Англо-бурская война. 1899-1902

В это время Трансвааль, где осело большинство буров, желал официального признания своей независимости, и британские власти решили предоставить его раз и навсегда. Огромная бесплодная земля, порождавшая разве что метких стрелков, не представляла интереса для Министерства по делам колоний, которое тяготело к ограничению своих обязанностей. Стороны подписали Сандриверскую конвенцию – один из важных моментов в южноафриканской истории. По этой конвенции британское правительство гарантировало бурским фермерам право самостоятельно вести дела в соответствии с собственными законами, без какого-либо вмешательства со стороны британцев. В качестве особого условия Британия оговорила, что не должно быть рабства, и этим умыла руки относительно этого вопроса в целом, как ей казалось, окончательно. Так официально родилась Южно-Африканская Республика.

На следующий год после подписания Сандриверской конвенции вторая республика – Оранжевое Свободное Государство (провинция) – была создана в результате добровольного ухода Великобритании с территории, которую она занимала в течение восьми лет. Восточный вопрос уже становился чрезмерно острым, и все люди видели надвигающуюся тучу большой войны. Британские официальные лица чувствовали, что имеют большие обязательства во всех частях мира, а южноафриканские присоединения, имея спорную ценность, всегда несли с собой проблемы. Против воли значительной части населения (большинства или меньшинства – сказать невозможно) мы вывели свои войска так же дружественно, как римляне ушли из Британии, и предоставили новой республике полную самостоятельность. На основании петиции против вывода войск правительство метрополии ассигновало тогда сорок восемь тысяч фунтов стерлингов для компенсаций пострадавшим от этой перемены. Какие бы исторические претензии ни имел к Великобритании Трансвааль, мы по меньшей мере можем утверждать, что перед Оранжевым Свободным Государством наша совесть абсолютно чиста, исключая, возможно, один момент. Таким образом, в 1852 и 1854 годах родились сильные государства, способные какое-то время держать на расстоянии объединенные силы империи.

Тем временем Капская колония, несмотря на эти отделения, процветала, и ее население (голландцы, англичане и немцы) к 1870 году превысило двести тысяч человек, голландцы все еще немного преобладали. Согласно колониальной политике либеральной партии Великобритании, пришло время отпустить поводок и позволить молодому государству действовать самостоятельно. В 1872 году ему предоставили полную автономию. Губернатор, как представитель королевы, сохранил формальное неиспользуемое право ветирования законодательства. По этой системе голландское большинство колонии могло привести к власти своих представителей и руководить в соответствии с голландскими традициями, оно так и сделало. Была восстановлена голландская судебная система, а голландский язык получил в стране статус официального наравне с английским. Исключительная толерантность и последовательность осуществления этих мер (как бы ни противоречили они представлениям англичан) послужили одной из главных причин сильного негодования в Капской колонии по поводу притеснения британских поселенцев в Трансваале. Голландское правительство управляло британцами в их же колонии, в то время как буры не желали допускать англичанина до выборов в муниципальный совет города, который он сам построил. Однако, к сожалению, несведущий бурский фермер продолжал воображать, что его южные родственники находятся в рабской зависимости, так же как отпрыск ирландского эмигранта все еще рисует себе Ирландию под гнетом карательных законов и чуждой церкви.

