
Полная версия
Рапунцель. Сказки
Случилось однажды, именно в тот день, когда ей исполнилось пятнадцать лет, что короля и королевы не было дома, и королевна оставалась дома одна-одинёшенька во всём замке. Вот и пошла она бродить повсюду, стала осматривать комнаты и всякие каморки, как ей вздумалось, и наконец пришла к одной старой башне. Поднявшись в эту башню по узенькой витой лестнице, она подошла к низенькой двери. В дверной скважине торчал ржавый ключ, и, когда она его повернула, дверь перед ней распахнулась, и увидела она там в маленькой комнатке старушоночку, которая усердно пряла лён, быстро поворачивая веретено между пальцами. «Здравствуй, бабушка, – сказала королевна, – ты что тут поделываешь?» – «А вот видишь: пряду», – отвечала старушоночка и кивнула королевне головой. «А это что за штучка такая, что так весело кружится?» – спросила королевна, взяла в руки веретено и также захотела прясть. Но едва только она коснулась веретена, как волшебное заклятие сбылось: королевна уколола себе палец веретеном и в тот же самый миг упала на кровать, стоявшую в этой маленькой комнатке, и погрузилась в глубокий сон.
Этот сон распространился на весь замок: король и королева, которые только что вернулись домой и входили в зал, стали мало-помалу засыпать, и все придворные их одновременно с ними. Заснули также и лошади в стойле, и собаки на дворе, и голуби на крыше, и мухи на стенах, и даже огонь, пылавший в очаге, как бы застыл, и жаркое, которое на огне жарилось, перестало шипеть, и повар, ухвативший было поварёнка за волосы за какую-то провинность, выпустил его волосы из рук и заснул. И ветер тоже улёгся, и на деревьях перед замком не шелохнулся ни один листок.
А вокруг замка стала мало-помалу вырастать непроницаемо-густая изгородь из шиповника, и каждый год поднималась всё выше и выше, и наконец окружила весь замок и даже переросла его настолько, что не только замка из-за неё не стало видно, но даже и флага на крыше его.
Во всей окрестной стране шла, однако же, молва о спящей красавице-королевне, которую прозвали Шиповничком; а потому от времени до времени наезжали королевичи и пытались сквозь ту изгородь проникнуть в замок. Но это оказывалось невозможно, потому что шиповник, переплетясь, стоял сплошною стеною, и юноши, пытавшиеся сквозь него пробиться, цеплялись за него, не могли уже из него выпутаться и умирали напрасною смертью.
Много-много лет спустя пришёл в ту сторону ещё один королевич и услышал от одного старика рассказ об ограде из шиповника и о том, что за этою оградою, должно быть, есть замок, в котором уже лет сто подряд лежит в глубоком сне дивная красавица королевна, прозванная Шиповничком, а около неё, погружённые в такой же сон, спят и король, и королева, и весь их двор. Старик слыхал ещё от своего деда, что многие королевичи приходили и пытались проникнуть сквозь колючую изгородь, но в ней застряли и покончили жизнь преждевременной смертью. Но юноша сказал: «Я этого не боюсь, я хочу туда пройти и хочу видеть красавицу королевну». И как ни отговаривал его старик – он не внимал его словам.
А тем временем и минули сто лет, и наступил тот именно день, в который надлежало Шиповничку очнуться от своего долгого сна. Когда юный королевич подошёл к изгороди, то вместо шиповника увидел множество больших прекрасных цветов, которые сами собою раздвинулись настолько, что он мог пройти сквозь эту изгородь невредимый, а позади него они опять сомкнулись непроницаемой стеною. Во дворе замка он увидел лошадей и гончих охотничьих собак, которые лежали и спали; на крыше сидели голуби, подвернув головки под крылышки, и тоже спали. А когда он вступил в дом, там спали мухи на стене, повар в кухне всё ещё протягивал во сне руку к мальчишке, которого собирался ухватить за волосы, и служанка сидела сонная перед тою чёрною курицею, которую предстояло ей ощипать.
Он пошёл далее и увидел в зале всех придворных, спавших глубоким сном около короля и королевы, уснувших близ трона. Пошёл он далее – и такая была тишина кругом, что он мог слышать своё собственное дыхание; наконец приблизился он к старой башне и отворил дверь маленькой каморки, в которой спала красавица королевна. И она показалась ему так хороша, что он от неё глаз оторвать не мог, наклонился к ней и поцеловал её.
Чуть только уста его в поцелуе коснулись уст королевны, она раскрыла очи, проснулась и ласково глянула на королевича. И сошли они с башни вниз рука об руку – и что же? И король очнулся от сна, и королева, и все придворные их и с изумлением взглянули друг на друга. И лошади во дворе вскочили на ноги и стали отряхиваться; и собаки поднялись и стали махать хвостами; а голубки на крыше встрепенулись, оглянулись и полетели в поле. Поползли и мухи по стенам, и огонь в кухне вновь запылал и стал варить кушанье; и жаркое зашипело на вертеле; и повар закатил здоровую оплеуху поварёнку, так что тот заревел; а служанка дочистила чёрную курицу.
Тогда-то и была торжественно отпразднована свадьба королевича с красавицей королевной, и жили они счастливо до самой кончины.
Король Дроздовик
У одного короля была дочка, не в меру красивая, да не в меру же и гордая, и заносчивая, так что ей никакой жених не был достаточно хорош. Она отказывала одному жениху за другим, да ещё и осмеивала каждого.

