bannerbannerbanner
Музей неживых фигур
Музей неживых фигур

Полная версия

Музей неживых фигур

Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля
На страницу:
2 из 4

Куприянов сделал паузу и отпил свой кофе. По его голосу, который несколько изменился, я поняла, что мы подошли к сути вопроса. По крайней мере, имя преподавателя Павел Федорович выговорил крайне неприязненным тоном.

– Поначалу я радовался, что Света так увлечена своими занятиями, – рассказывал мой собеседник. – Но потом меня несколько насторожило, что жена проводит слишком много времени в художественном училище. У студентов любого художественного заведения пары заканчиваются в пять, максимум в семь вечера. Света же иногда задерживалась до девяти и возвращалась домой затемно. Даже я приходил с работы раньше, чем она. Ну и дома – все разговоры об этом Романе Александровиче. Послушать ее – так он бог и король, прямо-таки идеал. Свете почти сорок лет, а об учителе этом она рассказывает как наивная влюбленная школьница! Представляете, каково мне было ее слушать? По ее словам, он считает ее одной из лучших учениц, дает ей какие-то сложные задания. Я как-то пошутил в его адрес – немного язвительно, правда, – так видели бы вы реакцию Светы! Она сразу бросилась защищать своего обожаемого Романа Александровича, я рассердился, и мы с ней впервые в жизни крепко поссорились. Она меня тоже сильно обидела. Я тогда спросил, может, ты за него замуж выйдешь, раз он такой идеальный, так она заявила, что с радостью бы вышла, не будь он женат, потому что я не понимаю и никогда не пойму настоящего искусства, настоящей живописи. Тогда я всерьез стал подозревать, что между Светой и этим Романом – отношения не совсем как между ученицей и учителем.

– То есть вы полагаете, что ваша жена вам изменяет с преподавателем? – уточнила я. Куприянов немного подождал, а потом кивнул.

– Да, вы правы, – подтвердил он мою догадку. – К сожалению, это так. Я очень не хотел верить в то, что Света не верна мне, но в последнее время я все больше убеждаюсь в справедливости своих подозрений. Я очень люблю Свету, стараюсь дать ей свободу, хотя, увы, у меня ревнивый характер. Но лучше, если все по-честному: раз она изменяет мне, какими бы у нас ни были отношения в прошлом, я без колебаний подам на развод. Но у меня нет ни малейших доказательств – только подозрения. Сам я не имею возможности следить за ней, да и не хочу, сказать по правде. Поэтому и собираюсь нанять частного детектива, то есть вас.

– Следовательно, вы хотите, чтобы я проследила за Светланой, узнала, чем она занимается в своем училище, помимо пар и заданий, и предоставила вам доказательства ее виновности или невиновности. Я правильно поняла? – конкретизировала я.

– Да, все именно так, как вы говорите, – грустно кивнул головой Павел Федорович. – Если Света мне изменяет с этим Романом Александровичем, мне нужны соответствующие фотографии. Ну, записи их разговоров и все в этом роде. Я не хочу выглядеть наивным дураком, которому жена втихую наставляет рога. Если я буду уверен, что жена мне не верна, подаю на развод сразу же. Я хочу вас нанять еще и потому, что Света записалась на курсы масляной живописи, которые ведет ее несравненный преподаватель. Мне это сразу показалось странным: зачем ей курсы, если на уроках они и так пишут масляными красками? Ладно бы они работали другим материалом, тогда понятно, что Света хочет попробовать что-то новое. Но, насколько я знаю, она превосходно владеет всеми техниками масляной живописи, и платные курсы – только пустая трата денег и времени. Ну, или повод подольше «общаться» с Романом Александровичем. А других учениц на курсах мало – иногда Света и вовсе занимается одна. Даже думать не хочу, что у них там может происходить, сразу противно становится…

Куприянов ожесточенно вонзил лежащий на столике нож в свой несчастный бутерброд и со злостью отрезал почти половину, видимо, забыв о том, что подобную закуску едят руками. Ни в чем не повинный сэндвич печально распался по тарелке, потеряв весь свой изысканный вид. Наверно, Павел Федорович не возражал бы, если б на месте бутерброда сейчас оказался ненавидимый им Роман Александрович. Мужчина, выплеснув свою ярость, отложил столовый прибор в сторону, но к закуске так и не притронулся, только отпил еще глоток кофе из чашки. Я спокойно доела свою булочку и допила уже остывший кофе.

– Как часто проходят курсы? – решила я уточнить все интересующие меня детали, про себя прикидывая, каким образом можно следить за Светланой.

– Два раза в неделю, – тут же ответил Куприянов. – По понедельникам и четвергам, с семи до девяти вечера. Света иногда остается до половины десятого, объясняет это тем, что пишет медленно и не успевает. А Роман Александрович, видите ли, настолько добр к своей ученице, что разрешает ей поработать лишних полчаса. Цирк, да и только…

Я про себя подумала, что пока не знаю, соглашаться ли мне на работу Куприянова. Я ожидала нечто более интересное – хотя бы расследование какого-нибудь преступления, необязательно убийства: я не настолько кровожадна, мне хватит и кражи, пускай только преступник будет достойным противником и потрудится получше замести следы. За неверными женами я, конечно, следила, только увлекательным занятием это не назовешь. Подумаешь, задача: сделать пару-другую фотографий, поставить где надо «жучки» – и считай, барышня поймана с поличным, если, конечно, она и впрямь занимается развлечениями на стороне. Павел Федорович истолковал мое молчание по-своему.

– За работу, естественно, я заплачу, – быстро сказал он. – Мне говорили, вы берете двести долларов в день? Я готов платить вам в два раза больше. Как вы сами понимаете, деньги для меня не вопрос, главное – я не хочу быть слепым идиотом, которому изменяет жена.

Гм, четыреста долларов в день. Пожалуй, стоит взяться, тем более особых дел у меня пока нет, по-быстрому разоблачу эту Светлану, получу свой гонорар и со спокойной совестью куплю себе что-нибудь хорошее, доброе, вечное. Ну или смотаюсь куда на пару деньков, может, в тот же самый Петербург, давненько я там не бродила…

Окончательно мои сомнения развеяла следующая фраза Куприянова.

– Работа, конечно, тяжелая, как я понимаю, – задумчиво проговорил он. – В институт этот постороннему человеку попасть невозможно – там работает пропускная система, и людей с улицы туда не пускают. Невозможно даже попасть к секретарю – только абитуриентов пускают летом, перед экзаменами. Светлане-то удалось подать документы, и то лишь по простой причине, что у нее был с собой диплом об окончании Парижской школы искусств и заявление на платное обучение. Вроде еще есть день открытых дверей, когда любой желающий может посетить какие-то мастер-классы и узнать о факультетах художественного заведения. Но он не скоро – вроде в середине весны, точно не знаю. Поэтому, если вы потребуете плату больше, чем я предлагаю, я согласен на все. Так что, возьметесь за мое дело?

– Хорошо, я согласна, – кивнула головой я. Куприянову не следует знать, что на принятие моего решения повлияло не его согласие платить мне хороший гонорар, а именно трудность работы – что поделать, такой у меня характер. Не могу заставить себя заниматься скучными и неинтересными делами, если расследование – так подавайте что-нибудь этакое, не банальное. Я слишком ценю свое время, чтобы тратить его впустую, предпочитаю получать удовольствие от своей работы, а не заниматься чем придется только ради заработка.

Глава 2

К вечеру накрапывавший дождик превратился в сильный ливень, обильно поливающий асфальт дорог и барабанящий по крышам домов. Небо заволокла плотная свинцовая завеса, без малейших признаков просвета. Я была рада, что вызвала такси к кофейне «Ундина». Несмотря на то что машина довезла меня прямо до дома, я умудрилась промокнуть в считаные минуты, пока добегала до подъезда. Ни в какой продуктовый магазин желания идти не было – решила на худой конец заказать пиццу на дом, в холодильнике у меня вроде осталась вчерашняя картошка с курицей, доедать которую не было ни малейшего желания. Я порадовалась про себя, что не нужно выходить за сигаретами – всегда слежу за тем, чтобы дома оставалась пара пачек про запас.

Укутавшись в теплый домашний свитер, я включила чайник и посмотрела на кухонные часы. Семь вечера, для кофе, конечно, поздновато, придется довольствоваться зеленым чаем. Я открыла экран ноутбука и вошла в Интернет. Пожалуй, посмотрю, что представляет собой этот самый «Институт благородных девиц», как я его окрестила про себя. Так, как он там зовется… Ага, Тарасовский институт декоративно-прикладного искусства и народного творчества, надо же, они и сайт успели сделать! Что там про правила приема?.. Допускаются люди любого возраста после сдачи вступительных экзаменов и обязательного собеседования. Я ткнула мышкой в значок «Факультеты». Всего в училище насчитывается шесть отделений: самое главное – «Иконопись и лаковая миниатюра», далее – «Ювелирное искусство», «Косторезное искусство», «Художественная вышивка», «Художественное кружевоплетение» и «Декоративная роспись тканей», по-другому, «Батик». Я отметила про себя, что вступительные экзамены для поступающих на отделение иконописи отличаются от других факультетов: будущие иконописцы должны рисовать гипсовый слепок головы какого-то Антиноя или Сократа и выполнить живописный натюрморт с геометрическим телом. Остальные абитуриенты рисуют нечто под странным названием «гипсовая розетка» и пишут натюрморт из бытовых предметов. Мне стало интересно, и я нашла образцы вступительных работ. «Розетка» оказалась гипсовым барельефом, изображающим цветок с восемью лепестками или лист клевера. Как выглядит Сократ, я себе примерно представляла: на рисунке был изображен старенький лысый дед с кудрявой бородой и шишкой на голове. Антиной, напротив, оказался женоподобным юношей с пухлыми губками и длинным прямым носом, с кудрявой шевелюрой. Постановки для живописи у иконописцев были намного сложнее, чем для остальных абитуриентов. Мало того, предметов больше – на картинке соседствовали металлический чайник, коричневый кувшин с букетом сухостоя, маленькая керамическая чашка, гипсовый конус и пара яблок, так еще и обилие разных тканей, я бы такое точно в жизни не изобразила. Остальным натюрморты давали попроще – из предметов быта: один чайник или что-то в этом роде плюс разнообразные фрукты. Ну и тряпок поменьше – максимум три однотонные ткани, преимущественно в одной цветовой гамме. Хотя что касается меня, с рисованием я даже в школе не дружила, обычно задания по изо либо игнорировала, либо просила сделать за меня кого-нибудь из подруг.

На сайте давалась краткая информация про каждый факультет художественного заведения. Например, про иконопись говорилось, что выпускники пишут по завершении обучения икону по образцу и выполняют роспись шкатулки в заданной технике. На «художественной вышивке» обучают разнообразным методикам исконно-русского рукоделия, а итоговая работа заключается в разработке композиции из цветочных мотивов и выполнении ее в материале. Нечто подобное значилось и на факультете художественного кружевоплетения и росписи тканей. Ювелиры по металлу и кости должны также выполнить какую-то композицию и сделать ее из камня или вырезать из кости. Чем-то напоминает работу скульптора, решила я про себя. Больше ничего интересного для себя я не нашла и вернулась к корневой странице.

Большую часть заголовков я даже не стала открывать – меня абсолютно не интересуют образовательные стандарты, плата за проживание в студенческом общежитии (даже такое есть!) или сводка последних новостей. А вот надпись «Руководство и педагогический состав» посмотреть полезно. Как я поняла из открывшегося списка преподавателей, фамилия Романа Александровича – Кузнецов, он является куратором группы «Иконопись и лаковая миниатюра», а заодно и преподавателем живописи и мастерства. Надо же, оказывается, любимый учитель Светланы – личность известная, мало того, заслуженный преподаватель, так еще и участник международных выставок, руководитель росписи одного из московских храмов. Фотографии с вернисажей, личная информация: сорок два года, женат. На фотографиях – вокруг него все время разные молодые девичьи лица. Ага, вот то, что мне нужно, – ссылка, где говорится, что Кузнецов – преподаватель курсов масляной живописи на платной основе. Я щелкнула мышкой, открылась страничка, на которой значилось: «С 20 сентября начинаются курсы масляной живописи, на которых желающие смогут освоить технику и приемы написания этюдов масляными красками. Запись по телефону…»

Я старательно скопировала номер в пустой текстовый документ. Для удобства я всегда завожу себе папку, куда заношу нужную мне информацию относительно выполняемого мною дела. Туда же записываю имена и фамилии подозреваемых, а также лиц, задействованных в расследовании. Иногда, если не лень или не могу разобраться в деталях и уликах, пишу свои собственные мысли или схемы – все-таки легче докопаться до истины, когда все детали запротоколированы на бумаге или в текстовом файле компьютера. После раскрытия преступления папка неизменно отправляется в мусорную корзину – теперь я не вижу смысла, зачем хранить все эти сведения и захламлять компьютер.

Я еще раз посмотрела на часы. Чайник давно закипел и выключился, я даже не услышала, полностью погруженная в изучение сайта института Светланы. Почти восемь вечера, наверно, уже поздно звонить в художественное заведение. Все-таки я на всякий случай набрала номер, но после пятого гудка нажала на кнопку отбоя. Ладно, так и быть – позвоню завтра утром, надеюсь, часов в девять секретарь мне ответит…

Куприянов вроде говорил, что институт – закрытое заведение с контрольно-пропускной системой. Свою задачу я видела в первую очередь в том, чтобы проставить «жучки» везде, где занимается Светлана, а для этого мне нужно как-то проникнуть в это художественное училище. Если секретарь скажет, что можно прийти и поговорить с деканами факультетов, скажем, собираюсь на следующий год поступить учиться, но еще не определилась с нужным мне отделением, то моя работа здорово упростится. Заодно узнаю, где проводятся вечерние курсы по живописи, и установлю там скрытую камеру, в моем распоряжении имеется и такое чудо техники. Другой вопрос, если Кузнецов назначает Светлане свидания у себя в мастерской – ведь у любого художника должна быть какая-то квартира или помещение, предназначенное для творчества. Из фильмов про художников, которые я когда-то смотрела, помню, что у себя в мастерской представители богемы творят что хотят – и «травкой» балуются, и с натурщицами развлекаются. Мое воображение тут же подсунуло мне живописную картинку: Светлана старательно водит кисточкой по холсту, а Кузнецов интимно похлопывает ее по плечику, заодно предлагая бокал игристого и намекая, что неплохо бы переместиться передохнуть вон на ту кровать с красными шелковыми драпировками… Да, вот компромат так компромат, ничего не скажешь! Ладно, фантазии фантазиями, а мне нужны факты и доказательства…

Бесцветный женский голос, лишенный и намека на эмоциональность, сухо поздоровался со мной и поинтересовался о цели моего звонка. Какая пунктуальность – секретарь «Института благородных девиц» в девять утра на посту, без всяких опозданий. Я придала тону вежливую неуверенность и произнесла:

– Я очень хочу учиться в вашем художественном заведении, но у вас столько интересных факультетов! Я хотела бы узнать о них поподробнее и познакомиться с преподавателями.

– Подача документов с 15 июня по 15 июля, вступительные экзамены начинаются с 20 июля. Собеседование – по окончании экзаменов, – проинформировала меня трубка.

– Но я хотела бы пораньше все узнать, мне же готовиться надо! – жалобно заныла я. – Я хочу учиться на отделении иконописи и лаковой миниатюры, но также мне нравится роспись ткани. Экзамены у вас разные, так как мне быть?

– На сайте института размещена вся информация о наших факультетах, – так же бесстрастно заявила пуленепробиваемая секретарь. – Если у вас есть доступ к Интернету, зайдите на сайт.

– Я заходила, – заявила я. – Но там ничего не понятно. Мне нужно поговорить с преподавателями.

– Сейчас это невозможно, – отрезала женщина. – Приходите на День открытых дверей 23 апреля, там вам все расскажут.

– Но мне нужно сейчас! – настойчиво проговорила я. – Или курсы какие у вас есть?

– На сайте все написано, – тон секретаря изменился, видимо, ей надоела назойливая собеседница. Опасаясь, что она повесит трубку, я затараторила:

– Да, я видела курсы масляной живописи, вы про них? На них-то хоть можно записаться?

– Вы читали про оплату? – Я обрадовалась, что наш разговор худо-бедно продолжился.

– Да, конечно, когда можно оплатить? – ухватилась я за фразу секретаря как за спасительную соломинку. Про себя же подумала, куда я лезу! Какие мне курсы живописи, если я круг-то нарисовать без циркуля не смогу! Но секретарю этого знать необязательно – на сайте же сказано, что учиться могут все желающие, читаю между строк – «были бы деньги».

– На сайте указана цена для студентов института, – сообщила мне секретарь. – Для абитуриентов стоимость другая, семьсот рублей в час. Курсы длятся два месяца, для желающих продлеваются. Два месяца стоят двадцать две тысячи рублей, это выгоднее, чем платить за каждый урок.

Я присвистнула про себя. Ну у них и цены! Ладно, придется сообщить Куприянову, что мне требуется дополнительная плата на непредвиденные расходы, раз для того, чтобы попасть в художественное заведение Светланы, нужно посещать курсы. Но платить за два месяца я не собираюсь – к чему такая бездумная трата денег, если все нужные доказательства я добуду за пару-тройку дней?

– Я хочу заниматься, но сначала попробую платить за отдельные уроки, – заявила я. – У меня график работы непредсказуемый, вдруг заплачу, а в нужный день не попаду на занятие. Можно так?

– Да, можете, – подтвердила секретарь. – Занятия проходят по понедельникам и четвергам. Вы можете оплатить занятие наличными или картой, если платите наличными – во вторник бухгалтерия работает с девяти до пяти.

– Тогда лучше оплачу картой, – заявила я. – Сегодня как раз понедельник, можно мне прийти?

– Назовите вашу фамилию имя и отчество, – потребовала моя собеседница.

Я продиктовала свое настоящее имя – не вижу смысла его скрывать, Татьян Ивановых в одном только Тарасове несколько человек найдется, – а после уже я записала номер карты, на которую следует перевести деньги.

– Занятие начинается в семь вечера, – сообщила секретарь. – На контрольном пункте предоставите ваш паспорт, можно ксерокопию, после оплаты урока ваши имя и фамилия будут занесены в базу. Скажете, что на курсы к Кузнецову Роману Александровичу. Если продолжите заниматься, обязательно берите с собой документы, без них вас не пропустят. Всего доброго. – И, не дожидаясь, пока я отвечу на прощание, безэмоциональная дама повесила трубку.

Я положила мобильник на стол и задумалась. Да, курсы живописи – это что-то странное для меня. Туда бы Ленку-француженку – она и про картины что угодно наболтает, да и кисточкой помалевать, думаю, не против будет. Ладно, схожу на занятие – раз плачу деньги, значит, могу требовать, чтоб из меня сделали Леонардо да Винчи, даже если я рисованием не занимаюсь. Прослежу за Светланой, добуду компромат и спокойно помашу ручкой Кузнецову: простите великодушно, живопись – не мое призвание, пожалуй, займусь музыкой или хореографией…

В Институт декоративно-прикладного искусства и народного творчества я явилась на час раньше назначенного времени с расчетом, что за этот час я успею пройтись по аудиториям и установить «жучки». Художественное училище располагалось недалеко от музея, где мы с Ленкой бродили днем ранее, но если б я не знала точного адреса, то с трудом бы нашла учебное заведение. Хоть оно занимает пять этажей, сразу его заметить трудно, нужно зайти в незаметную арку и обогнуть жилой дом, только тогда заметна скромная вывеска. Неброское здание, никаких намеков, что здесь учатся одаренные художники и труженики народного ремесла. Сколько раз я бродила по близлежащим улицам, даже не предполагая, что в нашем Тарасове существует подобный институт.

Дождь, начавшийся накануне, закончился лишь к полудню, и сейчас на асфальте то тут, то там сверкали свежие лужицы. Деревья почти сбросили свое нарядное осеннее одеяние, и только стройный клен, освященный одиноким фонарем, радовал глаз ярко-красными узорчатыми листочками. Всего шесть вечера, а уже темнеет, подумала я про себя. Скоро промозглый октябрь сменится унылым ноябрем, наступят первые безрадостные холода…

Я с заметным усилием открыла тяжелую входную дверь и вошла в вестибюль. Прямо у входа за столом сидела полная женщина лет пятидесяти, по виду явно недружелюбная и сердитая. При виде меня она воззрилась на мою персону с видом стервятника, готового накинуться на падаль.

– Вы куда? – строго гаркнула она на меня. – Пропуск!

– Я на курсы. – Я вытащила из кармана паспорт и протянула документ злобной тетке. – Иванова Татьяна, я оплатила за урок…

Вахтерша даже не взглянула на удостоверение моей личности и грубо обрубила:

– Занятия в семь. Ждите на улице.

– Я к Роману Александровичу Кузнецову! – заявила я с негодованием. – Мне вообще-то сказали не опаздывать, я поэтому и пришла раньше!

Могла бы быть и повежливее, про себя подумала я. Люди вон какие деньги за обучение отваливают, а их встречает какой-то цербер в юбке! Если б я была абитуриенткой или действительно хотела бы учиться живописи, без слов бы развернулась и больше сюда не заглядывала! Увы, мне во что бы то ни стало нужно проникнуть в это малоприятное заведение, и ради этого придется терпеть наглость и грубость персонала. А может, эта тетка – неудавшаяся художница, этакий непризнанный талант, который срывает свою злость на всех подряд?..

– Для всех правило одно, раньше и позже времени приходить нельзя, – настаивала на своем вахтерша. – Ждите на улице.

– Там холодно! – возмутилась я. – Не лето уже, что вы людей пустить погреться не можете? Я вам что, картины тут стащить собираюсь? Если не верите, что оплатила, так позвоните секретарю, по базе пробейте, в конце концов! И вообще я вам не школьница, чтобы так со мной разговаривать, я буду жаловаться руководству!

Тетка открыла было рот, чтобы что-то сказать, но не успела: пока мы с ней препирались, в коридор вышла женщина в строгом деловом костюме, с худым, каким-то острым лицом, которое делали еще более угловатым очки в прямоугольной коричневой оправе. Женщина посмотрела на меня и официальным тоном спросила вахтершу, что здесь происходит.

– Я на курсы, – поспешила вставить я свои «пять копеек» – Деньги на карту перевела, как секретарь сказала, а меня пускать не хотят. Как будто я просто так с улицы зашла!

– Вы утром звонили, так? – нахмурила брови угловатая женщина, как я поняла, секретарь. – Напомните вашу фамилию.

– Иванова, – тут же ответила я. – Татьяна Иванова, паспорт вот.

Секретарь быстро взглянула на документ, а потом кивнула вахтерше:

– Пропустите, это к Роману Александровичу, – а потом обратилась уже ко мне: – На занятия в следующий раз приходите в восемнадцать пятьдесят, не раньше, иначе вам придется ждать на улице.

Я заверила ее, что впредь не буду нарушать порядки, и секретарь указала мне на лавочку под стендами с образовательными положениями.

– Подождите здесь, – велела она мне. – Без десяти семь поднимайтесь на пятый этаж, в пятьсот вторую аудиторию. Вы с собой взяли какие-нибудь художественные принадлежности?

– Нет, – растерялась я. – Мне ничего не говорили, я не принесла…

– Роман Александрович вам расскажет, какие холсты и краски необходимы для занятий, – спокойно сказала секретарь. – Запишите все, и на следующий урок принесете что требуется. Первый урок – эскизы, краски и холст вам сегодня не понадобятся.

Сказав это, секретарь без всяких «до свидания» повернулась ко мне спиной и прошла к двери напротив пропускной системы. Я прочитала вывеску – «кабинет секретаря». Похоже, у этой дамы правило такое – не прощаться с людьми и вообще воздерживаться от всяких вежливых слов…

Я тоскливо села на лавочку, стараясь, чтобы тетка-вахтерша меня не видела, и огляделась. Белые стены, никаких картин или предметов декора. Напротив лавочки – зеркало, в котором отражалась противоположная стена целиком. Я посмотрела на свою унылую фигуру в бордовом плаще и решила, что сейчас я больше всего напоминаю меланхоличную художницу или поэтессу, чье настроение созвучно осенней погоде. В коридоре было тихо, никто из учащихся не ходил, и я решила, что сейчас как раз идет пятая или шестая пара. На всякий случай я незаметно прикрепила одну прослушку под низ лавочки – раз уж здесь нахожусь, почему бы не воспользоваться моментом. Очень скоро мне надоело сидеть без дела, и я решила попытать удачу и исследовать доступную мне часть училища. Я прислушалась – тетка не подавала никаких звуков, может, читает себе спокойно какую-нибудь книжку или журнал по кулинарии, или чем она там интересуется, помимо запугивания людей. Хорошо, что мои кроссовки при движении не издают шума – я встала и тихо прокралась в сторону от вестибюля, где, как я предполагала, должна находиться лестница на верхние этажи.

На страницу:
2 из 4