Грех во спасение

– Что с вами? – Маша присела рядом с ней на подлокотник кресла и обняла за плечи. – Кто вас обидел?

– Никто меня не обидел. – Зинаида Львовна всхлипнула и смущенно улыбнулась девушке. – Я сама себя обидела. Думала, Митя приедет и, как в детстве бывало, ни на шаг от меня не отойдет, а оно все не так повернулось. С Владимиром Илларионовичем еще найдет время словом переброситься, а со мной и не поговорил как следует ни разу. Две недели уже прошло, а он все больше у Гурвичей пропадает. Дома если и появится, то опять же только гостями и занят. А эти бесконечные танцы, шум, смех, суматоха!.. Как я устала от всего этого, Машенька. Потом эта девица, Алина! Она ж ему весь свет затмила! Только и слышишь: «Алина, Алина!..» Честно сказать, я не нахожу в ней ничего особенного и не понимаю, из-за чего вдруг Митя потерял голову.

– Она очень красива, Зинаида Львовна, – тихо сказала Маша и погладила ее по руке. – А Митя уже в первый день заявил, что намерен вскоре жениться на ней.

– Вот видишь, а разве он с родителями посоветовался, попросил их благословения?

– Она вам не нравится? – спросила Маша и отвернулась, чтобы княгиня не заметила, как она покраснела при этом.

– Как тебе сказать, – пожала плечами Гагаринова, – конечно, Алина – весьма смазливая девица, тут мне нечего возразить, но только уж очень молчалива и надменна, точная копия своей сестрицы. Та тоже если слово молвит, то словно целковым всех одарит. И мне кажется, что и Алине, и Елизавете Михайловне иногда бывает стыдно за Митино поведение, а порой он явно раздражает их.

– Не знаю, я такого не замечала. Правда, Алина зачастую слишком высокомерно, на мой взгляд, разговаривает с некоторыми из ваших гостей. Мне она тоже решила показать свой характер, но я быстро поставила ее на место. И теперь, кажется, она старается не замечать меня.

– И что же ты такое сказала ей, дорогая моя девочка?

– Она попыталась сделать мне замечание по поводу сервировки чайного стола, а я порекомендовала ей держать свои советы при себе до того случая, когда она станет здесь хозяйкой, если, конечно, когда-нибудь это произойдет.

– Но тебе этого не очень хочется, Машенька?

Маша пожала плечами и не ответила, а Зинаида Львовна вздохнула и печально сказала:

– Да-а, не о такой невестке я мечтала, но делать нечего, против воли сына я не пойду, и если он считает, что Алина более всего подходит ему в супруги, значит, так тому и быть…

Вечерами Маша, не дожидаясь, когда стихнет веселье, убегала в свой флигель, чтобы быстрее лечь в постель и спокойно восстановить в памяти события минувших дней. Несмотря на присутствие признанных светских красавиц сестер Недзельских, она пользовалась не меньшим и бесспорным успехом у сыновей окрестных помещиков, а граф Барятьев, овдовевший два года назад, признался ей в любви и просил у Владимира Илларионовича руки его воспитанницы. Но Маша наотрез отказала ему, хотя он, как никто другой, подходил под тот романтический образ, который совсем недавно рисовало ее воображение. Граф был необычайно красив, галантен, к тому же имел приличное состояние и, самое главное, был всего на десять лет старше Маши.

Зинаида Львовна попыталась убедить Машу не отвергать Барятьева столь решительно и попросить у него время, чтобы подумать над его предложением. Но князь заявил, что никоим образом не хочет выдавать Машеньку замуж против ее желания, и тоже отказал графу, который сразу же покинул Полетаево и, по слухам, вскоре вернулся в Петербург, а потом, кажется, уехал то ли в Ниццу, то ли в Канны.

Барон был более сдержанным в проявлении своих чувств, не преследовал Машу ухаживаниями и не докучал комплиментами. Из-за плохо зажившей раны на ноге он почти не танцевал и проводил вечера большей частью в кресле где-нибудь поблизости от старших Гагариновых.

За последние дни они почти не разговаривали друг с другом, тем более никогда не оставались наедине, но Маша постоянно ощущала на себе взгляд темных, смотрящих чуть исподлобья глаз. Иногда они встречались глазами, и девушка поспешно отводила взор, испытывая странное чувство, будто кто-то неизвестный проникает к ней в душу и цепкими сильными пальцами сжимает ее сердце, отчего оно превращается в маленький кусочек льда. В последнее время непонятное беспокойство поднимало ее из постели, и она ночь напролет мерила шагами спальню, подходила к окну и распахивала его настежь, всматриваясь напряженно в густую ночную темноту, окутавшую притихший старинный парк.