Вот и устроил однажды король, её отец, большой праздник и позвал на праздник и из ближних, и из дальних стран всех тех, кто хотел жениться. Все приезжие были поставлены в ряд по своему достоинству и положению: сначала короли, потом герцоги, князья, графы и бароны, а затем уж и простые дворяне. Король и повёл королевну по рядам женихов; но никто ей не пришёлся по сердцу, и о каждом она нашла что заметить.
Один, по её мнению, был слишком толст, и она говорила: «Он точно винная бочка!» Другой слишком долговяз: «Долог да тонок, что лён на лугу». Третий слишком мал ростом: «Короток да толст, что овечий хвост». Четвёртый слишком бледен: «Словно смерть ходячая!» А пятый слишком красен: «Что свёкла огородная!» А шестой недостаточно прям: «Словно дерево покоробленное!»

И так в каждом она нашла что высмеять, а в особенности она насмехалась над одним добряком королём, который стоял в ряду женихов одним из первых. У этого короля подбородок был несколько срезан; вот она это заметила, стала над ним смеяться и сказала: «У него подбородок словно клюв у дрозда!» Так и стали его все с той поры величать: король Дроздовик. А старый король, увидав, что дочка его только и делает, что высмеивает добрых людей и отвергает всех собранных на празднество женихов, разгневался на дочку и поклялся, что выдаст её замуж за первого бедняка, который явится к его порогу.
Дня два спустя какой-то бродячий певец стал петь под его окном, желая этим заслужить милостыню. Чуть король заслышал его песню, так и приказал позвать певца в свои королевские покои. Тот вошёл к королю в своих грязных лохмотьях, стал петь перед королём и королевной и, пропев свою песню, стал кланяться и просить милостыни. Король сказал: «Твоя песня так мне пришлась по сердцу, что я хочу за тебя выдать мою дочь замуж». Королевна перепугалась; но король сказал ей твёрдо: «Я поклялся, что отдам тебя замуж за первого встречного нищего, – и сдержу свою клятву!» Никакие увёртки не помогли, король послал за священником, и королевна была немедленно обвенчана с певцом. Когда же это совершилось, король сказал дочке: «Теперь тебе, как нищей, не пристало долее жить здесь, в моём королевском замке, ступай по миру со своим мужем».
Бедняк-певец вывел её за руку из замка, и она должна была вместе с ним бродить по миру пешком. Вот путём-дорогою пришли они к большому лесу, и королевна спросила:
– Ах, чей это тёмный, чудный лес?– Дроздовик владеет тем краем лесным;Будь ты ему жёнушкой – был бы твоим.– Ах я, бедняжка-бедняжка!Зачем я ему отказала!Потом пришлось им идти по лугу, и королевна опять спросила:
– Ах, чей это славный, зелёный луг?– Дроздовик владеет тем лугом большим;Будь ты ему жёнушкой – был бы твоим.– Ах я, бедняжка-бедняжка!Зачем я ему отказала!Потом прошли они через большой город, и она вновь спросила:
– Чей это город прекрасный, большой?– Дроздовик владеет всей той стороной.Будь ты ему жёнушкой – был бы он твой! —Ах я, бедняжка-бедняжка!Зачем я ему отказала!«Ну послушай-ка! – сказал певец. – Мне это вовсе не нравится, что ты постоянно сожалеешь о твоём отказе и желаешь себе другого мужа. Или я тебе не по нраву пришёлся?» Вот наконец пришли они к маленькой-премаленькой избушечке, и королевна воскликнула:

