Душа. Сборник стихов

Письмо

Прости меня за то, что не умею лгатьИ не могу нарушить данных обещаний. Я обещал тебе, все так как есть писатьИ это вечный повод для терзаний. Надеюсь, ты прочтешь слова мои в письме, Присядь прошу, они мое прощание. Как жаль, что не могу вместить я на листеВсех чувств к тебе и муки расставания. Еще чуть-чуть, и вновь мы вступим в бой, Возможно, станет он, увы, моим последним. Враг перевес давно оставил за собой, А я надеялся, что это только бредни. Земля саднит свинцом, ужалившей осыИ огнь от пепелищ, как кровь из свежей раны, Сочится пламенем, достигнув полосыГраницы двух фронтов и битвы неустанны. Ох, слышала бы ты, сколь грозен Бог Войны, И как он страшен, залпом мощным, в гневе. Подмоге не успеть, мы знаем, что одни…Ты помолись, за наши души Деве. Моя любовь, с тобой, прибудет до концаИ я ни сдам и метра, коли бьется сердце. Прости меня за все, отважного глупца, Я собираюсь недругу задать немного перцу!Я б все сейчас отдал, за краткий миг с тобой, За сладость алых губ и теплоту объятий, Прошу тебя – живи, ведь я тобой горжусь, И пусть любовь хранит, сильнее всех заклятий!Ну вот и все… звучит команда «СБОР», Я отправляюсь в бой, что в эпицентре фронта. А я бы так хотел, вновь, в наш сосновый бор, Где в первый раз, читал тебе Бальмонта.

Полет

Как много нужно, дабы не упасть, Подобно камню с выси поднебесной. В крылах своих, иметь к полету власть, И воздуху быть сродни повсеместно. Неловкий шаг в бездонной пустоте, Ошибка курса с верных направлений, И остаешься в вечной темноте, Отрезанный от всех своих стремлений. Но как прекрасно чувствовать потокИ мощь величия бушующей стихии, Когда в шторма летишь, и истинно ты смог, Достичь того, что не смогли другие. Парить вольготно в небе над землей, Любить свободу, сердцем, каждым вздохом, Быть частью неба, а оно – тобой, Сливаясь с ветром и его потоком.

Скорбь

Пробил час, дегтем в стать облакам грозовым нагрянул. Утопая в патоке лжи медовой, липкой и вязкой, Растворился в настоящем с ним в небытие канул, Без причины, без замысла и огласки. И уже не стать во век прежними, Не вернуть лицам легкомыслия мины. Раскрывая горизонты для мышления безбрежныеВ заблуждении своем достигая вершины. Сколько падет их еще на поприще ратном?Сколько слов было вслух не досказано?Что стираются в пыль многократно, Только быль до сих пор не доказана. Стерта память побед пращуров и отцов, Позабыты морали былой устои крепкие, И душа моя плачет навзрыд, горче вдов, Ибо скорбь сжала в лапы цепкие. Тени, что пауком сползают ко мне неспешно, Выжидают момента впрыснуть яда бессилия. Отравляя разум черной мыслью грешной, Одерживают победу свою без насилия. Словно ставни, что на булатный замок заперты, Обездвижены и стынут от озноба руки. Больничная простыня – иллюзия парадной скатертиИ лишь голос в голове распускает слухи. Шепчет, настойчиво, стремясь поколебать волю, Обволакивает коконом сомнений и былых сожалений, Съедает волокна разума прожорливой молью, Не пускает взойти на путь свершений. А погода – пьянь, расплескав стакан, Оросила ливнем часть земной горницы. Пир на небе горой – хорошо Богам, Шум и гам вокруг, да раздолье вольницы. Сам Иггдрасиль с небес пустил корни, Разрывая плоть облаков грозовым мерцанием. Всю помпезность вобрав в громогласном горне, Вдруг утих для раздумий в молчании. Поутихло резонансом встревоженных кругов на воде, Возмущение чистой глади зеркальной, На полотнах жизненных невзгод подвластных судьбе, Замирает вновь в спокойствии, прячась в уголках дальних.

