Весь оставшийся день я помогал Соломону убирать в парке. Обрезал ветки, возил мусор, подметал дорожки, словно пытался отработать свое пребывание. Соломон изводил меня бесконечными исповедями о современной молодежи, своих родственниках, прошлой и будущей жизни. Поздно вечером, после традиционного чая, я с наслаждением опустился на диван и, не обращая внимания на его хрипы и стоны, уснул.

***

На следующее утро Соломон потащил меня на другой конец города устраивать на работу. Отстояв на трамвайной остановке почти час мы с трудом втолкнулись в переполненный трамвай, который, как оказалось, ехал в парк. Ждать следующего трамвая не было желания, и мы отправились пешком. Соломон вел меня дворами и закоулками, о существовании которых я даже и не догадывался, хотя в детстве, как мне казалось, я облазил этот городок вдоль и поперек. По дороге он успел рассказать мне все, что знал о начальнике учреждения Тюлькине, в которое он меня хотел пристроить. Из его сумбурных высказываний я понял, что мы идем в городской автопарк, в котором я когда-то в школе проходил практику и получил свои первые навыки вождения. Так что ничего нового я не узнал. Услышав знакомую фамилию, я улыбнулся, но промолчал. Зачем было знать старику, что мне все и без него давно известно. Зачем пытаться вернуть то, что для меня было потеряно раз и навсегда.

Прошмыгнув в очередную подворотню, мы оказались возле автобазы. Оставив меня дожидаться возле гаражей, Соломон побежал ходатайствовать. Он долго выяснял, где ему можно найти Тюлькина, какое у него сегодня настроение и, получив исчерпывающий ответ, скрылся в одном из зданий. Я, от нечего делать, глазел по сторонам, наблюдая за знакомой мне возней шоферов. Неподалеку от меня, скрывшись по пояс под капотом грузовика, возился парень. Я хотел было подойти к нему, но тут в дверях показался сам начальник автобазы Тюлькин, все такой же грузный, немного мягкотелый, мало разбиравшийся в машинах, но при тот отменный организатор. Умение сказать что нужно, где нужно и кому нужно и позволило ему удерживаться на этом месте много лет. Но нерешительность и доверчивое отношение к людям мешало ему продвинуться вверх по карьерной лестнице. Следом за Тюлькиным бежал Соломон.

– Понимаете, Иван Прокофьевич, – на ходу врал старик. – Если бы не обстоятельства. Если бы не родственные связи, я бы и просить не стал.

– Я тебе сотый раз повторяю, – пыхтел Тюлькин. – Без документов не приму. Мало ли какая проверка? Что я им петь буду?

– Иван Прокофьевич, – не унимался Соломон. – Вы ведь не первый день работаете. Что для вас проверка?

– Я сказал нет, – Тюлькин был настроен категорически. – И не проси.

– Но все же, – в глазах у Соломона теплилась последняя надежда.

– Нет, – Тюлькин направился к молодому парню, что ковырялся под капотом одного из грузовиков.

Проходя мимо меня, Тюлькин бросил оценивающий взгляд. Соломон не отставал от него ни на шаг.

– Иван Прокофьевич, я в долгу не останусь.

Начальник ничего не ответил. Подойдя к грузовику, он с деловым видом заглянул под капот.

– Ну, Василий, что у тебя?

– Да черт его знает, – парень соскочил на землю.

Он был почти одного роста со мной, наверное, мой ровесник, с рыжей вихрастой шевелюрой. Он стригся почти под ноль, но это не помогало ему скрыть свои вихры, которые торчали в разные стороны. – Понять не могу в чем дело. То заводится, как положено, то глохнет.

– Стартер смотрел?

– Смотрел, – парень вытирал руки грязной тряпкой. – Сколько раз Евсеичу говорил, что мотор надо ставить новый.

– Где ж его взять то, новый? – озабоченно вздохнул Тюлькин.

– А мне что? – ныл парень. – На этой развалюхе кататься? Так я и на хлеб не заработаю.

– Ну не прибедняйся, – Тюлькин ехидно взглянул на Василия.

Затем, переведя взгляд на Соломона, снова тяжело вздохнул.

– Я же тебе сказал, что не возьму.

Соломон опустил глаза. Его старания оказались напрасными.

– Ну, раз нет, значит, нет, – Соломон устало опустил плечи и уныло посмотрел в мою сторону.

– Да ты пойми, – начал оправдываться Тюлькин. – Возьми я так одного, потом второго, потом все захотят. А это все же ответственность. А мне это надо?

