Праздник по обмену

– С добрым утром, моя звезда! – Максим подвинул к дивану журнальный столик, смахнув с него на пол несколько журналов. На обложке одного из них Инга заметила свою фотографию и напряглась. Неужели Максим опять намекает на то, что она успешней?

Но парень нежно поцеловал ее, и у Инги отлегло от сердца. Даже странно, что их знакомство началось с неприязни. На роль, которая досталась Инге, претендовала подружка Максима, и поначалу молодой актер затаил на нее обиду и даже несправедливо обвинил в том, что роль для Инги купил муж. Вот уж глупости! Всеволод никогда бы об этом не умолчал, а муж категорически отрицал свое участие в кастинге. А затем совместные съемки сблизили их, а с той молодой актрисой, Женечкой, Максим почти сразу же расстался…

– С добрым утром! – Она обняла его. – Спасибо за чай.

Она потянулась к чашке и сделала глоток. Чай был отвратительный – крепкий и такой сладкий, что Ингу затошнило. Как будто Максим специально постарался его испортить. Неужели мстит за то, что Инга вчера уснула, оставив его без внимания?

– Нравится? – Максим нежно смотрел на нее. – Я добавил побольше сахара, ты же любишь сладкий.

Инга поспешно кивнула, чувствуя, как заливается краской. Как она могла так плохо подумать о нем? Все на съемочной площадке знают, что она пьет только зеленый чай и непременно сладкий. Максим так старался сделать ей приятное, что слегка переборщил.

– Как раз как я люблю, – горячо заверила Инга и потянулась к бутерброду, чтобы закусить сладость. Откусила, начала жевать и почувствовала вкус плесени. Максим как раз наклонился, чтобы поднять журналы с пола, и Инга быстро осмотрела кусок хлеба – так и есть, заплесневел. Сказать Максиму об этом она не решилась. Все-таки он так старался!

– Ты тут хорошо получилась, – Максим собрал стопку, положил сверху журнал с нею на обложке и притулил на столик. – Такая ослепительная!

– Скоро и ты будешь на всех обложках, – включилась в диалог Инга, лишь бы не доедать бутерброд. Как бы еще не допивать чай, чтобы не обидеть Максима?

Улыбка парня меж тем погасла.

– Ты же не думаешь, что я ревную тебя к успеху? – нахмурился он.

– Конечно, нет! – горячо воскликнула она и смахнула рукой чашку. Слегка переиграла – хотела только опрокинуть, а уронила на пол. Брызнули осколки, зеленоватая лужица разлилась под ногами.

– Ой, прости! – Инга изобразила смущение и наклонилась за осколками, но Максим мягко перехватил ее руку.

– Не трогай, еще порежешься. Я уберу!

Он собрал осколки и быстро вышел из комнаты, а Инга, минуя разлитую лужицу, подскочила к окну и рванула на себя форточку. Та пронзительно заскрипела, выдавая ее с головой. Инга обернулась на порог – не видит ли Максим, и метнула в форточку бутерброд, второй. Пируйте, вороны! А она уж лучше без завтрака. Она развернулась, чтобы прыгнуть обратно на диван, но не успела – Максим вошел в комнату с тряпкой в руках и удивленно смотрел на нее.

– Что ты делаешь?

– Что-то душно стало, – соврала Инга и шагнула к дивану, угодив ногой в лужу чая.

– Осторожно, тут могут быть осколки! – Максим не дал ей ступить шага и подхватил на руки. Короткий миг полета – Инга успела разглядеть облупленный, давно не знавший ремонта, потолок, и она очутилась на диване. Максим так о ней заботится, виновато подумала она, а она бутербродами в форточку швыряется. Подумаешь, неженка! Могла бы и перетерпеть ради любви. Но при воспоминании о заплесневевшем хлебе ее снова замутило. Максим с тревогой взглянул на нее:

– Что с тобой? Ты вся позеленела.

