Пираты медного века

Евгений Саржин

Пираты медного века

Пролог

Из материалов VI международной конференции в Болонье «Актуальные проблемы археологии среднего халколита Западной Анатолии».

Гёмби-III от Гёмби-IV отделяет слой пепла. Жилища погибли в огне, но неясно, шла ли речь о военном конфликте или некоем обряде при оставлении домов. Обнаружено два хорошо сохранившихся костяка, современных гибели селения.

Оба костяка принадлежат женщинам. Первый был раскопан в 2.2. м к юго-востоку от круглого здания в центре селения (святилища?). Проникающая рана в затылочной части черепа указывает, что она погибла от удара топором или мотыгой по голове. Ноги женщины в момент гибели были прижаты к туловищу, вероятнее всего, её связали. С учетом насильственного характера смерти и места обнаружения скелета, можно предположить ритуальное убийство, или, возможно, казнь преступницы.

Другой костяк, сохранившийся почти полностью, был обнаружен под полом одного из жилищ. Для селищ культур Гёмби-II и Гёмби-III такие захоронения нехарактерны – иногда в подвалах сохраняли черепа погибших, но никогда тела целиком. Царапины на шейных позвонках указывают на то, что женщине перерезали горло, но шла ли речь о…

К другим находкам экспедиции относится несколько статуэток в типичном для раннего халколита Юго-Западной Анатолии стиле – напоминающая виолончель фигура с женскими очертаниями, без лица. Подобные находятся и в других поселениях культуры, но найденные в слое Гёмби-III разбиты или расколоты.

Притом, что найденные в некрополе Катафигио предметы в целом, соответствуют неолитической культуре Родоса и имеют более или менее очевидные параллели с халколитическими культурами юго-западной Анатолии, данная находка резко от них отличается. Выполненная из известняка фигурка сохранила обломанную петлю с одного края и, вероятно, предназначалась для ношения на шее. Она представляет собой нечто среднее между фаллическим знаком и стилизованной шеей некоего животного. Подобные образы нехарактерны для анатолийских культур второй половины V тыс. до н.э., зато имеют четкие аналогии в памятниках позднего кипрского неолита. Её обнаружение в захоронении может свидетельствовать о ранних…

О возможных связях между Родосом и Кипром в последней трети V тыс. до н.э.// Journal of Archeological Science, 2014, 11, pp.112—116

Дома Черной матери

Глава первая

Чужаки прибыли третьего дня. Дети, собиравшие у кромки воды раковины, прибежали к жилищам с криками, и вскоре около четырех десятков человек – почти все люди в Домах, не ушедшие на охоту, рассыпались по берегу, вглядываясь в искрившее бликами море. Смотреть было трудно, но два плота уже подошли достаточно близко, чтобы их чуть загнутые вверх носы четко прочерчивались на колышущемся синем полотне. Вскоре стали хорошо различимы сидящие гребцы и человек с длинным шестом, то опускающий, то вытягивающий его из воды. Они искали безопасное место, чтобы пристать к берегу, и люди наблюдали за ними, не отводя глаз. Гости из-за моря так редко бывали здесь, что стоило увидеть и запомнить.

На Земле, конечно, знали, что за морем тоже есть твердь. Её даже можно было увидеть – с берега нет, но, если подняться на верхушку холма в ясный день, зубчатые, неровные вершины четко различались в дрожащем воздухе у небокрая. Кроме этих далеких гор ничего невозможно было разглядеть, и иногда, по вечерам, люди рассказывали страшные истории про заморскую землю, тех, кто на ней живет или пытался достичь.

Бывало такое редко – ни в Домах Черной Матери, ни в родственных или чужих поселках побережья не было ладей, которым бы люди доверяли в открытом море, и их долбленки скользили вдоль берега, иногда заходя вглубь Земли по разбухшим после дождей речкам. А вот люди, жившие на далекой тверди за Большой Водой, умели её пересекать. Делали они это, правда, совсем нечасто, и каждый раз появление их больших плотов становилось событием. Они были странными, люди из-за моря – удивлявшие своим диковинным языком, одеждой (иногда её отсутствием), привычками. Странными, необычными были вещи, которые они привозили. И счастливчики, сделавшие заморские вещи собственностью своего рода, хранили их поколениями.