Из-за деревьев, закрывавших от нее господский дом, доносились веселая музыка, смех, взрывы шуток и крики восторга, когда над кронами деревьев взлетал вверх разноцветный сноп фейерверка.

В эти минуты Маша особенно сильно чувствовала свое одиночество, заброшенность и ненужность. С каждым днем все настойчивее и упорнее ее кружило, манило, затягивало в сладостный омут, а то вдруг заставляло витать в облаках необычное, совершенно неизвестное до сей поры ощущение. Воображение дополняло его прекрасными видениями, от которых мучительно ныло сердце, ведь Маша ясно понимала, что ее мечтам, слишком смелым и оттого нереальным, никогда не суждено сбыться. Но она до сих пор просто-напросто не подозревала, что и тревоги ее, и волнения – не что иное, как предчувствие любви, которая пропитала воздух, вобрала в себя ароматы лета и наполнила ожиданием счастья сердца молодых людей, гостивших этим летом в ближайших имениях.

В самом же Полетаеве вся атмосфера, весь воздух казались настолько пронизанными любовью, что даже отъявленные холостяки вдруг начинали красноречиво вздыхать и посылать томные взгляды в сторону какой-нибудь уездной Афродиты. И недаром Маша, для которой все было впервые, никак не могла разобраться в охвативших ее странных желаниях, маялась, страдала, но ответов на свои вопросы не находила…

Вечером проходу не было от парочек, гуляющих по аллеям парка, уединившихся в беседках или в тенистых зарослях на берегу пруда. Тихие шепоты, звуки быстрых поцелуев, смущенный смех барышень преследовали ее повсюду, и Маше приходилось быть постоянно начеку, чтобы ненароком не натолкнуться где-нибудь в особо укромном месте на самозабвенно воркующих влюбленных. И до поры до времени ей это удавалось, пока сегодня после обеда она не отправилась прогуляться верхом.

Задумавшись, Маша отпустила поводья и не заметила, как Ветерок доставил ее к подножию Богатырского холма. Наконец-то она была одна и могла вдоволь насладиться тишиной и покоем, которых ей так недоставало в княжеском доме.

Она спешилась, отпустила Ветерка пастись, а сама устроилась в тени огромного камня с каким-то французским романом в руках. Но роман на этот раз попался неимоверно скучный, к тому же она почти не спала ночью, поэтому немудрено, что, прочитав первые две страницы, она незаметно для себя вначале задремала, а потом крепко заснула.

Разбудили ее громкие голоса по другую сторону камня, за которым она лежала. Маша подняла голову, выглянула из-за него и тут же испуганно пригнулась.

Рядом с ее камнем на траве сидели Митя и Алина, чуть ниже виднелась легкая коляска, на которой они приехали сюда.

Митя обнимал девушку за плечи и быстро, взволнованно говорил:

– Вы не должны об этом волноваться. С осени я начинаю службу в Морском гвардейском экипаже и могу жить в городе. Я уже разговаривал с батюшкой. Он готов предоставить нам свой дом в Петербурге. Вам он должен непременно понравиться. Только не стоит затягивать со свадьбой, прошу вас, дорогая.

Алина что-то тихо ответила ему, и Митя, похоже, улыбнулся:

– Об этом не беспокойтесь, по службе мне еще ни разу не сделали замечания из-за моего, как вы изволили заметить, легкомысленного поведения. Поверьте, в мундире я жутко суров и чертовски серьезен и службу исполняю наилучшим образом.

Алина опять что-то сказала, и Маша по ее тону поняла, что она сердится.

– Не сердитесь, прошу вас. – Слова Мити подтвердили догадку Маши, а те, что он сказал следом, повергли ее в изумление. – Вы не должны ревновать меня к Маше. Я неоднократно объяснял вам и прошу понять, что я не испытываю к ней ровно никаких чувств, кроме братских. И хотя она мне не родственница, уверяю вас, я люблю ее только как младшую сестру, не больше!

– Но почему вы провожаете ее взглядом всякий раз, когда она проходит мимо? – слегка повысила голос Алина.

– Господи, – вскричал Митя, – она всю жизнь прожила в нашем доме, она такая же неотъемлемая его принадлежность, как стул, диван или каминные щипцы. И, естественно, если кто-то чужой берет эту вещь, то есть приглашает Машу на танец, то я невольно провожаю ее взглядом.

