– Я не знаю, о чём ты хотел говорить, но для меня ЭТО важно. Если для тебя это не важно, то нам не о чем говорить, – она протянула руку к двери, видимо, собираясь уйти.

– Важно, – поспешил уверить её Иван. Он испугался, что она сейчас уйдёт, и всё будет кончено. – Но сначала я хотел про другое. Не только это. Но по порядку…

– У нас порядок такой, – снова она перебила его, – вера, нация, семья, а потом уже другое. А у вас так, да? Сначала «хочу», а потом всё остальное?

– Я хотел поговорить о нас, а не спорить по философским вопросам, не обобщать…

– Вот видишь? Я тебе сказала какой у нас порядок, а ты снова о себе, – она на мгновение замолчала, и вновь заговорила уже несколько мягче: – Может быть, когда у тебя будет такой же порядок, ты сможешь понять меня. Тогда нам будет о чём говорить. А сейчас ты только усложняешь мне жизнь. Я с Кавказа. Тебе что, ваших девушек мало? Любая тебе даст то, что ты хочешь. Нам не о чем говорить. Больше не ходи за мной.

После этих слов Ясмина вышла из машины и скорым шагом направилась прочь. Иван посидел несколько секунд, затем выскочил из авто и крикнул вслед Ясмине:

– Ты же не знаешь, чего я хочу! Давай обсудим наши личные отношения. А вера и нация без нас не умрут.

Она, не останавливаясь, обернулась и сказала:

– Да, вера и нация умирают прямо в нас.

Какие удивительные слова! Какая поразительная мысль! «Вера и нация умирают в нас». Мой бесценный читатель, рассказчик был бы счастлив завершить повествование этим мудрым изречением, но наша история не заканчивается вышеописанным столкновением хотелок с долгом, поэтому, проследим дальнейшее развитие событий…

Иван чувствовал безысходность. Действия таили в себе неведомую опасность, а бездействие опускало его до человека второго сорта. Кроме того, на носу защита дипломного проекта: лекции для его курса в универе закончились и не было необходимости каждый день там появляться. Иван решил сосредоточиться на написании дипломной работы. Но изгнать из ума мысли о Ясмине не очень-то получалось: то и дело его внимание обращалось к ней. Постоянное подавление этих мыслей приводило к тому, что время от времени на Ивана обрушивалось чувство тоски и одиночества, да такой силы, что хоть волком вой.

Ясминочка тоже переживала. Пусть выглядела она недавно неприступной и уверенной – она всё же девушка. Как только Ванин курс вышел на финишную прямую, а он сам перестал «дебильно» улыбаться нашей Ясминке из каждого окна, у неё обозначились проблемы с сердцем. Оно стало работать с перебоями. Идёт Ясминочка по коридору и вдруг… чу! – знакомый силуэт в мужской компании. Иван!.. Сердце замирает. Проходит мгновение, силуэт двинулся… и стал незнакомым, чужим. Обозналась! В ту же секунду в груди ощущается сильный толчок. Потом всё приходит в норму: тук-тук, тук-тук, тук-тук. Или вот: Ясмина идёт с подругами, а со стороны приближается большая серебристая машина… оп! – и сердце опять остановилось. Вообще, всё остановилось – время, люди, планета… двигается только эта машина, да в Кремле кто-то продолжает пахать на галере. Но вот авто приближается… Нет, это не та модель, в которой Ясмина недавно обнажила перед молодым человеком философские проблемы… и водитель не того пола. Сердце запускается – тук-тук, тук-тук… всё вокруг оживает. Вот такие сердечные проблемы.

***

Тем временем весна вступала в свои права. О собственных гражданских правах задумывалась и Ясмина. Конечно: воспитание, традиции, вера – это всё жило в ней, эти понятия были частью её существа. Однако вокруг была другая жизнь. Пусть эта жизнь была во многом беспорядочной, было в ней много грязного, пошлого, вредного, но ведь существовало и другое: искренность, верность, любовь. Каким-то чудом, многие люди оставались порядочными, честными. И тут находились девушки над которыми не довлели строгие законы предков и религии, но они не кидались в распутство, бесчестие, не потакали низменным желаниям. И этим порядочным девушкам, похоже, хотелось того же, что и Ясмине – любимого и любящего человека (одного и на всю жизнь), детей от него, семейный достаток. И разница между ней и ими была в том, что они могли делать свой выбор самостоятельно, с правом на ошибку и без вековых условностей, а её оберегали от ошибок, и хотя давали возможность соглашаться или не соглашаться, но по сути это было лишь право приспособиться к неизбежному.