Когда два приближавшихся к берегу плота были уже достаточно близко, чтобы различать сидевших на них людей, старый Кедр поднял над головой руку, в которой сжимал палку с блестящей каменной насадкой.

– Люди из-за моря устали, они захотят пить и есть, – сказал он неторопливо, – пусть матери вернутся к жилищам, вынесут два сосуда с водой, оленью ногу и плоды, сколько осталось. Живущие на Земле должны встретить чужаков, как должно.

К его словам стоило прислушаться хотя бы потому, что, в отличие от молодых, он помнил прошлый приезд гостей из-за моря. Тогда Кедр был юн, и еще не носил имени древесного духа, сейчас же – один из старейших в Домах, и гладко обструганная палка с круглым набалдашником из кварца, говорила о его власти. Власти проводить обряд во славу Черной Матери, начинать весну или обновлять дом. Впрочем, его советов слушались не потому, что он был стар или у него была особая палка, а потому что они, как правило, были разумны.

Последыш проследил глазами за тремя женщинами, которые пошли обратно к жилищам, за ними семенили двое детей. Чужие, непонятные люди скоро будут в Домах, наверняка, устроят пир. Он увидит тех, кто живет в таинственной стране за морем, может, выменяет у них редкую вещь. Его сородичи, стоявшие на берегу группками и оживленно говорившие друг с другом, конечно, думали о том же. Но юноша, в отличие от них, держал в голове не только странных людей, которые приближаются к берегу. Он выискивал среди стоявших её – Хромую. И, найдя девушку рядом отцом, долго не отводил от неё глаз.

Чужаки оказались не такими, какими их себе представляли жители Домов. Когда, проплавав вдоль берега некоторое время, они все же нашли удобное местечко, то начали, борясь с прибоем, приближаться к усыпанной шлифованными камешками полоске земли. На самой береговой кромке два человека спрыгнули через поднимавшуюся над водой планку и, ухватившись за выступавшие палки, начали тянуть плоты к прибрежной гальке. Стоявшие сверху гребцы отталкивались веслами, когда приливная волна накатывала, и упирали их в песок, когда она уходила назад. На стоявших менее чем в сотне шагов людей мореходы, казалось, вообще не обращали внимания. Бедра человека, ранее управлявшегося с шестом, прикрывала широкая повязка из выделанной кожи, второй, тащивший ладью вместе с ним, был совершенно голый.

– Подойдем к ним, покажем, что мы здесь, но мешать не будем, если нас не попросят о помощи, – проговорил Кедр, и они двинулись вперед. Впереди Кедр с жезлом в руке, рядом его младший сын Клюв, дочь со своим мужчиной, и две старшие матери.

Когда они достигли места высадки, один плот уже вытянули на каменистый берег, и прибой лишь слабо шелестел у темных, разбухших прутьев. Другой волокли на сушу тем же манером, что и первый. Мужчина в кожаной повязке повернулся к подходившим людям, и, окинув их взглядом, что-то крикнул своим товарищам. Его речь прозвучала странно – хрипло и грубо, внятная не более чем крики летавших над берегом чаек. Те, кто был помладше, растеряно переглянулись. Во всех знакомых им поселках Земли люди общались на одном языке. Конечно, в удаленных селениях речь звучала по-своему, но представить, что сказанное человеком можно не понять вообще, им было тяжело.

Старый Кедр вышел вперед и поднял руку с жезлом.

– Земля Черной Матери приветствует гостей моря, – сказал он громко и ясно, и медленно склонил набалдашник жезла вниз. В это время с плота соскочил еще один человек, тоже голый, но сжимавший в руке топор с небольшим лезвием, тонким и очень острым. Он что-то крикнул первому на своём каркающем наречии, тот кивнул, и, повернувшись к жителям Домов, сказал севшим, хриплым голосом на языке Земли:

– Хорошо. Вода.

Так состоялось знакомство.

Пробираясь между кустами, и стараясь ступать так, чтобы ничего под ногой не трещало, юноша невольно обращался мыслями к увиденному и услышанному за два дня. Он не мог подобрать правильных слов под свои ощущения – но мир, казавшийся ему совсем недавно маленьким, простым и понятным, неожиданно оказался куда больше и удивительнее, чем он предполагал.

