Полная версия
Люби меня, как я тебя
Венька посмотрел на Аллочку Любимову, замечательную девочку с пушистым облаком золотых волос вокруг головы. Глазами, полными обожания, Аллочка смотрела на Антуана. Если бы она хоть один разочек вот так же посмотрела на Веньку, он, наверное, умер бы от счастья. Но Аллочка смотрела на Антуана, который сломал руку Винту.
Венька не слишком жалел Винта. Тот был противным парнем. Винтом его звали не только из-за фамилии. Сделав какую-нибудь гадость, он как-то всегда выворачивался и ловко уходил от наказания. Венька даже подумал, что и сейчас он вывернулся: руку сломал, чтобы Антуану досталось. Наверняка драку затеял Винт.
Вера Матвеевна требовала от Антуана объяснений, но тот, уставившись в пол, молчал, только на щеках его расцвели красные пятна.
– Хорошо! – жестко произнесла директор. – Поговорим после уроков. Как раз в школу придет инспектор по делам несовершеннолетних. При нем не отмолчишься!
– Не надо инспектора, – поднялся с места Петя Комиссаров. – Антуан не виноват. Это все Винт…
– Кто-кто? – не поняла директор.
– Ну… Винтуев… Он все время лезет…
– И зачем же он полез на этот раз?
– Мы их команду на «физре» в баскетбол разбили.
– И что?
– Ну вот… Винт… то есть Винтуев… назначил Антуану «стрелку» во дворе, потому что он у нас лучший игрок.
– Кто? Винтуев?
– Нет! – обиделся за Клюшева Петя. – Куда Винту! Лучше всех Антуан играет.
– Я правильно поняла, Антуан, что Винтуев первым предложил драться?
Тот кивнул и отвернулся к стене.
– И что? – продолжала директриса. – Никак нельзя было отказаться от этой самой «стрелки»?
Венька удивился вопросу Веры Матвеевны. Как же можно отказаться от «стрелки»? Если бы он отказался, то это бы означало, что он струсил. Антуан не трус! Но он же не виноват, что у Винта кости такими хрупкими оказались!
– Ну вот что! – подвела черту под разговором Вера Матвеевна. – Инспектор все равно придет. Антуана, думаю, поставят на учет в детскую комнату милиции, поскольку родители Винтуева написали заявления о хулиганском нападении на сына и его избиении. А вы, бойцы 7-го «А» класса, подумайте хорошенько, стоят ли того ваши «стрелки»? Попасть на учет в милиции легко, а потом это клеймо, как судимость, останется на долгий срок. Ни в одно училище, ни в один лицей или колледж не возьмут, пока не снимут с этого самого учета. – Она строго посмотрела на Антуана и отчеканила: – Зайдешь ко мне в кабинет после шестого урока.
Вера Матвеевна вышла из класса, а Венька с уважением смотрел на Антуана, идущего к своей парте. Он бы так не смог. Если бы он, Венька, не был виноват, то так бы и сказал директрисе, открыл бы ей глаза на этого мерзкого Винта. Выходит, он трус? Антуан не трус, а он, Венька Козлов, трус? Наверно, в том-то все и дело!
Одну из последних истерик он закатил именно от страха. Все баловались на перемене, наскакивали друг на друга. Все, даже сам Венька. И как-то так получилось, что в образовавшейся «куче-мале» он оказался в самом низу, под горой тел семиклассников. Ему стало душно и страшно. Он тогда еще не знал, что кости могут легко ломаться, но, видимо, предчувствовал. Венька сначала просто пихался, чтобы выбраться из-под мальчишеских тел, но ничего не получалось. Тогда он стал кусаться, царапаться и ругаться. Когда куча-мала сама собой распалась, Венька уже вошел в раж: кричал, брызгал слюной и никак не мог успокоиться, потому что сильно испугался.
Но своих одноклассников, несмотря на все обидные и даже грязные слова, которые он им в такие моменты бросал, Венька, в общем-то, любил. Он совсем не хотел идти в другой класс или в другую школу, как иногда, после очередной истерики, советовала ему сделать мама. Он просто был не таким, как все… Почему-то… И от школы это никак не зависело.
