Клубника со сливками

Светлана Демидова

Клубника со сливками

Римма катастрофически опаздывала на работу. Проклятущий замок опять заело. Она минут десять никак не могла повернуть в скважине ключ и, соответственно, закрыть дверь собственной квартиры. После того как ключ все-таки соизволил провернуться положенные два раза, к десяти минутам, принесенным в жертву замку, приплюсовалось десять, потраченные на ожидание автобуса. Потом к этим двадцати прибавилось еще семь, в течение которых Римма пыталась перейти дорогу, отделяющую ее от родного «Петроспецмонтажа», где она трудилась уже ни много ни мало, а около одиннадцати лет. Светофор на переходе нервно мигал красным глазом, переключаться на зеленый не желал, что было на руку мчавшимся с сумасшедшей скоростью автомобилистам.

Римма не любила опаздывать в принципе, а в День защитника Отечества опоздание было просто преступным. Сразу же по приходе на работу у них в отделе было принято поздравлять мужчин с праздником, а из-за Риммы все затянулось и сбилось с наезженной годами колеи. Нельзя же поздравить всех, а одному мужчине сказать – погодите, Брянцева принесет вам подарок чуть позже. Учитывая, что при распределении между женщинами имевшихся в отделе мужчин Римма вытащила бумажку с фамилией Егоров – это их начальник, можно представить, как в ее отсутствие нервничают сослуживицы. Возможно, нервничают и сослуживцы, которые уже почти полчаса работают непоздравленными, что, безусловно, нехорошо.

Когда распаренная Римма влетела в отдел, раздался такой дружный вздох (или выдох?) облегчения, что ей показалось: вздрогнули даже матово-зеленые листья гераней, стоявших на подоконниках, и, возможно, подмигнул сам президент, следивший за порядком во вверенной ему стране с цветного портрета на стене.

– Ну, дорогие мужчины! Сейчас мы вас наконец поздравим с Днем защитника Отечества! – радостно сообщила им Мариванна Погорельцева, которой давно перевалило за шестьдесят.

Уже сорок лет каждое 23 февраля Мариванна произносила в отделе одну и ту же фразу с маленькими поправками: сначала поздравляла с Днем Красной Армии, потом – с Днем Армии Советской (а заодно и Военно-Морского Флота), а теперь вот – с Днем защитника Отечества. В ее слегка съежившихся от времени устах эта фраза ничуть не поблекла, звучала всегда ново, жизнерадостно и даже как-то вкусно. От привычных звуков низкого голоса Погорельцевой Римму сразу отпустило напряжение, от которого у нее сводило шею всю дорогу, и она безропотно позволила впихнуть себя составным звеном в цепь женщин, выстроившихся перед рабочими столами. То, что она даже не успела причесаться, ее совершенно не волновало. Перед кем тут причесываться? Они работают вместе уже сто лет и видели друг друга и причесанными, и непричесанными, и даже здорово всклокоченными после головомойки у начальства.

Женщины дарили мужчинам стандартные наборы в виде ежедневников и брелоков, лосьонов до бритья и после, а также коробочек с маленькими отверточками, которые вовремя принесли в «Петроспецмонтаж» современные коробейники. Римма купила Егорову у тех же коробейников электрическую зубную щетку. Логотип фирмы, которая ее произвела, был совершенно незнаком Римме, но щетка оказалась недорогой, весело жужжала и имела веселый бело-красный колер. Начальник, получив вместо традиционного ежедневника электрощетку, с небывало рассеянным видом периодически нажимал на кнопку включения и, вслушиваясь в жужжание нестандартного прибора, с интересом поглядывал на Римму все два часа, пока она не отложила отчет и не скрылась от его взгляда за шкаф. Там вместе с остальными отдельскими женщинами Римма принялась резать продукты для бутербродов, сырной закуски и такого же вечного, как Мариванна Погорельцева, салата «Оливье».

Во время традиционного застолья начальник отдела Юрий Николаевич Егоров все с тем же неподдельным интересом рассматривал свою подчиненную Римму Геннадьевну Брянцеву, будто видел ее впервые. Сначала она этому удивлялась. Неужели какая-то (и наверняка палёная) электрическая зубная щетка способна что-то изменить в их устоявшихся отношениях? Конечно же, ничего. Начальник – он и есть начальник. Она его, безусловно, всегда уважала, но не более того. Потом взгляд Егорова начал Римму раздражать. Чего ему, собственно, надо? Вон как блестит на его пальце широкое обручальное кольцо! Прямо неудобно, честное слово. Мариванна, похоже, уже заметила взгляды Егорова и теперь сама поглядывает на Римму со значением.