Чужаки, вытащившие свои плоты на берег, были не слишком расположены общаться. Такой возможности особо и не было – никто в Домах не понимал их наречия, а из прибывших лишь один мог относительно внятно произнести около десятка слов на языке Земли. Они приняли у жителей Домов угощение – запеченную оленину, вареную чечевицу, орехи и ягоды можжевельника, хотя больше всего им, видимо, нужна была вода. С одной из ладей вынесли человека – он тяжело дышал и не мог самостоятельно подняться. Чужаки положили больного на землю, предложили принесенную еду и питье, но он был слишком слаб, чтобы есть. Старый Кедр сказал, что Сын Ночи уже коснулся его своей холодной рукой, и скоро гость отойдет. Не принесет ли смерть чужака на их земле беды в Дома? Люди судачили об этом, но никому не пришла в голову мысль заставить приплывших убраться. Так никто не поступал с гостями.

Но эти гости вели себя странно. Они не выпускали из рук топоров с тонкими, блестевшими в солнечном свете, оранжево-желтыми лезвиями, и узких, легких копий. Разместились мореходы на берегу, постелив принесенные с плотов шкуры, и отходили в сторону, лишь чтобы избавить тело от лишнего. Не было похоже, что у них так уж много вещей на обмен, и что это их вообще интересует. Впрочем, главный – или тот, кого люди сочли таковым – все же вручил старому Кедру каменную пластину шириной с ладонь, узкую и очень острую с края. Жестами он показал, что она такая же, как на их топорах.

Сложно было понять, чего опасаются прибывшие, учитывая их численность – пришлецов было примерно как пальцев на руках и ногах у человека, то есть больше, чем взрослых мужчин в Домах. И, на вечернем совете у костра, Остроглазая предложила поставить кого-то следить за ними. Предложение обсудили так и этак, но в итоге от него отказались. Жителям Земли было чуждо насилие – далеко расположенные друг от друга поселки редко имели поводы для ссор, и, если они все-таки случались, все решалось обрядовым поединком один на один. А человека, боровшегося с холодными духами Большой воды, и вышедшего из волн целым, приветствовали как любимца Черной Матери, позволившей ему вернуться на твердь. Сложно было представить, что проплывшие сквозь неспокойное море сделали это только для того, чтобы убить кого-то во сне.

Действительно, ночь прошла без всяких тревог, и наутро даже чужаки казались немного спокойнее. Они начали гулять по берегу, так же, впрочем, с оружием в руках, а один из них подошел к мывшей в морской воде подстилку женщине и протянул ей руку. В руке, она потом говорила, были два камня, размером с ягоду можжевельника, и цветом, как застывший кусочек пламени. Женщина замерла, не будучи уверена, что хочет пришлец, а он произнес:

– Вода. Вам.

Это не складывалось ни в какой смысл, но больше он на языке Земли сказать, по-видимому, ничего не мог. Показав на челюсти, он дал понять, что голоден. И вскоре, старый Кедр, его старший сын, старшая матерь и две простые матери несли к побережью то, что они решили уделить гостям. Этому предшествовал разговор, не слишком ли они щедры, ведь чужаки, видимо, приплыли не меняться. Победило любопытство и, отчасти, опаска. Накормив мореходов, можно было все-таки что-то узнать о тверди по ту сторону, а если им отказать… Кто знает, не возьмут ли они тогда нужное им без спроса?

От мыслей об увиденном Последыша отвлек звук шагов по тропе. В плечо врезалась шершавая кора, легкая поступь послышались совсем недалеко. В Домах он долго следил глазами за хижиной старого Кедра, притворяясь, что возится с козой или обтачивает кость. Когда же Хромая отправилась в лес, скользнул вслед за ней, хотя не по тропе. Сегодня это было несложно – чужаки на берегу слишком занимали внимание жителей, чтобы они следили еще и за своими. И сейчас он видел, как девушка, выйдя из рощицы, осторожно ступает по сложенным камням, спускаясь в овраг. Овраг, посвященный Черной Матери, куда запрещен доступ мужчинам. Собственно, ему и смотреть, как она туда заходит, совсем не полагалось.