– Я понимаю, – сопел Соломон.

– Да что ты понимаешь? – Тюлькин махнул рукой. – Я и не против тебе помочь, но без документов никак.

– Я понимаю, – кивал головой Соломон.

– У меня таких гавриков пятьдесят человек, – Тюлькин кивнул в сторону вихрастого. – Ну, чего стоишь?

– А что мне еще делать? – удивленно воскликнул парень. – Надо новый мотор ставить.

– Вот видишь, – Тюлькин снова обратился к Соломону. – И так каждый день. А где я им возьму новое? Из своего кармана?

– А карбюратор смотрели? – сам не зная, почему я решил вставить свое слово в разговор.

– Карбюратор? – Тюлькин почесал затылок и повернулся к парню. – Смотрел?

– Нет, а что? – Василий недоуменно хлопал глазами.

– Ну так посмотри, – Тюлькин кивнул в сторону грузовика.

Парень нехотя залез под капот, спустя минуту вынырнул оттуда с сияющим лицом.

– И точно карбюратор! – радостно воскликнул он. – А я то думал!

– Думал! Ничего ты не думал, – передразнил его Тюлькин и, повернувшись ко мне, спросил. – А ты что, в технике разбираешься?

– Да так, – я пожал плечами. – Немножко.

– Немножко? – Тюлькин недоверчиво посмотрел на меня. – А эту машину не посмотришь?

Начальник направился к стоящей неподалеку легковой машине. Соломон легонько подтолкнул меня, и я направился следом за Тюлькиным.

– Что с ней? – с видом знатока спросил я, подходя к старенькой, местами проржавевшей волге.

– Да я и сам толком не знаю, – Тюлькин шмыгнул носом. – Она хоть у меня и старушка, но еще на ходу. Только вот бензина жрет, не успеваю заправлять. Может, глянешь?

– Можно и посмотреть, – привычными движениями я открыл капот и стал осматривать автомобиль.

В отличие от внешнего вида, внутренности были в идеальном порядке. Устранить неисправность было для меня плевым делом. Я немало часов провел лежа под командирской волгой, служа в армии. Да и после армии мне не раз приходилось ремонтировать машины своим друзьям и знакомым. С закрытыми глазами я мог разобрать любой двигатель и поставить его на место. Захлопнув капот, я повернулся к Тюлькину, который все еще недоверчиво косился на меня.

– Вроде готово, – я оглянулся по сторонам в поисках тряпки, чтобы вытереть руки.

Тюлькин уловил это и протянул мне кусок ветоши.

– Так ты говоришь, что документы будут готовы недели через две? – Тюлькин обращался к Соломону.

– Да, да, – соврал старик. – Может и раньше.

– А, черт с тобой! – начальник махнул рукой. – Уговорил. Но, если что…

– Ручаюсь, как за самого себя, – Соломон начал рассыпаться в любезностях, но Тюлькин его уже не слушал.

– Пойдем, – кивнул он мне. – Я скажу, чтобы тебя оформили. А документы принесешь, когда сделаешь.

Я послушно двинулся следом за Тюлькиным. Соломон, пронимая, что его миссия на этом закончена, отправился домой. Отойдя пару шагов, он остановился и, повернувшись ко мне, спросил.

– Дорогу обратно найдешь?

– Постараюсь, – солгал я старику.

«Какое постараюсь? Я знал этот путь от и до, я знал каждый поворот, каждую выбоину на асфальте. Но зачем старику об этом знать? Ведь я был для него, для всех, впрочем, и для себя самого приезжим из другого города, пришельцем из другого мира».

Я прошел за Тюлькиным в отдел кадров, который, как и много лет назад, располагался на первом этаже административного здания. С тех времен мало что там изменилось, если не считать людей, которые там работали. Все те же полосатые обои, все тот же вытертый линолеум, все те же герани на окнах. Тюлькин окинул взглядом кабинет и, мотнув головой в сторону пустующего, заваленного бумагами стола, обратился к девушке с пышной копной каштановых волос. Она сидела за соседним столом, и что-то печатала на машинке. В отличие от ее соседки, на столе был идеальный порядок.

– А где Лариса Васильевна? – Тюлькин подошел в девушке.

– На больничном, – не отрываясь от работы, ответила девушка.

– Значит, вы, Люсенька, сегодня за главного?

– А что? – девушка не обращала никакого внимания на начальника.

– Вот, Люсенька, – самодовольно произнес Тюлькин. – Принимайте в наши ряды пополнение.