В течение двадцати пяти лет после Сандриверской конвенции бюргеры Южно-Африканской Республики вели напряженную и бурную жизнь, непрерывно сражаясь с неграми и время от времени между собой, иногда совершая неудачные нападения на небольшую голландскую республику на юге. Субтропическое солнце производило новые ферменты в спокойной фризской крови, создавая народ, который соединил темпераментность и раздражительность юга с грозной стойкостью севера. Страстная энергия и горячие амбиции порождали соперничество, достойное средневековой Италии, а история раскольнических маленьких общин живо напоминает главу из Гвиччардини.[11] Произошла дезорганизация. Бюргеры не желали платить налоги, казна не пополнялась. Агрессивное племя кафров угрожало им с севера, зулусы – с востока. Английские сторонники преувеличивают, представляя, будто наше вмешательство спасло буров, поскольку нельзя, прочитав их военную историю, не увидеть, что они являлись достойными соперниками зулусам и секукуни вместе взятым. Однако масштабное нашествие, безусловно, назревало, а разбросанные фермы были так же открыты для кафров, как наши фермерские усадьбы в американских колониях, когда индейцы выходили на тропу войны. После трехмесячного изучения ситуации британский комиссар Теофилес Шепстон разрешил все вопросы формальной аннексией страны. Тот факт, что он овладел ею отрядом человек в двадцать пять, показывает его искреннее убеждение в том, что не следует опасаться какого-либо вооруженного сопротивления. Таким образом, в 1877 году была полностью аннулирована Сандриверская конвенция и открыта новая глава в истории Юга.

В тот момент не чувствовалось какого-либо сильного неприятия этого присоединения. Людей угнетали проблемы, они устали от раздоров. Президент Бюргерс подал официальный протест и поселился в Капской колонии, где получал пенсию от британского правительства. Меморандум против аннексии собрал подписи большинства бурских жителей, однако существовало значительное меньшинство, которое придерживалось противоположной точки зрения. Сам Крюгер принял оплачиваемую должность при правительстве. Все говорило за то, что, если управлять людьми разумно, под британским флагом они успокоятся. Утверждают даже, что все и сами попросили бы о присоединении, если бы мы немного повременили. При безотлагательном учреждении конституционного правительства, возможно, даже самые непримиримые из них склонились бы к тому, чтобы подавать свои протесты в избирательные урны, а не в тела наших солдат.

Однако империи всегда не везло в Южной Африке, а в этом случае – особенно. Хотя и не по причине недобросовестности, а просто из-за загруженности и медлительности обещания не были выполнены сразу. Наивные простые люди не понимают методов наших ведомств и считают уклончивость бюрократизмом и тупостью. Если бы трансваальцы подождали, они получили бы свой фольксраад и все, чего желали. Однако британскому правительству требовалось уладить некоторые другие местечковые вопросы, избавиться от секукуни и разбить зулусов, прежде чем приступать к выполнению обещаний. Такая проволочка вызвала острое негодование. Ко всему прочему мы неудачно выбрали губернатора. Бюргеры – простодушная братия, и они любят время от времени посидеть за чашечкой кофе с неравнодушным человеком, который старается ими руководить. Триста фунтов стерлингов в год на кофе, выделяемые Трансваалем своему президенту, отнюдь не проформа. Мудрый руководитель будет разделять дружелюбные и демократичные обычаи народа. Сэр Теофилес Шепстон делал это. Сэр Оуэн Ланион – нет. Не было ни фольксраада, ни кофе, и народное недовольство быстро нарастало. За три года британцы разбили две угрожавшие стране орды дикарей. Финансовые дела тоже были восстановлены. Аргументы, делавшие присоединение привлекательным, были ослаблены той самой властью, которая больше всего была заинтересована в их усилении.

Нельзя не подчеркнуть, что при этой аннексии – отправной точке наших проблем – Великобритания, как бы она ни ошибалась, не имела явного эгоистического интереса. В те дни еще не было ни копей Ранда, ни чего бы то ни было другого, чтобы прельстить алчных людей. Пустая казна и две войны с аборигенами – вот все, что мы получили. Британцы действительно считали, что страна находится в чрезвычайно расстроенном состоянии, не может управлять своими делами и превратилась, вследствие слабости, в кошмар и угрозу для соседей. В нашем поступке не было ничего низкого, хотя он, наверное, являлся и опрометчивым, и своевольным.