– Ничего, – быстро успокоила Инга. – У меня по утрам давление обычно пониженное.

– Давай я еще чаю с бутербродами сделаю? – предложил Максим, заметив опустевшую тарелку.

– Нет! – нервно вскрикнула Инга.

Максим испуганно замер.

– Нельзя объедаться, – поспешно добавила она. – Надо держать себя в форме.

– Ты и так в прекрасной форме! – Максим улыбнулся и наклонился, чтобы вытереть чай. Подобрал крупный осколок, закатившийся под диван, задержал в ладони. – Эта чашка со мной по стольким съемным квартирам помоталась. Мне ее мать перед отъездом в Москву подарила, – его голос почти не дрогнул, но у Инги внутри все оборвалось. Какая же она дрянь! Разбила дорогую для Максима чашку, память о матери, лишь бы не пить сладкий чай. Она закусила губу, глядя в спину парню, и чуть не расплакалась.

Максим скоро вернулся, присел на диван, притянул ее к себе.

– Ты чего в темноте сидишь? Хоть бы телевизор включила.

Щелкнул пульт, и по комнате разнесся бодрый мужской голос:

– …у вас еще есть шанс написать письмо Деду Морозу и принести его сюда, в ящик для писем, до 14 часов дня. – Показывали прямое включение из московского парка. Разрумянившийся корреспондент стоял на фоне высокого, с его рост, красного почтового ящика, похожего на расписной теремок. – Дедушка Мороз обещает прочитать все письма и исполнить заветные желания. Разумеется, если вы хорошо вели себя в уходящем году!

– А ты, Инга, что бы попросила у Деда Мороза? – внезапно спросил Максим.

– Я? – Она на мгновенье задумалась. – Пожалуй, новую роль. Все остальное у меня уже есть…

Она крепко обняла Максима, отгоняя от себя сомнения. Но в голове продолжал крутиться настойчивый вопрос: почему утро с любимым мужчиной вместо романтики превратилось в сплошную катастрофу? Сначала чай, потом бутерброды, еще и она отличилась – разбила дорогую Максиму чашку. Остается только надеяться, что на счастье!

– Не переживай! – Максим ободряюще ей улыбнулся. – Будет у тебя новая роль! Он не сможет испортить тебе карьеру.

– Кто? – не поняла Инга.

– Твой муж, – Максим напомнил о последних словах Всеволода, брошенных ей вслед. Серебров поставил ей ультиматум, а он слов на ветер не бросает.

– Он сможет, – хмуро возразила Инга.

– Не такой уж он всемогущий! Может, денег у него куры не клюют, но самого главного за деньги не купишь.

Максим притянул ее к себе и поцеловал. И Инге стало легко и хорошо. Она вдруг поняла, что в жизни есть что-то важнее карьеры и успеха. Если Серебров даже испортит ей карьеру, он не отнимет у нее главного – любви Максима.

Для Всеволода Сереброва утро тридцатого декабря началось с похмелья. Голова трещала, в ушах гудело так, словно рядом готовился взлететь «Боинг». Банкир открыл глаза и увидел перед собой ковер и бутылку из-под виски, закатившуюся под батарею. Похоже, вчера он спикировал на диван в гостиной и промахнулся. Иначе как еще объяснить, что он заснул за диваном прямо на полу? Всеволод потянулся за бутылкой, в надежде, что там осталась пара глотков. Но не успел до нее дотронуться, как бутылка взлетела вверх. Что за чертовщина! Всеволод возмущенно взревел и поднял глаза. Домработница, шумевшая пылесосом, не заметила его за диваном. И теперь, когда она подняла бутылку и обнаружила хозяина, от испуга выронила бутылку обратно. Драгоценные капли виски расплескались на ковер, и Всеволод мучительно застонал.

– Ну вот что ты натворила, женщина!

