Репетиция конца света

Запоздалый испуг нахлынул и на нее, но это тотчас прошло. У нее сейчас безопасные дни, никакого риска, это что касается случайного «залета», а насчет заразы… Что-то ей подсказывало: и здесь никакого риска, все обойдется нормально. Возможно, и у Игоря касательно Алены сработала интуиция. Или, скорее всего, в те минуты им все было безразлично, ничто не имело значения, кроме этой ослепительной вспышки взаимного желания.

К несказанному взаимному удовольствию…

И вот вам результат. Снова одинокая квартира, снова тоска по Михаилу, изрядно разбавленная теперь раскаянием и мазохистской тоской по некоему Игорю. А еще говорят, клин клином вышибают! Вранье все это, сущее вранье. Теперь у Алены два клина, которые надо вышибать, только и всего. Третьим, надо полагать? Ха-ха… Растут проблемы в геометрической прогрессии, вернее, она сама их выращивает. Как грибы вешенки…

Она вскинула голову. Бабушка, которая курит трубку, оказывается, уже ушла, а Шурочка аккуратно припудривала перед карманным зеркальцем свои пухленькие щечки.

– Вы тут останетесь, Алена Дмитриевна, как обычно? А может, сходим вместе пообедаем? У нас в суде очень хорошая столовая.

Алена взглянула на часы. Мать честная, без четверти двенадцать! А ведь сегодня четверг!

Подхватилась, лихорадочно захлопывая папки:

– Ой, извините, я совсем забыла, мне сегодня к двенадцати надо в одно место. Я через час вернусь, вернее, через полтора, можно пока дела не сдавать обратно в архив?

– Александра Федоровна, вы подобрали мне материалы?

Высокая русоволосая женщина с надменным точеным лицом вошла в комнату.

Вид у Шурочки тотчас сделался неприветливый, как если бы она была зеркалом, в котором отразилось лицо вошедшей:

– Да. Но сейчас начинается перерыв.

– Ничего, я поработаю одна, – снисходительно улыбнулась незнакомка, оборачиваясь к Алене, которая торопливо засовывала в сумку тетрадь, ручку и очки. – Вот и стол освобождается, я вижу.

Тотчас ее красивое лицо сделалось напряженным, замкнутым, она окинула Алену неприязненным взглядом и поджала губы.

Тут были какие-то заморочки, непонятные Алене. Да не ее это дело – разбираться в настроениях судейских дамочек!

– Через полтора часа! – Еще раз ослепительно улыбнувшись Шурочке, она набросила шубку, валявшуюся на стуле, и выбежала из канцелярии.

«Одно место», куда так спешила Алена, находилось в тридцати метрах от областного суда, через дорогу, и звалось Дом культуры имени Свердлова. Там на втором этаже находился зал шейпинга. По понедельникам и четвергам в 12 дня Алена занималась шейпингом.

Повесив в гардеробной тренировочного зала шубку и сбросив сапоги, она поправила перед зеркалом волосы – и вдруг поняла, почему таким неприязненным сделалось лицо дамы, пришедшей в канцелярию облсуда. Да ведь у нее был совершенно такой же бледно-зеленый свитер с высоким воротом, как у Алены. Более того, затейливый ремень, продававшийся в комплекте со свитером, с точно такой же продуманной небрежностью спускался на бедра дамы. Все это было определенно куплено в одном и том же месте: в магазине итальянского трикотажа «Гленфилд» на площади Свободы.

Дороженный магазин. Мало шансов встретиться лицом к лицу со своим «близнецом» в одежде оттуда. И вот поди ж ты… Неудивительно, что судейская дама расстроилась. Если бы Алена узнала свой свитерок раньше, она бы, наверное, тоже огорчилась.

И она пошла переодеваться, уповая на то, что через полтора часа, к ее возвращению, «близнец» уже успеет закончить свою работу в канцелярии и уйдет.

***

– Зуб даю, мальчонка к цыганам намылился, – сказал Зернов, похлопав по плечу задремавшего рядом напарника.

– Мало ли кто куда намылился, – сонно пробормотал Поляков, с усилием поднимая голову, но тут же до него дошло, что имеет в виду Зернов. Резво встряхнулся, потер глаза и напряженно всмотрелся в очертания приземистого, чрезвычайно неуклюжего строения, стоявшего неподалеку от автобусной остановки.

Чуть в стороне лежала уютная деревня Ольгино, а прямо у дороги, словно бородавка, уродующая благообразное лицо, притулился этот деревянный… дом не дом, сарай не сарай, – жилуха, словом, неуклюже сшитая из уродливых, плохо оструганных досок. Здесь жили цыгане. Несколько семей вместе. Летом, когда стояла жара, сквозь щелястые стены можно было видеть внутренность дома. Чуть начинались осенние студеные ветра, как изнутри стены завешивали коврами. Ни Зернову, ни Полякову бывать в этом доме еще не приходилось, но от других мужиков они не раз слышали, что там, в этой неприглядной лачуге, все увешано и устлано дороженными, просто-таки великолепными коврами.

Правда, поскольку цыгане по этим коврам ходили обутыми, как по улице, на них и ели, и спали, и играли в карты, и трахали своих цыганок, и новые и новые цыганята расползались по ним, как тараканы, ковры были невероятно грязными. Их никогда не подметали, не чистили. Когда в доме воцарялся окончательный свинарник, даже с цыганской, весьма снисходительной точки зрения, старые ковры просто-напросто выбрасывали, а взамен покупали новые.

Цыгане могли себе это позволить. Всем было известно, что они торгуют «травкой», порошочком, «колесами» – достать у них можно что угодно, что по душе любому нарку, от начинающего до накрепко подсевшего. А белая смерть – дорогая смерть. Вот и шиковали цыгане.

