Портрет супруги слесаря

Валентина Адамовна несколько раз ударила супруга полотенцем, после чего воспитательный процесс посчитала законченным.

– Моня! На прогулку! Мы тебя ждем! – властно приказала она и поспешила в прихожую.

Когда за супружеской парой захлопнулась дверь, Маша с тревогой в глазах подошла к мужу. Тот, ни о чем не подозревая, с упоением смотрел лыжные гонки.

– Володя, нам надо поговорить, – начала Маша, взволнованно дыша. – Так больше не может продолжаться.

– Ты о чем? – повернулся к ней озабоченный Владимир.

– Я о… о беспутном поведении Мефодия Сидоровича, – тяжко вздохнула Маша. – Я на это просто так смотреть не могу. Пусть Валентина Адамовна ничего не видит, но я…

– Она не видит, а ты тогда чего? – поморщился муж – на экране творилось что-то жутко интересное, и разговоры страшно отвлекали. – Иди попей чайку и успокойся.

– Выключи телевизор, когда я волнуюсь! – вспыхнула Маша. – Я не могу пить чай! Я возмущена поведением Мефодия Сидоровича! Как же он может так поступать с женой?! С этой наивной женщиной! Какой пример он подает детям? То есть тебе. Володя, ты с ним непременно должен поговорить. Ты должен…

Тут как раз началась рекламная пауза, поэтому Володя наконец-то смог уделить жене пару минут.

– Машенька, – ласково притянул он к себе молодую женщину. – Зачем так волноваться? Мои родители очень счастливо живут уже тридцать пять лет. И сейчас у них прекрасные отношения. Что я должен сказать отцу? Чтобы он не надевал белые рубашки? Или что?

– Да пусть он носит эти свои рубашки! – возмутилась Маша. – Только вовсе не обязательно позволять всяким там раскрашенным куклам целовать его в воротники. И вообще. Пора уже вспомнить о возрасте. Это что ж такое? То он бюстгальтер в дом притащил, то весь расцелованный приходит. И главное – все нормально. Никого это не беспокоит.

Реклама закончилась, пора бы уже и разговору подойти к концу, но Маша этого никак не понимала.

– Хорошо, Машенька, я с ним поговорю, – пообещал Владимир, делая звук телевизора громче.

– Нет, милый мой, – вырвала из его рук пульт супруга. – Ты не просто поговоришь, а… А мы сейчас с тобой обсудим, что именно ты будешь говорить.

На лице Владимира отразилась вселенская мука.

– Хорошо, любимая, ты говори, а я буду запоминать… Только ты сядь вот сюда, а то мне экран загораживаешь.

– И буду загораживать! – встала прямо перед телевизором Маша. – У него родители разводятся, а ему только бы на экран пялиться! Ты что, снега не видел?! Вот поговоришь с отцом, и я сама на лыжи встану, чтобы ты мог на меня смотреть сколько влезет! А отцу ты скажи, что это неприлично – в его-то возрасте на других женщин заглядываться! Они же… Кстати, а что принадлежит Мефодию Сидоровичу? У него есть дача? Дом? Машина?

– Машенька! Ну ты же прекрасно знаешь – у родителей есть дача, машина, гараж и эта квартира.

– Нет, ты будь добр, уточни, кому все это принадлежит. А то знаю я нынешнюю молодежь. Из деревни приедут, так им сразу жениха подавай, чтобы обратно в деревню не возвращаться. И чтобы жених был с квартирой. А уж сколько ему лет, это дело десятое. Знаю я их!

– Еще б ты не знала, – фыркнул Володя. – Ты ж сама из деревни и приехала. И тоже – сразу тебе меня подать надо было!

– Что-о-о-о-о?! – искренне возмутилась Маша. – Ты думаешь, я из-за квартиры за тебя вышла?! Ты думаешь, я…

– Машенька! Да ничего я такого не думаю, ну что ты говоришь, – не знал, как успокоить жену, Володя. – Я просто говорю, что беспокоиться об отце…

– Да делай ты что хочешь!!! – уже со слезами на глазах кричала Маша. – Только учти! Когда какая-нибудь молоденькая девица начнет у твоей матери дачу отбирать и машину, ты… Ты тогда вспомнишь меня! Но будет уже поздно! Я уже… я уже уеду к своей маме, вот!