Домработница что-то испуганно залепетала в свое оправдание. Всеволод сфокусировался на ее желтоватом личике с раскосыми глазами. Домработница была тайкой, работу свою выполняла исправно, по-русски не говорила, что Всеволода более чем устраивало до сегодняшнего дня.

– Выключи пылесос, башка раскалывается! – скомандовал он, но женщина только еще шустрее заработала щеткой пылесоса, собирая капли виски с ковра.

– Говорю же – выключи! – рявкнул Всеволод и, не дождавшись понимания, выдернул сначала щетку из рук домработницы, а затем пылесос из розетки.

Тайка еще более испуганно вытаращилась на него и что-то промяукала.

– Не нужна мне уборка, – хмуро повторил Всеволод. Вытащил из кармана брюк бумажник, сунул домработнице пару крупных купюр. Та аж ошалела от его щедрости и часто закивала головой в знак признательности.

– С Новым годом и проваливай!

Не в силах далее продолжать разговор Всеволод рухнул лицом вниз на диван. Голова по-прежнему раскалывалось, после неудобной ночевки на полу ломило все мышцы и свело шею. Всеволод со стоном повернулся, пытаясь принять позу поудобнее. Про домработницу он уже забыл, поэтому, когда ему на шею легла мягкая ладошка, сердце забилось часто-часто:

– Инга! – порывисто повернувшись, Всеволод застонал еще громче. И от боли в шее, которую свело еще сильней, и от того, что вместо красавицы-жены на него с тревогой смотрела страшненькая домработница.

– Чего тебе? – огрызнулся он. – Говорю же, вали.

– Массаааж? – протяжно мяукнула женщина. – Ю нид рилааакс!

Всеволод сначала не понял. Ну и странный же язык, тайский! Когда маленькая рука настойчиво коснулась его шеи, он напрягся. Только сексуальных поползновений ему не хватало!

– Ты чего удумала? – Он шарахнулся в сторону и застонал еще сильнее от боли в шее.

– Массаааж, – повторила женщина. – Хара-шо!

Не успел Всеволод возразить, как домработница резко нажала в какую-то секретную кнопку на шее, и боль стала отступать.

– Хорошо, – ошеломленно признал Всеволод.

Тайка жестами показала, чтобы он лег на живот, и банкир охотно вытянулся на диване. Пока умелые руки порхали по его многострадальной спине и разминали уставшие мышцы, Всеволода пробило на откровенность.

– Работаю, как проклятый, все деньги стремлюсь заработать. А вот оно как вышло, деньги есть, а счастья нет…

Давненько он ни с кем не разговаривал по душам – не хотел показать своей слабости. А тайка ведь все равно ничего не поймет – лучше слушателя и не найти!

– Хотел жену побаловать, шубу ей привез, а она сбежала с этим шакалом небритым… Ай! – внезапно вскричал он, когда тайка нажала куда-то в больную точку.

Та залепетала извинения, и Всеволод повел плечом:

– Ты уж там поосторожнее. Один я у себя остался. Вон как вышло-то накануне Нового года – жена ушла, с дочкой я уже пять лет не разговариваю. Да ты, поди, не знаешь, какую штуку она учудила. Влюбилась в нищеброда, программиста какого-то… Он, говорит, папа, перспективный! Я, его, говорит, люблю, и никого другого мне не надо. Ну не дура?

Он повернулся через плечо в поисках поддержки, и тайка прилежно закивала, выражая свое согласие.

– Вон даже ты, чудила заморская, и то понимаешь! А Ника у меня упрямая. – Умелые руки снова запорхали по спине, а Всеволод окунулся в воспоминания. – Я ей согласия на брак не дал, пообещал из наследства вычеркнуть. Так она взбрыкнула и ушла к своему нищеброду, в чем была. Даже вещей своих не взяла, гордая! Думал – перебесится, вернется. А она не вернулась…

Тайка жестами попросила его присесть и продолжила массировать шею и плечи, встав сзади. Всеволод уставился на нарядную елку, достававшую макушкой до самого потолка. И так ему себя вдруг жалко сделалось!

– А теперь мне и Новый год встретить не с кем. Никого у меня не осталось. Впору руки на себя наложить… – уныло забормотал он, окончательно размягчившись под воздействием массажа.

– Харашо, – закивала тайка. – Очшень харашо!

– Не дождетесь! – сквозь зубы процедил Всеволод. – Это только Инге будет хорошо, если я кони двину. Все наследство ей, заразе, достанется.

Тайка вдруг обхватила его шею руками и до хруста вывернула в сторону. Всеволод так и заорал. На миг промелькнула мысль, что под обманчивой внешностью хрупкой домработницы скрывается профессиональный киллер, нанятый, чтобы усыпить его бдительность, а затем покончить с ним в один момент, свернув шею, как куренку.

– С ума сошла?!

Он вскочил с дивана и навис над ней. Тайка что-то испуганно залепетала в свое оправдание. Да нет, какой из нее киллер, успокоился Всеволод. Сама перепугалась до чертиков, так и трясется, как осиновый лист.

– Вот что, хватит с меня массажа! – взяв перепуганную домработницу за локоть, Всеволод выпроводил ее за дверь и вернулся в гостиную.

Он думал, что после изуверского массажа не сможет даже повернуть шею, но внезапно почувствовал себя бодрым и полным сил. Даже голова посвежела и больше не трещала с похмелья. Но не успел Всеволод порадоваться этому, как на него навалилась тишина пустого дома. Дома, в котором больше не звучат легкие шаги жены и ее серебристый смех. Дома, порог которого никогда не переступали дочь и внук…

Тишина пустого дома оглушала, и банкир поспешно включил телевизор. Пусть болтает, хотя бы видимость жизни создает.

Всеволод опустился на диван, думая о том, как же так вышло, что он, успешный московский банкир, сорока пяти лет от роду, в это предпраздничный день оказался никому не нужен. Словно в утешение, зазвонил телефон, и Серебров радостно схватил трубку:

– Слушаю!

Звонил Пузанов. Он уже долетел до Дубая и теперь тревожился, чем закончилось вчерашнее ограбление.

– Какое ограбление? – не понял Всеволод.

– Ты же сам сказал – грабят тебя! И отключился, а я перезванивать не стал – посадку объявили. Весь полет переживал, как ты там.

– Ах, это, – Всеволод горько усмехнулся. – Ограбили меня, Олег, самое ценное увели. Жену.

И он коротко поведал, что тот, кого он принял за грабителя, оказался любовником Инги.

– Ну, дела! – Пузанов явно оживился. – Может у них того, не серьезно? Вернется еще?

– Я ей ультиматум до Нового года поставил. Не вернется ко мне – все плакаты по Москве сорву и ее карьеру уничтожу. И его заодно.

– Ну, давай, с наступающим! Мы тут на пляж идем. Буду Славика плавать учить.

Пузанов отключился, а Всеволод невидящим взглядом уставился на экран. Эффектная рыжая журналистка с микрофоном вела прямое включение из парка, за ее спиной виднелся красный почтовый ящик, размером с телефонную будку. К нему тянулась длинная очередь из людей с письмами. Вот дуракам делать нечего, хмыкнул Всеволод и прибавил звук.

– Среди людей, пришедших отправить письма Деду Морозу, не только дети, но и взрослые. И если дети в основном просят подарить им гаджеты и игрушки, то взрослые обращаются к Деду Морозу с просьбами о любви.

– А вы, девушка, что загадали, если не секрет? – Журналистка протянул микрофон невысокой толстушке с густо накрашенными ресницами, опустившей письмо в ящик.

– Секрет, – стеснительно хихикнула она и отошла в сторону.

– Тоже мне секрет! – фыркнул Всеволод у экрана. – И любовь, и кредит! Лет тридцать дуре стукнуло, а все в Деда Мороза верит.