Хромая, поддерживая рукой грубый лен накидки, перепрыгивала с камня на камень, легко спускаясь вниз. Она не хромала ни на одну ногу – как и у её сестры Сломанной все кости были целы. А дочь Остроглазой, чье имя значило на языке Земли «больная утробой», жаловалась на здоровье не чаще, чем её подруги. Но обряд еще не пройден – тот самый, что происходит с девушками в лунную ночь, и Черная Матерь еще не защищает их сокровенную силу. Значит, они бродит рядом, Сын Ночи и сонм его безглазых духов, заставляющих людей кричать и метаться во сне, приносящих боль в животе и зубах, горячку и мертворожденных. Настоящее имя, показывающее силу и здоровье девушки, неизбежно должно было привлечь их голодный взгляд. А вот названная Хромой или Одноглазкой не прельстила бы.

Темные волосы девушки исчезли в овраге, и Последыш вжался в дерево, стараясь быть незаметным, неслышным, неосязаемым. Он не должен быть здесь. И Черная Матерь, живущая в земле, способна почуять мужское.

Горячий свет с неба падал уже почти отвесно, когда Хромая начала карабкаться назад, взмахивая руками, чтобы удержать равновесие. Сбившиеся от усилий волосы упали на лицо, она, взобравшись, наконец, наверх, поправила ткань вокруг пояса и подняла глаза…

– Ты!?!

Последыш шагнул навстречу ей из-за деревьев.

– Я шел за тобой, Хромая, – произнес он нетвердым голосом, чувствуя, как было всегда, шум в ушах и ускорившееся сердцебиение при виде девичьей груди под льняной тканью.

– Тебе нельзя здесь быть, Последыш, – спокойно произнесла Хромая, она не казалась испуганной, только удивленной, – сам знаешь, мужчины не должны касаться меня, не наши мужчины. Когда я получу настоящее имя, у меня будет мужчина из Домов по другую сторону леса.

Едва ли это нужно было говорить вслух – по решению матерей, одобренным старым Кедром, три младшие дочери Туговласой должны были быть отданы мужчинам из поселка за лесом. Взамен соседи отдадут трех своих женщин, только что прошедших обряд. Так делалось давно, и все же…

– Когда мы были с тобой там, на пастбище, ты говорила иначе, – сказал Последыш, чувствуя, как пересыхает его горло, – ты сказала, что я могу…

– Ты не должен приходить к месту встречи с Черной Матерью, – мягко прервала его Хромая, рассматривая юношу сквозь прищур, и он не мог понять выражения на её лице, – и касаться меня тебе тоже нельзя, ты знаешь.

– На пастбище ты говорила иначе, – упрямо повторил Последыш, не теряя надежды, – мы можем…

– Здесь не пастбище, – снова прервала его девушка, и улыбнулась, – но я могу рассказать тебе, о чем мне говорили Матери, если отведешь меня к кустам можжевельника. Там сейчас никого не должно быть.

И, не веря собственной удаче, юноша кивнул и оглянулся по сторонам.

Глава вторая

– У этих людей ничего нет, Скел, – Гвеч выговаривал слова тягуче, словно наречие Калкид не было для него родным. Само имя его родилось от слова «мокрая земля», нечто, что засасывает, – зачем оставаться здесь?

– Мы плыли сюда не для того, чтобы взять несколько камней у жителей Далекой Земли, – Скел посмотрел на него, но Гвеч не отвел взгляда, – мы говорили об этом с тобой и со старшими. Эта земля велика. И у людей здесь много, и воды, и дичи. Все то, чего не хватает детям Калкид. И они не злы к чужим, как те, с острова Сосен. Мы найдем здесь место для тех, кто покинет Укрывище.

– Их немного, – все так же тягуче ответил Гвеч, – и у них даже нет топоров, мы могли бы перебить их в первую же ночь.

Скел обвел взглядом остальных. Гребцы лежали или сидели на шкурах на берегу, море шумело за их спинами. Некоторые успели прикрыться – лен и шерсть быстро разрушались от влаги, потому для передвижения морем выбирали грубо выделанную кожу – но были и те, кто по-прежнему оставался голым. Люди, боровшиеся с морем днями, теряли представления о стыдливости, принятые на земле, и не сразу понимали, что в большинстве селений нагота не принята. Тут и там рядом с ними лежали топоры – гладко оструганные палки, в которых поблескивали обсидиановые лезвия. Слишком короткие и ломкие, чтобы срубить дерево, но способные перебить шею человеку.