Видя, как другие девчонки свободно общаются с парнями, не нарушая при этом границ приличия, ей тоже хотелось радости общения. Ясмине желалось не столько дополнительной свободы, сколько доверия. Не такая уж она пропащая, чтобы по рукам пойти. Она задумывалась, почему у неё вообще появилось влечение к Ивану, человеку чужой культуры, чужой расы? Почему она позволила нежному чувству укрепиться? И приходила к выводу, что он соответствует её идеалу. Она всегда хотела, чтобы её жених был рослым, серьёзным, спортивным, смелым, чтобы был из зажиточной семьи. И Иван соответствовал её чаяниям. Он ездил на своей машине, причём на неплохой машине. Русская подруга Оля рассказывала, что его семья имеет хороший достаток. Он был спортивным. В отличие от других русских парней не чурался кавказцев и готов был с ними дружить и соперничать, что тоже говорит в его пользу. Ко всему этому он обладал мужской привлекательностью. Он не был разгильдяем, бабником, бездарем. Что-то она сама подметила, а некоторые сведения о нём пришли к ней от третьих лиц. Ну разве это не мечта девушки? Разве это плохая пара для Ясмины?

Что является преградой? Вероисповедание. Но Ясмина не была набожной, а тем более фанатичной. Она была слишком развита, чтобы религиозный догмат, появившийся в песчаном оазисе Аравии полторы тысячи лет назад, переносить в современность без карантина мысли. Понесёт ли потерю Всевышний, если её жизнь счастливо устроится с человеком другой веры? Разве не в его силах сделать её детей мусульманами? Она ведь никогда не станет препятствовать этому – Ясмина ни разу не допустила такой мысли. А вот общество, в котором она выросла, действительно понесёт потерю. Общество на протяжении веков укрепляло своё единство и волю соблюдением традиций и правил общежития, держало себя в строгости, воспитывало девочек в моральной чистоте и по исламским законам, готовя для собственных мужчин, для своего круга и своего будущего. Разве может она нанести вред Аллаху? Разве он уязвим? Нет! Он может её наказать в любой момент, он не дал бы ей появиться на свет, если бы она несла угрозу, он мог выстроить её жизнь по-другому. А её родовое общество может её потерять и боится этого.

Именно общество, в лице соплеменников, соседей, родственников, знакомых, не хочет потерять свою прекрасную юную частичку. Общество готово забить её камнями с именем Всемилостивого на устах или, в лучшем случае, унизить оскорблениями, но не позволит забрать её даром другому обществу – чужому и незаслуживающего того. В людском отношении видела Ясмина основную преграду для себя. И тут перед ней открывалась двоякость: или оставаться в родовом обществе, и тогда придётся придавить свою личную свободу, подчинившись вековым устоям, или стать частью постхристианского европеизированного мира, в котором правила выбираешь сам, но остаёшься в одиночестве. Первый вариант привлекает предсказуемостью отношений и общей безопасностью, а второй – личной свободой и мизерной ответственностью. Что выбрать? И как выбирать – умом или сердцем?

***

Иван, который более недели не появлялся в университете, таки приехал в альма-матер. Походил туда-сюда, почитал объявления, зашёл в библиотеку, посмотрел расписание занятий разных курсов, побыл на спортивной площадке и, наконец, направился к главному выходу. И получилось так, что совершенно случайно… Нет, а что, бывают в жизни совпадения. Совершенно случайно, примерно в то же время кончились лекции у второго курса. Примерно с такой же долей случайности он задержался на выходе: встретил двух приятелей и остановился поговорить. В итоге, обстоятельства стеклись и вылились в неизбежное: он увидел Ясмину – Ясминочка наша увидела Ивана. Взгляды их встретились. Сказать о Ванином взгляде особо нечего. Ну… стрельнул пацан холостым дуплетом. А вот Ясмина!.. Энергетика во взгляде Ясминки была… мама, не горюй. Таким взглядом можно студенческий проездной размагнитить. В общем, разрядила она в него всё, что у неё в душе скопилось. Иван, и без того ставший чувствительным в последнее время, прямо запылал весь. Стоит он, пылая, и глаз не сводит с симпатии своей.