Игры Пупенмейстера

Положили, в итоге, на полку томиться, Бросили пыли, да времени, на растерзаниеИ уже, никогда боле, не случитьсяОправдать бытием своим ожидания. Тает солнечный зайчик былых надежд, Вязнет в темной гуаши грозовых красок, В Мироздании, полном алчных невежд – Кукол, преисполненных ликом человеческих масок. Синтезируя схемы прогнивших систем, Кукловод яростно водит за нити, Чтобы в конце представлений совсемСделать куклу отрепьем забытым. Пройденный путь всех гастрольных турне, Давит на память немыслимым грузом. Лучше уж вспыхнуть, однажды, в огнеЧем быть подвергнутым дьявольским узам. Нить замирает… а может быть я, Все же отвергнут и брошен на полку, Чтоб на закате уходящего дня В душу мою смерть воткнула иголку?Может быть пламя всего лишь мираж – Сценка из более красочной пьесы?Или меня, охватил вдруг кураж, Мучая, словно коварные бесы. Снова вдруг дрогнула тонкая нить, Я забываю о мысленном вздоре…Мне ни к чему это все, чтобы житьИ продолжаю играть свои роли. Занавес пал – обретаю покой, Кукла забылась в достатке на полке. Даже Магистр, утомился игрой, Спицей вязальной проткнув душу тонко.

Грусть шахтера

Я восстал, как мертвец из глубоких, холодных могил. Я не жив и ни мертв, только боль, изнуряя пронзает. После тяжкой работы, лишь в 20.00, Мое бренное тело опять оживает. А в сырых подземельях – лишь холод и тленИ удушливый газ, что метаном зовется, Снова шахта возьмет в свои неистовый плен, Скоро каменный свод надо мною сомкнется. Я не жив и не мертв, еще ниже могил, Продолжаю свой труд в повседневной рутине, Словно раненный зверь я лишен прежних сил, Что с годами, растратил я ныне.

Черные птицы

Черные птицы греха, кружатся над моей падкой стойкостью. Терзая своими острыми когтями, тело бренной воли. Проникая в естество ядом терпким с колкостью, Провели аксиому, что не ты воин в поле. Затянуло небеса серостью пустой безнадежности. Всхлипывает клекотом хищным, громогласного искушения. Ставя над совестью, вновь, исполинские сложности. На кривой тропе растеряв торбу терпения. Птицы бросали на меня свои взгляды жадно, Провоцируя свои гастроли примы, жертвы грешной. Я сорвался в нелепом фальстарте, меня раздирали нещадноПадал я с высот, в царство тьмы кромешной. Распростерла объятья широкие, матерь Праздности, Смакуя души кусок, переполненный гордынею. Бесновались стервятники, считая игры со мной, уж данностью. Проведя за спиной не возврата – жирную линию.

Весна

Распростерла длани-сучья обнимая бытия истоки, Украшая перстнями цветений к весне-юности. Лишь бездонные глазницы небес синеоки, Наблюдают за силой воли, ниспослав трудности. Бьют ветра, словно бич, с удалью хлесткой, Разрывая лоскуты-листья нарядного савана, голью. Завывая мелодию грусти из оперы «Тоски», Резонируют в сердце струнами – душевной болью. Поутихла непогода, уходя по небу ратной конницей, Вереница туч тянулась, на войну, обозами, Убегают вдаль скорее, будто черт вслед гонится, Небо-девица уж выплакала по ним грозами. Жемчуга, капель влаги, свои по развесила, На зелени листвы, драгоценными бусами. Стоит весна нарядная, ее сердцу весело, Примеряя гардероб с изысканными вкусами. Ароматом парфюма, тонко благоухает, Подчеркнув статность красоты времени года, Ведь она одна, все-же, такой бывает, Неподражаемая во всем, как и мать Природа.