– Только не кривите душой, – сказала капризно Алина, – следят глазами обычно за дорогой, особо ценной вещью, которую боятся потерять.

– Алина, – сказал Митя мягко, – только не придумывайте того, чего нет и никогда не будет. Или вы уже жалеете о том, что позволили мне полюбить вас? Учтите, теперь я просто так не отступлю и собираюсь отправиться вслед за вами в Петербург и просить вашей руки. Надеюсь, ваш папенька не будет против?

– Папенька в любом случае не будет против, – с явным недовольством в голосе произнесла Алина, – но вы должны отдавать себе отчет, что женитьба весьма ответственное и серьезное дело, а ваш чересчур шумный и веселый нрав, обилие друзей и знакомых вызывают у меня некоторые опасения по поводу нашей совместной жизни. В моей семье все подчиняется определенному распорядку, и я ни в коем случае не намерена изменять его, когда выйду замуж…

– Алина, дорогая! Я обещаю вам, что приложу все усилия, чтобы вы были счастливы не меньше, чем в доме своего…

Митя не успел договорить. Соскучившийся Ветерок выбежал из ложбины, в которой он обычно пасся, и радостно заржал, обнаружив, что хозяйка за время его отсутствия никуда не исчезла. И Маше ничего не оставалось, как подняться из-за камня и виновато развести руками.

Митя на мгновение потерял дар речи, несколько раз беззвучно открыл и закрыл рот, потом побледнел, яростно сверкнул глазами и, повернувшись к Алине, попросил:

– Дорогая, пройдите, пожалуйста, к коляске, я должен поговорить с этой бесцеремонной особой тет-а-тет!

Алина, поджав губы, смерила Машу презрительным взглядом и, гордо вскинув тщательно причесанную головку в белоснежной, отделанной кружевами шляпке, прошествовала к коляске.

Митя одним прыжком преодолел расстояние до камня, ухватил Машу за плечи и яростно встряхнул:

– Опять за старое взялась, голубушка? Мало я тебе уши в детстве драл, дрянь ты этакая!

– Митя, – Маша была потрясена до глубины души, – я совершенно случайно оказалась за этим камнем. Кто же знал, что вы здесь остановитесь?

– Так я тебе и поверил! Я прекрасно понимаю, почему ты так себя ведешь! Вероятно, вбила себе в голову, что я захочу когда-нибудь жениться на тебе? – Он закинул голову назад и громко рассмеялся. – Смею тебя заверить, все эти сказки о принцах и бедных красавицах – романтические бредни, в которые верят дурочки вроде тебя. Неужели ты думаешь, что я способен полюбить воспитанницу моей матери? – Он презрительно усмехнулся. – Пожалеть могу, это мне труда не составит, но жениться – увольте…

И на этот раз фраза осталась незаконченной. Оглушительная пощечина заставила оглянуться Алину и нервно вздрогнуть Ветерка. Конь всхрапнул и скосил глаз на свою красную от злости хозяйку, которая стояла перед младшим Гагариновым в позе петуха, готового нанести последний, сокрушительный удар своему противнику. Но, похоже, Мите вполне хватило и одной пощечины. Он гневно сверкнул глазами, открыл было рот, но ничего не сказал, скривился в усмешке и почти с ненавистью посмотрел на Машу.

Девушка с вызовом встретила его взгляд:

– Заруби себе на носу, Митенька, что ты излишне высокого мнения о своей персоне! И если бы пришлось выбирать между тобой и жалким, в коростах каторжником, я, конечно же, отдала бы предпочтение ему!

– Ну что ж! Я постараюсь доставить тебе подобное удовольствие! – Митя даже задохнулся от бешенства, и его пальцы вновь стиснули ее плечи. – Если ты вздумаешь вновь подглядывать за мной, пощады не жди! В нашей семье тебе тогда определенно не жить! И учти, барона тебе тоже не видать как собственных ушей. Я-то, дурак, доброе дело затеял, хотел, чтобы он женился на тебе. Слава богу, ты вовремя показала свою гнусную душонку!

Маша что было силы оттолкнула его от себя и в мгновение ока оказалась в седле. Свесившись с Ветерка, она приблизила свое лицо к Митиному и, выделяя каждое слово, сказала:

– Проваливай к своей дохлой селедке, светлейший и сиятельнейший Дмитрий Владимирович! Уж она-то тебя осчастливит, это точно! Айн, цвай, марширен! По одной дощечке будешь ходить и радоваться, если тебя в очередной раз коленями на горох не поставят!