Между ними было шагов пятнадцать, но он видел Ясмину так, словно она была рядом. Всё он мог заметить: её чистый белый лоб; видел совсем маленькую родинку чуть ниже морщинки у глаза, ближе к виску; видел каждую волосинку её красивых чёрных бровей, и каждую ресничку, и каждую искорку её сияющих глаз. Он подался телом вперёд и смотрел не моргая. Вот до неё десять шагов, восемь, семь… вот она прошла мимо. Она смотрела на него, гордо приподняв подбородок, и только поравнявшись с ним, отвернулась и опустила взгляд. Ваня забыл о своих приятелях, а те удивлённо наблюдали за ним. Когда Ясмина выходила на улицу, то оглянулась. Она шла с подругами, но пропустила их вперёд и, придерживая за собой стеклянную дверь, посмотрела куда-то в сторону от Ивана. На секунду задержала взгляд, и на лице её отчётливо отобразилась тревога. Она мельком взглянула на Ивана, отпустила за собой дверь и вышла из здания. Иван тоже почувствовал тревогу и поспешил вслед за девушкой, стараясь не потерять её из вида. Ясмина и её подруги, взявшись за руки, быстро удалялись. Впереди, в полусотне шагов, к ним приближалась машина, которая должна была увезти Ясмину.

И тут Ивана толкнули – сильно, грубо. Рядом с ним стоял Магомед, студент третьего курса, а рядом – трое его друзей. Его обычно звали Магой, а всю их компанию – бродягами. Иван виделся с ними иногда на спортплощадке или в зале. Мага и его друзья держались обособленно, вели себя вызывающе. Их считали нациками. Иван знал лишь, что Мага из Дагестана, аварец по народности, занимался прежде вольной борьбой и бывал под следствием. Уважения среди других кавказцев он не имел, хотя студенты младших курсов его побаивались. И вот, этот петух бесхвостый толкает Ваню и спрашивает: «Что-то не так?» И по всему видно, что он готов начать драку. Не начал пока лишь потому, что сосредотачивался на Ванином подбородке, чтобы ударить точно и сильно. Сколько времени ему надо было ещё для сосредоточения: две, три секунды? Иван не дал ему ни секунды. Он очень хорошо знал повадки таких абреков, чтобы отдавать инициативу. Впрочем, Ваня действовал сейчас неосознанно. Он вскипел от ярости, услышав наглый вопрос, взглянув в злые глаза дебошира, распознав в том готовность к нападению. Ярость – лучший ответ бесспорному хамству.

Иван ударил куда-то в середину лица противника. Удар пришёлся в скулу – тяжёлый, но скользящий. Тут же схватил Магу за рукав и воротник, чтобы бросить его на землю через бедро. Противник не поддался, отскочил, но в следующий миг Иван удачно сделал подсечку и абрек повалился на землю. Он падал боком, но на руку, успев сгруппироваться. Иван налетел на него сверху, прижимая к асфальту и нанося удары в голову. Но уже включились в драку дружки Магомеда. Иван машинально мотнул головой, уворачиваясь от удара ноги, однако в него попали, и металлическая петля ботинка, через которую продевается шнурок, рассекла ему лоб над левой бровью. Сверху налегли, захватывая шею, ударили ногой под рёбра… Куртка, стянутая к голове, смягчала удары. Ивану удалось захватить шею ускользавшего из-под него Магомеда, но воспользоваться этим положением с выигрышем он уже не мог – всё-таки четверо против одного. Хотя и досталось Ивану крепко, но до жестокого избиения не дошло. Подключились приятели Ивана, знакомые однокурсники, один из охранников, дежуривший у турникетов, и ещё несколько посторонних. В течение минуты эти люди развели Ивана и хулиганов.

За дракой наблюдала Ясмина. С надрывом сердца. Она знала, что причина в ней. Не далее как вчера, к ней подошёл Магомед в сопровождении своих друзей и сказал:

– Сестра, мне сказали, что какой-то «ванюша» к тебе пристаёт. Будь спокойна: я его накажу.

– Это ты успокойся, – ответила она ему резко. – У меня есть защита. И от таких, как ты, тоже.

Улыбка с долей презрения наползла на лицо Магомеда, а его глаза скользнули по фигуре Ясмины, задерживаясь на тех местах, которые порядочные девушки скрывают от чужих глаз. Это был вызов и оскорбление. Он сказал:

– Мы следим за тобой, сестра.

