Охотники на кидал, или Кооператив сыщиков

Владимир Митрофанов

Охотники на «кидал», или Кооператив сыщиков

“И говорит им: идите за Мною, и Я сделаю вас ловцами человеков” (Матф. 4:19).

Ванечка Кошлов, которого в армии за глаза, да и не за глаза называли не иначе как «Кашалот», возлежал на диване и мечтал. И, по сути, если бы к нему вдруг, как в сказке, пришла топмодель и попросила: «Ванечка, трахни меня, пожалуйста!» – он этим предложением, конечно, с удовольствием бы воспользовался, хотя подумал бы при этом, что она явно ошиблась квартирами, но потом бы и не знал, что с этой моделью делать. Единственное, что бы спросил:

– Киса, хочешь есть?

Она бы спросила, распахнув свои огромные глаза:

– What?

И тут бы Ванечка скис окончательно.

А дальше неизвестно было что и делать. Даже просто в ресторан сходить (а ведь ее надо не просто вести, а на чем-то везти, а лучше всего на своей личной «шестерочке БМВ» или в «Ровере»), но даже и на такси у него не хватило бы денег, а потом надо было бы снова возвращаться в эту халупу, где он жил, и просить ее помыть грязную посуду. Тут даже и спать с ней было бы негде. Полутораспальный диван был продавлен чуть не до пола, а ночью в бок впивалась скрипучая пружина. Так что такой контакт был исключен просто по социальным причинам – он был бы просто невозможен по материальным соображениям.

Впрочем, заманить сюда супермодель да еще и заставить сказать такие нежные слова можно было разве только под угрозой долгой и мучительной смерти: «Иди, блядь, быстро тут же переспи с Ванечкой, а то мы убьем тебя нафиг, и всю семью твою и друзей тоже!»

У Ванечки были всего одни ботинки, один костюм, который ему родители купили еще на школьный выпускной вечер. Костюм тогда сидел на Ванечке свободно. Бережливая бабушка тогда сказала ему: «Еще тебе и на свадьбу пригодится!» Однако накачавшийся в армии Ванечка в тот костюм уже не влезал. Вроде совершенно и не изменился внешне, но шея стала толстая, да и плечи раздались.

Юный вид Ванечки иногда приводил к тому, что его в связи с очередным призывным периодом в метро стопорила милиция в, но, полистав предусмотрительно взятый с собой военный билет, с сожалением и удивлением отпускала. А служил Ванечка в N–ской бригаде внутренних войск. В общей сложности, наверно, полгода провел на блокпосту, иногда стрелял в темноту. Также участвовал в зачистках сел, чуть не обсираясь со страха, с оружием в руках входил во дворы и дома.

После армии как-то в электричке его, спящего, растолкала тетка-контролер, он показал льготный билет, она начала приставать: что за льгота. Ванечка пропищал еле слышно:

– Участник боевых действий.

– Чего? – оторопела контролерша.

Ванечка повторил уже громче.

Сидящий рядом на скамейках народ, разные там пенсионеры и дачники, покосились на Ванечку. Ветеран, сидевший напротив, чуть не закипел от негодования. Но это он зря: у Ванечки, между прочим, действительно была настоящая медаль «За отвагу».

Впрочем, внешняя застенчивость и юный вид Ванечки были обманчивы. Да, он имел невысокий рост. В армии он славился необыкновенной прожорливостью, при этом совершенно не толстея. Тут была какая-то особенность организма.

Кстати, Кашалотом его прозвали вовсе не из-за фамилии. Как-то группа «молодых» влетела в столовую, и дежурный офицер вдруг увидел, как невысокий румяный боец с огромной скоростью, почти не пользуясь ложкой и тем более вилкой (которой, впрочем, и не было), мгновенно всосал в себя целую миску макарон.

– Это черт знает что! – вслух изумился офицер, ранее такого никогда не видавший. – Настоящий кашалот!

Один сержант как-то чуточку опоздал, пришел, а там уже все съедено, начал разоряться: мол, Кашалота надо изолировать, ему не в коня корм, он все на гавно переводит!

Впрочем, после первого года службы это жор у Ванечки потихоньку прошел.