Люсенька на мгновение оставила свою работу, бросила взгляд на меня и снова застучала по клавишам.

– Иван Прокофьевич, вы же знаете, что без Ларисы Васильевны я не могу. Вы же ее знаете.

– Люсенька, – Тюлькин склонился к девушке. – Это такой пустяк. Если что, сошлетесь на меня.

– Вам легко говорить, – было видно, что Люсенька явно недолюбливает свою сослуживицу. – А мне потом выслушивать.

– Я сам ей скажу, – настаивал Тюлькин.

Это звучало убедительно, и Люсенька согласилась.

– Документы с собой? – не отрываясь от печатанья, бросила она в мою сторону.

– Понимаешь, Люсенька, – Тюлькин зашептал на ухо девушке, как будто не хотел, чтобы его слышали окружающие, хотя кроме нас троих в кабинете никого не было. – Тут небольшая загвоздка. Ты его оформи, а документы он принесет попозже.

– Иван Прокофьевич, – девушка удивленно вскинула брови. – Вы понимаете?

– Я все понимаю, – Тюлькин покосился на меня. – Под мою ответственность.

– Ну, если только под вашу, – Люсенька обречено вздохнула.

– Понимаешь, – Тюлькин снова зашептал на ухо Люсеньке. – Ты его оформи, а документы он принесет попозже.

Девушка снова недоуменно посмотрела на начальника, но возражать не стала. Отодвинув машинку в сторону, она выудила из соседнего стола толстую папку и протянула мне листок бумаги.

– Пишите заявление.

– А у вас образец есть? – я не хотел с первого дня показаться неучем в таких делах.

– Вот, – девушка протянула мне исписанный листок.

Я медлил.

– Что еще?

– У вас ручки лишней не будет?

Люсенька озабоченно вздохнула и протянула мне ручку. Я быстро стал строчить заявление. Тюлькин все это время что-то шептал на ухо девушке. Та мило улыбалась и пыталась убрать с лица непослушную каштановую прядь, которая все время мешала ей. Я быстро набросал заявление и протянул его девушке. Та пробежала глазами по листку и передала его Тюлькину. Тот, в свою очередь, не глядя, поставил на нем свою подпись.

– Ну, вот ты теперь наш работник, – обратился он ко мне и направился к выходу.

– Иван Прокофьевич, – остановила его Люсенька. – Каким числом оформлять?

– Завтрашним, – ответил Тюлькин.

– А кем?

– Ну, – Тюлькин задумался. – Оформляй пока механиком, а там посмотрим. Да, как тебя звать то?

– Борисом, – я еле вспомнил свое нынешнее имя. – Борис Сазонов.

– Ну, Боря, Люсенька тебе все объяснит, все расскажет. А мне пора идти работать.

Тюлькин вышел за дверь. Я остался один на один с Люсенькой.

– Фамилия, – Люсенька начала заполнять бумаги.

– Столяров.

Девушка удивленно посмотрела на меня. В заявлении значилась совершенно другая фамилия. Я понял свою ошибку и поспешил исправиться.

– Сазонов.

– Имя, Отчество.

– Борис Алексеевич, – мой разум упорно не хотел привыкать к новому имени.

– Год рождения.

– Шестьдесят восьмой.

– Образование.

– Среднее специальное.

– Семейно положение.

– Женат, вернее холост.

Девушка снова недоуменно посмотрела на меня.

– Холост, – я понимал, что выгляжу довольно глупо.

Люсенька продолжала заполнять какие-то бумажки, попутно задавая мне вопросы. На некоторые я отвечал сразу, не раздумывая. Некоторые вопросы ставили меня в тупик, и мне приходилось делать над собой усилие, чтобы ответить правильно.

– Домашний адрес, – мой допрос подходил к концу.

Я снова задумался. Сообщать свой старый адрес было бы бессмысленно. Называть адрес Соломона было бы бестактным.

– Где вы прописаны? – девушка нетерпеливо поглядывала то на меня, то на часы.

– Да пока нигде, – пожал я плечами. – Я думал, может у вас есть какое-нибудь общежитие.

– Иван Прокофьевич об этом ничего не говорил, – заметила девушка.

– Я знаю, – вид у меня был довольно жалкий.

Еще ни разу в жизни мне не приходилось испытывать такое унижение, как сейчас. Я был полностью в руках этой молоденькой девчушки. Один неверный шаг, одно неверное слово могло все испортить. И что потом? Снова пытаться доказывать себе, доказывать окружающим, что я не Сазонов Борис Алексеевич, а Столяров Алексей Николаевич. Что в этой жизни у меня есть квартира, жена, маленькая дочь. Что я имею право на все это. Но только кто в это поверит, если я сам в это уже не верю. Есть лишь чудовищная ошибка глупой медсестры, присвоившей мне чужое имя, чужую жизнь. Есть лишь бесполезная помощь врачей, давших мне чужое лицо. Лицо, с которым мне придется учиться жить заново.

Мне хотелось плюнуть на все, и выйти из душного кабинета. Но я повел бы себя, как последний мерзавец, махнув рукой на снисходительность Тюлькина, на фарисейство Соломона, да и эта девушка пошла мне навстречу вопреки какой-то там Ларисе Васильевне. Я мог наплевать на себя, но я не мог оттолкнуть людей, которые мне дали шанс на возвращение.

Люсенька, видя мою заминку, сняла телефонную трубку, набрала номер.

– Иван Прокофьевич? Я по поводу новенького. Что мне с ним делать? У него нет прописки, а вы же сами знаете, что без прописки я не могу принять его на работу. Что? Конечно. Вы думаете, что есть? Спасибо.

Девушка, не кладя трубку, стала звонить по другому номеру.

– Татьяна? Привет. Это Люся. Да нет, как обычно. Пока одна. Мегера на больничном. Да, отдыхаю. Вся в бумагах. Не знаю, когда и разгребусь. Слушай, я чего звоню. Тут одного нужно к тебе пристроить. Я знаю, что нет. Но ты постарайся. Это протеже Тюлькина. Поищи. Уплотни. Это ты сама к нему обращайся. Мне велено, вот я и выполняю. Что? Хорошо. Пусть зайдет после обеда? Договорились. Нет, никуда. К тебе? По какому это поводу? Слушай, я совсем забыла. Хорошо, что ты напомнила. Во сколько? В три? Приду. Обязательно приду. А кто будет? Только свои? Я знаю твоих своих. Васька будет? Да так, ничего. Что ты! Это не я за ним, это он за мной бегает. А я не тороплюсь. Успею еще. Ну, ладненько, у меня тут клиент. Я тебе потом перезвоню. Пока.

Наконец-то Люся положила трубку и, улыбаясь, снова обратилась ко мне.

– А вы везунчик.

– В каком смысле? – не понял я.

– Тюлькин за вас хлопочет. Вы, случайно, не родственник?

– Нет, – я отрицательно покачал головой. – А что?

– Да так, – Люся снова принялась заполнять бумаги.

Ожидая приговора, я бесцельно глазел в окно, за которым возле машин копошились люди. Техника была старая, добитая погодой и работой. Ее неоднократно ремонтировали, подлатывали, подкрашивали. Но и эти заботы не могли скрыть от глаз нищеты и убогости автопарка. И здесь мне предстояло работать. Предстояло заново заводить знакомства, заново узнавать людей, заново приспосабливаться. Но я не думал об этом. Я думал только о своих Ольке и Наташе. Как они там? Олька, наверное, в детском саду. Как улажу с делами, надо будет заглянуть, хотя бы одним глазком вновь посмотреть на нее. Да и нужно будет попытаться еще раз поговорить с Наташей. Ведь можно изменить фамилию, имя, лицо, но душу изменить нельзя, как сказала Анна Петровна. Увы, моя старая, добрая учительница, позвольте с вами не согласиться. Человек меняется, меняется его душа. И она претерпевает изменения как ничто другое в этой жизни.

– Молодой человек, вы что, уснули? – мелодичный голос вывел меня из моих раздумий.

Я встрепенулся.

– Что?

– Распишитесь, – Люся протянула мне листок бумаги и ручкой ткнула в то место, где я должен был поставить свою подпись.

Я помедлил и вывел на листе бумаги Саз и следом какую-то закорючку.

– Пойдемте, я вам покажу рабочее место и отведу в общежитие, – Люся убрала бумаги в стол и направилась к двери.

Я безропотно отправился за ней следом.

– Аванс у нас двадцатого, зарплата пятого, – скороговоркой лепетала Люся, ведя меня по территории автопарка. – С авансом вы опоздали, да он вам пока и не положен, пока нет приказа о зачислении. Деньги получать будете в бухгалтерии. Дверь напротив нашего кабинета. Работать будете механиком. Первое время в помощниках. Вон у того рыжего.