Ясмина знала, почему к ней подошёл этот башибузук. Её подруга, аварка Меседу, или как её звали в девичьем кругу – Меси, зналась с ним. Значит, через неё Магомед проведал об интересе Ивана к Ясмине. Может быть, до неё доползли слухи и о разручении Ясмины с женихом? Тогда ей, как девушке свободной от брачных обязательств и защиты жениха, может грозить опасность. Тот же Мага может попытаться выкрасть её. Положение усложнялось.

За ней в этот день приехала тётя. Она видела стычку, когда остановилась на несколько секунд перед центральным входом, чтобы забрать Ясмину и её подружек. От неё не укрылось, насколько бледным и испуганным было лицо племянницы. Она спрашивала: «Почему там драка?», и: «Вы их знаете?», но Ясмина молчала, качая головой, пожимая плечами и отворачивая лицо, а две её подруги, что сели в машину с ней, явно пытались не сболтнуть лишнего. По тому, как они иногда украдкой поглядывали на Ясмину, тоже можно было заподозрить неладное. Тётя, разумеется, заподозрила, потому что она и её семья несли ответственность за племянницу. Когда девушки вышли, где им было нужно, она стала требовать, чтобы Ясмина всё ей рассказала. И она рассказала об Иване, правда без важных подробностей. Тётя не была в растерянности. Она знала, что надо делать, потому что в тот момент слушала только голос крови.

***

Ивану наложили три шва. Также у него была разбита губа. Конечно, у его родных появилось беспокойство и вопросы к нему. Драться Ивану приходилось не раз и нечто подобное с ним случалось прежде, но сейчас близкие почувствовали в нём надрыв, напряжение. А ему и в самом деле было тягостно. И он находился на пороге решения. Если недавно ему ещё приходила в голову мысль, что Ясмина из другого мира и лучше забыть о ней, то теперь он уже не мог оступиться. Теперь Иван готов был умереть, но биться за Ясмину до конца. Лишь сейчас он стал осознавать, что налаживание с ней отношений, близкое знакомство – это лишь первый шаг. Но каков будет следующий шаг? Для чего он делает усилия? Впервые он со всей серьёзностью задумался о семье, о детях. Прежде он избегал таких размышлений, потому что считал, что они с Ясминой слишком разные. Иногда его разыгравшееся воображение рисовало картины близости с этой девушкой – это он допускал, – но ежедневный быт, семейные отношения с этой кавказской красавицей до сего мгновения не укладывались в его шаблоны. И вот теперь он стал задумываться, как строить долгосрочные отношения в семье, как строить отношения с родственниками, как устраивать обыденность? Лишь теперь до него стал доходить смысл вопроса, заданного ему Ясминой: «Чего ты хочешь?»

У Ивана время от времени появлялись девушки. С одной девушкой он встречался больше года, но постепенно их отношения стали скучными, не приносящими удовольствия душе. Много его сил уходило на спорт, мысли поглощала и учёба, но всё же обходиться без близости с женщиной молодой сильный организм не может – это противоестественно. А отказа он, по сути, не знал. Не очень умные, неуверенные в себе, невоспитанные женщины испокон века добивались интереса мужчин не своими человеческими достоинствами, а физическими особенностями своего пола, доступностью. Только удержать при себе зрелого и умного мужчину этим невозможно. Доступность девушек, их нетребовательность, немного растлила даже Ивана, не сильно падкого на женскую плоть. Вступая в отношения, он не имел перед ними обязательств, не чувствовал ответственности. Ответственность и обязательства – два показателя взрослости человека, индикаторы сложившейся личности. Прежде он проявлял свою зрелость в занятиях спортом, в учёбе, в отношении к близким, а теперь мог проявить и в отношении достойной его представительницы прекрасного пола.