Неповторима

Неповторима, краса очей твоих – неповторима!И я тону в бездонном омуте зарниц, Когда ты невзначай проходишь мимо-прекрасней всех принцесс и всех цариц. Околдовала, ворожея, меня чувством, И мне теперь ночами не уснуть. Любовь -порою может быть искусством, Когда биением сердца, сотрясает грудь. Мне на неё, гадать уже не стоит, Сразил Амур, баллистой, ровен час. И по тебе тоскую, сильно, душа воет, Что волк в ночи и не хватает фраз, На то, чтоб описать всё ликование, Когда со мной ты, пусть всего на миг, Моя любимая, ты в целом мироздании, прекрасней всех, и твой чудесен лик.

Постскриптум

Пригрел на груди аспида, По наитию злого шепота. Кровь моя была распита, Не подал я ни жалоб, ни ропота. Не щадя, рвал жилы мнеИ терзал вновь душевною мукою. Прибывать приходилось во мгле, Тет-а-тет с опостылою скукою. От звонили часы, как набат, И шипел змей исполненный ярости, Подавляя мой разум назад, К скудоумию и усталости. Искрутился весь, шевелясь, Обвил шею, сбивая дыхание. И упал я, своим ликом в грязь, Преисполненный ныне страдания. Исчезая в дыму сентября, Обесчещенный мерзкой личиной. Я постиг, что все было зря, И безудержность скорой кончины. Растворив свою личность во мгле, Проиграл вскоре душу в кости. И никто не приходит ко мне, На могилу, на старом погосте.

Любовь

Дикий изысканный цветок, что взращен огненной росой, И опыленный вожделения, медоносной страстью. Качает на волнах всех мечт, его, прибой, Гонимый дуновением к брегу счастья. Незыблемой красы, лишь посвященный взгляд, Коснуться может в таинстве начала. Кому – нектар Богов, кому – смертельный яд, По зову сердца – волей даровала. Как много тех, кто жаждет обладать, Его прекрасным, нежным ароматом. Стараясь гордый нрав, свободы оборватьИ культивировать законом постулата. Но ветер не запрешь, он ускользает прочь, Гарцуя в синиве, небесной, чистой выси. Лишь только чистым чувствам, с терпеньем, превозмочьИ обуздать напор повадок этих лисьих.

Осень

Золотые листья – ветер их кружит, И на крыше флюгер – тихо дребезжит. Стаи птиц прощаясь, с горечью кричат – Не забыть им тоже, этот листопад. Лужицы замерзнут, станет льдом река, Потемнеет небо, глядя свысока.

Мой самый первый стих, написанный в возрасте 6-ти лет.

Характер

Мои желания, бьются граненым стаканом оземь, Разлетаясь частицами о неприступность воли, Выстраивая, несбывшимися надеждами, сотни злых козен, Действуя на нервы, слабостью телесной боли. Пусть не стесняясь бьет меня хлестко, Не сгибая стана, превозмогаю юдоль лишения, Как стая птиц перелетных – нас таких горстка, В луже узревших не грязь, а небес отражения. Прислушиваясь к мудрому совету ветров, Щекочущих лист, дуновением жизни, Познаешь ценность и искренность слов, С момента рождения, до горестной тризны. Не усомнившись, ни на миг, в выбранном мною путиПрокладываю тракт по вересковой чаще, Ибо никогда от самого себя не уйти, Лишь вкус побед моих становиться слаще.

Оставив позади

Я вновь тону, средь вражеских широт. Озябших рук немеющие пальцыСмотрели в небо, лицами сирот, Сквозь толщу вод причинности скитальца. Казалось мне – свобода так близка. И грудь саднила в предвкушении вздоха- Незримая для всех, извечная тоска, Съедала душу, празднуя жестоко. Последний миг настал, вода нашла проток, Собой заполнив емкие пустоты. Покрыла безмятежностью, и значит я не смог, Вновь выиграть у судьбы нешуточные лоты. Узревший азимут – покину горизонт, Стирая навсегда грань скованности плоти. Оставив позади горящей скорби фронт, Не ведая когда, меня вы отпоете. Я обречен… и свет небесных звезд, Такой пронзительный, колючий и холодный, В безвременье, опять, открыл хрустальный мостМне возвестив, что ныне, я – свободный.