Многим знакомо это невероятное и прекрасное ощущение вернувшегося домой дембеля. Когда уже поздним майским вечером Ванечка шел по своей улице и снова ощущал запахи детства, то двор показался маленьким и квартира, куда он вошел, вдыхая родной запах, совсем крохотной. И первое чудесное утро, когда тебя никуда не гонят, и нет никаких построений и нарядов. Выспавшись, ты выходишь в ставшей тебе тесной одежде в родной двор, на свою улицу. Ты просто счастлив. Однажды, выйдя на балкон, случайно нюхаешь форму, которую мать повесила проветриться, и тебя до кончика прямой кишки снова продирает въевшийся в нее запах казармы. Еще тебе поначалу кажется, что весь мир твой, что все девушки должны смотреть только на тебя, но тут тебя неприятно поражает то, что этот самый мир как-то и без тебя прекрасно обходился все это время, да и сейчас до тебя никому нет никакого дела. И возникает вопрос: что делать дальше?

Деньги кое-какие Ванечка привез и поначалу, казалось, что немаленькие, но на гражданке они стали исчезать с огромной скоростью. Однажды заглянул в бумажник, только и сказал:

– Вот ебучка!

Потом буквально чуть не с лупой осмотрел все отделения бумажника и карманы джинсов – денег не прибавилось. Нашел в заднем кармане джинсов три десятки, засиненные контактом с тканью и порядочно измятые. И тому был рад.

На гражданке Кашалотом его никто не называл, а обычно просто звали Ванечка. Этому способствовали румяные щеки и детский вид. Еще в армии, когда на блокпост приехал какой-то инспектирующий полковник, здоровенный пузатый дядька, навстречу ему попался вооруженный до зубов Ванечка со своим ручным пулеметом ПКМ, опоясанный и перекрещенный через грудь, как революционный матрос, пулеметными лентами и с полной магазинной коробкой в руке. Причем, пулемет ему поначалу всучили «деды» чтобы только самим не таскать, чему Ванечка, впрочем, поначалу был очень доволен, потому что с пулеметом он был как коммандо из одноименного фильма. Потом, правда, пулемет ему надоел до чертиков. Полковник, помнится, тогда что-то орал, чем-то был недоволен, буквально писал кипятком, но увидев румяное мальчишеское лицо, только крякнул: «Ну, просто детский сад!», но почему-то тут же поуспокоился, плюнул и уехал.

Ванечка вполне мог бы быть чемпионом по скоростному засасыванию макарон. Такие же таланты были у него и по поеданию блинов. Однажды, когда в роте на масленицу вдруг устроили блинный день, Ванечка объелся так, что его из столовой выносили на руках. Идти сам он не мог. И он тогда поклялся больше никогда не переедать, и у него это получалось, поскольку переесть не было практической возможности, вследствие просто ограничения количества получаемой пищи. Его закадычный армейский дружок Леня Косой, однако, всегда ухитрялся разживаться дополнительным питанием вследствие особых отношений с местным населением. Парень он был рукастый и готовый на любую работу, иногда просто за еду: то принесет жареную курицу, то просто сырую, точнее, даже в перьях, которую он общипывал и варил в особом тайном месте. Обычно еды никогда не было столько много, чтобы объесться, но однажды Леня припер откуда-то трехлитровую банку парного молока, которую почти всю выдул, не в силах оторваться, Ванечка. Потом он, стоная, валялся на земле, ему было дурно. Позже, вспоминая об этом, он говорил: «Именно тогда-то я и узнал, что такое сверхсытость!»

