Солотчинский призрак

В помещение для допроса арестованного Жукова конвоир привел, поддерживая под руки. Дворника заметно шатало, причем штормило порой так, что он даже вынужен был опираться на стены, и конвоир даже помог ему сесть на табурет.

– Что, плохо тебе? Может, водички? – в голосе Зазнаева смешались сочувствие и ехидство.

– Зачем? – непонимающе переспросил арестованный.

– Чего зачем? Водички зачем? Так небось сушняк мучает с похмелья?

– С какого похмелья? Не пил я вчера, и пить не хочу, я спать хочу. Зачем, ироды, разбудили?

– Затем, что ты вчера человека убил по пьяни.

– Кого это я убил? Да и не пил я вчера!

– Гувернера Григория Ведрова ты убил, вчера вас обоих нашли на заднем дворе, ты лежал мертвецки пьяный, а он реально мертвый, его ножом пырнули, ТВОИМ ножом, его даже у тебя в руках нашли, весь окровавленный, а на пенечке лежали пустой штоф водки, закуска. Вроде как выпивали вы вместе, – монотонно убеждал Зазнаев.

– Да не убивал я его, барин, и не пил. Я вообще только по праздникам употребляю, а уж с гувернером этим мне что пить, он человек образованный, у меня своя жизнь, а у него своя, – Жуков несколько оживился, словно просыпаясь на ходу.

– А это твоя вещь? – Зазнаев положил на стол нож, который вытащил из бумажного конверта.

Жуков посмотрел на нож так, как будто увидел живого скорпиона, потом кивнул головой:

– Мой, вот тут даже зазубринка на рукоятке имеется. Мой, бесспорно мой.

– А что же он в крови?

– Не знаю, я им даже куриц не резал.

– Так мы можем узнать, кровь человека на нем или птицы, – подал голос Железманов. Он был прав, наука на тот момент уже научилась отличать кровь человека от крови животного, даже о группах крови человечество уже знало. Другой вопрос, могли ли сделать такое исследование в маленькой провинциальной Рязани, но подозреваемому это знать было совсем не обязательно.

– Все равно не я этого гувернера зарезал, я его даже и не видел вчера, я днем в Рязань ездил, гвозди покупал, к вечеру только приехал.

– А кроме гвоздей в Рязани ничего не покупал? – задал новый вопрос Зазнаев.

– Нет, а что я мог покупать?

– Водку, например.

– Да говорю же я: не пью, ну если только по праздникам, – видимо, дворнику слегка полегчало, он стал активнее защищаться.

– А убитый?

– Что убитый?

– Он пил?

– Да не знаю я, может и пил. Я за ним не следил.

– Хорошо, когда в усадьбу вернулся?

– Да часов шесть уже было.

– Что делал?

– На кухне с бабами посудачил, потом поел, мне Агафья щей налила, потом чай пил, ну то се, помню, пошел покурить я на задний двор, там присел на пенек и все, больше ничего не помню. Проснулся уже здесь, давно так не спал и сейчас голова мутная какая-то.

– А кто же тогда Ведрова убил, если ты ни при чем? – опять встрял в разговор Железманов.

– Так его это, наверное, призрак убил. Точно он!

– Кто?! – в один голос вскричали Зазнаев и Железманов.

– Призрак.

– Какой призрак?

– Такой, который уже как более полугода ходит у нас. Из монастыря, наверное, приходит. Вроде как дух убиенного монаха, который за государственное дело пострадал.

Далее дворник начал нести потрясающую чушь: якобы уже полгода жителей села Солотча пугает призрак, его видели многие – и мужики, и бабы, и ребятишки. Говорили, что эта душа убиенного монаха, который был убит, так как узнал о государственной измене и хотел донести, так вот изменщики, тоже монахи, его и убили, в лесу закопали, а теперь душа мается, успокоения просит, ибо пострадал за благое дело.

– Задушили они его. Вот взяли веревку и задушили. Вот он так теперь и ходит с этой веревкой на шее. Душит она его. Он ходит, стонет, руками шею трет. Веревку снять пытается. Говорят, что если кто ему в этом поможет, ну, снимет эту веревку, то тогда его душа упокоится и не будет он больше ходить, – закончил свой ужасный рассказ дворник. Было видно, что к своему рассказу он относится весьма серьезно и в самом деле верит в то, что рассказывает.

– А ты его сам лично видел? – спросил Железманов.

– Упаси Господи! Нет, Бог миловал, – испуганно перекрестился задержанный.

– Так откуда тогда это все? Может, кто выдумал, а ты и взаправду веришь?

– Нет, не выдумки это, он и в самом деле приходил, у нас его несколько человек видели.

– И что, никто не помог снять веревку? – Зазнаев не мог удержаться от ехидства.

– Ну да, подсобишь ему, а он тебя за собой утащит! Наши так сказывали.

Единственно, что напоминало реальность в этом бредовом повествовании – было наличие самого Рождество-Богородицкого монастыря в Солотче. Мимо него проезжал каждый, кто следовал по Владимирскому тракту: красивые здания в стиле нарышкинского барокко XVII века просто не могли не привлекать внимания своим нарядным и торжественным видом. И вот согласно рассказам дворника из этого древнего монастыря стал появляться призрак, который пугал всех подряд. Выслушав этот рассказ, друзья переглянулись. Потом вдруг Зазнаев неожиданно спросил:

– Жуков, а ты пройтись сейчас можешь?

– Как пройтись? – не понял подследственный.

– Ну, просто встань и пройдись от двери к окну и обратно. Не спеша, как обычно ты ходишь.

– Ты, ваше благородие, решил, что я умом тронулся?

– Да ничего я не решил, можешь встать? Давай делай, что тебе говорят.

Дворник нехотя встал, его опять слегка качнуло, но потом он смог привести тело в горизонтальное положение и сделать пару шагов. Видимо, постепенно его болезненное состояние проходило и ему удалось достаточно ровно проследовать по указанному маршруту, его уже штормило меньше, он практически не заваливался на стены.

– Ладно, достаточно, иди пока в камеру, можешь дальше спать, а нам подумать надо, – распорядился Зазнаев.

Арестованного увели. Оба следователя замерли в задумчивости.

– Ты что-то понял? Что он про призрака вещал? – наконец нарушил тишину Железманов.

– В том-то и дело, что ничего не понятно. Ты что думаешь, когда я ему выговаривал, что, мол, это ты человека убил, я был уверен, что это именно так?

– Не знаю, со стороны было очень убедительно, – пожал плечами Петр Андреевич.

– Это я для виду, проверял его, как он будет реагировать на такие обвинения. А так вопросов как было полно, так и осталось. После допроса у меня сомнений еще больше стало.

– Поясни, – попросил стажер.

Они уже покинули тюремный замок и автоматически пошли пешком, так как души обоих рвались к разговору, а извозчик был при этом раскладе явно лишним. Они шли по Московской улице в сторону Базарной площади и по пути разговаривали.

– Во-первых, ты обратил внимание, что от дворника не пахло перегаром? Обычно когда разговариваешь с теми, кто чисто русское убийство сотворил, запах стоит, что хоть святых выноси, так пахнет перегаром. А тут этого не было, плюс еще воды не попросил, как это обычно бывает с похмелья, – пояснял свои сомнения Иван Васильевич.

– А вчера от него водкой пахло?

– В том-то и дело, что да, пахло и сильно, словно он часть не выпил, а на себя разлил.

– Но ему ведь плохо сейчас было, его аж шатало вначале, – обратил внимание Железманов.

– Шатало, я тоже заметил, но во время разговора ему лучше стало, похмелье так быстро не проходит.

– А что проходит?

– Не знаю, вроде как спал очень крепко и не сразу проснулся. И еще один момент. Я тебе вчера не успел рассказать, я его не просто так по камере заставил ходить.

– Да, я вот тоже хотел спросить, а зачем? Не понял я, – продолжал удивляться Железманов.

Друзья вышли к Базарной площади, сегодня день был будний, торговля шла, но не так бурно, как в воскресный день. У торгового ряда рядом с «обжоркой», как обычно, спали в ряд местные босяки, ожидая, когда кому-нибудь понадобится дешевая рабочая сила, чтобы погрузить или разгрузить товар. У некоторых прямо возле головы, в пыли, пальцем была выведена цифра, то есть за сколько копеек имеет смысл будить данную рабочую единицу, чтобы она встала с земли, отряхнулась, ну, может, и не отряхнувшись, пошла переносить мешки и корзины. «Обжоркой» же называли закусочную для самых бедных. Желающий решить проблему голода платил копейку за вход и мог есть столько, сколько влезет. Конечно, ассортимент этого импровизированного шведского стола был самым невзыскательным: вареный ливер – печень, почки, легкие.

Пройдя шумную базарную площадь, друзья свернули на Почтовую. Здесь было тихо и степенно, лавки предназначены для солидных кошельков, публика соответствующая и немногочисленная по причине летней жары. Свернув на теневую сторону, коллеги продолжили разговор.

– Просто я вчера одну вещь при осмотре места происшествия заметил, – стал рассказывать Зазнаев. – Убийство произошло на площадке, покрытой сухим песком, там следы отпечатываются хорошо даже в сухую погоду. Так вот там четко отпечатались туфли потерпевшего и еще остались следы вытянутой овальной формы с крупной клеткой.

– Такие следы вроде лапти обычно оставляют, наш дворник как раз в лаптях, – прикинул Железманов.

– Правильно говоришь, – согласился Зазнаев. – Размер этих отпечатков большой и наш дворник не маленький, но есть одно большое НО… Дело в том, что один отпечаток чуть поглубже, а другой чуть помельче, то есть явно две ноги, но глубина следа разная, чуть заметно, но это видно. Понял, к чему это?

– Подожди, ты вроде мне однажды говорил, что такие следы с разной глубиной оставляют хромые, – медленно проговорил Петр Андреевич.

– Правильно, я поэтому и отправил дворника пехом при мне ходить, чтобы посмотреть на его походку. Его хоть и продолжало штормить, но хромоты я у него не заметил, – четко поставил точку Зазнаев.

– Это можно проверить, – предложил Железманов. – Можно врача позвать, пусть осмотрит нашего задержанного. А еще можно эксперимент провести: во дворе песка насыпать, водой полить и попросить дворника пройтись, пусть следочки оставит, а ты посмотришь, похоже или нет.

– Дельная мысль, завтра это организую, а сегодня пусть оклемается окончательно, пусть его обычная походка будет, только неясно, с чего ему так погано было, – согласился Иван Васильевич.

– Но плохо было, и с чего это он вдруг про призрака плел? Ты знаешь, но мне почему-то кажется, что нам не вредно про этот монастырь побольше узнать, кажется, я в архиве даже дело видел про убийство монаха Солотчинского монастыря, – предложил Петр.

– Да? Так и было «про убийство монаха»?

– Да вроде так стояло на титульном листе. Год только давний, при Екатерине Второй еще дело было.

– Сомневаюсь, что это имеет значение, но если хочешь, найди это дело, прочитай.

– Я, кажется, знаю, у кого еще про этот монастырь можно поспрашивать, – предположил стажер. – У нас тут целое археографическое общество имеется, так что спросить есть у кого.

– Пообщайся, если есть сомнения, то их надо разрешать, но, по правде говоря, я в призраки не верю, поэтому не думаю, что это что-то даст, но запрещать тебе не буду. Всегда надо проверять все версии, даже самые бредовые, которые возникли в голове. Тем более что нам в голову просто так ничего не приходит, всегда есть какие-то основания, – согласился Иван Васильевич.

Они давно уже прошли Почтовую, свернули на Астраханскую и теперь подходили к зданию суда: производственное совещание как раз закончилось вместе с дорогой. А в кабинете пришлось погрузиться до конца присутственного времени в другие дела, никогда не было так, чтобы следователь вел одно дело. Петр даже не нашел ни минутки, чтобы найти дело, которое когда-то попадалось ему на глаза: дело об убийстве монаха Солотчинского монастыря.

***

Вечером Железманов поспешил в кремль, там в одном из зданий находилось помещение Рязанской архивной комиссии, практически каждый вечер там можно было застать местного историка Степана Дмитриевича Яхонтова. Яхонтов был одним из наиболее образованных и душевных людей своей эпохи и города. Он преподавал в ряде учебных заведений, создал первый в городе музей, благодаря ему рязанцы по сей день могут гордиться своим архивом. Первый знаток рязанской истории и собиратель древностей, именно он мог дать ответы на вопросы, которые возникли в голове Железманова. Оба были немного знакомы. В провинциальном губернском городе образованных людей бывало не так уж много и все в той или иной степени знали друг друга. Вот и Петр Андреевич немного знал Яхонтова, они даже время от времени раскланивались у здания епархиального училища, в котором Яхонтов преподавал, а Железманов мимо шел на службу.

– Добрый вечер, молодой человек, рад Вас видеть, – поприветствовал молодого стажера Яхонтов. В антураже старинных книг Степан Дмитриевич выглядел старше своих лет.

– У меня возник один вопрос, не могли бы Вы рассказать про монастырь в Солотче? Нет ли какой легенды, связанной с ним? – попросил Петр Андреевич.

– Не знаю, что Вы называете «легендой», но Рождество-Богородицкий монастырь и в самом деле отличается старинной историей. Возник он давно, считается, что его основал Олег Рязанский, тот самый, что правил в те годы, когда Дмитрий Донской собирал русские земли на борьбу с золотоордынским игом. Олег Иванович был в трудном положении. Напрямую поддержать Донского он не мог: в случае поражения в решающей битве карательные войска были бы направлены именно на рязанские земли как на самые близкие к границе. Поэтому он заигрывал с Мамаем, а сам втайне от него послал свое войско на Куликово поле в подмогу Донскому, но в то же время всегда опасался, что вдруг его обман раскроется и придется спасаться бегством. На такой случай он и основал монастырь в Солотче. То есть стоит он с конца XIV века, и, по легенде, между монастырем и кремлем, в котором мы сейчас находимся, был прокопан тайный ход, чтобы можно было быстро бежать от врага и укрыться за стенами монастыря.

– А где этот тайный ход?

– Этот ход пока еще никем не найден, да и был ли он – загадка, может, это всего лишь легенда. Конечно, сама версия о необходимости строить укрытие и иметь с ним связь выглядит логичной, но, с другой стороны, никто этого хода никогда не видел. Может, и был, но засыпали в более поздние времена. Все постройки, которые Вы сейчас видите, были сотворены значительно позже.

– Когда?

– В XVII веке, монастырь строил известный зодчий Бухвостов, большая умница и талант, это один из лучших авторов своего времени. Вы сейчас прошли мимо Успенского собора, он тоже творение этого человека. Вот об этом могу Вам сказать с большой уверенностью, – закончил рассказ Яхонтов.

– А больше никаких легенд нет, может, захоронен кто в этом тайном подземном лазе, может, кто из монахов когда-то в таинственной истории был замешан? – не унимался Петр.

– Что Вы имеете в виду?

– У нас один задержанный говорит о призраке Солотчинского монастыря, вроде как в давние времена был заговор против государя и монах этот заговор разоблачил, и его за это убили. Душа его осталась неприкаянной, и теперь людям жить мешает, – — начал раскрывать карты Железманов, но председатель археографической комиссии только покачал головой:

– Нет, мне пока таких историй не попадалось. Я слышал, что вроде среди солотчинских крестьян пошли разговоры про призрака, но это случилось совсем недавно, не более полугода, ранее я ничего подобного не слышал и, самое главное, в документах мне ничего из области сверхъестественного не встречалось.

– А я вот в архиве, в нашем судебном, видел дело, там на обложке так и обозначено «об убийстве монаха Солотчинского монастыря», – поделился информацией стажер.

– А само дело Вы прочитали?

– Нет, не успел, времени много нужно, дело XVIII века, а тогда писали несколько иначе, чем сейчас, надо вчитываться.

– Это верно, – согласился Степан Дмитриевич. – Старые документы требуют много времени и большого терпения, история это вообще наука не для скороспелок, я подобной истории не слышал, если поделитесь – буду признателен. Если будут трудности с прочтением записей XVIII века, то не стесняйтесь, приходите, помогу разобраться. Только вряд ли такой призрак существует.

Осталось только поблагодарить за консультацию и уходить. День клонился к концу, купола старинных соборов играли в лучах низкого солнца, река Трубеж едва была видна из-за буйно разросшейся листвы.

На следующий день друзья опять отправились в тюремный замок, захватив с собой полицейского врача. По дороге тот рассказал о результатах вскрытия:

– Смерть наступила от удара ножом, попали прямо в сердце, удар был один, сильный и твердый. Действовал человек физически развитый, ваш дворник как раз подходит. Кстати, рана, еще раз скажу, вполне могла быть нанесена именно тем ножом, который мы осматривали в усадьбе.

Осмотр задержанного много времени не занял. Невооруженным взглядом было видно, что признаки вчерашней хвори с Жукова сошли, он чувствовал себя вполне нормально, больше не шатался, можно было проводить эксперимент с отпечатками.

– Вполне нормальный здоровый организм, хромоты у него не наблюдается, кстати, признаков алкоголизации тоже, может, и выпивает временами, но в меру, руки не трясутся, сосуды лица в норме, – сделал заключение врач.

– Доктор, а вчера его так шатало, прямо буквально поддерживать приходилось. С чего это? – спросил Железманов.

– Не могу Вам ответить. Тем более что вчера я его не осматривал, может, обычно он не пьет, а позавчера напился, потому ему так плохо и было.

– Так от него не пахло перегаром.

– Не знаю, может, и опоили чем, – пожал плечами медик.

– Яд?

– Возможно. Ряд названий я Вам, конечно, назвать могу, но подтвердить или опровергнуть это предположение не смогу, время ушло.

Пошли в тюремный двор, где надзиратели посыпали дорожку песком и полили водой из лейки.

– Жуков, пройди по песку, – попросил подследственного Зазнаев.

– А зачем это, Ваше благородие? – испугался тот.

– Пройди, не капризничай, может, ты после этого домой пойдешь, а не по Владимирке, – подключился к уговорам Петр Андреевич.

Жуков пожал плечами и, чуть поколебавшись, все-таки пошел по песку. Когда следы были готовы, оба следователя склонились над песком. Оба следа от правой и левой ноги были одинаковой глубины!

Значит, на заднем дворе был кто-то третий, значит, все сомнения Зазнаева были обоснованы. Значит, надо искать дальше. Самым логичным шагом в этой ситуации был новый допрос дворника. Поэтому его проводили в камеру и приступили к новым вопросам.

– Скажи, а у тебя враги есть?

– У меня? Нет, я мирно живу, никому вреда не делаю, все у меня есть, отбирать мне нечего.

– А у гувернера Ведрова враги были?

– Да я не знаю, он вроде только с Павликом и общался, вроде не ссорился он ни с кем. Я в их барскую жизнь не лезу, зачем мне? Грызутся они меж собой, мне что с этого, мое дело двор мести, гвозди забить, когда надо. Вот и все. Я и в комнатах барских мало бывал. Все больше на дворе или в сарае.

– А что, баре часто ссорились?

– Да почти постоянно. Там все из-за состояния старухи этой. Муж у нее пару лет помер, детей никогда не было, зато у нее полно всякой родни от братьев, вроде эта Марья Михайловна она там седьмая среди детей, вот у нее племянников полон дом. Они постоянно ругаются, кому что достанется.

– При живой хозяйке дома?

– Так она сама масла в огонь подливает, постоянно стравливает их, все грозится: тому наследство дам, тому нет. По два или три раза на неделе грозится за нотариусом послать. Чуть кто не так посмотрит, так орет, вот я ничего тебе не дам, а кто ей в какой миг глянется, то она сядет в кресле, задумчиво собачку свою поглаживает и произносит, мол, отпишу я тебе шкатулку золотую. И еще любит изображать, что умирать собрались: схватится за грудь и голову и начинает стонать, причитать: «Я умираю, умираю». Вот в доме только и разговоров об этом.

– Так ты вроде в доме не бываешь?

– Ой, в кухне бабы только об этом и судачат, да и порой такие визги и крики начинаются, что и в дом заходить не надо, в самой Рязани слышно, поди. То сама старуха орет, то Настена вопль поднимает. На прошлой неделе кто-то картину перевесил, так старуха кричала так, что самой худо сделалось.

– Что сделал? Картину перевесил? Зачем? – не понял Зазнаев.

– Да я сам ничего не понимаю. Вроде как призрак в доме шалит, то безделушки переставит, то картина исчезнет какая-нибудь, потом появится, говорю, призрак балуется. А старуха на всех по очереди думает.

Конечно, про призрака выглядело весьма сомнительно, а вот наследство – это вполне реальный мотив. Только причем тут гувернер мальчика? Почему убили именно его? Самым простым было, почему подставили именно дворника: сильный, да и в версию, что именно дворник мог напиться до потери человеческого облика, поверить было проще всего. Увы, простые люди и в самом деле досуг часто проводят с бутылкой, особенно среди тех, кто оторвался от земли и подался на заработки. Труднее было понять, кто и как ухитрился подставить Жукова.

– Скажи, а тебя когда в сон начало клонить? – задал очередной вопрос Железманов.

– Да не помню я.

– Нет, тебе лучше напрячься и вспомнить. Что последнее помнишь?

Дворник долго думал. Потом произнес:

– Как курил на заднем дворе. Сел на пенек и закурил. Все, дальше темнота, ничего не помню.

– А ел ты в тот день на кухне?

– Так я всегда ем только на кухне.

– Кто заходил на кухню? Кухарка тебе щи наливала?

– Она.

– А больше никто не заходил? Может, сам куда выходил?

– А зачем мне выходить? – Жуков не понимал, что от него хотят. – Не виновен ни в чем я, барин. Отпустил бы ты меня.

– Ну как тебя отпустить, когда все против тебя, тебя с телом рядом нашли. В крови. С ножом в руках. Поэтому тебе сейчас не упрямиться надо, а вспоминать, ой как вспоминать.

Дворник обиженно насупился, но потом вдруг лицо его просветлело:

– А ведь Дунька заходила.

– Кто?

– Дуня, горничная, в доме работает.

– Зачем заходила?

– Да даже не понял. Вроде как спросить что-то хотела.

– А спросила?

– Да нет. Так, потолкалась чуток, тарелку мне поставила поближе, хлеб нарезала.

– А с чего такая забота?

– Да не знаю, может, нравлюсь я ей.

– А она тебе?

– Не знаю, хотя девка она справная, руки откуда надо растут, и красивая к тому же.

Становилось ясно, что реальная возможность подсыпать что-нибудь в пищу дворнику была. Кто это сделал? Дуня? Но зачем это нужно горничной? Каким образом прислуга может быть вовлечена в дележку наследства?

Вопросов возникало все больше и больше, сомнения в виновности дворника, которые зародились при его аресте, крепли. Самое логичное, что можно было сделать в этой ситуации – это подробно и обстоятельно допросить дворника не только о нем лично, но и обо всем происходящем в доме. Призрак – это, конечно, бред, но с чего этот бред появился? Зазнаев ни в какую мистику не верил, в делах уголовных он был крепким материалистом: все зло творят сами люди, самое необъяснимое всегда рано или поздно находит вполне практическое и реалистичное объяснение. Посему надо детально работать со свидетелями, начиная от дворника и кончая владелицей усадьбы. Однако продолжению допроса помешали: в дверь камеры для допроса постучали, и надзиратель доложил:

– Ваше благородие, там посыльный из полиции пришел, внизу дожидается, говорит, очень важная и срочная информация для Вас.

Пришлось отправлять подследственного в камеру, а самим спускаться в караульное помещение. У двери топтался знакомый урядник из Солотчи:

– Ваше благородие, у нас новая беда!

– Что случилось?

– Кто-то по голове Дуню ударил, мы ее нашли без сознания и голова у нее в крови.

– Дуню, горничную в доме Сабанеевой? – насторожился Иван Васильевич. Имя этой девушки уже звучало сегодня второй раз. И получается, что неслучайно.

– Да. Вот сегодня утром хватились, а ее нет, пошли искать, а она как неживая у колодца лежит. Вначале подумали, что все, мертвая, потом поняли, что живая, сюда привезли в больничку, – растерянно произнес урядник. Его можно было понять: за такой короткий промежуток времени два таких ЧП. Что начальство скажет?

– А кто Дуню привез? Ты один?

– Нет, там двое мужиков наших, солотчинских. Они сейчас в больнице, я велел им туда без меня ехать, а сам в суд кинулся Вас искать, но мне сказали, что Вы тут. А мужикам я велел никуда без меня не уходить, в больнице ждать.

– Ладно, пошли в больницу, по дороге доскажешь, – распорядился Зазнаев.

***

Идти в больницу из тюремного замка было недалеко. Городская больница находилась на соседней Семинарской улице. Земство старалось помогать в ее развитии, ремонтировало, обновляло корпуса, поэтому для своего времени она находилась в отличном состоянии. В холле была только строгая медсестра в форменном платье и белом переднике и белой косынке с красным крестом.

Зазнаев начал спрашивать ее о раненной девушке.