Поскольку взгляды начальника стали еще надоедливее за чаем с традиционным тортом «Прага», испеченным все той же Погорельцевой, Римма решила ответить Егорову тем же. Она подперла подбородок кулаком и принялась разглядывать тысячу раз виденное лицо мужчины, под началом которого работала уже десять лет. Лицо было так себе. Совершенно обыкновенное. Не плохое, конечно, но и не выдающееся. На лоб падают прямые пряди темных волос с легкой сединой. Широкие кустистые брови нависают над средней величины глазами цвета спитого чая. Длинных ресниц или какой-нибудь классической поволоки в наличии не имеется. Нос прямой, но и только. Ни тебе трепещущих ноздрей, ни породистой горбинки. Под носом усы. Щеткой. Видимо, жесткие. Под ними почти скрывается верхняя губа. Римма напрягла память, но так и не вспомнила Егорова без усов. Это означало, что изгиба его верхней губы она не видела никогда. Скорее всего, там и смотреть не на что. Губа нижняя до того обыкновенная, что о ней и сказать нечего. О подбородке тоже. Обычный. Безвольным не назовешь, но и на волевой тоже не тянет. Бежевый джемпер с коричневыми ромбами. По цвету подходит к глазам, зато совсем не сочетается с серыми брюками. И самое отвратительное в Егорове – это, конечно, массивное золотое кольцо на безымянном пальце правой руки. Зачем так выпячивать свое семейное положение? Как будто женщины не догадались бы, что Юрий Николаевич женат, если бы кольцо было узким.

Егоров заметил, что Римма тоже решила его разглядеть с пристрастием, и улыбнулся. Улыбался он хорошо. Как Юрий Гагарин на старых советских снимках. Но на что Римме его улыбка? Пусть на нее любуется жена, которая надела ему на палец такое уродство.

Когда чай был выпит, а торт «Прага» съеден вплоть до ягод черноплодки, которыми Мариванна выложила на верхнем корже число 23 для дизайна, Егоров разрешил всем идти домой. Римма подошла к зеркалу, чтобы половчее натянуть фетровый берет, и увидела, что за весь день так и не причесалась. Светлые прямые волосы, выбившись из-под заколки, висели вдоль лица неопрятными спутавшимися прядями. Вот почему на нее глазел начальник. Она-то думала, из-за электрощетки, а оказывается, из-за того, что за праздничным столом она выглядела, как натуральная баба-яга. Римма с силой выдохнула из легких воздух, будто выбрасывая из себя вместе с ним огорчение и досаду. Конечно, ей наплевать, что подумал про нее Егоров, но причесаться все-таки надо было. Хотя бы ради праздника.

– Римма Геннадьевна! – услышала она, когда выскочила из дверей «Петроспецмонтажа», надеясь, что удастся сигануть прямо в маршрутку, которая останавливалась напротив входных дверей их здания.

Римма обернулась. Возле черной «Ауди» с открытой дверцей стоял Егоров и все так же по-гагарински улыбался.

– Садитесь, я вас подвезу, – предложил он.

Римма заколебалась. Путь домой ей предстоял неблизкий. После маршрутки надо было еще пересаживаться на метро, что, конечно, радовать не могло. В предпраздничный короткий день народу на питерских улицах было много, и очередь на маршрутные такси имела весьма внушительный хвост.

– Садитесь, – повторил начальник и кивнул на остановку. – Вы тут битый час простоите.

Абсолютно все, томящиеся в очереди на самый популярный вид городского транспорта, посмотрели на Римму с такой нескрываемой завистью, что она, ободряюще им улыбнувшись, решительно забралась в салон «Ауди». В конце концов, в берете вид у нее вполне приличный, а Егоров не развалится, если сделает небольшой крюк и завезет подчиненную домой.

Начальник ловко вырулил из гущи припаркованных машин и поехал в направлении, противоположном тому, куда надо было ехать Римме.

– Юрий Николаевич, я живу в другой стороне, – осторожно напомнила она.

– Я знаю, – ответил Егоров и опять улыбнулся.

– И что в этом смешного? – уже с раздражением спросила Римма.

– Ничего. Просто у меня сегодня хорошее настроение.

Очевидно, в связи со своим хорошим настроением он ехал и ехал вперед и не собирался останавливаться, чтобы развернуться. Это Римме совершенно не понравилось. Она прикинула, что из этого района ей уже придется добираться до дома на трех видах транспорта.