А на перемене произошло следующее. Расталкивая школьников, в класс ворвалась мать Винта. Она подскочила к Антуану, схватила его за ворот толстовки, прижала к стене и стала кричать:
– Зачем ты это сделал? Бандит! Пашке уже вторую операцию делают!
– Он не бандит! – закричал вдруг Венька и наскочил сзади на женщину. – Это ваш Пашка – бандит! Он все время ко всем лезет! Вчера ко мне лез!
Мать Винта отпихнула Веньку так, что он, отлетев от нее, проехал щекой по острому краю желоба для мела на доске. Щеку прочертила глубокая царапина, из которой на пол закапала кровь. Мать Винта не видела этого, потому что по-прежнему трясла Антуана за толстовку так, что его голова периодически стукалась о стену. Неизвестно, чем бы все закончилось, если бы девчонки не сбегали за директором и Кирой Геннадьевной. Вдвоем они оторвали женщину от Антуана. Она закрыла лицо руками и разрыдалась. Учителя под руки вывели ее из класса.
Антуан, поправив сбившуюся одежду, подошел к Веньке и подал ему руку. Венька поднялся с пола, зажимая рукой кровоточащую царапину. Антуан, склонив голову набок, разглядывал его так внимательно, будто видел впервые.
– Чего влез? – спросил он.
Венька пожал плечами.
– Девчонки! Дайте ему платок! – потребовал Клюшев.
Тут же четыре платка были протянуты Веньке. Он выбрал с красной каемкой, Аллочкин. Может быть, он, Венька, не такой уж и трус? А? Как ты думаешь, Аллочка? Такие вот вопросы замелькали в Венькиной голове. Но Аллочка уже отошла к своей парте и оттуда бросала пламенные взгляды на Клюшева.
После ОБЖ ребята побежали в спортзал поиграть в «картошку». Венька не пошел, остался в классе. Он не любил быть «картошкой». Слишком уж сильно лупили мячом. Веньке не нравилось, когда было больно. А ловить мячи он не успевал, потому что все время прикрывал голову руками.
– Это так оставить нельзя! – услышал он за спиной голос Таньки Осокиной, главной своей врагини.
Танька презирала Веньку, чего не скрывала, а, наоборот, всячески старалась подчеркнуть. Когда Венька горячился, доказывая что-либо, она обязательно ядовито подзуживала:
– А ты заплачь! Заплачь еще! – и всякий раз добавляла: – Баба!
Осокина всегда смеялась, когда Венька своим куриным почерком писал на доске предложения с десятком ошибок. Кира Геннадьевна возмущалась ее поведением, и Танька немедленно замолкала. А потом еще больше потешалась над Венькой на математике или на физкультуре.
– Этому Винту мало было руку с носом переломать, – продолжала между тем Танька. – Смотрите, что из-за него вышло! Его мамаша чуть не растерзала Антуана! Это ему так не пройдет!
– Девочки! А мне Зойка из 7-го «Б» сказала, что Антуан отделал Винта вовсе не из-за «баскета», – вставила Лена Прижняк.
– А из-за чего?
– Говори, Ленка!
– В чем дело? – наперебой стали интересоваться девчонки.
Венька на своей первой парте весь превратился в слух. Девчонки его никогда не стеснялись, так как за человека не считали, и Венька рассчитывал услышать разговор до конца.
– Это все из-за одной девочки! – торжественно произнесла Лена.
– Из-за какой? – первой не вытерпела Аллочка, и Венька понял, что она мечтает быть этой девочкой.
– Тайна, как говорится, покрытая мраком, – пожала плечами Прижняк. – Зойка видела, как наши дрались на футбольном поле, и слышала, как, уходя, Антуан крикнул Винту, чтобы тот больше не пялил на нее глаза. А вот на кого это «на нее», Зойка не знает.
– А я знаю, – сказала Осокина, – вернее, догадываюсь. Ему Наташка Шиндяева из 7-го «Б» нравится.
– С чего ты взяла? – опять не вытерпела Аллочка.
– С того! На прошлой дискотеке он только и делал, что крутился около нее.
– Но ведь танцевать не приглашал! – не унималась Аллочка.
– Когда пригласит – поздно будет! – заключила Танька. – И вообще! Просто безобразие, что себе эти «бэшницы» позволяют! Отбивают у нас парней, причем самых лучших… Надо немедленно что-то делать!