– Машенька-а-а! – Владимир притянул супругу к себе. – Детей нам надо, вот что. А то ты просто не знаешь, чем себя занять. А будут детки…

– Ты хочешь сказать, что я лентяйка?! – опять приготовилась реветь Маша.

– Я хочу сказать, что брак родителей нужно срочно скрепить внуками, вот!

– Я не могу! – всхлипывала Маша. – Я не могу носить ребенков… ребенка… Не могу носить ребенка в такой нервной атмосфере! Поговори с отцом!

– Хорошо, поговорю. Обещаю, – проникновенно приложил руку к груди Владимир и с удовольствием проводил супругу взглядом.

В это время Валентина Адамовна с Мефодием Сидоровичем беспечно прогуливались по аллеям старенького парка. Парк был наполовину вырублен, просвечивал весь насквозь, поэтому страха в такое позднее время не вселял.

– Валюша! Ты посмотри, какой сугробище! – веселился Мефодий Сидорович. – Боника! Детка! А ну давай, прыгай ко мне сюда!

Боника все еще демонстрировала, насколько ей тяжко таскать на себе эти вязаные поделки, поэтому едва двигала лапами. Хозяин же, нимало не смущаясь, схватил ее в охапку и потащил в самую середину здоровенного сугроба. Собачонка взвизгнула, замельтешила лапами и стала испуганно извиваться.

– Валюша! Ты посмотри, сколько у собачки восторга! – по-детски радовался мужчина. – А давай я и тебя так же!

Поднять свою супругу на руки Мефодий Сидорович был не в силах, поэтому попросту толкнул любимую в снежную кучу.

– Моня! Ты обалдел! – пыталась сохранить лицо Валентина, но как это сделать, когда это самое лицо все в снегу? – Моня! Тьфу ты, черт, весь рот в собаке! Боника! А ты тут чего торчишь?! Веселись, давай! Прыгай! Мне самой здесь места мало!

Боника, может быть, и веселилась, но прыгать не могла – у нее провалились лапы, и собачонка только жалобно поскуливала.

– А вот и я! – сверху рухнул Мефодий Адамович. – Уррра!!!

– Моня! – взревела супруга. – Ты ж изверг, Моня! Я понимаю, ты сам-то весишь, как весенний воробей, но ведь у тебя ж в куртке набор гаечных ключей! Уйди, говорю! Слезай! Да что ж такое-то?! Мамочка!

– Валюш, вот когда ты так верещишь, ты как девчонка, я прямо… я прямо стихи сочиняю! – не переставал радоваться муж. – Слушай. В небе звездочки, как лампы! Все горят и прямо в глаз! Лучше нету моей Вали! Ни у вас и ни у нас! Ну как? Тебе понравилось?

– Да я тебе говорю, что ты мне уже перелом сделал! – не прониклась стихами жена. – Что у тебя в карманах-то?!

– Это я тебя ключом ударил, да? – всполошился муж. – Валя, ты посиди там пока, я тебе еще стишок сочинил…

– Да слезь ты, ирод!.. Здрасте, Павлина Марковна… – увидела вдруг Валентина Адамовна свою приятельницу. Та прогуливала толстого кота на веревочке. – А мы вот… играемся… К нам не желаете? Да Моня же! Ну перед людьми ж неудобно!

– Ничего-ничего… – скривилась старушка, схватила кота под мышку и быстрее заработала ногами. – Резвитесь… Валь, а ежли тебя муж-то не выцарапает из сугроба-то, так завтра можно экскаватором… ковшом поддеть.

– А зачем нам царапаться?! – вовсю веселился Мефодий Сидорович. – Мы вот еще и сверху снежком присыплем! Да стишков почитаем, правда, Валюша?

– Ага… – кивнула Павлина Марковна. – Это ты правильно придумал – еще и сверху… Чтоб уж совсем… до весны уже чтоб… И стишки… Пойдем, Васенька, не смотри на этакое безобразие… Давай я тебе мордочку отверну, а то ты у меня еще до марта вопить начнешь…

Женщина ушла, а Мефодий Сидорович все еще продолжал веселиться.

Пока супруги барахтались в сугробе, Боника, окончательно замерзнув, вдруг подняла морду и отчаянно завыла. Она выла о своей горькой судьбе, о том, что никто не понимает, как ужасно она чувствует себя в этой вязаной тряпке, как ей одиноко без дворового друга Дюшки, как она устала торчать в этом сугробе и как ей невыносимо хочется мяса.

– Все, Моня, хватит! – вдруг строго рявкнула Валентина. – Хватит ржать-то! Вытаскивай меня давай!

Но Мефодий Сидорович веселиться не прекращал. Дело в том, что он уже пробовал вытащить жену из снега, но сразу же понял – дело это гиблое. Валюша настолько увязла седалищем в снегу, что совет про экскаватор был, наверное, не так уж плох. А чего – ковшичком поддел, и все… Да только где его взять сейчас – ковшичек?

– Моня! Подай же мне руку! Тащи меня! – требовала жена. – Я уже вся мокрая. Снег даже в уши залез. Боника! Прекрати выть! Это папа у нас так играет, он совсем не собирается меня здесь хоронить, что ты придумала? Моня! Да тащи же!

Теперь Моня старался вовсю. Он пыхтел, кряхтел, упирался коленями в сугроб – тащил любимую, но результата не было.

– Валюша, ты б не шевелилась, что ли? – вспотев, посоветовал он. – Ты отчего-то все глубже погружаешься в снег. Как я тебя вытяну-то?

– Что значит «как вытяну»? – испугалась Валентина Адамовна. – Мне что тут, до завтра торчать?

– А сколько сейчас времени? – глянул на часы муж. – Всего-то и поторчать… Нет, я ж ничего, я ж стараюсь. Погоди-ка… Может, я снежок разгребу…

Неизвестно, сколько б еще длились эти старания, если б им не встретилась веселая гурьба молодых людей. С хохотом, шутками и прибаутками они вытянули Валентину, а заодно и Бонику из снежной кручи.

– Вот спасибо вам, – лучилась улыбкой женщина. – А то… так прямо неудобно… Спасибо!

– Может быть, вас проводить? – хохотали спасители. – Здесь фонарей нет. Не заблудитесь?

– Не заблудимся, – мило отвечала Валентина и косилась на супруга. – А фонари… сейчас будут. Вы бегите… Мы сами дойдем.

Молодежь унеслась в глубь парка, а Валентина уперла руки в боки и грозно двинулась на супруга.

– Ну?! Расскажи теперь, с какой такой тайной целью ты сделал из меня посмешище?

– Валенька! Валюша! Да какое ж посмешище? – беспомощно моргал присмиревший супруг. – Я ж тебя развеселить хотел.

– Ага! Весь район развеселил. Молодец! Пошли домой, сатирик хренов. У тебя еще рубашки нестираные. Бонечка, вон как ты быстренько бежишь. Понравился свитерок, значит? Эх, придется еще и шапочку заказывать… Ой, Моня, ты посмотри, как наша Бонечка развеселилась. Вон как скачет. Ух ты, умница моя, – расплылась Валентина в счастливой улыбке.

– Так я ж специально, – мгновенно сообразил Моня. – Вижу, что-то она не радостная. Дай-ка, думаю, развеселю собачку. Ну что она дома-то видит? Вот и… бухнул вас обеих в сугроб. Ишь, как весело ей теперь.

Валентина Адамовна даже остановилась.

– Это ты сам догадался? Да нет… Постой-ка, ты… Ты прочитал книжку Ерундаева «Как обрадоваться радости»? Я угадала?

Мефодий Сидорович слыхом не слыхивал ни о каких Ерундаевых, однако ж смиренно потупился, заалел щечками, позволив жене самой дофантазировать.

– А еще я советовался с Николаем. Он мне…

– Опять Николай? – насупилась жена.

– Так это он мне и посоветовал Ерундаева почитать!

– Ты растешь в моих глазах! Завтра же сообщу об этом своим сотрудницам.

– Так, может… Может быть, нам зайти в магазинчик и купить что-нибудь для сугрева и… для веселья? – рискнул Мефодий Сидорович и не прогадал.

– Пожалуй, зайдем, – царственно кивнула супруга. – Еще надо конфет к чаю взять. Я сегодня брала, но они как-то… незаметно ушли еще в обед.

Домой супруги вернулись в прекрасном настроении и с пакетами в руках.

– Вот, сын, выставляй, – торжественно передал пакеты Володе отец. – Машенька, а ты на стол собери. Нам согреться полагается.

Машенька бросила на Володю особенный взгляд и поспешила на кухню.

– Не вздумай промолчать, – шепнула она мужу, когда тот выставлял на стол бутылочку запотевшей водки. – Я уведу мать, а вы выпейте по стопочке и… Самое время для разговора.

Владимир только тяжко вздохнул. Ну чего лезть к родителям с какими-то разговорами, когда они вон какие счастливые? Опять же и Маше обещал…

– Ты же знаешь, я кремень, – насупил брови он. – Пап, а сало резать?

– Я сам порежу… – уже появился в кухне Мефодий Сидорович. – Давай-ка, я тут еще огурчики достану…

– У вас рука в банку не влезет, – попыталась помочь невестка, но на кухне появилась Валентина Адамовна.

– Машенька, пойдем с тобой журнальчики полистаем. Пусть мужики без нас посидят. Моня сегодня жутко устал. Да и чего нам с ними торчать, еще заставят потом посуду мыть. А мне опять прислали каталог «Весна – лето», чего-то шлют и шлют.

Женщины удалились в комнату, а Мефодий Сидорович с сыном быстренько накрыли на стол и уселись «согреться». Чтобы им не мешали дамские вздохи по поводу новинок каталога, они даже дверь на кухню закрыли.

– Эх, сынок! Давай за нашу семью! – поднял рюмку Мефодий Сидорович.

Володя крякнул и залпом осушил свою рюмку.

– Володя! Посмотри, какой халатик! – заскочила в кухню Маша, старательно хлопая глазами. – Я такой себе закажу, можно?

– Заказывай! – великодушно позволил супруг.

Машенька благодарно чмокнула Володю в щеку и быстро прошептала:

– Не упусти момент. Давай, говори с отцом, пока я там Валентину Адамовну держу. Я все слышу, учти.

И снова выпорхнула в комнату.

– Вот какая хорошая Маша, – улыбнулся Мефодий Сидорович. – Я, сын, все с тобой поговорить хочу.

– Ага? – удивился Володя. – И я с тобой.

– Я первый, – решительно прервал сына отец и прищурился. – Чего ж ты, так твою разэдак, никак детей-то не народишь?! Мы ж с матерью уже не девочки. Нам бы и внуков уже нянчить, а ты все жмешься. Никак вас на детей не растрясешь! Что ж такое-то?! Мать-то вон уже на собачку переключилась. Одевает ее, как ляльку, скоро уж ползунки напялит. А ты думаешь отчего? А все оттого, что внуков ей не хватает. А ты! Когда родите?!

Владимир сидел, смиренно склонив голову, и слушал. Мефодий Сидорович ругался бурно, но недолго. Уже через пять минут он налил еще по рюмочке и заявил:

– Чтобы к концу месяца дети были! За это и выпьем!

– Пап! – вытаращился Владимир. – Как же это к концу месяца? Мы ж никак не успеем!

– Не перечь отцу! – рыкнул батюшка. И тут же хитренько сощурил глазки. – Я ж не сказал, какого месяца, вот и думайте.

– А, ну раз так… – распрямил плечи сын. – За это выпьем.

Они выпили, и пока отец хрустел огурцом, Владимир вдруг выпалил:

– А ты мне, отец, скажи. Ты вот чего это приходишь весь в помаде? Еще и лифчики какие-то в карманах таскаешь? Это ж твое счастье, что мама у нас такая наивная святая женщина. А другая бы… Ты ж уже… седой весь. Да и стирать не умеешь. Эдак на тебя никаких рубах не напасешься.

– Сынок! – глубоко огорчившись, самостоятельно выпил рюмку Мефодий Сидорович. – Так я и в нестираных рубашках прохожу, если уж такое дело.

– Пап, ты не крути. Не в рубашках дело, – тоже махнул рюмку сын. – Ты ж думаешь, я не понимаю? Все я вижу – возраст уже, а тут девочки молоденькие, стройненькие, сами целоваться лезут, кто ж устоит? Но я тебе так скажу…

Мефодий Сидорович вдруг выкатил глаза.

– В том-то и горе, сынок! Нет сейчас девушек-то фигуристых! Все как одна – селедки. Это ж раньше раздолье мужскому глазу было – куда ни взглянешь, везде только округлости! Ведь рук не хватало, чтоб такую-то красоту объять! А сейчас… Я даже не понимаю, как же их обнимать-то можно? Равно как себя! Обхватил, и у тебя руки на твоей же спине сцепились.

– Ну… это ты мне не говори… – отмахнулся сын. – Не путай меня. Я, говорю, понимаю тебя. У мамы там всякие морщинки, свежесть не та…

– Это у нашей мамы свежесть не та? – поперхнулся Мефодий Сидорович сосиской. – Да ты к ней приглядывался? Мне ж даже Николай завидует! А уж он-то на своем веку столько женщин видел… Ты ж посмотри на нее! Она ж идет, на нее ж мужики оглядываются! А уж ежели рот откроет, так и все бабы мрут, как мухи, от зависти. Она ж у нас… королевна!

В кухню вошла Валентина Адамовна.

– Чего-то вы мне всю Бонечку испугали. Что это за ругань у вас тут? Кто это у вас королевна? – грозно уставилась она на супруга. – Моня! Я ведь интересуюсь. Кто королевна?

– Так ты ж! – вытаращился Моня. – Сын мне все каких-то девиц сватает, а я ему… Валюша, ну нельзя сейчас так – сегодня одна, завтра другая! А этот… И кого мы только с тобой вырастили? И правильно, что Маша не хочет детишек, он же, того и гляди, на сторону сбежит!

– Погодите, – появилась в дверях уже и Маша. – Куда это он бежать надумал? Какие девицы? Володя!!!

– Да что ж такое? – окончательно запутался Владимир. – Получается, что я же еще и виноват! Маша! Ты ж сама хотела, чтобы я с отцом поговорил! Вот я и беседую!

– Это ужас какой-то, – всхлипнула Маша. – Мефодий Сидорович уже и Володю с пути истинного сбивает!

– Ты чего говоришь-то? – возмутилась Валентина Адамовна. – Чего ж это он родного сына будет сбивать? Он воспитывает его! И правильно делает! Потому что я уже тоже давно наблюдала, что Вовочка относится к супружеским обязанностям спустя рукава! Сколько лет живете, а детишек-то завести все времени не хватает! Вот и воспитывает отец!

– Какие детишки? – ничего не понимал сын. – Мы вообще говорили о верности! И чести. Да. И о рубашках еще.

– Да, Моня! – встрепенулась вдруг Валентина Адамовна. – Я тут в каталоге присмотрела себе такую чудную рубашечку… Сейчас покажу… Где же она у меня тут?

Как-то незаметно разговор перешел в мирное русло. И только уже ночью, ворочаясь в постели, Маша проворчала:

– Ну вот, попросила тебя отца вразумить, так ты еще и девиц с ним обсуждать начал. И даже не обнимай меня теперь! Отодвинься!

Владимир, который уже похрапывал после выходного дня, встрепенулся:

– Что? Маш, ты что-то сказала?

– Вот ведь никак без меня уснуть не может, – вздохнула Машенька и повернулась к мужу: – Это ж твое счастье, что я совсем не умею на тебя сердиться. Ладно уж, целуй, если не спится.

Утром, еще подходя к своему месту на рынке, Валентина Адамовна услышала взрывы смеха и визгливый голосок Павлины Марковны:

– Ой, девчонки, и, главное, вот так ноги растопырила, руками молотит, а вылезти никак! Чистый жук навозный! Я прям от смеха чуть грыжу не заработала!

– Девочки, здравствуйте вам всем. Что это Марковна решила анекдоты тут вам травить? Никак опять ее носки никто не берет, так она народ привлекает.

– Да нет, – щелкала свои семечки Михална и хитро щурилась. – Рассказывает, как видела вас вчера в парке. Это чего такое, Валь? Детки-то вас уж из вашей же квартиры выставили?

Валентина расставляла банки на ящике, но, заслышав такое, чуть не выронила банку с маринованным перцем.

– Михална! Да у тебя мозг-то с твою семечку стал, видать! Зачем это Володе нас выселять, когда у них и своя квартира имеется? Они ж там евроремонт делают, я ж говорила.

– А чего ж вы тогда в снегу залегли? – склонила набок голову Павлина Марковна. – Снежище грязный весь, собаками загаженный, а она валяется! Шапка на бок съехала, руки растопырились – срамота! В это время все порядочные женчины сидят дома и смотрят программу про здоровье, а не шарахаются черт-те где!

Валентина зарумянилась и стыдливо махнула рукой.

– Ой, девчонки! И не говорите! Мой вообще бесстыдник стал. Никакого удержу на него нет. Так и липнет ко мне, так и липнет. Думала, хоть на улицу пойдем, там людей постыдится, так ведь нет! Все б ему только шалить. Такой прямо… Огонь! Чистый огонь! А уж силищи сколько!

– Ну, не знаю, не знаю, – покачала головой Павлина Марковна. – Откуда там силище взяться, если он у тебя сам-то росточком с канарейку? Вот мой идет, так сразу видно – мущщина! Высокий, статный…

– Ну, не знаю, не знаю, – в тон ей ответила Валентина Адамовна. – Не видела. Как же это тебя твой мужчина одну по парку гулять пустил, да еще вечером? Ты ж со своим-то языком обязательно какую-нибудь драку затеешь.

– Да потому и отпустил, что совестно ему уже, как вы, за ручку по сугробам скакать! – выкатила глаза от возмущения Павлина Марковна. – Серьезный он у меня!

– Не понимаю, и чего ссориться? – пожала плечами молоденькая Наташа. – Это ж разве плохо, если в такие годы все еще за ручку ходят? Мой вот меня никуда не водит, сам бегает… А я бы в любой сугроб пошла…

– Эх, Наташенька! – вздохнула Таня, у которой на столике лежали разноцветные пачки с семенами. – Я б тоже пошла, да только не с кем мне. Одна двоих пацанов тяну. Какие уж тут сугробы!

Валентина вдруг оживилась:

– Таня! Я тебе найду жениха! У нас есть один знакомый…

– Ой, да не слушай ты ее, – перебила товарку Павлина Марковна. – Она себе еще никак нормального найти не может. У нее самой мужик то лифчики чужие таскает, то мечтает ее в сугробе закопать. Где уж тебе искать!

– Завидует. Вы поглядите, завидует, – весело хохотнула Валентина и лукаво подмигнула Тане. – А ты так и знай! Скоро у меня день рождения, я тебя позову и познакомлю с чудесным мужчиной. Он тоже слесарем работает. Колей зовут, как Николя Саркози. Очень приличный мужчина.

– Приличные-то мужчины уже давно к рукам прибраны, – заметила Михална. – А этот, видать, никому не нужен.

Валентина так возмутилась, что даже не стала обслуживать покупателя, который уже минут десять пытался расплатиться за банку с помидорами.

– Да как же не нужен? Ты-то откуда знаешь? Да! Он пил! И не надо этого стыдиться! И жена его бросила, потому что он алкоголик был! Зато у него потом открылась язва, и он теперь не пьет.

– Действительно, – вдруг подал голос покупатель, – что ж – мы, алкоголики, не люди, что ли? Выходите замуж, девушка! И даже не раздумывайте! Зато он от вас гулять не будет, вот.

Рынок тут же разделился на два лагеря. Одни встали горой за право алкоголиков на счастливое супружество, другие же считали их недостойными. И только Михална под шумок насыпала покупателю помидоров уже третий стакан семечек.

– Уж такие вкусные! Ими даже водку закусывают. С вас пятьдесят рублей… Ой, а сдачи нет! Ну, потом еще зайдете. Я верну.

Глава 2

Вечером Валентина с нетерпением ожидала мужа, чтобы сообщить ему радостную весть – на следующей неделе они будут отмечать ее день рождения, и пусть он наконец пригласит к ним своего закадычного друга Николая. Этого друга в семействе еще никто не видел, но уж наслышаны о нем были предостаточно. Вот и пусть сидит и знакомится с Таней. Женщина она хорошая, глядишь, и сладится у них. И не будет потом Мефодий каждый раз вспоминать этого гения русской философии.

Она ждала, а супруга все не было.

– Машенька, а Мефодий Сидорович не звонил? – уже который раз спрашивала Валентина Адамовна у невестки. – Куда это он подевался?

– Не звонил, – только пожимала плечами та. – А вы сами ему позвоните.

– И как ты себе это представляешь? – немедленно фыркала свекровь. – Он, например, закручивает кран, а тут я со своим звонком. Понятное дело, Моня немедленно пугается, кран выскакивает у него из рук, и в результате – ожог кипятком и длительная нетрудоспособность!

– Мама, ну почему вы решили, что Мефодия Сидоровича так уж прямо напугает ваш звонок? Можно подумать, ему никто и никогда не звонит! И отчего это он именно сейчас должен закручивать кран с горячей водой?

– А с какой? – вытаращилась Валентина Адамовна. – Нет уж, если он сам не звонит, значит, не может. И запомни – мужьям надоедать своими звонками вовсе не дело. В конце концов, что, у нас других интересов нет, что ли? Бонечка! Иди к мамочке. Мамочка хочет сделать тебе потрясающую стрижку. Маша! Ты не видела большие портновские ножницы? Боника! Прекрати немедленно удирать от мамочки! Между прочим, соседская собачка меня уже полгода просит сделать такую стрижку. Боника!

Бонике было глубоко плевать на соседскую собачку, она абсолютно не собиралась стричься, а собиралась бегать по комнате и играть с теннисным мячиком.

– А мамочка говорит, надо за собой ухаживать, – тряслась за собачонкой грузная Валентина Адамовна. – Боника! Мамочка обидится и не пойдет с тобой гулять.

Боника заняла Валентину до одиннадцати часов, а потом собачка рухнула на кресло и вытянула лапы – организм требовал отдыха.

– Маша! – снова позвала Валентина Адамовна. – Я слышала какой-то звонок, это не папа? Володя! Я кого спрашиваю!

Из спальни высунулся заспанный Владимир.

– Мам, я сам папе звонил. Он сказал, что сегодня сильно задержится, а возможно, и вовсе переночует у этого… как его… у Николая.

– Почему у Николая? – не совсем поняла мать. – А что, ему дома места не нашлось?

– Просто они задержались на работе, потом немножко выпили, и вот… Чтобы не нарваться на неприятности, решили переночевать у Николая.

– Ага… – грозно запыхтела хранительница очага. – Можешь ему передать – он как раз сейчас на неприятности и нарвался! На крупные неприятности! Это ж надо! Променять свою кровать с чистым постельным бельем… кстати, это белье я сама и шила! Ситец по девяносто рублей метр! А он! Я ему устрою! Он уже рехнулся со своим Николаем! Мне, может быть, тоже нужно к Николаю! Так я же не бегу к нему ночевать!

– Мам, а тебе-то зачем к Николаю? – не понял сын. – Что уж там за Николай такой волшебный?! Прямо всем он нужен позарез!

– Мне нужно его женить!

– А-а! Вот это другое дело, – согласно закивал Владимир. – Это ты, мама, правильно придумала. Пусть женится, а потом мы посмотрим, как он философствовать станет. Он у меня, мам, уже тоже в печенках сидит.