Девушка с зелеными глазами

– Смеетесь. А я вот сейчас вам пример приведу. Очень даже поучительный пример и на конкретном материале. А факты, как вам, наверно, известно, вещь упрямая и, я бы еще сказал, убедительная. Работал я тогда сантехником при домоуправлении одном. Ну, работа, известно, не пыльная. Где кран потек, где батареи холодные, короче говоря, на чернила хватало. Начальник наш, правда, этим немного увлекался. Жильцы, сами понимаете, недовольны были, писали куда-то, просили, ну, а что народ просит, для него все сделают. Сняли, значит, нашего начальника и на его место нового назначили.

Пришел человек, такой молодой, красивый, за стол начальника сел и важно так спрашивает:

– Сколько домов сдают в этом месяце?

– Два, говорим, дома.

– Ну и как, подготовились вы к приему жильцов?

– Да что там готовиться, – отвечаем, – строители все готовят, а мы потом ремонтируем

– И много ремонтировать приходится?

– Да нет, так себе работенка, хорошо строить стали.

– А заработки как? – спрашивает.

– Да и заработки так себе.

Вот в этом месте он встал, по комнате походил, в окно посмотрел и в дверь выглянул, а потом и говорит:

– Теперь мы будем работать по-новому. Для того чтобы хорошо работать, нужно иметь стратегический план. Понятно?

– Не понятна, начальник, – это Абдул Муратов говорит, он у нас самый дотошный, значит.

– А непонятно, так я вам сейчас объясню. Вот дом сдают, вы говорите или два. А какая нам, рабочему классу, от этого польза? Практически никакой. У одного кран потек, у другого унитаз испортился. Мелочи! Нам нужна настоящая работа, и мы ее получим. Сейчас вот лето, тепло, жильцы в новые квартиры въезжают, радуются. А зима настанет, холодом подует, глядишь – в квартире плюс пятнадцать. Жить, конечно, можно. Но и потеплее было бы неплохо. Глядишь, и потянулись к нам жильцы за теплом. А у нас батарей нету, помочь нечем. И жильцам плохо, и нам стыдно.

Здесь, опять, Абдул Муратов встревает:

– Сейчас, начальник, пятнадцать нету, дома хорошо строят, двадцать дают, а то и двадцать пять.

– Вот я и говорю об этом. Если холодно в квартире, то и двадцать пять дадут. А это и обосновать можно. Понятно? Приходить нужно в квартиру втроем. Это действует сразу на хозяина убедительнее – не даст же он трешку на троих, верно? Потом, значит, промыли, в подвал сходили, на пятый этаж, короче говоря – тепла нет. Тогда один из вас говорит: «Можно было бы, конечно, добавить секций пять, но на складе нет». А другой человек говорит «Может, Валька продаст?» А третий на хозяина смотрит, ну, а тут уже тактика нужна, короче, или он скажет, что тот дорого просит. Или что по государственной цене тоже дорого…, в общем, хозяину нужно тепло и это можно устроить. Теперь понятно?

– Нет, начальник, непонятна. Какой-такой хозяин придет? Один только. Или два. Остальным тепла хватит.

– Вот для этого мы и обсуждаем сейчас стратегический план. Можно, конечно, ждать у моря погоды, а можно, пока дом не заселили, и поправить в нем кое-что. Только из тех соображений, чтобы работу себе обеспечить. Без работы ни о каком тепле речи быть не может. Да и секции у нас в запасе будут. Как план? Принимается?

– Начали, значит, мы работать по-новому. И что вы думаете? Стратегия точно сработала. Если бы не Абдул Муратов, у каждого уже бы машина была.

– А что же он, ваш Абдул, не согласился?

– Да нет, согласился, только непонятно ему многое было.

Сейчас он в начальниках ходит, но стратегии никакой, опять одна тактика.