– А вам Винта не жалко? – сменила тему Оля Авласович. – Превозносите Клюшева до небес, как героя, а он, может быть, человека калекой сделал.
– Это Винтяра-то человек? – возмутилась Танька.
– Но он же пострадал! – не сдавалась Оля.
– Ну и целуйся теперь с этим страдальцем! – отрезала Осокина. – Можешь ему посылочку в больницу собрать!
– Оль! Антуан ведь не специально, – стала убеждать Олю Прижняк. – Просто у Пашки кости слишком слабыми оказались. А какой Винт гад, ты и сама знаешь не хуже нас.
– Все-таки интересно, за кого же Антуан Винту накостыля-я-ял? – протянула Танька.
– Ой, девочки! А мы сейчас Козлика попросим об одолжении.
Венька вздрогнул, услышав одну из своих многочисленных кличек, а перед ним уже возникла Прижняк.
– Ты, Козлов, можешь выполнить одно поручение? – спросила она.
Венька напрягся. От девчонок хорошего ждать не приходилось.
– Ты не мог бы, – продолжила Лена, – узнать у Антуана, какая девочка ему нравится?
– Так он мне и скажет… – буркнул Венька.
– Ну ты же его сегодня почти от смерти спас! – хохотнула Осокина, моментально оказавшись рядом с Прижняк. – Не стесняйся, Козлик! Это твой шанс! И нам польза!
Венька резко встал. Учебники посыпались с парты. Он хотел послать девчонок подальше, даже набрал в грудь воздуха, но раздался звонок на урок. В класс начали вбегать ребята. За ними вошла Кира Геннадьевна. Началась литература.
Конечно, ни о чем таком Венька Антуана спрашивать не станет. Во-первых, потому что Клюшев ему ни за что не скажет. Вернее, это во-вторых, потому что Венька и так знает, кто ему нравится. Вовсе не Наташка Шиндяева из 7-го «Б». А той девочке, которая Антуану нравится, вовсе не обязательно знать об этом.
Таня
Танина анкета из старой тетради по английскому гуляла по классу. На вопросы ответили уже почти все девчонки и даже многие ребята, но ни одна страница не была исписана характерным острым почерком Антуана. На листе, где Таня ожидала получить романтическое послание, красовался глупейший стишок, написанный Генкой Рябой:
Любовь – страна,Любовь – земля,Ты все одна,Один и я.После того как Ряба отдал тетрадь хозяйке, он самым отвратительным образом принялся ей подмигивать при каждом удобном случае. Таня терпела, терпела, потом подошла к Рябе и, покрутив пальцем у виска, строго сказала ему:
– Еще раз подмигнешь, больше никогда не дам списать алгебру, понял?
– Не дурак, – отозвался Ряба и подмигивать перестал.
На том листе, где Осокина просила желающих с ней дружить поставить свои росписи, этих самых росписей появилось штук десять. И все они были как раз такие, что ни за что не разберешь, кому принадлежат. Каждый старался сделать свою роспись как можно сложнее, непонятнее и наворотить побольше росчерков и завитушек. Таня порадовалась, что предусмотрела это, и с замиранием сердца взглянула на внутреннюю сторону обложки. На том месте, где должна была стоять вожделенная буква, красовалось непонятное сине-фиолетовое месиво. Видимо, несколько человек пытались написать свою букву на одном и том же месте. Сверху все это было перечеркнуто крест-накрест жирными линиями, а рядом корявым почерком написано: «Рябков». Таня презрительно хмыкнула, покачала головой и на всякий случай еще раз просмотрела анкету с начала до конца. Ожидаемого она там так и не увидела и отдала тетрадь Аллочке Любимовой.
После уроков Тане надо было идти в музыкалку. Мама мечтала, что младшая дочь станет пианисткой, и мучила ее этой музыкалкой с первого класса.
Еще в прошлом году Таня воспринимала занятия музыкой как должное, хотя уже тогда, садясь за пианино, ставила перед носом будильник и в мучениях лупила по клавишам ровно один час. Если час истекал, когда этюд или сонатина были сыграны только до половины, ничто и никто не мог заставить ее доиграть произведение до конца. В этом году отвращение к инструменту стало до того непереносимым, что Таня уже пять раз пропустила занятия в музыкальной школе, отсиживаясь у Лены Прижняк, своей самой близкой подружки. В школе, наверное, подумали, что она заболела, и домой пока не звонили. Сегодня надо было идти еще и на самый ненавистный предмет под названием сольфеджио.