– Мы должны узнать больше об этих людях и их земле, – наконец сказал Скел, ни к кому в отдельности не обращаясь, – помните прошлые два селения? Их ничто не ограждало. Они не строят стен, как построили мы, или люди с острова Сосен или…, – тут он запнулся, – те, на Большой земле. Но есть ли такие селения дальше от моря? Искусны ли их жители с копьем и пращой? Найдем ли мы тут место? Говорю – кому-то надо пойти в их селище и поесть рядом с ними.

– Пойдем все, – предложил Харак, его длинные руки были словно перетянуты сетью вздувшихся от гребли жил и сухожилий, просверленная пластинка блестела перламутром на смуглой груди, – их там, кажется, немного. Мы можем забрать, что нам понравится.

– Мы ели их пищу, – возразил сидевший за ним мужчина, – они встретили нас как гостей. Мавар не захочет крови таких людей.

– Мы далеко от земли Мавара, – снова подал голос Гвеч, – а на земле за морем другие законы.

Скел нахмурился и уже собирался что-то ответить, когда вдруг лежавший на шкуре мужчина выпрямился и протянул руку:

– Сюда кто-то идет!

Повернувшись вместе со всеми, Скел увидел женщину, осторожно ступавшую по берегу на расстоянии полета камня из пращи от них. Она приближалась к их на скорую руку устроенному лагерю с явной опаской, держа что-то в руках. Сделав еще несколько шагов, она остановилась.

– Шакри, ты утром говорил с этой женщиной? – спросил Скел, и приземистый, широкоплечий мужчина с песком в волосах только пожал плечами.

– Наверное, да. Они все похожи друг на друга.

Скел задумчиво посмотрел на неё. Державшая что-то в руках женщина, казалось, стоит в нерешительности.

– Я подойду к ней. Мы придем в их селение, и поедим с ними за очагом. Иначе нельзя понять эту землю.

Женщина сначала испугалась, как он и ожидал, но, в итоге, до неё удалось донести мысль – люди Калкид хотят прийти в селение и разделить еду с местными. Хотя Скел держал в памяти необходимость дать что-то, чтобы завоевать доверие, он так же ясно понимал, что ценного у них осталось очень мало. Не топоры же раздавать этим людям, в самом деле – те самые, которыми Гвеч и Харак предлагают перерубать их же шеи.

В селение людей Далекой Земли он отправился вместе с Шакри и Хараком. С собой они захватили несколько кусочков острого камня, лезвие сломавшегося топора, красный как кровь самоцвет с Большой земли, который, кажется, нравился местным, и пару подвесок из белой породы, что иногда приносили с других островов. Кроме того, в мешочке Скела была медная иголка, но отдавать её людям Далекой Земли он собирался только в самом крайнем случае.

Когда Скел впервые увидел селение на Далекой земле, оно его удивило, хотя сейчас, останавливаясь уже у третьего, успел привыкнуть. Поселки не были никак укреплены, ни стены, ни даже земляной насыпи – просто жилища. И жилища, не стоявшие на основе из больших ровных камней, а ушедшие глубоко в землю, так, что на поверхности торчали только подравненные ветки и крытая ими же крыша. Лишь узкие проемы ниже колена пропускали в них свет. Почему местные жители так жмутся к земле, вновь и вновь спрашивал он себя. Может, это какая-то другая порода людей, связанных с черными подземными духами? Или они просто не умеют обращаться с камнем? И почему они даже не пытаются укрепить поселение?

Утопленные в земле жилища размещались полукругом, и было их всего шесть. Посредине же, как и в других поселках, располагалась разровненная площадка с деревянными колодами, на одной из которых стояла небольшая статуэтка, изображавшая сидящую беременную женщину. Скел невольно оскалился, увидев безликий женский торс – слишком, слишком уж похоже на Кумши Дагра, вечного врага Мавара, покровительницу людей-за-стеной. Неужели и здесь она?

Между тем, селение не было пустынным – из проемов, открывавших спуск в подземные жилища, выползали люди, другие выходили из-за пологого пригорка. Он невольно напрягся, высматривая среди них вооруженных мужчин, но увидел, в основном, женщин и подростков. Впрочем, как и говорили старшие, жители Далекой земли не воинственны. Почти ни у кого не было оружия, лишь один юноша нес что-то, напоминавшее деревянную палицу.

Они остановились, и Скел громко сказал:

– Я хочу говорить со старшим в вашем роде!