Первый

Раз-два, в пустой комнате гулко разнесся крик, Сильно и звонко раздаваясь по барабанным перепонкам… затих. В свое естество положив основу интровертной концепции, меняет ликДеструктивным расстройством, глубоко в душе ведя суровый блицкриг. Деменциальный синдром, словно скованный булатной цепью демон, еще спит. И лишь из стеклянных оконных глазниц зреет вид, Что сметет метаморфозы матрицы и как динамит, Разрушит прочные границы бетонных плит. Забыт… гимн триумфальной свободы, в очередной раз – забыт. Диссонансные колебания в груди, щекочут нервы, разрывая мой индивидВ клочья, как следствие того, что мой допельгангер раскрыт. Я сыт, по горло ложью, вперемешку с холодным настом обид. Задыхаясь от негатива лиц мегаполиса, что порядком прогнил и смердит. Сублимируя денежный поток и распущенность в алчность и похоть, что царитВопреки здравому смыслу… и до сих пор никому не претит.

Мы надеемся стать кем-то выше

Миг снова ускользает сквозь пальцы, Словно сито, фильтруя быстротечное время. Оставляет следы крупиц-скитальцевВ нашей памяти, прошлого бремя. Различая палитру созидательных красок, Тянемся к бездонным глубинам неба, Не снимая своих обличий и масок, Не делясь с ближним коркой хлеба. Взращивая пустоту между нами, Мы надеемся стать кем-то выше, Закрываясь от света руками, Мы забились по норам, как мыши. Не желая в душе борьбы до конца, Ожидаем опять за деяния чуда, Примеряя досрочно все лавры венца, Но судьба будет – что у Иуды. В нежелании разума что-то менять, Мы разбиты о брег, словно тело медузы, Ведь все ложные ценности можно отнять…Так зачем же тогда, они держат, что узы?

Пропасти глубоки

Пропасти глубоки – не связать путеводные нити. Растворимся, как пыль, галактических звездных систем. Нас окутает лед, равнодушия чувств и событийИ уже все равно, на какой ты орбите и с кем. Я лечу в никуда, а быть может по верному курсу, Сквозь скопления глыб, астероидных, опасных колец. Пусть обшивка пробита и сказалась нехватка ресурсов, Но мои разум и воля, до сих пор, не признали конец. Эта темная синь – здесь еще холоднее и чище, Ведь ее не коснулась еще, сталь чужих и лихих кораблей. Может быть и ее, как меня, уж никто и не ищет, Только я уже здесь и достиг не открытых дверей.

Ход мыслей

Превозмогая усталь, изменчивость размеренных деяний, Спокойствие иль яростный порыв, Что будоражит степень изысканий, А может плачь, апатии навзрыд, Вновь гнезда вьет венком минувшей славы, С небес упав, на гладь бетонных плит. Сладки, как мед, иль с горечью отравы?Сакрально тайные, иль вновь, как перст открыт?Легки ли и свежи, что ветер вольный, Аль тяжелы, немыслимо, всей ношею грехов?Не скованы судьбой краеугольной, Или же скованы темницей без оков?Безумный Мир игры противоречий, Иль Идеальный Мир закономерности и схем, Определил, ход мыслей человечий, Неисчислимым множеством из тем.

Закат

Сплетая локоны в причудливый узор, Градаций облаков чарующего неба, Светила диск смущенно прячет взор, Словно Адам, впервые встретив Еву. Шумят ветра дыханием своим, Играют не спеша с небесной каравеллойИ гонят ее вдаль к местам совсем иным, Что мореход описанный новеллой. Уходит день, как дивный мотылек. Каемка крыл оплавлена, последними лучами. Стекло часов, его, утратило песок, Сменяя дни хлопот, блаженными ночами. А ночь тиха и так дремотен часИ темные шелка ложатся ей на плечи. Сморил Морфей, свинцом, вдруг веки наших глазИ сладкий сон, задул реалий свечи.