В тот день Иван много чего передумал. И отходил ко сну он с новыми мыслями о Ясмине. А утром следующего дня у него началась другая жизнь. Теперь у него была цель зрелого человека – семья. Ближе к полудню у него состоялся разговор с отцом. Тот был на работе и Иван поехал к нему в офис. Рассказал о Ясмине, поведал о намерениях, попросил поддержки. Отец был озадачен. Родители, конечно, осторожно подталкивали Ваню к мысли о женитьбе, и ожидали от него определённых действий по окончании учёбы в университете, но выбор сына оказался неожиданным, странным. Кроме того, отец не мог понять, на что рассчитывает Иван? Ясмина ведь откровенно обозначила – он ей не пара. Да ещё нужно было получить согласие родителей девушки, что отцу резонно казалось делом почти несбыточным. Однако каковы бы не были предполагаемые трудности, он пообещал сыну поддержку, сказал только, что свои намерения Иван должен обсудить со всей семьёй. Сын пообещал, что так и сделает, но позже, вечером.

Семья (родители, Иван и его младшая сестра) проживала в собственном доме в Подмосковье, в нескольких километрах от кольцевой автодороги. Двухэтажный кирпичный дом с высокой мансардой на участке в тридцать шесть соток. У Ивана был ещё старший брат, но тот жил со своей семьёй отдельно. А кроме того, года два назад в родительском доме постоянно стала жить бабушка, мать Андрея Михайловича – Ваниного отца. Для Ивана уже была куплена квартира на Юго-Востоке Москвы. Пока она сдавалась внаём. Родители предполагали отремонтировать её до свадьбы сына и передать в его полное распоряжение. Были у родителей намётки, чем ещё помочь молодым, что подарить невесте. По сути, будущее его семьи было уже хорошо обеспечено. Правда, он намеревался уменьшить долю родительского вклада за счёт собственного вложения: у него была бизнес-идея, которую он хотел осуществить с двумя близкими друзьями.

***

Однако наше повествование будет неполным без рассказа о становления семьи Ивана и семьи Ясмины. Уважаемый читатель, позвольте увести Вас в недалёкое прошлое, а по ходу познакомить с другими людьми, так или иначе причастными к повести наших главных героев и добавивших в неё свою толику чувств и личного колорита.

Итак…

Глава вторая, экскурсирующая в прошлое

«Все расы равны и обладают одинаковыми способностями»

Н. Миклухо-Маклай.

***

Как Вы уже знаете, мой внимательный читатель, имя её отца – Сали́м. Маму Ясмины зовут Халидо́й. Салим в молодости был офицером Советской армии. Прослужил, правда, недолго – успел только «старлея» получить. А служил он в танковых войсках.

Случилось так, что один из солдат во время обслуживания техники в полковых боксах что-то резко нажал или отпустил в танке при работающем двигателе. Солдат был из чужого взвода, с командиром которого Салим в этот момент разговаривал. Танк рванулся, врезался в опору мостового крана, и сорвал её с болтов. Та сдвинулась и вмяла правую ногу Салима в бочку с машинным маслом. Его тут же отвезли в войсковую медсанчасть. Врачи ногу обезболили, зафиксировали шиной, подштопали и рекомендовали полковому начальству немедленно отправить старлея в окружной госпиталь или в областную больницу – только там хирурги могли полноценно поработать с травмированной ногой. Но командир части медлил, так как ждал со дня на день своего назначения в штаб округа: полковник опасался, что ЧП, связанное с несоблюдением норм безопасности, помешает его продвижению по служебной лестнице. Избежать широкой огласки избежать военному карьеристу всё же не удалось, но время для нормального восстановления измятой и раздробленной конечности Салима было потеряно. Старлея ещё несколько месяцев лечили, перевели в хороший подмосковный госпиталь, однако он остался калекой, и его комиссовали.

Возвратился Салим в родной Дербент, но прожив там совсем недолго, решил уехать. В Дербенте его не устраивала работа, перспективы, да и само течение жизни. Он поселился в столице Дагестана Махачкале у дяди, брата своей матери. Дядя ему помог пристроиться, однако посоветовал получить хорошее гражданское образование, и обещал тогда найти своему племяннику серьёзную должность. Поэтому примерно через год Салим поехал в Москву и поступил в главный университет страны. Так, хромая на правую ногу, но добиваясь очевидных успехов в учёбе, он окончил курс и приехал в родной дом – погостить и кое в чём помочь по хозяйству родителям.

Родительский дом располагался на одной из широких улиц окраины Дербента. Одноэтажный, но большой, с пристройками кухни, гостевой, сарая, курятника и ещё чего-то чрезвычайно уместного в полусельской местности. Вот тогда-то он и приметил Халиду, расцветшую как персиковое дерево по весне. Она теперь постоянно проживала у тётушки в Махачкале, и училась там на врача. А родилась она и прожила почти всю свою (пока короткую) жизнь через два дома от двора Салима – соседями они были. И в связи с этим, хотелось бы рассказать об одном случае из их прошлого.