Леня Косой, которого сам Ванечка звал попросту Ленчик, будучи вторым номером пулеметного расчета, по сути, являлся лидером в их маленькой группе, поскольку, хотя и происходил родом из глухой вологодской деревни, был человеком крайне самостоятельным и откуда-то знал, как вести себя в любой ситуации, что очень пригодилось в первые полгода службы. Иногда мог упереться рогом вплоть до драки, а иногда выполнял четко и безропотно все, что говорили. И притом идти на конфликт не боялся, поскольку с малолетства был взращен на драках. И еще с шестнадцати лет он работал в колхозе (тот назвался теперь что-то вроде ООО «Рассвет») на тракторе. Умел все. Был он довольно щуплый, белобрысый, с конопушками и очень курносый. Леня Косой, хоть и был невысокого роста, но имел огромные кулаки и конфликтов не избегал. С Ванечкой они дружили с первого дня учебки. Ванечка изначально признал лидерство Косого и делал все, как Ленчик. Пребывание в армии для Косого было лишено какого-либо особенного стресса. Все его устраивало, кроме питания, но он всегда еще что-то ухитрялся доставал из того, что касается еды. Кроме того, с его слов, он уже имел довольно большой любовный опыт, поскольку с четырнадцати лет сожительствовал со взрослыми женщинами. Взрослыми он считал женщин уже с 22-25 лет, главным образом доярок, которые его пригревали, поскольку мужиков в деревне катастрофически не хватало, а немногие оставшиеся жутко пили.

Сразу же после дембеля Ленчик собирался жениться. Правда, не знал только, на ком, но выбор, с его слов, в их деревне был просто огромен.

Был он родом из любопытного места: село Молочное что где-то под Вологдой. Не хватало только реки Кисельной. Но если там все пацаны были такие, как Ленчик, то Ванечка зарекся бы туда ездить и другим не посоветовал бы. Можно было бы сходу получить по мозгам.

Ленчик, как оказалось, и до армии уже бывал под выстрелами, но не под пулями, а под дробью и утверждал, что чутье у него на эти дела, наверняка, прирожденное. В подростковом возрасте они с друзьями имели привычку полазать по огородам за клубникой. Клубника была товаром, который можно было продать, поэтому владельцы охраняли ее круглосуточно. И был у них там в деревне один мужик, который, хорошо зная местные повадки, ночью охранял свой огород с ружьем. Он ложился в гамак, подвешенный между яблонями, и там проводил всю ночь. Но под это дело он, понятное дело, выпивал для сугреву, а пьяный спал довольно крепко, храпя просто оглушительно, как мотоцикл. Ленчик с двумя друзьями залезли-таки в этот огород, наелись клубники, а напоследок решили над мужиком зло подшутить. Мужик спал, разинув рот, одна рука его опустилась до земли, а ладонь была раскрыта ковшиком. Ленчик на минутку задержался, взял да и навалил туда кучу, короче – нагадил мужику прямо в руку. После этого, вместо того, чтобы тихонько уйти, он взял да и сунул одну клубничину прямо мужику в открытый рот. Мужик поперхнулся, проснулся, увидел руку в дерьме, поднес к лицу, зачем-то понюхал (мальчишки в это время уже мчались со всех ног прочь). «И тут, – рассказывал Ленчик, – я вдруг почувствовал затылком, что он сейчас выстрелит, и сходу упал лицом вниз. Заряд дроби просвистел надо мной, я его почувствовал волосами. У него была одностволка, и я тут же просчитал, что у меня есть целых пять секунд, пока он достанет и зарядит второй патрон, даже если он у него есть, и этих пяти секунд мне вполне хватит, чтобы добежать до забора…» Это умение мгновенно просчитывать действия в стрессовых ситуациях потом очень пригодилось. Именно он однажды заорал Ванечке: «Меняем позицию!» – тут же просчитав возможные ответные действия боевиков, когда буквально через минуту по их старой позиции ударили из подствольных гранатометов. «Я жопой почувствовал, как они вставляют граны», – утверждал Ленчик.

Во время одной из зачисток, которая, как нередко случается, была плохо согласована, Ванечка угодил со своим пулеметом в один двор, где увидел сцену словно из детской игры «замри»: там стояли, наставив друг на друга оружие, с одной стороны два боевика и с другой два наших спецназовца. Ни те, ни другие не знали, что делать, потому что малейшее движение могло послужить провокацией боя, и в то же время каждый понимал, что открытие огня неизбежно приведет к непоправимым последствиям для всех четверых, и самое лучшее, было бы просто потихоньку разойтись, но как это сделать никто не знал. И как раз тут во двор влетел Ванечка-Кашалот со своим приятелем Леней Косым. Чумазый, не любивший мыться, считавший, что с грязью жить теплее, Леня Косой, стоял с автоматом наизготовку, палец на курке. Вид он имел устрашающий. На нем был бушлат, бронежилет, разгрузка "Пионер", набитая восемнадцатью запасными магазинами, нож на груди. На голове – шлем с подшлемником и каска.