В декабре 1880 года буры восстали. Каждая ферма выставила своих стрелков, место сбора находилось возле ближайшего британского форта. По всей стране бюргеры взяли в осаду наши небольшие отряды. Стандертон, Претория, Почефстром, Лиденбург, Ваккерстроом, Рустенберг и Марабастад – все были окружены, и все продержались до конца войны. На открытой местности нам везло меньше. Под Бронхорст-Спруитом небольшой британский отряд захватили врасплох и расстреляли без потерь со стороны противника. Оперировавший их хирург оставил запись, что среднее количество ран составляло пять на человека. Под Лаингс-Неком уступавшее в численности соединение британцев предприняло попытку взять штурмом высоту, удерживаемую бурскими стрелками. Половина наших солдат погибла и получила ранения. Исход столкновения под Ингого можно назвать неопределенным, хотя мы понесли более тяжелые потери, чем противник. И наконец, произошло поражение у Маджуба-Хилла, где четыреста пехотинцев на горе были разбиты и сброшены толпой снайперов, которые подступили, скрываясь за камнями. Все эти события являлись не более чем столкновениями, и, если бы за ними последовала конечная британская победа, о них теперь вряд ли кто-нибудь помнил. Однако тот факт, что эти столкновения достигли своей цели, придало им преувеличенное значение. Кроме того, они могут возвещать о наступлении новой военной эры, потому что сделали очевидным урок (правда, слишком плохо нами усвоенный), что солдата делает меткая стрельба, а не общая строевая подготовка. Поражает, что, получив такой опыт, британские военные власти продолжали предоставлять для стрельб только триста патронов в год и поощрять механистическую стрельбу залпами, которая не подразумевает никакой конкретной цели. Первая бурская война дала много в плане опыта (как в тактике, так и в стрелковом деле), чтобы подготовить солдата ко второй. Значение конного стрелка, меткая стрельба на разную дальность, искусство укрываться – на все это не обратили должного внимания.

За поражением у Маджуба-Хилла последовала полная капитуляция правительства Гладстона,[12] поступок и самый малодушный, и самый благородный в новейшей истории. Превосходящие британские силы были на месте, и командующий объявил, что враг у него в руках. Эти фермеры уже нарушали наши военные расчеты, и, возможно, задача Вуда и Робертса оказалась бы труднее, чем они предполагали, но, по крайней мере, на бумаге все выглядело так, что врага можно разбить без особых осложнений. Так считала общественность, но тем не менее она, как и политики, согласилась остановить поднятый меч, несомненно, по моральным и христианским соображениям. Народ считал, что аннексия Трансвааля была явной несправедливостью, что эти фермеры имели право на свободу, за которую сражались, что для великой нации недостойно продолжать несправедливую войну ради военного реванша. Это было проявлением высокого идеализма, но его результат не вдохновляет на повторение подобного.

5 марта 1881 года заключили перемирие, которое вылилось в мирный договор 23-го числа того же месяца. Правительство, уступив силе (что оно неоднократно отрицало для создания благоприятного образа), ошибочно пошло на компромисс. В политике идеализма и христианской морали нужно было идти до конца, если уж вообще вставать на этот путь. Ясно, что если аннексия была несправедливой, то Трансвааль следовало возвратить в состояние, в котором он находился до нее в соответствии с Сандриверской конвенцией. Однако правительство почему-то не пожелало заходить так далеко. Оно спорило по мелочам, играло словами и торговалось, пока новое государство не превратилось в странный гибрид, какого еще никогда не видел мир. Республика, которая являлась частью монархии, находилась в юрисдикции Министерства по делам колоний и фигурировала в разделе новостей газеты «Таймс» под заголовком «Колонии». Она была суверенной и тем не менее стала субъектом какого-то нечеткого сюзеренитета, границы которого никто и никогда не мог определить. В общем, своими положениями и упущениями заключенная в Претории конвенция доказывает, что в тот несчастливый 1881 год наши политические дела велись так же скверно, как и военные.