– Напоминаю, у вас есть последний шанс отправить письмо Деду Морозу, – бойко закончила репортаж корреспондентка. – А с вами была я, Кристина Красавина, в прямом эфире из Парка Горького.

– Вот в парк и поеду! – решил Всеволод, вставая с дивана. – Вспомню детство золотое. Я в детстве с родителями как раз в этом парке и гулял.

В семье Бедняковых утро началось с зеленого горошка. Покормив мужа с дочкой оладушками, Аля бросилась готовить продукты для оливье и обнаружила отсутствие важнейшего ингредиента.

– Надо же было так перепутать! – расстроилась она, доставая из холодильника банку воздушной кукурузы вместо горошка.

– Не переживай, я в магазин сбегаю, – вызвался Сеня. – И Любочку с собой возьму, пусть с горки покатается!

Пока муж с дочкой ходили добывать горошек, Аля успела отварить овощи для оливье и вымыть полы. Елку нарядили еще вчера, украсили мишурой и блестящими игрушками, и теперь в воздухе витал хвойный аромат праздника. Если бы еще забыть о том, что Новый год в их квартире может стать последним, с тоской подумала Аля, поправляя блестящую шишку на ветке.

Резкий стук в дверь заставил ее вздрогнуть. Неужели опять вымогатели из банка? Но тут повернулся ключ в замке, и в коридор ввалились разрумянившиеся от морозца муж с дочкой.

– Мама! – бросилась к ней Любочка. – А Дед Мороз к нам не заходил?

– Не заходил, Любочка, – удивилась Аля, снимая с дочки шапку.

Лицо девочки обиженно вытянулось.

– А к Соне приходил! И уже подарки ей подарил!

Любочка, понурившись, прошла в комнату и включила телевизор. Зазвучала песенка из мультика про Простоквашино.

– Мы Соню с мамой в подъезде встретили, – шепнул Сеня, разматывая свой любимый красный шарф – подарок Али на прошлый Новый год. – Вот она и похвасталась про Деда Мороза.

– Где же нам Деда Мороза взять? – вздохнула Аля. Соседи были людьми обеспеченными и могли себе позволить вызвать доброго волшебника на дом. Она тихонько заглянула в комнату – дочка застыла у телевизора. – Отвлеклась вроде!

Сеня приобнял жену за плечи.

– Ты как? Бледная какая-то. За завтраком не ела ничего. Не заболела?

Аля с тревогой взглянула на мужа и тихонько спросила:

– Что будем делать-то, Сень?

Вчера никто из них и словом не обмолвился о злополучном письме с ультиматумом из банка. Сеня убрал его в шкаф и заявил, что сегодня они наряжают елку, а о письме подумают завтра. И вот завтра наступило, а письмо, как заряженная часовая бомба, по-прежнему лежало в шкафу, с каждым часом приближая их к потере дома.

– Я схожу в банк, – после паузы сказал Сеня. – Попробую еще раз поговорить с Серебровым, добиться отсрочки.

– Бесполезно, – Аля покачала головой. – Мы уже были у него вчера. Ты же сам видел – он Серый Волк. И ему нет никакого дела до наших проблем.

– В крайнем случае, возьму его в заложники, – заявил Сеня.

Перед глазами все поплыло, Аля испуганно вцепилась мужу в локоть:

– Сеня, ты что? Не вздумай!

– Шутка! – Сеня с тревогой взглянул ей в лицо. – Ты чего, Аль? Тебе плохо?

– Мутит что-то, – она вымученно улыбнулась. – Это все нервы…

– Ты вот что, присядь давай, – он завел ее в комнату и усадил на диван рядом с дочкой, – и не волнуйся.

Аля с любовью взглянула на дочку, увлеченную новогодними приключениями кота Матроскина, Шарика и дяди Федора. Любочка растет, ей скоро пять лет. Аля все чаще мечтала о втором ребенке, пока позволяет возраст. Но куда им еще ребенка? Решить бы вопрос с квартирой и не остаться бездомными…

– Мама, а ко мне когда Дед Мороз придет? – Любочка потянула ее за рукав халата.