Девушка кивнула в сторону все еще возившегося с машиной вихрастого парня. Проходя мимо него, она остановилась.

– Принимай пополнение, – Люся лукаво взглянула на парня.

– С какой стати? – ухмыльнулся он в ответ.

– Это ты у Тюлькина спроси, – бойко отрезала Люся. – Знакомьтесь.

– Василий, – парень нехотя протянул мне руку.

– Борис, – я пожал шершавую, вымазанную машинным маслом ладонь.

– Когда заступаешь? – Василий недоверчиво косился на меня.

У него в голове все еще вертелся злополучный карбюратор.

– Завтра, – вместо меня ответила Люся.

– Завтра, так завтра, – Василий пожал плечами. – И как думаешь? На постоянно или на временно?

– Скорее всего на постоянно, – ответил я.

– Ну-ну, – прогундосил Василий и снова полез под капот.

– Слышь, Вась, – Люся дернула парня за штанину. – Тебя Татьяна ничего не говорила?

– О чем? – Василий вылез из-под капота.

– Про воскресенье?

– Ну, говорила, а что?

– Да так, – Люся отошла от машины и, кивнула головой в мою сторону. – Пойдем в общагу. А то Татьяна уйдет, и не заселишься.

И я снова послушно, как ручная собачонка зашагал следом за Люсей. Общежитие было расположено на другой стороне дороги, так что идти далеко не пришлось. Это было довольно обшарпанное трехэтажное здание с полуразвалившимся крыльцом. Похоже, с тех пор как его построили, никому и в голову не пришло его подремонтировать и подлатать. Мы прошли через висевшие на одной петле двери и оказались в вестибюле. Люся пошла искать Татьяну. Я снова стал ждать. Пробегавшие туда-сюда девчушки в халатиках, едва прикрывавших их тела, косились в мою сторону и, о чем-то перешептываясь, скрывались в длинных коридорах.

Татьяна оказалась довольно бойкой и говорливой теткой лет под сорок. Рассказывая подруге последние новости и сплетни, совершенно не стесняясь моего присутствия, она провела нас по давно некрашеной лестнице на третий этаж в самую дальнюю комнату.

– Вот, – широким жестом она распахнула дверь. – Тут и будешь жить. Не палаты, но вполне сносно. Сосед нормальный. Да ты, наверное, его видел. Рыжий такой, вихрастый.

– Василий? – удивился я.

– Так вы уже знакомы? – воскликнула Татьяна. – Тем лучше. Правила у нас простые, но строгие. Никаких пьянок, никаких гулянок. Туалет и душ в конце коридора. Кухня там же. Постель меняем по субботам. С ключом договоришься с Васькой. Если что надо, обращайся ко мне.

– А где вас можно найти?

– На первом этаже спросишь на вахте, там скажут. Ну, располагайся.

Татьяна бросила на панцирную кровать с железными спинками, прихваченное по дороге свежее белье. Оно было серым и пахло сыростью. Пока я возился с бельем и проверял на прочность кровать, Татьяна и Люся успели переброситься парой слов.

– Откуда?

– Протеже Тюлькина.

– Не родственник?

– Вроде нет.

– Скоро весь автопарк будет из одних его родственников.

– А тебе то что?

– Да ничего. Про воскресенье не забыла?

– Нет. Помню.

– Ну как? – Татьяна повернулась ко мне. – Устраивает жилье?

– Вполне, – я растерянно развел руками.

– Вещи можешь перевезти в любое время.

– Да у меня их и нет, – я глупо улыбался.

– Как нет? – Татьяна удивленно взглянула на меня.

– Я тебе потом все объясню, – Люся потянула Татьяну из комнаты. – Не мешай человеку обживаться на новом месте.

– Второй ключ у Васьки! – бросила Татьяна, исчезая за дверью.

– Не забудьте про документы, – вместо прощания бросила Люся и исчезла вслед за подругой.

Я остался один в пустой комнате. Опустившись на кровать, я стал рассматривать свое новое жилище. Это была довольно просторная комната, единственное окно которой выходило прямо на улицу. Оклеенная когда-то светло-голубыми обоями, она казалась еще большей. Со временем обои потускнели и приобрели сероватый оттенок. Вся меблировка комнаты состояла из двух кроватей, обеденного стола, пару разнокалиберных стульев и встроенного шкафа у входа. Шкаф был также выкрашен в неестественный голубой цвет и высился до самого потолка. Если бы не застеленная кровать и коврик с охотниками на привале над ней, можно было бы подумать, что в комнате никто не живет. Должно быть, здешний обитатель не очень-то и заботился о домашнем уюте. Говорят, что по мебели и вещам можно определить характер хозяина. Но эта обстановка мне ничего не говорила. Я заглянул в шкаф, надеясь отыскать там хоть какие-то признаки жизни. В шкафу, кроме кипы старых газет и пустых бутылок из-под пива тоже ничего не было.