Ванечка держал в руках свой пулемет и явно собирался немедленно открывать огонь. Все четверо «замерших» посмотрели на него, с изумлением наблюдая это детское румяное лицо, когда этот самый нежный мальчик Ванечка вдруг закричал хриплым и густым басом: «Бросай оружие! Всем лежать, мордой вниз, блятьнахуй!» От этого крика и вида Ванечки (Леня Косой, от грязи напоминавший негра, тоже, кстати, очень всех впечатлил), оружие побросали и беспрекословно легли все четверо, включая и наших спецназовцев. Потом один из них, уже вечером, хорошо поддав, приходил к командиру роты старшему лейтенанту Ларионову и говорил ему так: «Сережа, ты у этого бойца, пожалуйста, пулемет забери от греха! Я же чуть не обделался со страху, что он вот-вот шмальнет!» Ларионов только усмехнулся: знай, мол, наших, и с тех пор Ванечку из других бойцов, напротив, выделял и относился к нему исключительно позитивно.

Той зимой пришлось постоянно ходить в грязном намокшем бушлате, в бронике, с разгрузкой поверх него, оружием и еще волочить на сапогах два прилипших кома грязи, тяжеленных, как чугунные ядра. Всюду перед палатками, кунгами и домиками стояли чистилки для обуви: перед входом полагалось соскребать грязь, но все равно она была повсюду. Косой придумал надевать бахилы. Где-то он их достал, но надолго их все равно не хватило, да и ноги в них скользили.

Кроме интуиции, Леня Косой имел очень устойчивую, буквально железную, нервную систему. Однажды при зачистке напоролись на крупное подразделение боевиков, возникла перестрелка и случилось так, что Леня и Ванечка оказались отрезанными от своих почти на два часа. Поначалу они сидели за глиняным сараем на задворках какого-то дома и просто ждали. Обстановка была неясная. Отовсюду – буквально со всех сторон – слышалась интенсивная стрельба, несколько бородатых вдруг выскочили из-за угла дома. Ванечка с Леней, не говоря ни слова, открыли огонь, один «чех» упал, другие побежали назад. Однако теперь убежище бойцов было раскрыто. На всякий случай, сменили позицию. Наступило короткое затишье, парни нервничали, вполне могли как-нибудь и обойти, запустить гранату. Ванечка не впал в панику только из-за того, что Леня совершенно спокойно сидел со своим автоматом на коленях, обкусывая ноготь на грязном пальце. Тогда Ванечка перестал думать вообще и стал делать как Леня: ковырять царапину и чистить ногти. Еще как-то показали хронику, как нашему пленному солдату, как барану, режут глотку, еще и орут с матюгами: «Убери руку!», чтобы не мешал. Тот катался по земле, долго сучил ногами, кровь била из шеи струей. Ванечка подумал, надо гранату держать наготове, и когда обступят, выдернуть кольцо и не держать чеку, чтобы не перехватили. Посмотрел на Ленчика. Ленчик был спокоен и деловит, вкручивал взрыватели в запасные гранаты.

Потом оказалось, что он, в свою очередь, посматривал на Ванечку, и когда все закончилось, рассказывал ребятам: «Все, пацаны, думаю, пиздец нам пришел, сейчас обосрусь со страху! Очко-то играет, считай, вообще нет очка! Поворачиваю голову, гляжу: ёпт, Кашалотище, блядь, сидит, нахуй, спокойный, как конь, ногти себе чистит. Думаю, ну, блядь, он-то точно знает некую военную тайну и если он не бздит, но все будет ладушки!»

Еще трое выбежали – положили и их. Навалено было боевиков уже целой кучей – человек шесть. Пустив еще очередь для страховки по лежащим телам, Ванечка с Леней быстро поменяли позицию назад к сараю. И не зря. По их прежней тут же долбанули пару раз из подствольного гранатомета. Все там разворотили. Хорошо дало по ушам, взвизгнули осколки, блямкнуло куском земли по каске. Потом боевики пошли в атаку. Ванечка к этому был готов, свалил первого и выскочившего вслед за ним, а Леня – другого, которого, однако, свои за ногу оттащили за угол дома.