Этой ночью мне приснился сон. Маленький человек в черном сидит за столом в предбаннике. На столе остатки вчерашнего ужина. Полбутылки виски «Jim Beam» с белой этикеткой, несколько кусочков шашлыка, овощи и фрукты. Обычная картина после завершения банного дня, за исключением того, что возле тарелки с хлебом стоят непонятно откуда появившаяся фарфоровая ваза со льдом и два хрустальных стакана. Человек в черном взял бутылку, налил по четверти стакана виски, добавил в стаканы лед и торжественно произнес:

– Сегодня мы получили очень важные документы, необходимые для нашей работы. Чокнемся, поскольку у вас принято чокаться, может быть, поэтому так много чокнутых, – неудачно пошутил он – но дело не в этом. Вы, конечно, слышали о Садака банке. Именно этот банк располагает сведениями о том, что в районе деревни Грудиновка спрятан клад с картиной Шагала. Выпейте и прочтите письмо. Его написала госпожа Дворжецкая и в 1920 году переслала своей сестре в Петроград. Он протянул мне лист, похожий на пергамент. Я взял его в руки и почему-то вспомнил знаменитую фразу великого Гоголя: «Если нет почтовой бумаги – пишем на гербовой». На листе мелким каллиграфическим почерком было написано:

«Дорогая Лиза! Спешу сообщить тебе, что я сохранила и спрятала наши семейные драгоценности и одну картину Шагала. Ты, наверно, помнишь его первый опыт с летающими людьми. Думаю, что со временем эта картина будет очень дорого стоить. Возможно, её удастся вывезти из России и продать. Конечно, жалко. Столько приятных воспоминаний возникает, когда смотришь на это необыкновенное голубое небо и белые облака. Так хочется забыть все несчастья, принятые нами после революции, и полететь, как эти влюбленные на картине, в прекрасное будущее. Да, полно, будет ли оно? Надейся и верь. Именно поэтому я пытаюсь сохранить то, что нам дорого и будет, при удачно сложившихся обстоятельствах, необходимо.

Карту я сумела переправить в Швейцарский банк. Код ты знаешь. Копию спрятала в нашем поместье в Грудиновке. Помнишь наши детские игры? Тайники и шифры, стрелки и пробелки – «начало в о для в.».

Копия нужна потому, что при этой власти выехать за границу мы с тобой, возможно, и не сумеем. Любимая моя, позаботься о моей дочери, если меня арестуют. Тороплюсь закончить письмо, вот-вот отправится поезд. Целую тебя, люблю и желаю, чтобы счастье не обошло тебя стороной. Как хочется написать: «До скорой встречи в Париже», но боюсь сглазить. Вечно твоя. Марина Д.».

Пока я читал письмо, мой ночной гость то и дело подливал виски себе в стакан и, как мне показалось, достаточно быстро хмелел. Он снял свою великолепную черную шляпу и положил ее на не очень чистый стол, расстегнул воротник ослепительно белой рубашки и произнес, немного заикаясь:

– Когда я был большим, я пил именно этот сорт виски. Многое изменилось. У нас уже давно отказались от крепких напитков. И все же этот вкус напоминает мне далекое, далекое детство, когда будущее представлялось совсем не таким суровым и скучным и, можно было позволить себе многое из того, что сейчас запрещено законом. Как видите, я немного расслабился и поэтому отвечу на некоторые вопросы, которые непрерывно возникают в вашей голове. Марина Вениаминовна Дворжецкая была арестована при попытке перехода через границу, сослана в один из многих советских лагерей и умерла там от тифа. Её сестра Лиза вместе с дочерью Марины попала под обстрел красноармейского бронепоезда и погибла. Один из солдат при осмотре разбитого железнодорожного вагона подобрал ее сумочку, в которой было это письмо. Через много лет он стал основателем Садака банка. Это письмо он хранил всю жизнь в надежде отыскать спрятанные сокровища, но только сейчас решил действовать. Дочь попала в приют. Дальнейшая судьба её неизвестна.

В этот момент он приподнял свою шляпу и исчез. На месте шляпы стояла недопитая бутылка виски «Jim Beаm» с черной этикеткой.