Таня решила, что дольше прогуливать музыкалку опасно, собрала нотные тетради и пособия в специальную стильную папочку, которую родители подарили ей в этом году на первое сентября, и вышла на улицу. Она завернула за угол своего дома и остолбенела. Посреди тротуара стояли и мирно беседовали Антуан Клюшев и Алина Тихомирова из 7го «Б». Вот оно что! Алина! Вот почему она так и не дождалась его ответов в своей анкете, а Катька Дронова совершенно напрасно чирикала с ним на последней парте…
Пока Антуан с Алиной не успели ее заметить, Таня нырнула обратно за угол и привалилась спиной к стене дома. Та-а-ак! Какое уж теперь сольфеджио… И ей абсолютно безразличен этюд Майкапара, который сегодня нужно будет разбирать с учительницей музыки Евгенией Васильевной. Таня отлепилась от стены и быстро пошла в направлении, противоположном музыкальной школе, прямо к дому Лены Прижняк.
– Может быть, они случайно встретились и… разговорились, – предположила Лена, когда Таня рассказала подружке об увиденном.
– Если ты случайно встретишься, к примеру, с Максимом Петренко из 7-го «Б», неужели станешь с ним разговаривать? – спросила ее Таня.
– Да-а-а… – протянула Лена. – Пожалуй, не стану…
– То-то и оно!
– Но ты же сама говорила, что ему Шиндяева нравится, – вспомнила Лена.
– Может, Шиндяева, а может, и Тихомирова… Главное, что это все не наши девчонки!
– Тань, ну и наплевать на этого Клюшева! Подумаешь, какая важная персона! По мне, так Комиссаров даже симпатичнее. Знаешь, давай лучше фильм посмотрим. Мне Катька кассету дала. Называется «Я за тебя умру». Говорят, клевый фильмец.
Фильм оказался не клевым, а невероятно глупым. Главный герой по имени Чарльз так и не умер за Маргарет, хотя надоедливо твердил об этом целых три часа. Расстроенная Антуаном и окончательно рассерженная Чарльзом Таня вынуждена была ни с чем вернуться домой.
Дома ее встретила мама с каким-то странным выражением лица и спросила:
– Почему так задержалась?
– Да понимаешь, пришлось остаться, потому что я не поняла, как интервалы расставлять… – мгновенно сочинила Таня.
– Ясно, – тоже весьма странным голосом отреагировала мама. – Ну и как? Поняла, в конце концов?
– Да, мне Евгения Васильевна все еще раз объяснила, и я поняла, – довольно бодро ответила Таня, хотя мамин интерес к ее занятиям в музыкалке ей не понравился.
– Знаешь, Таня. – Мама развернула дочь лицом к себе. – Тебя пригласили на день рождения к Тамаре Ивановой. Звонила ее мама. Я сказала, что ты обязательно придешь. Я правильно сделала?
Танины руки сделались влажными от страха. Тамара вместе с ней занималась в музыкальной школе в классе у Евгении Васильевны. Наверняка Тамарина мама спрашивала, почему Таня не ходит на музыку. Какой ужас! Таня вместо кивка жалко дернула головой.
– Вот и хорошо, – преувеличенно радостно сказала мама. – Там и Евгения Васильевна будет! Ты рада?
Танино лицо сделалось серым. Она поняла, что мама уже все знает и специально разыгрывает перед ней спектакль. Обида придала Тане сил. Она вывернулась из маминых рук и чуть не плача спросила:
– Зачем ты так? Могла бы просто спросить, почему я не хожу на музыку!
– Отлично! Призналась! Теперь можно и спросить! Так почему же ты не ходишь на музыку?
– Потому что я ее ненавижу! – крикнула Таня.
– Это что-то новенькое!
– Ничего не новенькое, а вовсе даже старенькое! Ты прекрасно знаешь, что мне не нравится заниматься музыкой! Вы меня не спрашивали, когда купили пианино. Купили и силой заставили заниматься!
– Таня! Почему ты так кричишь? Что плохого в том, что ты будешь уметь играть на инструменте? Это тебе всегда может пригодиться в компании.