Последние слова она произнесла отчетливо и громко и с тайным злорадством отметила, что они, несомненно, достигли ушей Алины. Иначе с чего бы ей так побледнеть?

Маша по-казачьи лихо свистнула, ударила коня плеткой по крупу и на полном скаку миновала коляску и застывшую в испуге Алину. Комья дерна, выбитые копытами Ветерка, фонтаном брызнули в ее сторону. Девушка вскрикнула и пошатнулась.

Маша оглянулась и, прежде чем скрыться в лесу, заметила, что Митя нежно обнимает Алину и, кажется, целует ее…

– Маша, – прервал ее мысли барон и осторожно поддержал под локоть, – позвольте помочь вам…

Они спустились по крутым каменным ступеням к реке и присели на широкую скамью под старой липой.

Тихо-тихо струился над ними теплый вечерний воздух, огромная луна, похожая на медный таз для варенья, медленно вставала над парком по другую сторону реки. В кроне липы завозилась какая-то птаха, и на шляпку Маши упала сухая веточка. Заунывно, словно по покойнику, провыла где-то на задворках усадьбы собака, и девушка еще плотнее закуталась в шаль, которую Зинаида Львовна успела набросить ей на плечи, когда Маша спускалась с террасы.

– Вы замерзли, Мария Александровна? – нарушил молчание барон. – Позвольте предложить вам мой сюртук. – И, не дожидаясь ответа, накинул его Маше на плечи. Она поблагодарила его взглядом и снова хотела отвернуться. Сегодняшнее настроение не располагало к разговорам, и на прогулку с Алексеем она пошла, не смея отказать ему, ведь он впервые попросил ее об этом…

Барон был единственным молодым человеком, к которому она относилась с уважением и, помня о его военных подвигах и серьезной ране, даже с почтением.

– Машенька, – Алексей взял ее за руку и неожиданно прижался к ней губами, – я уже давно искал момента встретиться с вами наедине. Не сегодня-завтра я покину ваше имение, и перед расставанием я хотел бы объясниться с вами.

– О чем же, Алексей Федорович?

Маша не отняла руку, а лишь слегка сжала пальцы барона, и он, приняв это за одобрение, быстро и взволнованно сказал:

– Я намерен поведать вам о своих чувствах, которые испытываю с того момента, когда впервые увидел вас.

Он перевел дух и продолжал уже более решительно:

– Вы самая красивая и очаровательная из всех девушек, каких я когда-либо встречал в жизни. У вас прекрасный характер, вы умны и отлично образованны. – Он опять вздохнул, помолчал долю секунды и произнес с необычной для него твердостью: – Я люблю вас, Мария Александровна, и прошу стать моей женой.

Маша вздрогнула. До сей поры все, что говорил ей барон, она воспринимала будто со стороны. Вот сидят под густой липой двое молодых людей, разговаривают между собой, кто-то кому-то признается в любви… Но последние слова Кальвица словно пробудили ее ото сна, и она с удивлением посмотрела на него:

– О чем вы говорите, барон? Ведь я вас совсем не знаю… Нет, нет. – Она слегка отодвинулась от него и растерянно посмотрела в бледное лицо Алексея. – Вам все это кажется. Через месяц-другой вы вернетесь на свой корабль, и сегодняшний разговор представится вам смешным и нелепым. Вы испытаете смущение и раскаяние и расцените этот поступок как недопустимое ребячество и ничего более.

– Маша, милая, я все понимаю, – барон снова взял ее руку и осторожно сжал ее в ладонях, – потому и не тороплю с решением. Но, поверьте, я искренне вас люблю и никогда, слышите, никогда не смогу кого-то полюбить с такой же силой и страстью, как вас.

– Я бы тоже хотела вас полюбить, барон, – прошептала Маша и посмотрела ему в глаза. – Без сомнения, я отношусь к вам иначе, чем к кому-либо в этом доме, но утверждать, что люблю вас, пока не могу. Вы очень нравитесь мне, Алексей Федорович, и я знаю наверняка, что вы никогда меня не предадите. И если я решусь стать вашей женой, то жизнь моя пройдет спокойно и безоблачно. – Девушка ласково, но слегка печально улыбнулась. – Вы надежны и порядочны, но я хочу быть честной до конца. Я не уверена, что мои нынешние чувства так же сильны, как ваши, и боюсь не оправдать ваших надежд.