Глава 4. До того. Первая любовь

Что мне еще запомнилось из уничтоженного дневника – это записи об арестах друзей моих родителей в 1937 – 1938 годах, о начале войны в 1941 и о горе, которое пришло в нашу семью впервые же месяцы войны. Моего дядьку Георгия убили через несколько дней после прибытия на фронт и похоронили в братской могиле. В похоронке было написано: «Погиб при выполнении боевого задания». И только много лет спустя я встретил человека, который служил вместе с Георгием и рассказал мне о том, как на самом деле погиб мой дядька. И тот и другой были шоферами. Одному повезло – другому нет. На понтонном мосту во время переправы у Георгия заглохла машина. Немецкая разведка уже обнаружила этот понтонный мост. Начался обстрел моста артиллерийскими снарядами. Вот-вот могли прилететь вражеские самолеты. Майор, руководивший переправой, отдал приказ – сбросить машину в воду. Георгий сидел за рулем и подруливал к краю понтона. Как только колеса машины оказались в нужном месте, десяток солдат уперлись и столкнули её с моста. До последней минуты Георгий пытался завести двигатель. И он заработал. Правда, это случилось уже в момент полета машины. Водитель выскочить не успел. По рассказам сестер, он был очень красивым и интересным молодым человеком. Но смерть во время войны вообще не смотрит на молодость и красоту. Да и в мирное время она частенько забирает именно молодых и очень любимых.

В те годы к нашей семье горе прибило беженку из Польши. Это была молодая и, по моим мальчишеским представлениям, очень красивая женщина. Наверно, она была из богатой семьи, поскольку ничего не понимала в хозяйственных делах и ничего не умела делать своими руками. Перенесенные невзгоды подорвали ее здоровье. Первое время она подолгу лежала в постели и плакала. Мне навсегда запомнилось её бледное лицо с прекрасными зелеными глазами, в которых иногда вспыхивали золотые искорки. Мама ухаживала за ней, как за собственным ребенком, поила её парным молоком и кормила свежими куриными яйцами. Когда она засыпала, я садился на стул, стоящий около её кровати и подолгу смотрел, а иногда, очень осторожно, трогал её руку и прикасался к раскинутым на подушке косам. Однажды она открыла глаза и улыбнулась.

Потихоньку Ирина начала поправляться, выходить из дома и однажды встретила своих соотечественников и уехала от нас, неизвестно куда. Я любил её первой детской любовью и дал себе клятву через несколько лет найти Ирину и жениться на ней. «Мечты, мечты, где ваша сладость?».

Эта история с Ириной имела неожиданное и не очень приятное продолжение через много лет после её отъезда.

При расставании с нами Ирина подарила моей маме небольшую брошь, выполненную в виде скрипичного ключа с тремя маленькими изумрудами. Единственная драгоценная золотая вещь, которую мама хранила в течение всей жизни. Обручальное серебряное кольцо и золотая брошь с изумрудами. Они были спрятаны на самом дне нижнего ящика комода под кучей разных бумаг и тряпок. В один прекрасный жаркий летний день в дверь дома кто-то постучал. Мама открыла дверь и увидела перед собой цыганку, которая попросила попить водички, сославшись на необыкновенную жару и жажду. Конечно, мама не могла отказать и пошла за водой на кухню. Она жила тогда в однокомнатной квартире с обычной для того времени планировкой. От входной двери шел небольшой коридор в комнату, а другой коридор вел налево в кухню. Как только мама зашла в кухню, цыганка уселась в этом коридоре на пол и стала перевязывать бинтами свою отставленную далеко в сторону ногу. В это время еще две цыганки проскочили в комнату. Мать поняла, что её бессовестным способом грабят, но ничего не могла сделать, поскольку цыганка, сидящая на полу, так ловко поворачивалась на своем грязном заду, что протиснуться в комнату не было никакой возможности. Вся операция по изъятию ценностей продолжалась не более трех минут. Цыганки сбежали, не попив воды и не сказав «спасибо». И, конечно, вместе с ними исчезли дареная брошь, обручальное кольцо и облигации третьего государственного займа, на одной из которых было написано мое имя.

Великие классики! Где вы находили благородных, вольнолюбивых цыган? Где ты, Эсмеральда? Где ты, Кармен? Или время было другое? Скорее всего, они где-то есть, однако…

Глава 5. 2010 год. После очередной парилки

В этот день среди приглашенных гостей была и давняя подруга Бориса Соня. Она славилась тем, что помнила очень большое число анекдотов и умела их превосходно рассказывать. Всем хотелось услышать что-нибудь новенькое, однако женщины увлеклись разговором о каких-то неизвестных им раньше способах выращивания огурцов. Чтобы их отвлечь от этой темы я рассказал один из моих любимых старых анекдотов.

– В тюремной камере двое. Один сидит на нарах, а второй ходит по камере от стенки до стенки. Сидящий человек говорит: «Что вы ходите, ну, что вы ходите? Вы думаете, что если вы ходите, так вы не сидите?»