– Мама! – взвыла Таня. – В какой компании! Думаешь, я стану с собой таскать пианино? Это же не гитара!
– Все равно! – не сдавалась мама. – Для женщины это может стать хорошей профессией.
– Какой например?
– Ну… можно, как Евгения Васильевна, преподавать музыку детям.
Таня представила, как обучает игре на фортепиано таких же бестолковых, как она, Татьян Осокиных, и это стало последней каплей, которая переполнила ее уже совершенно изнемогшую от переживаний душу. Она бросилась в свою комнату и от души заплакала там, уткнувшись в мягкий бок своей любимой кошки Алисы.
– Я тебе, Танька, верю, как себе, – говорила Лена Прижняк и часто-часто дышала. – И если ты кому-нибудь скажешь, то это с твоей стороны будет так… будет такое… В общем, ты мне будешь больше не подруга, ясно?
– Да не собираюсь я никому ничего говорить, – успокоила ее Таня. – Ты мне лучше скажи, что ты собираешься по этому случаю предпринять?
– Я как раз и хотела кое о чем тебя попросить.
– Ну! – нетерпеливо воскликнула Таня.
– Ты ведь не давала еще свою анкету Комиссарову?
– Не давала.
– Можешь дать?
– Конечно, могу.
– У тебя есть в анкете еще незаполненные листы с вопросами?
– Да сколько угодно!
– Я хочу один листок свернуть конвертиком, а сверху ты своим почерком напишешь: «Секрет. Никому не открывать!»
– Ленка! Ты же знаешь, что если так написать, то обязательно откроют! Первым делом!
– Я знаю. Я и сама открыла бы. Но в данном случае именно это мне и нужно. Я как будто бы напишу там тебе секретное письмо, что мне нравится Комиссаров, а ты дашь ему анкету, как будто бы для заполнения, а он… – Лена запнулась и вопросительно поглядела на Таню. – Как ты на это смотришь?
– Ты думаешь, что о-он… – задумчиво протянула Таня.
– А ты думаешь, что нет? – испуганно посмотрела на подругу Прижняк.
– Не знаю. – Осокина пожала плечами. – Почему-то в анкетах никогда не пишет тот, от кого этого ждешь, а если и пишет, то какие-нибудь глупости, вроде анекдотов про чукчу или Василия Ивановича.
– Но… может быть, мы все-таки попробуем, а? – Лена с большой надеждой заглянула в глаза подруге.
Таня еще раз пожала плечами, порылась в школьном рюкзаке и вдруг вспомнила, что отдала тетрадь с Ди Каприо на обложке Любимовой.
– Вот так всегда! – огорчилась Лена. – Только придумаешь что-нибудь стоящее, тут же обязательно откуда ни возьмись выползут какие-то препятствия…
– Не переживай! Мы с тобой обойдем любые препятствия! У меня есть еще одна анкета. Из магазина. Фирменная. Мне ее Вера подарила. Вот смотри! – И Таня достала из ящика стола розовую книжечку в цветах и бабочках.
– У-у-ух ты-ы-ы! Какая прелесть! – восхитилась Лена. – Почему же ты ее не используешь?
– Потому что там вопросы идиотские. И вообще все глупое, как будто заполнять ее должны дети ясельного возраста. Но зато тут нет еще ничьих ответов. Ты ее первая заполнишь, и везде, где хочешь, можешь писать про то, как тебе по-сумасшедшему нравится Петька. А потом я ее отдам ему, а он увидит, что никто, кроме меня, твоей подруги, про твою любовь ничего не знает. Я думаю, что это ему понравится, потому что никто в классе обсуждать это не станет.
– Отлично – улыбнулась довольная Лена. – Ты очень хорошо придумала!
Прижняк открыла книжечку на странице с вопросами и, высунув язык, начала заполнять ее ответами.
Очень скоро язык убрался на положенное ему природой место, и обескураженная Прижняк спросила:
– Я совершенно не знаю, какой гриб мне больше всего нравится. Я вообще терпеть не могу собирать грибы.
– Я же тебе говорила, что вопросы для анкеты придумывал какой-то ненормальный. Но в нашем деле и этот вопрос не так уж плох.
– Что ты имеешь в виду?
– А то! Ты можешь написать чистую правду.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.