Закон Владык

Не просто вожаку снискать покорства стай, Когда с оскалом рыщут претенденты. В предсмертном хрипе пропадает лай, Того, слабей чьи были аргументы. Вожак стоит и гордо поднят взор, Хоть после битв подкашивает лапы. Дать слабину – для лидера позор, Он не обмолвиться про все свои утраты. Ведь человек – есть самый лютый зверь, Когда снедаем властью и богатством. И он безжалостней любого, уж поверь, Коль на кону стоят престол и царства. Но он хитер, коварен и силен, За ним примкнут и те, кто грезит о добыче, Вожак на ветер не бросает слов, Клыки, вонзая в горло славной дичи. Когда-нибудь, но только не сейчас, Достигнув возраста и точки не возврата, Потупив взор, столкнется с силой глазТаких же яростных, что и его когда-то. И осознав в душе, что пробил этот час, Он будет горд, почить в последнем бое. Ох, нелегко он жизнь свою отдастИ стая разразиться диким воем…Ну а пока – нахрапист и суров, Его войска опять штурмуют стеныИ не поможет замку его ров, В их жизни вскоре грянут перемены. И звон мечей, что клацанье зубов, Нещадно рвут, впиваясь глубже в тело. Но этой ночью ждет их теплый кровИ будут сыты снова, раз сумели. Таков закон звериный у Владык, И слабакам, тут не найдется места, Господствуй и владей – коль ты велик, Жестоко подавляя все протесты.

Перон

Безвольный страж гостеприимства, что никогда не одинокВзирает молчаливо вновь, на суетность стремлений. На судьбы тех, кто буквами меж строк, Спешит в угоду чьих-то направлений. Пусть бьют ветра, метели и дождиИль зной палящего и жаркого светила, Меня, прошу, ты снова подождиИ я вернусь, покуда хватит силы. Ты помнишь, груз воззваний и потерь, Весь трепет встреч и боль былых прощаний. Пюпитром жизни, выступаешь и теперь, Что связывает нитью судьбоносных расстояний. Всего лишь шаг в чарующем везде, Всего мгновение, для взвешенных решений. Так мимолетно в спешной суете, Хитросплетение человеческих суждений. Их унесет водоворот перипетий, Смотря сквозь призму множества из окон. Вояж достигнет апогея эйфорий, Локомотивом, что подобен беглым строкам.

Осень

Хоронила осень, то, что август бросилТравами сухими и листвой, вместо веселГребла ветром дуновением, во искуплениеГрехов, омывая слезой дождя, небесного проведения. Отбрасывая с лунным светом сомнение, Вкрадывалась в лоно земной тверди. Приносила прошлому – упокоение, От мук суровых, вездесущей смерти. Открывая дорогу новому семени, Прятала его в почву от дурного взгляда, Дабы, когда пробьет нужный час времени, Возродиться смог – зеленью сада.

Бабочка

Я словно мотылек в кромешной тьме ночи, Ступаю к пламени, презревший грань последствий. Сквозь паутину лжи, где скрылись палачи, Порой барахтаюсь и думаю о бегстве. А свет так манит, где-то там, вдали…И я борюсь за жизнь, мечтая о свободе, Ведь дух ее, живет в моей кровиПо зову сердца или же природе. Я продолжаю биться за свою мечтуИ чувствую нутром, как рвутся сети. Иной же видит в этом суету, Мне душу вбив булавкой, словно дети. Но я свободен и опять лечуИ каждый взмах крыла – вселяет счастье. На встречу к пламени и яркому лучу, К моей мечте или безумной страсти. Пархают крылья и все ярче свет, Такой желанный и чарующе-прекрасный…Теперь я чувствую, что я нашел ответИ моя жизнь, уж не была напрасной.