Еще один бородатый попал под прицел, высунувшись из-за забора. Ванечка, плавно надавив на спуск, выпустил короткую очередь из пулемета выстрелов в пять и увидел, как ошметки отлетели от головы и соскочила шапка. Заглянул в коробку: кусок ленты там еще был приличный. Тут же и по ним начали долбить серьезно: и пулями, и пару раз из подствольников. Из стены сарая посыпалась глина и труха. Потом чуть в стороне протарахтел вертолет. «Вот щас и этот по нам ёбнет заодно!» – выдохнул Ленчик, вытаращив глаза. Под носом у него повисла густая желтая сопля. Потом он, зажав ноздрю, сморкнулся метра на два в сторону, утерся рукавом. По двору бродила черная курица, что-то клевала, порхала землю лапами. Ленчик, если застрянут и совсем прижмет с едой, планировал ее пристрелить и съесть.

Перекатившись прямо по грязи, сменили позицию. И вдруг на них вылетела уже целая толпа «чехов», да таких страшных, оскаленных, что жуть взяла! Какое-то время ни тот, ни другой боец не стреляли, будто оцепенели, была у них еще слабая надежда: вдруг как-то мимо пронесет, но когда до боевиков осталось метров двадцать, ударили сразу из двух стволов в упор. Стреляли, не останавливаясь, пока не положили всех, а у Ванечки, звякнув, не кончилась лента. Наступила тишина. Раскаленный ствол шипел под каплями дождя.

Запасных позиций у них больше не было, и бойцы занервничали. Однако на этом вроде как бы все и закончилось. Минут через десять из-за угла вышли наши. Сначала, правда, оттуда крикнули: «Кашалот, Косой! Свои!»

– Туточки мы! – завопили оба бойца.

Позже обоих наградили медалями «За отвагу». Награды вручал на улице перед строем генерал, который был чем-то похож н учителя истории Сан Саныча, но через каждые три слова почему-то вставлял «бля». Медалью своей Ванечка гордился, считал, что в этом ему повезло, потому что знал ребят, которым за реальную тяжелую боевую операцию дали по странной медали «За укрепление боевого содружества», что-то типа юбилейной. «За отвагу» считается по рангу гораздо выше. Да и с кем там было содружество – непонятно. Видимо все другие медали тогда на складе закончились и выдали то, что было.

Ленчик приезжал в Питер один раз летом. У него уже на октябрь была назначена свадьба. Первый вопрос его, однако, был: «Ну, и где тут можно склеить бабцов?» Ленчик почему-то был убежден, что все городские женщины явные или скрытые бляди. Конечно же, загуляли.

Если Ленчик выпивал, то постоянно нарывался на конфликты. Так однажды в кафе сцепился с накачанным мужиком явно из крутых, что-то не так ему сказал. Этот мужик собрался его бить. Ситуация накалялась.

Леня крутил в руках нож. Мужик ухмыльнулся:

– Ну, ты, пацан! Ты вообще сможешь убить человека? Да у тебя кишка для этого тонка!

Вот только не к тому он обратился с этим вопросом. Конкретно с этим пареньком он ошибся. Леня Косой очень даже запросто мог убить человека, да потом после этого еще и очень крепко спать. Леня смотрел на него, не мигая, ничего не говоря, чуть склонив голову набок. Так опытный свинобой смотрит на борова, прикидывая, куда ему половчее засадить ножичек, чтобы сразу с копыт и без визга. И мужик это вдруг почувствовал и ему это очень не понравилось. Короче, тут же заткнулся и свалил от греха. И надо сказать, правильно сделал.

Ванечку всегда поражал в Ленчике внезапный переход к действию без предварительных проявлений эмоций и долгих разговоров. Так однажды к ним в ночном клубе пристал какой-то тип, начал, как говориться, доябываться. Леня так же смотрел, смотрел, приценивался, потом взял пивную кружку да и дал ею тому парню в лоб. Тот сразу с копыт и слетел и тут же все и понял. Потом, правда, этот парень оказался сотрудником охраны, и Ленчику с Ванечкой из клуба пришлось экстренно сваливать, причем это оказалось сложнее, чем думали, поскольку пути отхода все перекрыли.