– Маша, – протянул потрясенно барон, – вы мне позволили надеяться, и это лучшее, что есть в моей жизни сейчас. Смею ли я спросить вас, как скоро вы ответите на мое предложение?

Маша закусила губу. Что же делать? Барон ждал ответа. И он, несмотря на некоторые сомнения, все-таки очень нравился ей. Она растерянно взглянула в его ставшие черными от волнения и вечерних сумерек глаза.

– Я согласна принять ваше предложение, барон, но, – она подняла вверх указательный палец и, заметив радостный блеск в его глазах, улыбнулась, – прежде вы должны переговорить с князем и княгиней, получить их разрешение, и тогда, возможно, я стану вашей женой.

– Маша, милая! – Алексей обнял ее и прижался к ее щеке губами, потом, осмелев, скользнул к ее губам, и она подчинилась ему, позволив барону целовать себя. Но почему-то этот второй в ее жизни поцелуй не произвел на нее ожидаемого впечатления. Не оттого ли, что тот, первый, был внезапным и необычным, своеобразной проверкой их с Митей отношений, и имел потому слегка горьковатый привкус?

Поцелуй барона был мягким и нежным и не столь требовательным и дерзким, как Митин. Но почему, когда Алексей оторвался от ее губ и смущенно улыбнулся, Маше вовсе не хотелось, чтобы ее поцеловали вновь?..

– Эй, позвольте спросить, чем вы тут занимаетесь? – донеслось до них с лестницы. И Митя собственной персоной сбежал по ступенькам вниз, остановился напротив и, заложив руки за спину, окинул сначала Машу, а затем барона насмешливым взглядом.

Маша отметила, что барон недовольно поморщился, вероятно, ему не понравился Митин тон. Он поднялся со скамьи, в свою очередь заложил руки за спину и сухо сказал:

– Можешь поздравить нас, Дмитрий. Только что Мария Александровна позволила мне просить ее руки у твоего батюшки. Надеюсь, князь и княгиня с пониманием отнесутся к моему предложению и разрешат нам обвенчаться.

– Прекрасно! – протянул Митя язвительно. – Уверен, что так оно и будет. Но скажите на милость, почему вы это делаете втайне от меня, или я не имею никакого права знать, за кого собирается замуж моя сестра?

– Я вам не сестра, Дмитрий Владимирович. – Маша вздернула подбородок и с гневом посмотрела на князя. – Сегодня днем мы уже выяснили, кем я вам на самом деле прихожусь и какого рода участие в моей судьбе вы намерены принять! – Она подошла к барону и взяла его за руку. – Я ценю те чувства, какие испытывает ко мне Алексей Федорович, и надеюсь ответить ему тем же!

Митя скрипнул зубами, сердито топнул ногой и, не сказав ни слова, буквально взлетел по ступенькам вверх и скрылся в густых кустах сирени.

– Что это с ним? – Алексей проводил его недоуменным взглядом. – Я так и не понял, зачем он сюда приходил?

Маша пожала плечами:

– Возможно, Зинаида Львовна забеспокоилась, что мы слишком долго отсутствуем, и послала его за нами?

– Насколько я знаю, в подобных случаях используют горничную или кого-нибудь из лакеев, а не собственного сына, которого к тому же почти невозможно оторвать от его невесты.

– Алексей Федорович, я должна рассказать вам о ссоре, произошедшей у меня с Дмитрием Владимировичем сегодня днем. Дело в том… – Она торопливо, порой сбиваясь от волнения, поведала ему об их перепалке и обидных словах, высказанных Митей.

– Мне кажется, он решил попросить у меня прощения. У Мити вспыльчивый и непредсказуемый характер, но он быстро приходит в себя и сильно мучается от чувства вины за свой поступок.

– Да, я неоднократно в этом убеждался. Я знаю, что у него доброе и отзывчивое сердце, но сегодня перед ужином мы с ним говорили о вас, и что меня удивило, он пытался заставить меня изменить свое решение.

– Выходит, он знал, что вы собираетесь сделать мне предложение?