Аля замялась. Она и не заметила, как закончился мультфильм и начались новости.

– Не знаю, доченька. Понимаешь, скоро Новый год, и Дед Мороз очень, очень занят…

– Но ведь к Соне он приходил! – на глазах дочки стали закипать слезы, и Аля прижала ее к груди, зашептала что-то успокаивающее.

– Смотри, какая горка большая! – Она попыталась отвлечь внимание малышки, указывая на экран телевизора. – Хочешь на горке прокатиться?

– Хочу! – Дочка с любопытством уставилась на экран.

Кадр сменился. Теперь девушка с рыжими волосами, веселая и красивая, стояла на фоне большого красного ящика и бойко говорила в микрофон:

– У вас есть последний шанс написать письмо Деду Морозу и опустить его в ящик здесь, в парке. Но поспешите! Ровно в 14 часов Дед Мороз заберет почту…

– Дед Мороз!.. – оживилась Любочка. – Хочу к Деду Морозу!

– А правда, Аль, – Сеня взглянул на жену, – поехали. Хоть развеемся!

– А как же оливье? – растерялась она. – Я еще пироги печь собиралась…

– До вечера еще куча времени, все успеем!

Аля еще не согласилась, а Любочка уже сорвалась с дивана и понеслась навстречу сказке.

– Ура! – донесся уже из коридора ее ликующий голос. – Мы едем к Деду Морозу!

– Кажется, у меня нет выбора, – улыбнулась Аля и протянула руку мужу.

Всеволод наворачивал уже третий круг на «Майбахе» вблизи входа в парк. Парковка была переполнена, и он уже был готов плюнуть на свою дурацкую идею посетить парк детства, когда ему наконец повезло. На освободившееся местечко уже нацелилась белобрысая коза на малолитражке, но Всеволод успел влезть вперед. У козы не было шансов.

– Мужчина, с наступающим! Уступите женщине с ребенком, – упрямая коза приспустила стекло, так что стало видно сидящего в детском кресле спиногрыза позади и бабку рядом, и просительно улыбнулась.

Всеволод отвернулся и продолжил парковаться. Проходивший по тротуару Дед Мороз в красном тулупе остановился и неодобрительно покачал белой кудрявой бородой:

– Нехорошо!

– Какие-то проблемы, старик? – Всеволод вылез из машины.

– А у тебя, сынок? – неожиданно участливо спросил ряженый и перегородил ему дорогу.

Пришлось двинуть его плечом. Дедок был словно из глыбы льда сделан – с места не тронулся, а Всеволода даже через дубленку будто холодом обожгло.

– Ты чего, дед? – нахмурился Всеволод.

– Не узнаешь меня, Сева? – Ясные голубые глаза добродушно взглянули на него из-под меховой опушки шапки. А борода у старика была белоснежная и как будто настоящая. На миг Всеволод испытал мальчишеское желание дернуть старика за бороду – и тут же пришло ощущение дежавю, как будто когда-то давно это с ним уже было.

– Нет, – буркнул Всеволод. – Дай пройти!

На этот раз старик не стал чинить препятствий, подвинулся с пути, и его мгновенно окружили дети.

– Дед Мороз! Ты мое письмо получил?

Всеволод поморщился от громких воплей, пробираясь сквозь малышню. Дурацкий какой праздник – Новый год! А тут еще родители набежали, вытащили мобильники, чтобы запечатлеть любимых чад с Дедом Морозом. Всеволод едва вырвался из тесного плена!

Зашагал ко входу в парк, и тут где-то рядом громко раскаркалась ворона. Всеволод поднял глаза – и встретился глазами с Ингой. Жена смотрела на него свысока, с большого рекламного стенда, между прочим, им же самим и оплаченного! А ворона, присевшая на стенд, трясла головой и хрипло каркала – словно насмехалась над ним. Не в силах снести этого, Всеволод схватился за айфон, набрал номер секретарши и рявкнул:

– Нина! Позвони в рекламное агентство, пусть все плакаты с Ингой на хрен снимают!