– Юрий Николаевич! Остановите, пожалуйста! – крикнула она и даже вцепилась в руль.

Машина вильнула, и Егоров, все так же улыбаясь, свернул в первый подвернувшийся переулок и там остановился. Римма дернула дверцу. Она не поддавалась.

– Откройте немедленно! – потребовала она и очень сильно потрясла дверь за ручку.

– Ну чего вы так испугались, Римма Геннадьевна? – рассмеялся начальник. – Будто бы я – не я, а похититель женщин! Будто мы не знаем друг друга столько лет!

Римма растерялась. И правда, чего она испугалась? Подумаешь, едут не в ту сторону… Он, конечно же, сейчас развернется, и они поедут куда ей надо. Она повернула лицо к Егорову, собираясь улыбнуться так же ослепительно, как он. Она даже уже растянула губы в ответной улыбке, но начальник почему-то стал серьезным.

– Честно говоря, Римма Геннадьевна, я хотел вас пригласить в один ресторанчик…

– В ресторанчик? – опешила Римма и добавила уже совершеннейшую глупость: – Так мы только что от стола…

– Ну… разве дело в еде? Можно заказать что-нибудь легкое… Десерт… Кофе…

Римма молчала. Она не знала, как реагировать на предложение Егорова. Она совсем убедила себя в том, что Юрий Николаевич смотрел на нее долгим взглядом исключительно ввиду повышенной лохматости ее головы, а теперь выходило – все-таки из-за весело жужжащей зубной электрощетки. Римма нервно поправила берет и решилась спросить:

– Скажите честно, вы пригласили бы меня в ресторан, если бы… ну… словом, если бы я подарила вам еженедельник или… эти… как их… отвертки?

Егоров усмехнулся и сказал:

– Не знаю… Как ни смешно, меня поразила эта единственная щетка среди записных книжек, которые уже просто некуда девать… Почему вы купили ее?

– Не знаю. Купила, и все. Она показалась мне смешной… и…

– И трогательной?

– Пожалуй, что так… как детская игрушка…

– Так вы поедете со мной в ресторан? – спросил Егоров без тени улыбки, напряженно глядя ей в глаза.

Римма покосилась на его широкое обручальное кольцо, но ничего не спросила.

– Ну и что? – вместо нее спросил он.

Она подумала, что если уж ему «ну и что», то ей – тем более. Почему она должна беспокоиться о его жене? Ей нет до нее никакого дела! Римма собиралась ехать домой и весь вечер смотреть бесконечные сериалы. Пожалуй, ресторан будет получше телевизора. Она не посещала рестораны уже очень давно. Возможно, что в своем черном свитере и синих джинсах она будет выглядеть там белой вороной. И наплевать! Зато ее будут сопровождать не подруги, собравшиеся на девичник, а мужчина. Пусть не идеальный, но не хуже некоторых других. Нормальный мужчина. С усами.

– Вы отказываетесь, Римма? – снова спросил он.

– А-а-а, – махнула она рукой. – Поедем, пожалуй… В ресторан так в ресторан…

– Отлично, – обрадовался Егоров и положил руки на руль.

В этот самый момент у него в кармане запиликал мобильник. Извинившись, Юрий Николаевич вытащил трубку. Римма поняла, что он разговаривает с сыном.

– Тебе уже целых тринадцать лет, – наставительно сказал Егоров, – и давно пора решать эти вопросы самостоятельно.

В трубке так громко звенел и вибрировал детский голос, что Римма поняла: с ребенком что-то случилось.

– Хорошо, сейчас приеду, – буркнул Юрий Николаевич, и Римме стало ясно, что ресторан отменяется.

Сунув в карман мобильник одним резким движением, начальник посмотрел на свою подчиненную так, будто это она пригласила его в ресторан, а он никак не может пойти.

– Понимаете… мой сын… Илюха… в общем, его почему-то регулярно бьют одноклассники, – сказал Егоров, – и сейчас он сидит в подъезде напротив школы и боится выйти, потому что во дворе его поджидают… ну… вы понимаете…

Римма все понимала, а потому на начальника не смотрела. Через окно машины она пыталась разглядеть, нет ли поблизости остановки какого-нибудь транспорта, на котором она сможет доехать хотя бы до метро.

– В общем, мне надо за ним заехать, а то он грозится там и заночевать, – закончил Егоров и посмотрел на нее виноватыми глазами.