Соня откликнулась сразу:

– По кладбищу идут два еврея. Первый говорит:

– Вот здесь лежит Абрам Моисеевич. Он был прекрасный человек. У него было много друзей. Я бы хотел лежать с ним рядом.

– А здесь лежит Хаим Соломонович. Он был очень добрый и отзывчивый человек. У него всегда можно было одолжить денег. Я бы хотел лежать с ним рядом.

Идут дальше. Второй говорит:

– А я бы хотел лежать рядом с Сарой Моисеевной.

– Так она же еще жива.

– Вот в том—то и дело.

Затем она рассказала ещё два-три еврейских анекдота. Каждый из них вызывал одобрительный смех, поскольку исполнялись они весьма профессионально, с весьма убедительным еврейским акцентом.

В этом году в России впервые проводился конкурс «Имя России». Для многих после подсчета поданных голосов в интернете оказалось весьма неожиданным то, что первое место было отдано И. В. Сталину. И только после прекрасно аргументированной и необыкновенно выразительной речи патриарха Кирилла комиссия склонилась к имени «Александр Невский». Сталин остался на втором месте.

С этого и началась наша застольная беседа, после второго выхода из парилки.

– Вот вы, самый пожилой из присутствующих, – обратился ко мне Борис, – как считаете – это объективный выбор или очередная подстава? В интернете крутится в основном молодежь, и такой результат. А если добавить голоса ветеранов, процент голосов, поданных за Сталина, увеличился бы ещё больше?

Вопрос о Сталине для меня был очень трудный. Конечно, в бане, да после нескольких рюмок водки, я пытался как-то объяснить свою позицию, но в жизни, для себя, ответить на него определенно я не могу и сейчас.

– Что я могу сказать, как самый пожилой? Во-первых, российский менталитет всегда основывался на твердом убеждении и даже глубочайшей вере в царя-батюшку. Советская пропагандистская машина работала на высочайшем уровне. Мне было почти 14 лет, когда умер Сталин. Об этом нам сообщил со слезами на глазах на школьной линейке директор школы и отменил уроки. Многие плакали. У меня, да и у многих других, было такое впечатление, что рушится мир, что жизнь остановилась и впереди ничего хорошего не будет. Я шел домой и думал, какие слова утешения сказать матери и отцу по поводу невозвратимой утраты. Каково же было мое удивление, когда я увидел совершенно спокойную мать, которая готовила обед и спросила только одно:

– На сколько дней вас освободили от уроков?

Отец стоял в своей любимой позе, облокотившись на стол, заваленный газетами, и мурлыкал себе под нос куплет из полюбившейся ему песни:

– Если б не было мне жалко лаптей, убежал бы от жены и от детей…

– Папа! Сталин умер. Что же теперь будет?

– А, что будет? То же и будет. Пытаюсь понять, кто будет следующим Генсеком. Скорее всего, кто-то из троих: Маленков, Булганин, или Хрущев.

– Папа! Народ скорбит и плачет. Как же ты можешь так спокойно говорить, что все так и будет. Ведь умер Сталин!

– Сынок. Вам не преподают библию и это очень плохо. Это великая книга, в которой, в частности, сказано: «Что было, то и будет; и что делалось, то и будет делаться, и нет ничего нового под солнцем». Пройдет некоторое время, и все станет немного по-другому, но в основном также. Будет новый лидер, который либо поддержит политику Сталина, либо постарается очернить её и тем самым укрепить свое положение в партии и государстве. Что было, то и будет, и нет ничего нового под солнцем.

– Понятно, что отец все правильно предсказал. Почему я сейчас вспомнил об этом? Да потому, что это единственное конкретное событие, которое связано со Сталиным в моей личной жизни. Всё остальное: пропаганда, литература, школа и прочее – так же, как и у вас.

– Можно сказать, что общество разделилось на две большие группы. Для одних Сталин – это символ великой страны, организатор промышленной модернизации, человек, благодаря которому, как некоторые считают, была выиграна мировая война с фашизмом, и, наконец, это человек, который беспощадно боролся с коррупцией и злоупотреблениями. Для других он – кровавый диктатор, уничтоживший в концентрационных лагерях около миллиона безвинных людей и подвергший репрессиям около четырех миллионов.