Он понимал, что его речь невнятна для местных, но знал и то, что жесты и выражение лица могут сказать людям достаточно. И, подчеркивая свою мысль, мужчина медленно поднял руку, в которой не было топора.

Скел заметил, как переглянулись обитатели селения, и как вышли вперед две немолодые женщины. Они что-то начали говорить, обращаясь к нему, но, сколько Скел не вслушивался, он не мог различить ни одного из знакомых ему слов на их наречии. Тогда он запустил руку в кожаный мешочек и вытащил то, что первое подвернулось под руку. Мрамор тускло отсвечивал, свет сегодня не был ярким, но Скел увидел, как глаза местных остановились на фигурке.

– Вам, – произнес он на языке Далекой земли, по крайней мере, он думал, что у этого слова такое значение. И, чтобы подчеркнуть свои слова, наклонился и положил фигурку на землю.

Некоторое время ничего не происходило, потом одна из женщин с опаской подошла к фигурке, и, поддержав рукой льняной подол своей накидки, протянула к ней руку. Скел ясно видел, что второй рукой она при этом коснулась висящей на груди подвески в форме женского торса.

«Они тоже нас опасаются», – подумал он.

Это была фигурка, привезенная отцами с закатных островов, не то найденная, не то отобранная у местных жителей. Изображала она сидящую женщину с широкими бедрами и странным убором на голове. Они долго спорили, брать ли её в плаванье, и не принесет ли чужой женский дух неудачу в море, в итоге решили ткнуть статуэтку ножом и омочить в море – крови Мавара. Это должно было сделать её неопасной.

Но Мехви все равно тяжело заболел в плаванье. Что ж, тогда пусть её возьмут эти чужаки.

Женщина, внимательно осмотрев подарок, подняла глаза, и, кивнув, произнесла несколько слов на языке Далекой Земли. Скел ничего не понял, но по выражению её лица догадался – дар принят. Теперь осталось дождаться того, что последует за ним.

Оказывается, у людей Далекой земли тоже был обычай устраивать пиры. Тени успели удлиниться, Скел и товарищи сидели на площадке плечом к плечу, напротив них расположились местные, и худенькая девушка с чуть косящими глазами обходила всех, по очереди предлагая угощения.

– Такое мясо привозили старшие с Большой земли, – сказал Шакри, державший на коротком ноже волокнистый ломоть, – это олень. Они живут и на острове Сосен.

– Наверное, на Далекой земле их много, иначе бы нам его не дали, – отозвался Скел, и кивнул проходившей мимо девушке, – они и в первый день дали нам такое мясо, помнишь? И еще ягоды.

– Это можжевельник, он тоже растет на Большой Земле, – отозвался Харак, – я пробовал, когда был там.

– Похоже, этим людям неизвестен голод, – проговорил Шакри с набитым ртом, – и у них больше мяса, чем рыбы.

– Но мы все еще не нашли ни острого камня, ни меди, – пробормотал Скел, и разломил в руках ноздреватую пшеничную лепешку.

Люди ели, запивая съеденное водой из окрашенных красным и белым широких сосудов, и негромко переговаривались, пока худенькая девушка не обошла всех в четвертый раз, после чего села. Поднялись высокая, полная женщина и, рядом с ней, долговязый, чуть согбенный мужчина средних лет. Он высоко поднял палку, и Скел напрягся, ожидая коварства, даже потянулся в сторону топора – но мужчина с палкой, на которой блестела каменная насадка, начал нараспев произносить какие-то слова, женщина вторила ему, и местные жители, не вставая с мест, повторяли вслед за ними, иногда негромко прихлопывая.

– Они зовут на помощь своих духов-защитников, – встревожено сказал Шакри, следя глазами за мужчиной с палкой, – ты не думаешь, что они потом выпустят нашу кровь?

– Это просто обращение к их Прародителю, – ответил Скел вполголоса, заинтересованно наблюдая за певшими островитянами, – я такое уже видел в первом селении. Люди Дальней Земли не любят крови.

Пение продолжалось. Женщина средних лет засунула руку в кожаный мешочек, висевший на её поясе, и вытащила оттуда что-то небольшое, темного цвета. Не прекращая повторять какие-то слова, она пошла по кругу, начав обход с местных. Протягивая их зажатый в руке камешек, она ожидала, пока человек его коснется, потом касалась его головы, если это был мужчина, или груди – если женщина, и шла дальше.