– Конечно, конечно, – довольно равнодушно произнесла Римма. На сериал «Моя горькая любовь» она уже не успеет, но на других каналах уж точно можно будет найти что-нибудь стоящее, да еще и накануне всероссийского праздника.

– Нет, вы меня не поняли, Римма Геннадьевна, – как-то чересчур торопливо проговорил Юрий Николаевич.

– В смысле? – повернулась от окна Римма.

– Ну… в общем… я предлагаю вместе заехать за Ильей… Учитывая, что мы на машине… это много времени не займет…

Римма нахмурилась. Судя по всему, у начальника здорово съехала крыша.

– И в качестве кого вы собираетесь ему меня представить? – спросила она.

– В качестве того, кем вы и являетесь на самом деле, – ответил Егоров и смущенно улыбнулся.

– А кем я являюсь? – на всякий случай уточнила Римма.

– Сотрудницей… Разве нет?

– Сотрудницей? – почему-то переспросила она, хотя именно ею и была. – А что… ваш сын не удивится… ну… тому, что вы куда-то поедете с сотрудницей, вместо того чтобы идти вместе с ним домой?

– Не удивится.

– Да? – совсем растерялась Римма. – То есть… вы постоянно куда-нибудь уезжаете с сотрудницами… и ваш Илья к этому уже привык?

– Ну не то вы говорите, – скривился Егоров. – Совершенно не то…

– А как еще вас можно понять? Вы, женатый человек, – она не смогла не ткнуть пальцем в его вызывающе блестящее кольцо, – приглашаете меня в ресторан, демонстративно представляете сыну. А потом ваша… жена предъявит мне свои претензии?

– Жена… она ничего вам не предъявит, потому что… В общем, у меня нет жены.

– То есть? – Римма не могла оторвать взгляда от его руки.

– То есть мы в разводе. Уже три года.

– Три года? – ахнула Римма и опять уставилась на кольцо.

Егоров зачем-то сунул руку в карман и сказал:

– Я специально не снимаю кольцо, потому что не хочу лишних разговоров, расспросов. Моя личная жизнь никого не касается. И я бы не хотел, Римма, – он с мольбой посмотрел на нее, – чтобы мое семейное положение обсуждалось в отделе. Вы меня понимаете?

– Я понимаю, – кивнула она, – и никому ничего не скажу, но…

– Но что?! Чего вы опять испугались? Я – свободный человек! Я имею полное право пригласить такую же свободную женщину, как и я сам, куда мне… или ей… захочется! А с сыном я не разводился! И я должен ему помочь, хотя… на его месте давно подрался бы с этим хулиганьем. После хорошей драки, знаете ли, иногда даже можно сделаться друзьями… – Он перевел дух и резко бросил ей: – Решайтесь, Римма Геннадьевна, едете со мной, или я отвезу вас к метро, или… куда скажете…

Римма посмотрела на Егорова. Он всегда был очень выдержанным человеком. Она никогда не видела его в таком волнении, и оно удивительно шло ему. Волосы упали почти на глаза, профиль заострился и затвердел. Пожалуй, новый, свободный и взволнованный, Юрий Николаевич ей нравился.

– Ладно, – сказала она. – Поехали спасать вашего сына.

Егоров рванул машину с места, даже не взглянув на нее.

Илья Егоров явно поторопился выскочить из подъезда, как только во двор въехала отцовская «Ауди», потому что со школьного заборчика моментально спрыгнули два его заклятых врага и бросились на него с кулаками. Усидеть в машине, когда «бьют наших», Римма не смогла и рванула вслед за Юрием Николаевичем.

Один из нападавших был совсем маленьким и щупленьким, но очень вертким и настырным парнишкой. Он несколько раз выскальзывал из Римминых рук, пока она наконец не догадалась обхватить его за плечи и крепко прижать к себе. Парень несколько раз безжалостно пнул Римму ногой, надеясь тем самым парализовать противника и сбежать, но она держала его крепко. Егоров тем временем оторвал от сына второго юного террориста, довольно плотного, упитанного и очень сильного для своих лет. Загородив сына от недругов, Юрий Николаевич, с трудом сдерживая рвущуюся из него злость, сказал:

– И чтобы я вас больше возле него не видел, ясно?!

– Вы и не увидите, – довольно нахально произнес упитанный, особенно налегая на слово «вы», и Римма поняла: ей очень не хотелось бы оказаться на месте Ильи.