В Дагестане в очередной раз произошло землетрясение. Для тех мест это явление довольно заурядное, но обычно трясёт едва заметно. В тот раз же были довольно сильные толчки. Загудело, тряхнуло, кое-где трещины появились. Халида была маленькая совсем, а Салим учился в одном из средних классов. И вот он возился во дворе со своим велосипедом, когда вдруг заметил, что в мире наступила почти полная тишина. Куры все собрались в курятнике и временами тревожно поквохтывали, гуси сгрудились в углу своего загона. Ни воробья, ни прочей птицы слышно не было. И скотина будто вымерла – не слышно в округе её обычного мычания и блеяния. Только люди продолжали свою немного шумную и, в целом, полезную деятельность. Лишь только обнаружил Салим странность природы, как она дала ему ощутимого пинка в копчик. Земля ухнула и встрепенулась. Так как он чинил велик сидя попой на земле, то получил самые непосредственные ощущения. В ту же секунду поднялся гвалт и гул, всё вокруг ожило. Мимо него, и через вечно открытую калитку, на улицу пронеслись куры, закричала и выбежала из кухни мать – за руку она держала младшего брата Салима. Весь народ стал выбегать из построек. На улице в это время началось интенсивное движение приручённой человеком фауны. Причём фауна двигалась разнонаправленно и громогласно. Только собаки оставались у своих дворов – поглядывая на хозяев, они облаивали участников беспорядочного уличного движения (хотя для приезжих, уличное движение в Дагестане всегда кажется беспорядочным, даже когда природная стихия не буйствует).

И вот среди фауны, с громким воплем вниз по улице промчалась маленькая девчушка, в трусиках и короткой сиреневой маечке. Это и была будущая махачкалинская студентка-медик Халида. Бедная малышка испугалась и выбежала со двора ещё до того, как взрослые успели её хватиться. А на улице ведь живность, которая заикой может сделать ребёнка: гусаки могут ущипнуть до крови и крылом побить сильно; индюки в бешенстве могут до полусмерти затоптать и заклевать. Любой скот в такую минуту может причинить вред ребёнку. Или мотоциклист какой-нибудь сумасшедший может задавить маленькое дитя. Салим, увидев ребёнка, кинулся на улицу, догнал девочку и принёс её к себе во двор. К тому времени ещё один толчок был, но слабее первого. Вскоре прибежала испуганная мать Халиды. Оказывается, она вышла со двора, чтобы зайти к одной из соседок, вот малышка, видимо, и побежала за ней. Женщина долго рассказывала соседям о пережитом ужасе, о том, как носилась по улице в поисках дочурки… боялась, что цыгане её украдут. Потом уже соседи долго пересказывали друг другу, в каком ужасе была мать маленькой Халиды и что цыгане уже почти украли ребёнка, воспользовавшись грозным явлением природы. Говорили и о том, что Салим проявил себя как настоящий мужчина. Ввиду такого мнения о нём в соседствующем народе Салим не возгордился, нос не задрал, но приобрёл душевную связь со спасённой девочкой.

Шли дни, маленькой Халиде показывали пальцем на Салима и говорили: «Смотри, вон идёт мальчик, который тебя спас». В праздники и семейные торжества её просили отнести сладости и прочие угощения соседям, и обязательно упоминали Салима. Так в сердечке маленькой девочки постепенно поселилось доброе чувство к соседскому мальчишке. Сначала-то она пугалась всякого воспоминания о том дне, и Салим вызывал у неё страх, сопутствующий тем воспоминаниям. Но время, которое может вылечить даже от тяжёлой жизни, излечило и страх девочки. По крайней мере, он уже не проявлялся в плаче, и в попытках убежать с глаз долой от этих противных взрослых, напоминающих о минуте ужаса. Через пару лет Салима отправили в военное училище, он стал появляться в Дербенте лишь два-три раза в год, и маленькая Халида постепенно забыла и о нём и о землетрясении. Он стал взрослым, а она всё ещё оставалось ребёнком. Так начиналась совместная история жизни Салима и Халиды, родителей Ясмины.

<1 2 3 4 5 >

На страницу:

Перейти

2 из 5