– Интересно, распался бы Советский Союз, если бы во главе его стоял такой человек, как Сталин? – спросил Борис.

– Все великие империи распадаются. Однако, этот вопрос интересен вот в каком плане. В свое время между Лениным и Сталиным был конфликт по поводу создания СССР. Сталин предлагал план, по которому большевистские государства должны были войти в Россию на правах автономных республик. Ленин настоял на создании равноправных федеральных республик. Сейчас многие из этих равноправных стали «незалежными». И ещё одно. Сопоставляя этих, несомненно, выдающихся государственных деятелей, нельзя не вспомнить их отношение к религии. Известно, что Ленин к духовенству не испытывал ничего, кроме ненависти. Воспользовавшись разразившимся в 1921 году голодом, он фактически разгромил Русскую православную церковь. В 1922 году был расстрелян патриарх Тихон и свыше 8 тысяч священнослужителей, монахов и монашек. Разрушались храмы, сжигались древние иконы и книги, реквизировались ценности. Об этом, в частности, есть запись в дневнике моей матери. И только в 1942—1943 годах было принято решение и признано право на существование Русской православной церкви и других религиозных конфессий.

– А что было после смерти Сталина?

– После смерти Сталина два высших государственных поста в стране были разделены. Главой правительства стал Маленков, а первым секретарем ЦК КПСС был избран Хрущев Никита Сергеевич.

– Государь у нас Никита, колбасу едим из кита, если будет Микоян, будем есть из обезьян, – вставила Соня.

– А про Сталина?

– Что-то не помню, но могу ещё про Хрущева.

– Давай.

– Удивили всю Европу, показали простоту, десять лет лизали жопу, оказалось, что не ту. Наш народ не унывает, смело он идет вперед. Наша партия родная нам другую подберет.

– Чьи это стихи?

– Не знаю. Может быть, народные. Кстати, скоро выборы – вы за кого будете голосовать?

– А разве есть варианты? О Сталине анекдоты тоже, конечно, есть. Вот один из них. Едут в трамвае двое. Первый спрашивает:

– Ты знаешь, какая разница между Швейком и Сталиным?

– Нет.

– Так вот, Швейк был умный, а Сталин дурак.

– А ты знаешь, какая разница между кондуктором и тобой?

– Нет.

– Так вот, он поедет дальше, а ты пройдешь со мной.

– Что касается стихов о Хрущеве, я тоже не знаю, кому они принадлежат, но они появились после выставки в Манеже, во время посещения которой Хрущев, не разбирающийся в абстрактном искусстве, резко выступил против ряда художников и скульпторов. В результате многим из них запретили выставляться на художественных выставках и публиковать статьи в газетах и журналах. В их числе был и всемирно известный ныне скульптор Эрнст Неизвестный, который после смерти Хрущева создал его надгробие на Новодевичьем кладбище. А ведь сначала была «оттепель». Советские люди почувствовали себя более свободными; сторонники различных мнений могли открыто их высказать; возникали откровенные дискуссии между «физиками» и «лириками»; появились художественные фильмы, правдиво рассказывающие о второй мировой войне.

– Значит, как и при Сталине, было и хорошее и плохое.

– Конечно. Так уж устроен мир.

– А что вы можете рассказать о времени правления Брежнева?

– Недавно я наткнулся в интернете на интересное мнение по этому поводу, очень похожее на анекдот. Я даже записал его в блокнот и сейчас вам прочитаю. Вот, нашел. «Через месяц после смерти Брежнева профессиональный партработник, второй секретарь Пензенского обкома партии Мясников, словно подводя итоги его правления, записал в дневнике:

Шесть противоречий социализма.

Безработицы нет, а никто не работает.

Никто не работает, а планы выполняются.

Планы выполняются, а в магазинах ничего нет.

В магазинах ничего нет, а холодильники полны.

Холодильники полны, а все недовольны.

Все недовольны, а голосуют «за».

– Вот такая была эпоха!

На этом обсуждение политики закончилось, и мы принялись за более прозаические и более приятные действия. Попарились – выпили. Ещё раз и ещё раз…

Глава 6. Сестра

Если уж пришло несчастье в семью, то оно часто повторяется и у детей, и у внуков.