Щупленький и верткий паренек решил, что егоровские защитники могут все-таки неправильно понять, кто и чего не увидит, а потому уточнил:

– Мы его в школе отметелим!

– Я тебе отметелю! – выкрикнул Юрий Николаевич, выпустил из рук упитанного и за воротник куртки поднял перед собой щуплого.

Упитанный тут же сбежал, бросив товарища на произвол судьбы. Но судьба к тому сегодня благоволила. Парень выскользнул из своей куртки, как змея из кожи, и припустил за предавшим его приятелем, ничуть не жалея об оставшейся у врага одежде.

– Черт! – уже совершенно беззлобно бросил ему вслед Егоров, аккуратно повесил пустую «змеиную кожу» на школьный заборчик и обернулся к сыну.

Егоров-младший, встрепанный и красный, кусал губы, крепясь, чтобы не заплакать.

– Ну и в чем дело? – спросил Егоров-старший.

– Ни в чем, – ответил мальчик.

– Если ни в чем, то зачем звал меня?

– Их больше.

– А ты подерись хоть раз! Может, одолеешь?

– Не хочу…

– Трусишь?

– Нет.

– А что?

– Ничего, – крикнул Илья и бросил на отца злой взгляд.

Сын Егорова ни разу не посмотрел в сторону Риммы, но она чувствовала, что он возненавидел ее сразу же, как только она попала в поле его зрения рядом с отцом. Возможно, из-за ее присутствия он и не хотел говорить с Юрием Николаевичем о своих разногласиях с одноклассниками. Римма почувствовала себя лишней. И зачем она согласилась поехать с Егоровым? Было же ясно с самого начала, что ничего хорошего из этого не выйдет.

Илья сел на переднее сиденье машины, где до этого сидела Римма. Ей ничего не оставалось, как усесться на заднее, поскольку самостоятельно выбраться из этого района Питера она, пожалуй, не сможет. Она смотрела в зеркальце заднего обзора на Илью. Он был очень похож на отца. Даже глаза были точно такого же оттенка спитого чая… или нет… лучше все-таки сказать – золотистого…

Илья заметил ее изучающий взгляд и скорчил отвратительную рожу. Римма не смогла обидеться. Она громко фыркнула, и мальчишка вдруг расхохотался тоже. Его наконец отпустило напряжение, он перестал переживать только что с ним происшедшее. Он смотрел на смеющуюся Римму и хохотал все громче и громче. Егоров-старший старался сдержаться, но салон машины уже, казалось, сотрясался от смеха, и ему в конце концов пришлось рассмеяться тоже.

– Пап! А ты завтра приедешь? – заглядывая отцу в глаза, спросил Илья, когда машина остановилась у подъезда их дома.

– Конечно, – ответил Егоров с той особой интонацией, которая должна была дать сыну понять, что он – человек слова. – Мы ведь договорились.

– Ну… тогда пока… – сказал мальчик, и Римма увидела, как он огорчен оттого, что приходится расставаться с отцом. Похоже, ему опять захотелось расплакаться. Но он сдержал себя, передернул плечами, скорчил Римме очередную рожу и побежал к подъезду.

– Я люблю его, – сказал Егоров, когда за Ильей захлопнулась дверь.

– И он вас, – подхватила Римма.

– Да… Жаль, что дети вынуждены нести на себе тяжесть родительских разногласий и… прочего… – Юрий Николаевич посмотрел на Римму как-то особенно тепло и спросил: – Ну что, едем?

Именно в этот момент из подъезда опять выбежал Илья. Он резвым зайцем подскочил к машине, держа в вытянутой руке мобильник:

– Вот! Тебя! Бабушка!

– Мама? Что случилось? – закричал в трубку Егоров. – Почему не звонишь мне?.. Как это не отвечаю?! – Он вытащил свой мобильник из кармана, покрутил его перед глазами и вынужден был согласиться: – Да… Ты права… Батарейка села… забыл зарядить… Так что случилось-то?.. Что, прямо сейчас? – Юрий Николаевич затравленным взором посмотрел на Римму и опять громко сказал в трубку: – И никак не можешь подождать?.. Да-да… Конечно, понимаю… Хорошо… Приеду… Обязательно приеду! Ну разумеется, прямо сейчас…

– Ну и что? – спросил Илья.

– Все нормально, сын! – Егоров протянул ему телефон. – Бабушке нужно, чтобы я срочно приехал.

– Она в порядке?

– В порядке. Беги домой.

– Значит, до завтра? – еще раз уточнил Илья.