– Конечно же, знал. Причем раньше он, видя мою нерешительность, даже подталкивал меня на этот шаг, и вдруг такой резкий поворот. Но ваша ссора, как мне кажется, лишь отчасти объясняет его поведение. – Барон поднял голову, задумчиво посмотрел на луну, повисшую над деревьями, и тихо, слегка растягивая слова, сказал: – По-моему, он просто-напросто еще не осознает, что на самом деле любит вас, а не Алину. – Он повернулся лицом к Маше и грустно усмехнулся. – Мне бы очень хотелось ошибиться, но я слишком хорошо знаю Митю, дорогая Машенька…

– Не говорите глупостей, Алексей Федорович! – Маша подошла к нему ближе, обняла за шею и быстро, едва коснувшись губами, поцеловала барона в щеку. – Мне глубоко безразлично, как он ко мне относится. – И шепотом добавила: – Пойдемте в дом. А то и вправду Зинаида Львовна отправит кого-нибудь искать нас.

4

– Маша, открой! – послышалось за окном, и девушка не поверила своим ушам. Без сомнения, это был голос Мити, но неужели ему мало дневной ссоры? И почему вдруг он надумал выяснять отношения, когда все уже спят?

Маша быстро подошла к входной двери и задвинула засов, чего прежде никогда не делала, обходясь лишь небольшим крючком.

– Отвори, Маша, – произнес Митя более настойчиво и даже ударил в дверь кулаком.

Маша перекрестилась. Что-то в Митином голосе не понравилось ей. Неужели он пьян? Этого еще недоставало! Она опять перекрестилась и плотнее запахнула на груди теплый халат. В эту ночь, несмотря на духоту, ее почему-то лихорадило, и она не находила себе места, пытаясь унять неприятный, не дающий заснуть озноб.

– Мария, – раздалось теперь уже под окном, – если не откроешь дверь, я разнесу этот чертов флигель по бревнам!

Девушка подошла к окну и распахнула его настежь:

– Что вам нужно, ваша светлость? В каком свете вы меня выставляете своими пьяными выходками?

– Так ты считаешь, что я пьян? – спросил Митя и нервно рассмеялся. – Возможно, ты права, но опьянение это несколько другого рода.

Он подошел вплотную к окну и неожиданно мягко попросил:

– Впусти меня, пожалуйста! Я не пьян, и единственное, чего я хочу сейчас, чтобы ты выслушала меня.

Маша секунду помедлила, вглядываясь в его бледное, вероятно от лунного света, лицо, и согласно кивнула головой:

– Хорошо, проходи, но ненадолго!

– Спасибо и на этом! – Митя резво скользнул в приоткрытую дверь, огляделся на пороге и прошел к единственному креслу, в котором Маша сидела до этого. И ей ничего не оставалось, как присесть на краешек до сих пор не разобранной постели.

Митя снова огляделся по сторонам и озадаченно хмыкнул:

– А у тебя тут неплохо! И почему я не догадался тоже переселиться во флигель?

– Здесь гораздо спокойнее, чем в доме, – сказала Маша тихо, наматывая длинные кисти шали на палец. – Я и прошлым летом жила во флигеле. Мне нравится, что можно никого не беспокоить, когда рано утром уезжаешь кататься верхом.

– И ты не боишься здесь одна?

– Нет, обычно со мной ночует моя горничная, но позавчера я отпустила ее на два дня в деревню. У нее сестра заболела, и матушка попросила Катю посидеть с ней, пока они на покосе работают…

– Ага, – глубокомысленно сказал Митя, встал с кресла, подошел к окну и захлопнул створки. Заметив недоуменный взгляд Маши, пояснил: – Я не хочу, чтобы назавтра в доме говорили, что в твоем флигеле слышали мужской голос. Думаю, твоему жениху это не очень понравится.

– Зачем же ты пришел, если знаешь, что моему жениху это не понравится? – Маша посмотрела на Митю и ехидно улыбнулась. – Вероятно, и твоей невесте придется не по вкусу, что ты проводишь время с девицей, которая и ногтя ее не стоит.

– Маша, – глухо проговорил Митя и, как тогда, на берегу пруда, подошел к ней и, заложив руки за спину, посмотрел на девушку сверху вниз. – Я пришел просить прощения и выяснить твои истинные намерения в отношении Алексея.

– Ты сомневаешься в искренности моих намерений? – Маша опустила глаза и опять принялась теребить злополучную шаль. – Или боишься, что я со своей гнусной душонкой поломаю ему жизнь?

– Если хочешь, я встану перед тобой на колени, чтобы ты простила мне те гадости, что я наговорил тебе. Но поверь, все это произошло сгоряча, от неожиданности… – И не успела Маша возразить, как Митя опустился на колени и уткнулся лицом в ее ладони.

Маша почувствовала его губы, прильнувшие к ее коже, испуганно выдернула руку и оттолкнула Митину голову от себя: