенно, но наотрез отказывалась посещать увеселения сезона, объясняя тем, что предпочитает услышать обо всем от Фебы, чем перенапрягаться, общаясь с незнакомцами в различных местах. Она ездила в Лондон с родителями и Фебой, но все время оставалась дома, и почти никто не знал, что у Фебы есть сестра-близнец. Время от времени она посещала концерты, но всегда под вуалью, чтобы никто не узнал.

К тому времени, когда они набрали цветов, подошло время завтрака, и юные леди направились к дому. У боковой двери они встретили Тинсона, пожилого дворецкого.

– Помочь, мисс Пенни?

– Да, пожалуйста, Тинсон, мы займемся ими после завтрака. Мама спустилась? – спросила Пенелопа.

– Миссис Фолиот в буфетной с мисс Сарой. Она интересовалась, где вы. Я сказал, что вы в розарии и скоро вернетесь.

– Спасибо, Тинсон. Мы сразу идем к ним. Полагаю, мистер Джеффри еще в постели?

– Мистер Джеффри не подавал признаков жизни с тех пор, как лег в постель, – бесстрастным голосом ответил дворецкий, – и не выражал желания, чтобы его разбудили к завтраку.

– Вот и хорошо! – в унисон произнесли близнецы и рассмеялись над своей бестактностью.

Феба взяла Пенелопу под руку, и они пошли в буфетную.

Миссис Фолиот взглянула на старших дочерей и улыбнулась. Она очень огорчалась, что Пенелопа наотрез отказалась дебютировать в сезоне. Дебют же Фебы был очень успешным, и миссис Фолиот понимала, что глубокие личностные качества Пенелопы были бы более чем достаточными, чтобы преодолеть препятствия, вызванные недостатком зрения. Девочки были очень похожи. До того несчастного случая она сама путала их. Но теперь, несмотря на обычную веселость, на лице Пенелопы временами появлялась отрешенность, – и, будто этого было недостаточно, чтобы различать их, она всегда ходила в сопровождении огромной собаки, которая стала верным проводником молодой хозяйки.

– Доброе утро, мама! Доброе утро, Сара! – хором воскликнули близнецы.

– Доброе утро, дорогие мои. Много роз распустилось? Мы должны хорошенько украсить гостиную для нашего гостя. Как думаешь, Феба? – сказала миссис Фолиот с улыбкой.

Феба покраснела, а Пенелопа хихикнула.

– Как не стыдно, мама, ты всегда заставляешь Фебу краснеть, и теперь тоже, – сказала она.

– Откуда ты все знаешь, Пенелопа? – рассмеялась Феба.

– Я же говорила тебе: чувствую. Температура в комнате сразу выросла на несколько градусов, – ответила Пенелопа, пока Гелерт вел ее к пустому креслу рядом с тринадцатилетней Сарой.

Завтрак прошел весело, без упоминаний о Джеффри и других неприятностях. Близнецы поняли, что миссис Фолиот не хочет ничего обсуждать в присутствии Сары, и ждали, сидя за чаем, когда Сара начнет упражняться в игре на фортепьяно.

Когда она ушла, миссис Фолиот вздохнула и сказала:

– Ваш брат сейчас дома. Тинсон мне сказал. Это чревато неприятностями. Но может быть, он долго не задержится. Нехорошо будет, если он придет прямо сейчас. Хотя, скорее всего, проспит за полдень. Во всяком случае, Уинтон хорошо знает нас и не обратит на это внимания. Феба, дорогая, сегодня утром пришла записка, в которой сказано, зачем он приезжает сегодня к нам. Он делает тебе предложение и просит у меня позволения обратиться с ним к тебе. Он очень добр и приглашает к себе Сару, Пенни и меня, если, как он написал, наша ситуация станет невыносимой. Но ты сама должна обдумать свой ответ, моя дорогая.

Феба смотрела на мать так, будто не могла поверить в то, что слышит. Пенелопа с удовольствием обдумывала будущее сестры. Ричард Уинтон был близким другом семьи, родовитым аристократом и владельцем процветающего поместья в десяти милях от них. Внешне неброский, он был добр и, насколько Пенелопа понимала, уже два года влюблен в Фебу. И еще, к удивлению, один из очень немногих, кто без труда различал близнецов. Только за это Пенелопа благосклонно отнеслась бы к его предложению. Как-то в минуту откровенности она призналась матери: «Невыносима сама идея выйти замуж за мужчину, который может подумать, что ты – это твоя сестра».

Она рассеянно гладила Гелерта по голове, потом встала и обняла сестру:

– О, Феба! Ты будешь счастлива с ним. И останешься совсем близко, так что мы будем часто видеться. А сейчас иди и расставь цветы, пока он не приехал.

Феба ушла, что-то мурлыча себе под нос, а Пенелопа осталась.

– Ма, а ты не знаешь, почему Джеффри явился домой? – спросила она.

– Нет, моя дорогая. А почему ты спрашиваешь?

Пенелопа немного помолчала.

– Я проснулась и вышла в коридор, когда услышала, как хлопнула дверь. Мама, что-то нехорошее случилось. Он так бушевал из-за лорда Дарлстона, из-за какого-то долга. «Он же все заберет – глазом не моргнет!» – кричал он. Мама, как думаешь, Джеффри много денег потерял?

Миссис Фолиот побледнела, но старалась говорить спокойно:

– Можно предположить, что сколько-то денег он потерял. Может, даже много. Ты Фебе ничего не говорила?

Пенелопа покачала головой.

– Хорошо. Не будем портить ей сегодняшний день. Через час-другой приедет Ричард, так что давай выбросим это пока из головы.

– Да, мама. А что ты знаешь о лорде Дарлстоне? Я его встретила однажды, когда мы с папой катались. Он мне не показался тем, кто ведет разгульную жизнь, как Джеффри.

– Когда же ты встретила лорда Дарлстона? – спросила мать. – Отец не говорил мне об этом.

– О! Лорд Дарлстон думал, что я Феба, а папа не поправил его, потому что я толкнула его ногой под дорожным пледом. Я поняла, что он познакомился с Фебой в «Олмаке». Так и было. Я потом спросила Фебу, и она сказала, что он – самый симпатичный джентльмен из тех, кого она там видела. Ну, это было до того, как она влюбилась в Ричарда, конечно.

Последние слова были добавлены абсолютно искренне.

– Пенни! – воскликнула мать, безуспешно пытаясь удержаться от смеха.

– Во всяком случае, тогда его светлость показался мне приятным. Да, и он восхищался Гелертом! Папа ничего тебе не сказал, потому что знал, ты рассердишься, что мы ввели в заблуждение графа. А Фебу я предупредила, вот и все. И еще, я встретила его на концерте.

Миссис Фолиот невольно улыбнулась. Восхититься Гелертом – верный способ понравиться Пенелопе.

– Да, его светлость – приятный джентльмен, и я, конечно, рассердилась бы на вас, что вы его обманули, – заметила миссис Фолиот. – Я мало что знаю о нем, кроме того, о чем сплетничают в свете. Он – герой Ватерлоо, его первая жена сбежала с другим мужчиной, и он с тех пор избегает женщин, достигших брачного возраста. Да, я помню, он постоял с Фебой, но это на него совсем не похоже. Потом кто-то говорил мне, что он вновь собирается жениться, ради наследника. Никого такое решение не удивило, если принять во внимание, что иначе наследником может стать отвратительный Джек Фробишер.

Пенелопа рассмеялась:

– Боже! Мама! Ты же кладезь информации. Мне надо идти, посоветоваться с Сарой, что нам подарить невесте. Пойдем, Гелерт.

И они ушли, оставив миссис Фолиот горевать из-за физического недостатка дочери и очень правдоподобного проигрыша пасынка. Ее интересовало только, как много надо будет платить.

Они не были богаты. Сезон Фебы был оплачен из денег, оставленных близнецам крестной матерью специально для этих целей. Пенелопа настаивала, чтобы ее доля осталась для Сары. Миссис Фолиот с мужем согласились, потому что, несмотря на язвительность и показной смех, Пенелопу пугала мысль о том, чтобы бросить вызов угрожающему миру, который она не могла видеть. Миссис Фолиот вздохнула, сомневаясь, правильно ли сделали, позволив Пенелопе стать затворницей. Из слов дочери следовало, что одного совершенно незнакомого мужчину она встретила и он ей понравился.

Сдержанный стук в дверь прервал ее размышления.

– Войдите! – крикнула она.

Вошел Тинсон.

– Извините, мадам, но прибыл мистер Уинтон и хочет видеть вас. Он в гостиной.

– Хочет видеть меня? Тинсон, ты уверен?

– Мистер Уинтон думает, что ему следует вначале повидать вас, прежде чем он увидит мисс Фебу, – пояснил Тинсон.

Миссис Фолиот рассмеялась:

– О, Тинсон! Что бы мы делали без тебя? Я сейчас приду. Скажи мисс Фебе, если она в розарии, что я сейчас пришлю туда мистера Уинтона. И пожалуйста, попроси мисс Пенелопу занять Сару.

* * *

Ричард Уинтон встал, когда миссис Фолиот вошла в гостиную.

– Дорогой Ричард, я получила ваше письмо. Надо ли говорить, какой счастливой оно меня сделало?

– Миссис Фолиот, могу только сказать, что надеюсь быть достойным вашего доброго мнения и что отец Фебы тоже одобрил бы… И что, может быть, более важным… мисс Пенелопа одобрит?

– Конечно одобрит, – ответила миссис Фолиот. – Кроме Тинсона и их отца, вы единственный мужчина, для которого не составляет и малейшего труда различить девочек.

Ричард довольно хохотнул:

– Упаси господи того мужчину, который возьмет ее в жены. У него же и минуты покоя не будет!

Заметив внезапную тень на лице хозяйки, он сказал:

– Прошу простить меня за бестактность. Пенелопа все еще предпочитает жизнь затворницы? Мне Феба однажды сказала. Может быть, когда мы с Фебой поженимся, она поживет у нас и будет встречаться с новыми людьми? Вероятно, это поможет ей приобрести уверенность в себе.

Несмотря на то что миссис Фолиот сама обдумывала такой вариант, слова мистера Уинтона застали ее врасплох.

– Ричард, вы добрейший человек. Феба в розарии. Вам лучше пойти к ней. Ждем вас обоих к обеду.

* * *

Остаток дня прошел счастливо. Ричард оставался почти до вечера и уехал с большой неохотой, чтобы встретить сестру, которая приезжала погостить. Он и Феба должны были пожениться, как только закончится траур по ее отцу.