– Похоже, что мой сосед здесь практически не обитает, – заключил я, закрывая дверцу шкафа.

Время тянулось медленно. Я глазел в окно на прохожих и проносящиеся мимо автомобили. Мне хотелось уйти, но я не мог этого сделать. Нужно было дождаться хозяина, чтобы взять у него ключ от комнаты. Но хозяин не торопился возвращаться. За окном темнело. В конце улицы тускло засветился одинокий фонарь. Заморосил зябкий дождь. В комнате стало сыро и прохладно. Я потрогал рукой батарею. Она была холодной, как лед.

– Отопление уже отключили, – я поежился и отошел от окна.

Мне надоело ждать неведомого соседа, и я решил вернуться к Соломону. Старик, наверное, давно ждет меня, чтобы узнать о плодах своих хлопот. Я был просто обязан хотя бы сказать ему спасибо за его труды, ведь отблагодарить его как следует мне все равно было нечем. За комнату я не волновался. Красть здесь все равно было нечего. Не успел я об этом подумать, как дверь распахнулась, и в свете дверного проема я увидел уже знакомый мне силуэт Василия.

– Ты? – удивленно спросил он, входя в свои законные владения. – Что ты тут делаешь?

– Живу.

– А почему без света? – Василий щелкнул выключателем, и яркий свет ослепил мне глаза.

– Да так, – я пожал плечами.

Василий что-то бросил в шкаф и направился к выходу.

– Подожди, – остановил я его.

– Что еще? – Василий явно не был настроен на разговоры со мной.

– Мне сказали, что у тебя есть второй ключ от комнаты.

– Ключ? – Василий поморщился. – И кто это тебе сказал?

– Татьяна, – я рассеянно смотрел на своего соседа.

– С чего она это взяла? – Василий начал шарить в карманах.

Выудив ключ, он протянул его мне.

– На, возьми. Только он один. Если захочешь, сделаешь себе дубликат. Хотя не стоит. Я здесь бываю редко. Будешь уходить куда, положи его под коврик.

Василий выскочил за дверь. Я погасил свет и вышел вслед за ним. Когда я проходил мимо вахты, старушка вахтерша визгливо проговорила:

– Молодой человек, вы откуда?

– Живу я тут, – буркнул я в ответ.

Старушка удивленно посмотрела на меня. Девчушки в халатиках, которые постоянно паслись на первом этаже, утвердительно закивали головами.

– И давно?

– С сегодняшнего дня.

– Все равно, – вахтерша пыталась реабилитироваться. – У нас вход до одиннадцати. Потом пускать не буду.

– Я успею, – проговорил я и вышел на улицу.

На улице моросил промозглый дождь. Я втянул голову в плечи и засеменил к трамвайной остановке. К счастью трамвая долго ждать не пришлось. Я хотел было вскочить в открывшуюся дверь, как мысль, что у меня нет денег на проезд, остановила меня. Мне ничего не оставалось делать, как идти пешком через весь город. Ожидая своего соседа, я засиделся дотемна, и наведать дочурку в детском саду не представлялось возможным. Идти же домой я опасался. Опасался вновь встретить холодный взгляд жены, удивленное лицо дочери. Опасался встречи с прошлым, не отпускавшим меня и не дававшим прохода в настоящее.

– Ничего, – успокаивал я себя, быстрым шагом ступая по мокрой скользкой мостовой. – Завтра обязательно схожу. После работы первым делом к ней. А может, снова попытаться поговорить с Наташкой? Хотя нет. Пока не стоит.

Перескакивая лужицы, я торопился к Соломону. Вот и калитка, дворик со стоящей посреди тачкой с мусором, дверь в обитель чудного старика. Света в окнах не было.

– Неужели он спит? – я не решался постучать в дверь, боясь разбудить Голду, у которой ко мне было предвзятое отношение. – Вряд ли. Разве он ляжет спать, не дождавшись меня? Соломон не из тех людей, которые успокаиваются, замолвив словечко. Он непременно ждет известий от меня. Плохих или хороших, лишь бы известий.

<1 2 3 4 >

На страницу:

Перейти

3 из 4