– Щас, разбежалась, – неожиданно дерзко отозвалась секретарша.

– Чего-о? – оторопел Всеволод. – Совсем с дуба рухнула? Ты как разговариваешь?

– Вы ж меня уволили вчера. Забыли уже?

И дура-секретарша бросила трубку, а ворона раскаркалась пуще прежнего. Точно насмехается! Всеволод наклонился к обочине, зачерпнул пригоршню снега, слепил снежок и запустил в нахальную птицу. Не попал! Угодил прямо в лицо Инге на плакате. Ворона еще раз каркнула – особенно гнусно! – и улетела восвояси. Ну и ладно, с рекламным агентством он потом разберется… Правда, с пиарщиками договаривалась дура-Нинка, а он сам не знал ни названия агентства, ни их контактов.

Серебров отряхнул руки, зашагал к парку и сразу же очутился в толпе. Со всех сторон в парк спешили люди. Шли целыми семьями, веселыми компаниями, толкались и шумели.

– Осторожней! – рявкнул Всеволод, когда в воротах его чуть не снесла с ног компания студентов.

Вместо того чтобы извиниться, неучи прокричали:

– С Новым годом!

У Всеволода аж в ушах заложило. Он побыстрее протолкался вперед и очутился на территории парка. Совсем вырваться из толпы не удалось – народу было много, под ногами то и дело сновали дети, родители толкали впереди себя коляски, молодежь создавала заторы, останавливаясь для того, чтобы сделать селфи. Всеволоду только и приходилось уворачиваться – от колясок, от санок, от селфи-палок, от бенгальских огней и хлопушек.

Среди толпы он особенно остро ощутил свое одиночество – люди пришли погулять семьями, парами, дружескими компаниями. Шли в обнимку и держась за руки. Строили планы на новогоднюю ночь и на весь год. Шутили и смеялись. Признавались в любви. А Всеволоду хотелось волком выть от этого чужого, недоступного ему счастья. Его карманы были полны денег, на банковских счетах лежали миллионы, но во всей толпе некому было взять его за руку или сказать ему слова любви… Много лет назад, когда Сева был еще маленьким мальчиком, он потерялся в этом же самом парке. И сейчас, сорок лет спустя, на него нахлынули те же чувства – страх, отчаяние, тревога, переходящие в панику. Как будто он снова вернулся в детство. Вот только тогда была жива мама, она нашла его и прижала к груди. А сейчас он, успешный московский банкир, оказался никому не нужен…

Внезапно впереди мелькнула золотисто-русая волна кудрей, и сердце забилось чаще. Неужели? Он вытянул шею и увидел, как девушка обернулась к своему спутнику, мелькнул знакомый профиль. Ника!.. Всеволод рванулся вперед, зовя дочь:

– Ника! Вероника!

Дочь не обернулась, толпа все стремительней уносила ее вперед, и Всеволод сильнее заработал локтями. Люди стали возмущаться, но ему было все равно. Он спешил обнять дочь. Наконец, ему удалось приблизиться к ней, схватить за плечо.

– Ника!

Девушка обернулась, и морок рассеялся. Перед ним стояла чужая женщина с некрасивым лицом, совсем не похожая на его дочь, и растерянно улыбалась:

– Простите, мы знакомы?

Он отдернул руку и отшатнулся, оказавшись один против течения толпы. Женщина продолжила свой путь, а он остался стоять, потерянный и оглушенный. Его толкали, едва не сбивали с ног. Кто-то наехал на него коляской, и Всеволод очнулся. С него хватит! Он выскочил на обочину, а толпа продолжила течь мимо него – праздничная, нарядная, шумная. У людей был праздник, а у Всеволода на душе скребли кошки…