Спрятались в какой-то подсобке у пожарного выхода, где швабры и вонючие половые тряпки. Ленчик ушел на разведку. Вернулся буквально через минуту недовольный и разочарованный:

– Там стоит один на выходе. Больно уж он здоровый, нам его не свалить! Даже вдвоем не справимся. Чего делать-то? Вот, блядь, засада!

Ванечка выглянул из-за угла и понял, что так оно и есть: минимум сто десять кэгэ, рост под два метра, кулачищи с футбольный мячик. Страшновато. Бывают здоровые большие люди, а кулачки у них маленькие, даже странно, это потому что искусственно накачанные, а этот, видать, таким здоровым и родился. По кулакам таких прирожденных богатырей и распознают. Они самые опасные, у них мясо естественное, а не наращенное на гормонах и спортивной белковой еде.

– Валить его надо только с первого удара! – заявил Ванечка. – Или лучше треснуть чем-нибудь тяжелым по балде. Но если не попадем с первого удара – нам пиздец!

Он выудил из кармана кожаный мешочек с дробью.

– Во!

Но сделали проще: у Ленчика с собой был еще и перцовый баллончик – как-то он его ухитрился пронести в клуб.

– А вдруг бодяжный? – в последний момент засомневался Ванечка.

– Да ни фига: я, как только купил, так тут же его и опробовал, причем просто прыснул в сторону собак, отвернувшись – и то у меня глаза зажгло, сопли пошли. Так что смотри, чтобы тебе не попало.

Подошли и сходу прыснули верзиле в лицо. Буквально залили ему глаза. Богатырь тут же вышел из строя, завыл, начал тереть веки. Ванечка уже держал наготове маленький кистень – мешочек с дробью, однако бить качка вдруг в последний момент пожалел: по бритой голове лупить его было жалко, а по телу – бессмысленно – мышцы все равно не пробьешь. Был бы волосатый – треснул бы, не думая. Секунд пять искал, куда бы долбануть мешочком и не находил. Потом треснул, только без толку. Лишь после удара Ленчика в подбородок, от которого у того аж загудела рука, богатырь свалился.

– А ведь хороший баллончик! – сказал Ванечка, заливаясь соплями.

– Бежим!

Оба потом с полчаса отсмаркивались, и еще часа два чихали.

Назад к себе в Вологду Ленчик уехал автостопом. Денег у него не осталось ни копейки. У Ванечки, впрочем, тоже. Подарок невесте Ленчик так и не купил. Настроение его было мрачное. В Вологодской тоже, как и везде, царило разорение и запустение. Даже молока в Молочном не было – на три деревни оставалась только одна корова.

В конце лета Ванечка повадился по выходным ходить в клуб недалеко от дома, чтобы там познакомиться с какой-нибудь симпатичной девчонкой.

В этом клубе существовал довольно жесткий фейс-контроль: пускали только своих. Понятие «свои» было одновременно и узким и достаточно широким. Посетители должны были подходить и по одежде, и по поведению, и даже некоему выражению лица, чтобы не нарушали дух клуба и не испортили своим людям отдых. Переодевания обычно не помогали, причем многих знали в лицо, иногда пускали, а иногда нет. Видимо, это зависело и от заполнения и от конкретной ситуации.

На фейс-контроле Ванечка неожиданно встретил знакомого по армии, бывшего сержанта по фамилии Голубев. Тот Ванечку тоже узнал, тут же стер с лица грозное неприступное выражение, заулыбался, они даже обнялись. Бывший сержант сказал: «Заходи к нам. Можешь и с подругой. Я здесь всегда стою по выходным. Запиши номер мобильного…» и тут же оттеснил в сторону парочку довольно симпатичных девчонок: "Сегодня мест нет!» – «Ну-у!" – Вид его снова стал грозным, почти свирепым. Девчонки стреляли в него глазами, вдруг обе высунули розовые язычки, стали делать ими явно неприличные движения. Он, однако, не соблазну поддавался: «Может быть, следующий раз!» – но все-таки смягчился: «Ладно, пошли! – и двинулся с подружками внутрь, сказав при этом другому охраннику: «Серега, прикрой меня, я быстро!» Напарник понимающе кивнул. Ванечка посмотрел Голубеву вслед с завистью: «Вот бы получить такую работу! И почет, и телки, и платят наверняка неплохо!»