С самого начала не вызывало сомнений, что столь непоследовательное и спорное соглашение не может быть окончательным. В самом деле, еще не высохли чернила, которыми его подписали, как началось активное движение за его пересмотр. Буры полагали (и справедливо), что если их оставляют бесспорными победителями в войне, то они должны получить все плоды победы. С другой стороны, самой серьезной проверке подверглась лояльность англоязычных колоний. Гордая англо-кельтская порода не привыкла сносить унижения, а действия правительства превратили их в побежденных. Хорошо было жителю Лондона успокаивать свою задетую гордость мыслью, что он совершил благородный поступок, однако совсем иначе чувствовал себя британский колонист в Дурбане или Кейптауне. Он оказался униженным перед голландским соседом, не желая того сам, ведь его мнения по этому поводу даже не спросили. У него осталось неприятное чувство уязвленного достоинства, которое, возможно, постепенно утихло бы, трактуй Трансвааль этот документ так, как предполагалось. Но это чувство становилось все более и более тяжелым, потому что в течение восемнадцати лет наши люди видели (или так думали), что уступки постоянно ведут к новым требованиям и голландские республики стремятся не просто к равенству, а к господству в Южной Африке. Доброжелательно настроенный критик профессор Брюс, лично исследовав страну и изучив этот вопрос, оставил свидетельство, что в нашем поведении буры усматривают не великодушие, не гуманизм, а только страх. Прямой народ, они не скрывали своих чувств перед соседями. Стоит ли удивляться тому, что с тех пор в Южной Африке постоянно существовала напряженность, а британский африканер со страстью, неизвестной в Англии, мечтал о часе реванша?

После войны власть Трансвааля осталась в руках триумвирата, а через год Крюгер стал президентом и занимал этот пост в течение восемнадцати лет. Его деятельность в качестве руководителя доказывает мудрость неписаного положения американской конституции, по которому ограничивается срок пребывания в этой должности. Продолжительное правление неизбежно превращает человека в диктатора. В своей простодушной, но резкой манере старый президент сам говорил, что жаль менять хорошего быка во главе упряжки. Однако, если ему позволить самому выбирать, в какую сторону идти, он может привести повозку в опасное положение.

В течение трех лет небольшое государство подавало признаки невероятной активности. Принимая во внимание, что по территории оно равнялось Франции, а население его не могло превышать 50 тысяч жителей, казалось, что людям вполне достаточно места, чтобы не мешать друг другу. Однако бюргеры переходили свои границы во всех направлениях. Президент публично заявлял, что его заперли в краале и он продолжает искать из него выход. Наметили большое переселение на север, но, к счастью, оно не заладилось. На востоке они напали на Зулуленд и, несмотря на британскую колонизацию этой земли, оторвали от нее треть и присоединили к Трансваалю. На западе, вопреки заключенному три года назад договору, они атаковали Бечуаналенд и создали две новые республики – Гошен и Стеллаленд. Эти действия были столь вопиющи, что в 1884 году Великобритании пришлось снарядить новую экспедицию под командованием сэра Чарльза Уоррена, чтобы выдворить разбойников из страны. Можно спросить, почему этих людей следует называть разбойниками, когда основателей Родезии зовут пионерами? Ответ в том, что в договоре оговаривались определенные границы Трансвааля, которые эти люди перешли, а при расширении британской державы на север не происходило никакого нарушения обязательств. Результат противоправных действий буров являл собой скандал, на фоне которого теряются все драмы Южной Африки. И снова из кармана несчастного налогоплательщика достали кошелек и вынули около миллиона фунтов на оплату расходов полицейских сил, необходимых для удержания нарушителей соглашений в рамках закона. Давайте помнить об этом, когда будем определять величину морального и материального ущерба, нанесенного Трансваалю плохо продуманным и безрассудным предприятием Джеймсона.