Христово отвращение

Мироточат иконы, глядя на Мир дьяволом меченный. Христос, как голландский сыр, ранами насквозь изувеченный, Размышляя плачет, просит за нас у Бога прощение, А у самого на душе, кошкой скребет отвращение. Слова вылетают из уст, разлетаясь горохом об стену. От толпы лишенной всех чувств, порабощенных навеки системой. Для чего погибал, чтоб снимали теперь по мне мюзикл?На Мальдивах, режиссер отдыхал, от спиртного наращивал пузико?Чтоб стремился мужчина теперь, напоказ стать убогою девушкой, А девицы лишь алчно глядят и любить хотят только за денежку?Ради этого жизнь я отдал, ради этой свободы я горбился?Чтоб в грехе каждый отпрыск людской бестии адскою уподобился?Как обрыгло мне, лицезреть их порочное дикое поприще!Без раскаяния рай вам подать? А не много ли просите? Вот еще!Пользуетесь моей добротой, для себя в ней увидели слабости, Человеколюбие мое служит нынче лишь умножению гадости!Как же тошно мне, на душе уж муторно бесконечно, На каждое учтивое слово, без стыда плюют встречно. Похоть сменила любовь, изгрызла червями распада, А мне продолжать молиться за вас? Уж больно то оно надо.

Тревога

Остановился на миг… дыхание мое сбито, Тревога с волчьим оскалом грызет душу. Страшно остаться у разбитого корыта, Но еще ужаснее, если слово нарушу. Постоял в тиши, давит на виски беззвучие. Лишь сердце продолжает монотонную дробь. Что стоит, мнимое, пустое, благополучие, Если я тебя, больше, не увижу вновь!?Рыдают ангелы, скорбят со мной вместе, Бесы же играют по нервам струнами. С каждой новой секундой полнее их песня, И моя голова от тревог все безумнее!Вроде ответила, сверкнул луч надежды – Жива, здорова, сердце сразу в унисон ликует. Но чувствую, что-то не так, как и прежде…А душа моя плачет, изнывая, тоскует. Взял, если б смог, поверь мне, все горестиИ юдоль суровую, в обмен на твое счастье. Ни секунды не думая, говорю по совестиИскренно, чтоб на этом месте пропасть мне!

Моей любимой

Как много я хочу тебе сказать, мой ангелУста дрожат, как пламя дуновением ветра. А я плыву по времени течению, словно ВрангельИ понемногу до тебя, вновь, сокращаю метры. Мне не забыть тебя, мечта души и сердца, Ведь все желания связанны с тобою. И стук в груди по телу в Мегагерцах, Любовь мою разносит с теплотою. И мне не нужно крыл, чтобы взлететь, Достаточно того, чтоб ты прижалась рядом. Я не страшусь от чувств к тебе сгореть, Ведь день с тобой, не заменить и райским садом. Моя душа, очарование, искушение, любовь…Нет слов таких, чтоб выразить все чувства. О, Боги! Как ты будоражишь кровь!Сводить меня с ума – твое искусство. Люблю тебя, сгорает сердце пылкой страстью, Все мысли о тебе и день и ночь!Я твой навечно, под твоею властью, И твоего очарования, мне впредь не превозмочь.

Пламя любви

Он сидел у костра, темным вечером с пристальным взоромВ нежной пляске огня для себя отыскал волшебство. И казалось, что ангелы божие пели гимн хором, Проникая сквозь сердце в само естество. И подкинув костру, приготовленных веток, С умилением почувствовав в теле тепло, Молодея в годах, прекратив отмирание клеток, Ведь в душе, наконец, становилось светло. Вторя, огнь воспылал с небесами на равныхИ сжигал все сомнения и страхи дотла. Так бывает, когда обретаешь, тех главных, С кем судьба своей нитью искусно свела. И тогда, пиромант в нем безумный открылся, Ведь сгореть не боялся, желая всем сердцем сиять. Потому что, в нее, как никто он влюбился, И то пламя любви, невозможно унять!