– Ах, господи, чей тут домишко такой,Ничтожный и тесный и с виду дрянной?
Певец отвечал ей: «Это твой и мой дом, и в нём мы с тобой заживём». Она должна была согнуться, чтобы войти в низенькую дверь. «А где же слуги?» – спросила королевна. «Слуги? Это зачем? – отвечал певец. – Ты сама должна всё для себя делать. Разведи-ка сейчас же огонь да свари мне чего-нибудь поесть: я очень устал».

Но королевна, как оказалось, ничего не смыслила в хозяйстве: не умела ни огня развести, ни сварить что бы то ни было; муж её сам должен был приняться за дело, чтобы хоть какого-нибудь толку добиться. Разделив свою скромную трапезу, они легли спать; но на другое утро муж уже ранёшенько поднял жену с постели, чтобы она могла всё прибрать в доме.
Денёк-другой жили они таким образом, перебиваясь кое-как, и затем все запасы их пришли к концу. Тогда муж сказал королевне: «Жена! Этак дело идти не может, чтобы мы тут сидели сложа руки и ничего не зарабатывали. Ты должна приняться за плетенье корзинок». Он пошёл, нарезал ивовых ветвей и притащил их домой целую охапку; начала она плести, но крепкий ивняк переколол нежные руки королевны.
«Ну я вижу, что это дело у тебя не идёт на лад, – сказал муж, – и лучше уж ты примись за пряжу, может быть, прясть ты можешь лучше, чем плесть…» Она принялась тотчас за пряжу; но жёсткая нитка стала въедаться в её мягкие пальчики, так что они все окровенились.
«Вот, изволишь ли видеть, – сказал ей муж, – ведь ты ни на какую работу не годна, – ты для меня не находка! Ну да вот ещё-таки попробуем – станем торговать горшками и глиняной посудой: ты должна будешь выйти на базар и приняться за торговлю этим товаром». – «Ах, боже мой! – подумала она. – Что, если на базар явятся люди из королевства моего отца да увидят меня, что я там сижу с товаром и торгую! То-то они надо мною посмеются!» Но делать было нечего: она должна была с этим примириться из-за куска хлеба.

При первом появлении королевны на базаре всё хорошо сошло у неё с рук: все покупали у неё товар очень охотно, потому что она сама была так красива. И цену ей давали, какую она запрашивала; а многие даже давали ей деньги и горшков у неё не брали вовсе. После того пожили они сколько-то времени на свои барыши; а когда всё проели, муж опять закупил большой запас товара и послал жену на базар.

Вот она и уселась со своим товаром на одном из углов базара, расставила товар вокруг себя и стала продавать. Как на грех из-за угла вывернулся какой-то пьяный гусар[11] на коне, въехал в самую середину её горшков и перебил их все на мелкие кусочки. Королевна стала плакать и со страху не знала даже, что делать. «Что со мной будет! – воскликнула она. – Что мне от мужа за это будет?»
Она побежала к мужу и рассказала ему о своём горе. «А кто тебе велел садиться на углу с твоим хрупким товаром? Нечего реветь-то! Вижу и так, что ты ни к какой порядочной работе не годишься. Так вот: был я в замке у нашего короля, на кухне, и спрашивал, не нужна ли им судомойка? Ну и обещали мне, что возьмут тебя на эту должность; по крайней мере, хоть кормить-то тебя будут даром».
И пришлось королевне в судомойках быть, и повару прислуживать, и справлять самую чёрную работу. В обоих боковых своих карманах она подвязала по горшочку и в них приносила домой то, что от стола королевского оставалось, и этим питались они вместе с мужем.
Случилось однажды, что в замке, наверху, назначено было праздновать свадьбу старшего королевича; и вот бедная королевна тоже поднялась наверх и вместе с прочей челядью стала в дверях зала, чтобы посмотреть на свадьбу. Зажжены были свечи; стали съезжаться гости, один красивее другого, один другого богаче и великолепнее по наряду, и бедная королевна, с грустью подумав о своей судьбе, стала проклинать свою гордость и высокомерие, благодаря которым она попала в такое тяжкое унижение и нищету. Слуги, проходя мимо неё, бросали ей от времени до времени крошки и остатки тех вкусных блюд, от которых до неё доносился запах, и она тщательно припрятывала всё это в свои горшочки и собиралась нести домой.