Ванечку в клуб пропустили бесплатно. Увидел там у стойки бара одну явно скучающую девушку. Она ему понравилась. Ванечка подошел, попытался познакомиться.

– Ты сколько зарабатываешь? – сразу спросила она, вставив в губы длинную тонкую сигарету и ожидая, когда Ванечка поднесет зажигалку.

Ванечка сказал. Еще и приврав в два раза больше. Он устроился работать в кабельные сети: ползал по чердакам, крышам, пару раз здорово бился головой. Правда, в какой-то день денег им не заплатили, а бригаду распустили.

Девушка, хмыкнув, оглядела его с головы до ног.

– А машина у тебя есть?

– Пока нет.

– Вот когда будешь получать в три раза больше, и у тебя будет машина, тогда и приходи знакомиться! – заявила девушка и демонстративно отвернулась.

Короче, Ванечка тут обломился.

Однажды приснился страшный сон, что его снова призывают в армию, и что он стоит без трусов перед комиссией. Ванечка начинает объяснять военкому, что он уже отслужил, но его, не слушая, ведут дальше, говоря, что так надо, и ничего тут не поделаешь. Проснулся он в холодном поту, еще и с эрекцией.

Раз в неделю Ванечка навещал своих родителей. Родители жили в большом блочном доме-корабле на Будапештской улице. Квартира была трехкомнатная, когда-то полученная на семью из четырех человек, но маленькая по площади – всего сорок пять метров. Ванечкиных родителей всю жизнь преследовала теснота: в юности они жили в общежитии, потом в дикой коммуналке на пять семей, потом – в другой коммуналке, хотя уже и в двух комнатах, но в довольно мрачном месте – на Троицком поле. Там и родились у них дети: Танечка, а потом – через три года – Ванечка, а потом родители получили эту квартиру на Будапештской улице. Сколько-то лет наслаждались собственным жильем, где у каждого была своя комната, а затем сестра вышла замуж, население квартиры сразу же возросло на ее мужа, а квартира снова стала напоминать коммуналку. Привести туда подругу или друзей было просто невозможно. Уход Ванечки в армию ситуации не решил, поскольку у сестры родилась двойня. Сестра работала бухгалтером в небольшой коммерческой фирме. Хозяин ей сказал, что работать без бухгалтера три года он никак не сможет, поэтому она вышла на работу, когда детям не исполнилось и полгода, благо работа была недалеко. Ванечкиной матери как раз исполнилось пятьдесят пять лет, она вышла на пенсию и сидела с внуками, теперь и смысла съезжать на съемную квартиру уже и не было – и так и эдак нужна была нянька. Сейчас детям было уже два года, и в квартире царил постоянный хаос: все было завешано стираным бельем, колготками, под ногами пищали и трещали игрушки и сами дети, которые к томуже постоянно болели. Почти мифического Виталика, мужа сестры, Ванечка не видел уже очень давно, где-то он кем-то с утра до вечера работал, но очень вероятно, что Виталик все-таки реально существовал. Об этом говорили пустые пивные бутылки на балконе и растоптанные его тапки в прихожей, а также и то, что сестра вроде бы снова ходила беременная. Отец все еще продолжал числиться в каком-то «почтовом ящике» – на оборонном заводе, который, не получая никаких заказов, неуклонно разваливался, все там было уже украдено и перепродано, однако по собственному желанию отец уходить никак не хотел, поскольку надеялся получить немаленькую компенсацию по сокращению штатов. Завод как-то завис: то ли его закрывали, то ли переводили в какое-то другое место, понятно, с последующей массовой зачисткой персонала. Говорили, что его вот-вот будут сносить полностью, а на этом месте строить элитные жилые дома и бизнес-центр, поскольку вид оттуда на Неву был замечательный.