В маленькой квартире Алтаевых, занимавших половину покосившегося и осевшего на один бок домика с набивными стенами, царило необычайное оживление. Дочь Ольги Петровны Наташа отмечала свое совершеннолетие. Раздвижной стол занимал все жизненное пространство комнаты, и для того чтобы сесть на стулья, стоявшие у стены, необходимо было бочком, на полусогнутых ногах, медленно протиснуться вдоль него.

Ольга Петровна, несколько смущенная обилием гостей, теснотой квартиры и сознанием того, что ее дочь Наташа стала взрослой, очень суетилась и повторяла всем входящим в квартиру:

– Извините за тесноту. Сюда проходите, здесь немножечко свободней.

Но входящие в квартиру еще не думали о квадратных метрах. Их не смущала теснота и обилие гостей. А о том, что волнует и беспокоит Ольгу Петровну, они и понятия не имели.

Наконец все уселись за стол, и первое слово было предоставлено хозяйке дома. Ольга Петровна говорила обычные в таких случаях слова о счастье и радости совершеннолетия, о том, как много прекрасного в жизни и о том, что она желает своей дочери прожить жизнь легко и интересно. Ей, правда, хотелось вспомнить об отце, оставившем маленькую Наташку в возрасте четырех лет, и о тех трудностях, какие выпали в связи с этим на ее долю, но она сдержалась, подавила подкативший к ее горлу комок и весело закончила тост:

– Давай, Наташка, и дальше расти быстро, но не торопись, а то меня догонишь.

– Что ты, мама, я еще совсем маленькая. До тебя мне расти, расти и никогда не дорасти.

Наташа чувствовала настроение матери. Но ее с самого утра сегодня обуревала неудержимая радость. Она была по-настоящему счастлива, жизнь только начиналась и дарила ей свои лучшие плоды. День был солнечный, под окном в садике распустились георгины. На день рождения пришел Валерка. Что еще нужно для счастья? А минувшая слабость матери – это пройдет, ведь кругом все так хорошо и интересно, стоит ли об этом думать. Через год она окончит школу и обязательно поступит в консерваторию. Будет выходить на сцену в длинном открытом платье, и прежде чем начать играть, она медленно приподнимет голову и отрешенным взглядом посмотрит в зал. Так, чтобы этот взгляд увидели во всей стране и, конечно, здесь в городе. Валерка, хоть и не очень любит классику, все равно будет сидеть у телевизора и смотреть, а потом, после концерта, когда ей будут дарить цветы, она увидит маленький букетик и поймет, что это от него, и для нее он будет самым дорогим. А мама, конечно, будет в зале с красивыми голубыми бусами на синем платье, и в это время приедет отец и скажет: «Какой я был глупый, простите меня, я возвращаюсь к вам». На этом ее фантазии заканчивались. Что будет дальше, Наташа представить не могла, да и не хотела. Она не знала, что у отца уже двое детей от другой женщины. Не знала она и того, что Ольга Петровна собирается выйти замуж за санитара Володю, с которым они встречаются уже шесть лет, но квартирный вопрос и его мать не позволяют это сделать.

После первого тоста в квартире стало необычно тихо. Слышалось только постукивание ножей и вилок о тарелки, и из открытого окна доносилась нежная мелодия старинного вальса. Наташа любила, не упуская звучания всего оркестра, вслушиваться в голоса отдельных инструментов. Музыка вливалась в нее, дробилась на мелкие отдельные ручейки и снова соединялась. Чтобы стать еще мощнее и глубже.

Отведав всего, что было наставлено на столе, и немного захмелев, вся компания, за исключением Валерки и Наташи, отправилась куда-то потанцевать.

Ольга Петровна еще раньше ушла из дома, «чтобы не смущать молодежь». Возвращалась она довольно поздно. На темном ночном небе сверкали звезды и слышались звуки фортепиано. Это Наташа, завершая свой праздничный день, самозабвенно и удивительно легко играла все, что соответствовало ее приподнятому настроению и безудержной радости, которая выливалась из нее в виде звуков, трепещущих и мерцающих в тишине теплой июльской ночи.

Увидев мать, Наташа соскочила с вращающегося стульчика, бросилась к ней и, обхватив обеими руками за шею, начала торопливо, проглатывая слова, говорить.

– Мамочка, я так счастлива, скорее бы окончить школу, я так хочу скорее получить аттестат.