Что характерно, милиция их не трогала. То есть периодически устраивали в этом жутком бараке порядочный шмон, но как-то так получалось, что цыгане всегда были к этому шмону готовы, словно их кто-то заранее предупреждал. Не исключено, что так оно и было. А вообще-то менты без надобности в цыганское обиталище старались не соваться. Гораздо проще – и выгодней! – было поставить патрульную машину чуть в стороне, за кустами, и ждать, когда около дома остановится машина с городскими номерами. Конечно, иногда в гости к соплеменникам наезжала такая же цыганщина, которая обитала рядом, чаще всего так и случалось. Но порою, как, например, сейчас…

Довольно-таки побитый жизнью «Опель» сперва притормозил на остановке. Зернов видел, как водитель настороженно всматривался в окна цыганского дома, завешенные изнутри газетами. Вечерело, в доме уже горел свет. Из трубы шел дымок, около покосившейся походной печки, стоявшей у крыльца, возились две цыганки. Пищу здесь готовили прямо на улице. А потом тащили большущий котел в дом. Дикое племя, что и говорить! Наблюдаешь за их жизнью – и даже не верится, что в наше время люди могут так жить!

Однако явно не простое любопытство привело сюда этого гостя. И что-то подсказывало Зернову, что сегодняшнее дежурство не окажется для них с Поляковым таким пустым и бессмысленным, как предыдущие.

– Ну давай, давай, топай! – пробормотал он, нетерпеливо вглядываясь в сгущающиеся сумерки, и вздохнул с облегчением, когда высокий парень в джинсовой куртке выбрался из «Опеля» и затрусил к дому. Даже на расстоянии было видно, что куртка не на Алексеевском рынке куплена, и Зернов еще раз нетерпеливо вздохнул. Если ему повезет – то уж повезет по-крупному, это он по жизни знал. Вот клиент к цыганам прямой наводкой шпарит, и не бедный клиент.

– Ну, пошел, что ли? – не то спросил, не то приказал Поляков, и Зернов выбрался из машины, скинув форменную куртку и оставив на сиденье фуражку. Набросил простенький плащик и побрел к остановке, как будто не было у него в жизни других забот, как только дожидаться здесь скрипящего, одышливо пыхтящего, вонючего автобуса номер восемнадцать сообщением Доскино—Нижний.

Он поднял воротник плаща, упрятал голову в плечи, а сам так и зыркал глазами в сторону цыганского дома и «Опеля». Побаивался, что джинсовый парень вдруг оглянется, просечет неладное или заметит милицейскую «волжанку», притулившуюся за кустами.

Но парень, судя по всему, и не помышлял об опасности: завернул за угол дома, побыл там, а потом появился, поправляя что-то в кармане куртки. Заспешил к «Опелю».

– Ага! – отчетливо произнес голос Полякова в кармане плаща, где лежал радиотелефон, и Зернов ринулся через дорогу к джинсовому парню.

Тот какое-то время растерянно смотрел на бегущего к нему мужчину в длинном плаще, явно не видя в нем опасности, однако в это мгновение белая с синей полосой «Волга» вывернулась из-за кустов, да еще Поляков включил мигалку и сирену, так что даже недоумок догадался бы, что влип.

Парень какое-то мгновение перебирал на месте ногами, потом наконец-то сорвался в бег, однако, как это частенько бывало, сам вид милицейской машины, а главное – звук сирены, похоже, вышибли из него всякое соображение, так что ринулся он не к машине, а прочь, куда-то в чисто поле, в буераки-реки-раки, ломанул, словом, куда глаза глядят, но очень скоро споткнулся на кочках, среди которых возвышалась цыганская обитель, и уткнулся носом в землю.

Тут-то Зернов и насел на него. Навалился сверху, споро заломил за спину руку, в которой было что-то стиснуто. Не успел парень выбросить покупку, вот повезло! Зернов с силой надавил на его запястье – незадачливый нарк взвизгнул от боли и разжал пальцы. Зернов не удержался от смешка: это был презерватив, набитый беленьким порошочком. Презерватив… Нашли в чем добро продавать. Вот уж правда что – голь на выдумку хитра!

Сзади запыхтел толстяк Поляков:

– Взял? Ты его взял?

– А то, – сказал Зернов, поднимаясь и вздергивая с земли безвольную добычу. Просто удивительно, что делает страх с людьми. Довольно высокий парень, крепкий такой, спортивный, кулаки нормальные, а болтается, как тряпичная кукла, будто вовсе костей и мышц в нем не осталось, одна обвисшая джинса.

Он не сделал ни малейшей попытки сопротивляться, когда Зернов, где пинками, где волоком, пригнал его к «Волге», затолкал на заднее сиденье и надел наручники.

Глаза у парня – кстати, не такого уж дитяти малого, на вид ему дашь за тридцать! – были совершенно бессмысленные, залитые страхом. Два темных пятна на бледном лице. Он затравленно глядел то на хмурого, узколицего Зернова, у которого по жизни был злобный, всем недовольный вид, то на приземистого, широкогрудого Полякова, напоминающего профессионального тестомеса с простодушной физиономией недоразвитого ребенка.

– Гони в отделение, – самым суровым голосом приказал Зернов, сбрасывая плащ, сослуживший такую хорошую службу, и надевая форменную куртку. – Поздновато уже, конечно, но допросить мальчонку успеем.

– Пожалуйста, не… не надо в отделение, – выдохнул «мальчонка» таким трясущимся голосом, что, и не глядя на него, было понятно: добыча едва сдерживает слезы. – Пожалуйста… может, договоримся, а? Я… я вас умоляю!

Зернов и бровью не повел, ну а откровенный и, чего греха таить, глуповатый Поляков громко, с явным облегчением перевел дух.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.