В 1884 году делегация из Трансвааля посетила Англию. По их ходатайству заключенный в Претории бессмысленный договор превратился в еще более бессмысленную Лондонскую конвенцию. Все поправки в положениях договора были в пользу буров, и вторая успешная война вряд ли дала бы им больше, чем они получили от лорда Дерби в мирное время. Трансвааль был переименован в Южно-Африканскую Республику. Изменение зловеще наталкивало на мысль о будущем расширении. Контроль Великобритании над внешней политикой тоже был смягчен, хотя право вето сохранилось. Однако самый важный момент (и плодородная почва для будущей проблемы) состоял в одном упущении. Сюзеренитет – расплывчатая категория, но в политике, как в теологии, чем неопределеннее понятие, тем сильнее оно задевает воображение и чувства людей. О сюзеренитете говорилось в преамбуле к первому договору, а во втором о нем не было ни слова. Был ли договор таким образом аннулирован или оставался в силе? Точка зрения британцев состояла в том, что менялись лишь статьи договора, а преамбула осталась действительной для обоих документов. Они указывали, что в ней провозглашался не только сюзеренитет, но и независимость Трансвааля и если вступает в силу одно, то должно терять силу и другое. Буры, со своей стороны, обращали внимание на тот факт, что вторая конвенция получила собственную преамбулу, которая, казалось бы, таким образом заменила собой первую. Вопрос настолько формально-юридический, что представляется по сути одним из тех дел, которое следовало бы передавать на рассмотрение коллегии иностранных правоведов или в Верховный суд Соединенных Штатов. Если бы решение оказалось не в пользу Великобритании, мы бы приняли его смиренно как надлежащее наказание за небрежность наших представителей, которые не смогли четко сформулировать свою позицию. Карлейль[13] говорил, что политическая ошибка всегда заканчивается для кого-то разбитой головой. К сожалению, этим кем-то обычно становится кто-то другой. Мы прочли историю политических ошибок, но очень скоро дойдем и до разбитых голов.

Вот краткое изложение событий вплоть до подписания конвенции, которая наконец определила (или не определила) статус Южно-Африканской Республики. Теперь нам придется оставить крупные вопросы и перейти к внутренним делам этого маленького государства, главным образом к той цепи событий, что занимала умы нашего народа больше, чем что-либо другое со времен Индийского народного восстания.[14]

2

Причина раздора

Может показаться, что существует какая-то связь между бесплодной поверхностью и ценностью лежащих под ней полезных ископаемых. Скалистые горы Западной Америки, безводные равнины Западной Австралии, скованные льдом ущелья Клондайка и голые склоны горной цепи в Витватерсранде – вот покровы, под которыми находятся огромные хранилища мировых богатств.

О том, что в Трансваале есть золото, знали и раньше, но только в 1886 году стало ясно, что лежащие примерно в тридцати милях к югу от столицы месторождения поразительно богаты. Содержание золота в кварце не слишком велико, и жилы не отличаются значительной толщиной, но особенность рудников Ранда[15] состоит в том, что по всему золотоносному конгломерату металл распределен настолько равномерно, что предприятие может рассчитывать на стабильность, а это не характерно для этой отрасли промышленности. Там скорее карьеры, чем шахты. Добавьте к этому, что рудные жилы, которые первоначально разрабатывались при обнажении, теперь изучены на очень значительные глубины и имеют там те же характеристики, что и на поверхности. По самым скромным оценкам месторождение содержит золота на семьсот миллионов фунтов стерлингов.

Открытие произвело ожидаемый эффект. В страну ринулось огромное количество искателей приключений, некоторые из которых были достойными людьми, а другие – совсем наоборот. Однако существовали обстоятельства, отпугивавшие часть авантюристов, обычно устремляющихся ко вновь открытым месторождениям золота. Здесь добыча не радовала индивидуального старателя, самородки не сверкали под пестом для размельчения руды, как в Балларате,[16] не вознаграждали золотоискателей за труды, как в Калифорнии. Это месторождение требовало сложного оборудования, которое мог обеспечить только серьезный капитал. Менеджеры, инженеры, рудокопы, технические специалисты, торговцы и маклеры, кормящиеся за счет рудников, являлись уитлендерами, подавляющее большинство которых по происхождению были англо-кельтами. Лучшие инженеры были американцами, лучшие горнорабочие – корнуолльцами,[17] лучшие менеджеры – англичанами. Деньги для рудников в основном собирались в Англии. С течением времени, однако, укреплялись позиции немцев и французов. Теперь их холдинги, вероятно, такие же крупные, как британские. Вскоре население центров золотодобычи превысило количество трансваальских буров, причем оно состояло преимущественно из молодых людей большого ума и энергии.

Ситуация сложилась странная. Я уже пытался донести суть дела до сознания американцев, предложив представить себе ситуацию, будто голландские граждане из Нью-Йорка переселились на запад и основали антиамериканское и в высшей степени реакционное государство. Развивая сравнение, теперь предположим, что это государство – Калифорния и обнаруженное там золото привлекло огромное количество американских граждан, которых в конце концов стало больше, чем первопоселенцев. К ним плохо относятся, облагают тяжелыми налогами, и те оглушают Вашингтон справедливыми протестами по поводу ущемления своих прав. Вот точная аналогия отношений между Трансваалем, уитлендерами и британским правительством.

То, что уитлендеры терпели серьезные притеснения, никто отрицать не станет. Перечислить их все – слишком трудоемкая задача, поскольку вся жизнь уитлендеров была омрачена несправедливостью. Но то, что могло бы быть допустимым в 1835 году, в 1895-м стало непростительным. Их глубокая праведность не выдержала искушения. Провинциальные буры мало изменились, некоторые из них и вовсе не пострадали, однако правительство в Претории превратилось в самых порочных олигархов, корыстных и некомпетентных до высшей степени. Чиновники и приглашенные голландцы контролировали поток золота с рудников, а несчастных уитлендеров, вносящих девять десятых дохода от налогообложения, на каждом шагу обманывали и отвечали насмешками на попытки добиться избирательного права, с помощью которого можно было бы мирно устранить несправедливости, от которых они страдали. Уитлендеров нельзя назвать чрезмерно горячими. Напротив, они вели себя терпеливо до смиренности, как, скорее всего, поступает столица, оказавшись в окружении. Однако их положение стало невыносимым, и после нескольких попыток мирного обсуждения и многочисленных смиренных обращений в фольксраад они в конце концов начали осознавать, что никогда не получат удовлетворения, если не найдут способ его завоевать.

Не пытаясь перечислить все несправедливости, огорчавшие уитлендеров, можно обобщить их и выделить основные:

1. Их облагали высокими налогами, несмотря на то что они приносили примерно семь восьмых государственных доходов страны. Годовой доход Южно-Африканской Республики (составлявший 154 000 в 1886 году, когда были открыты месторождения золота) вырос в 1899 году до четырех миллионов фунтов стерлингов. Стараниями новоприбывших страна превратилась из беднейшей в самую богатую в мире (доход на душу населения).

2. Их оставили без избирательного права, несмотря на вклад, который они сделали. Они никоим образом не могли влиять на распределение крупных сумм, ими предоставляемых. Подобного прецедента (взимание налога без представительства) еще не существовало.

3. Уитлендеры не имели права голоса, когда дело касалось подбора должностных лиц и назначения им заработной платы. Люди с самыми отвратительными личными качествами могли получить неограниченную власть над большими капиталовложениями.

4. Они не могли контролировать сферу образования. Господин Джон Робинсон, руководитель отдела образования Йоханнесбурга, выделил на школы для уитлендеров 650 фунтов из 63 000, отведенных на образование. Таким образом, на каждого их ребенка приходилась сумма в один шиллинг десять пенсов в год, а на ребенка бура – восемь фунтов шесть шиллингов.

5. Они не могли участвовать в городском самоуправлении. В городе, который они сами построили, были вместо водопровода водовозы с бочками, вместо канализации грязные ведра, коррупция и самоуправство полиции, высокая смертность там, где должно быть их прибежище и место отдыха.

6. Применялась жесткая цензура со стороны правительства и ограничение права общественных собраний.

7. Уитлендеры были лишены права выступать в роли присяжных.