– До завтра, – кивнул отец.

– Правильно ли я понимаю, что вам теперь нужно ехать к матери? – спросила Римма, когда мальчик опять скрылся в подъезде.

– Она просит… Но я же не знал, что все так получится! – Егоров вскинул на нее огорченные глаза. – Вы мне верите, Римма?

– Наша с вами затея, похоже, с самого начала была обречена на провал, – улыбнулась она. – И чего я влезла с этой дурацкой щеткой? Купила бы, как все, ежедневник! Мне даже один в магазине понравился… такой… в джинсовой обложке…

– Не говорите глупостей, Римма! Все получилось, как надо! Вы должны были узнать, что я разведен, что у меня есть тринадцатилетний сын, который требует постоянной заботы, и мать… ей уже около восьмидесяти. Я у нее поздний ребенок. Очень поздний… И единственный. Она уже год как лежит, не встает. Почему-то отнялись ноги. Во всем остальном она еще хоть куда…

– Ваша мать живет одна?

– Не совсем. С ней живет одна женщина… Я даже не знаю, как ее правильней назвать… Скорее друг семьи. Мы все зовем ее Анечкой, хотя ей уже шестьдесят. Мама не захотела, чтобы я ежедневно дышал, как она выразилась, запахом разложения, и потребовала, чтобы я переехал пока в квартиру Анечки. Спорить с ней вообще трудно, а в этом случае, наверно, и не нужно: она все-таки женщина, а я – мужчина. Анечка рядом с ней как-то уместнее. А сейчас мать просит привезти… в общем… памперсы. Кончились… Я всегда привожу… Это моя обязанность. Но ведь вы съездите со мной, Римма?

Он смотрел на нее умоляюще и совсем не был похож на того Юрия Николаевича, которого она знала много лет и почему-то никогда вообще не отождествляла с мужчиной. Егоров был для нее начальником условно среднего рода. Сегодня он ей нравился уже… около часа. С того самого момента, когда пригласил в ресторан и сказал, что разведен. Разве так бывает? Ничего не было, и вдруг… Она готова с ним ехать не только к матери, но и в другие, гораздо более отдаленные места. Но почему?!!

– Зачем я вам, Юрий Николаевич? – спросила она и замерла в ожидании ответа. Наверняка он не сможет ответить на ее вопрос прямо. Нельзя же взять и сказать женщине, что решил приударить за ней от скуки или тоски.

– Вы мне понравились, Римма, – ответил он и, не давая ей возразить, продолжил: – Я понимаю, что это кажется вам странным. Да, я никогда раньше вами не интересовался, но… словом, все когда-нибудь случается впервые. Сегодня я удивился вашему подарку, посмотрел на вас повнимательнее и вдруг… не смог отвести глаз. Я видел, что смущаю вас, но мне хотелось смотреть и смотреть. У вас милое лицо, Римма… Такие живые и одновременно глубокие глаза… и эти чуть встрепанные волосы… Мне хотелось дотронуться до них рукой… Извините… Вы спросили, я ответил… Возможно, если бы вы отказались сесть в мою машину, все умерло бы во мне, так и не разгоревшись… Мало ли вокруг привлекательных женщин… Но вы сели, и я не хочу, чтобы все вот так глупо закончилось. Мать живет в самом центре, на Садовой. Мы потратим на поездку в аптеку и к ней не более часа. А, Римма? Соглашайтесь! За это время мы как раз проголодаемся и закажем в ресторане самый настоящий ужин!

Она не могла не согласиться. Она уже готова была соглашаться на все его предложения. Опаздывая утром на работу, Римма не могла даже предположить, что вечером будет мечтать о том, чтобы остаться наконец наедине с собственным начальником. Если бы только знала Мариванна Погорельцева, что сейчас происходит с ее сослуживцами, то округлила бы свои голубенькие глазки и прошептала бы: «Не может быть!» Римма и сама сказала бы то же самое, если бы… Но это случилось… Они с Егоровым вдвоем находились в салоне машины, и их неудержимо тянуло друг к другу. Она чувствовала, как вокруг них сгущается облако взаимной приязни и интереса.

Римма не хотела выходить из машины. Она отговаривалась тем, что, дескать, не стоит тревожить больную женщину. На самом деле ее пугала необходимость созерцания немощной старости. Ей еще никогда в жизни не приходилось видеть прикованных к постели стариков и, честно говоря, не хотелось. В квартире наверняка темно, душно и дурно пахнет разложением и приближающейся смертью.