Вдруг из дверей зала вышел королевич, наряженный в бархат и атлас, с золотыми цепями на шее. И когда он увидел, что красавица королевна стоит в дверях, он схватил её за руку и захотел с нею танцевать; но та упиралась и перепугалась чрезвычайно, узнав в нём короля Дроздовика, который за неё сватался и был ею осмеян и отвергнут.
Однако же её нежелание не привело ни к чему: он насильно вытащил её в зал. И вдруг лопнул у неё на поясе тот шнур, которым были подвязаны к карманам её горшочки для кушанья, и горшочки эти вывалились, и суп разлился по полу, и объедки рассыпались повсюду. Когда все гости это увидели, то весь зал огласился смехом; отовсюду послышались насмешки, и несчастная королевна была до такой степени пристыжена, что она готова была сквозь землю провалиться. Она бросилась к дверям, собираясь бежать, но и на лестнице её кто-то изловил и вновь привёл в зал; а когда она оглянулась, то увидела перед собою опять-таки короля Дроздовика.
Он сказал ей ласково: «Не пугайся! Я и тот певец, который жил с тобою в жалком домишке, – мы одно и то же лицо: из любви к тебе я надел на себя эту личину. Я же и на базаре выезжал в виде пьяного гусара, который тебе перебил все горшки. Всё это было сделано для того, чтобы смирить твою гордость и наказать твоё высокомерие, которое тебя побудило осмеять меня».
Тут королевна горько заплакала и сказала: «Я была к тебе очень несправедлива и потому недостойна быть твоей женой». Но он отвечал ей: «Утешься, миновали для тебя трудные дни – и мы с тобою теперь отпразднуем свою свадьбу». Подошли к ней придворные дамы, нарядили её в богатейшие наряды, и отец её явился тут же, и весь двор; все желали ей счастья в брачном союзе с королём Дроздовиком. Пошло уж тут настоящее веселье: стали все и петь, и плясать, и за здоровье молодых пить!
А что, друг, недурно бы и нам с тобою там быть?
Золотой гусь
Жил да был на свете человек, у которого было три сына, и самый младший из них звался Дурнем, и все его презирали и осмеивали и при каждом удобном случае обижали.
Случилось однажды, что старший должен был идти в лес, дрова рубить, и мать дала ему про запас добрый пирог и бутылку вина, чтобы он не голодал и жажды не знал. Когда он пришёл в лес, повстречался ему старый седенький человечек, пожелал ему доброго утра и сказал: «Я голоден, и жажда меня мучит – дай мне отведать кусочек твоего пирога и выпить глоток твоего вина». Умный сын отвечал: «Коли я дам тебе отведать своего пирога да отхлебнуть своего вина, так мне и самому ничего не останется! Проваливай!» – И, не обращая на человечка внимания, пошёл себе далее. Когда же он стал обтёсывать одно дерево, то вскоре ударил как-то топором мимо да попал по своей же руке так неловко, что должен был уйти домой и перевязать свою руку. Так отплатил ему маленький седенький человечек за его скупость.

Затем пошёл второй сын в лес, и мать, точно так же как старшему, дала и этому про запас пирог и бутылку вина. И ему также повстречался старенький, седенький человечек и стал у него просить кусочка пирога и глотка вина. Но и второй сын отвечал ему весьма разумно: «То, что я тебе отдам, у меня убудет – проваливай!» – И, не оглядываясь на человечка, пошёл своей дорогой. И он был также за это наказан: едва успел он сделать удар-другой по дереву, как рубанул себя по ноге, да так, что его должны были снести домой на руках.
Тогда сказал Дурень: «Батюшка, дозволь мне разочек в лес сходить, дров порубить». – «Что ты в этом смыслишь? Вот братья твои и поумнее тебя, да какого себе ущерба наделали! Не ходи!» Дурень, однако же, просил да просил до тех пор, пока отец сказал: «Да ну, ступай! Авось тебя твоя беда уму-разуму научит!» А мать про запас только и дала ему, что лепёшку на воде, в золе выпеченную, да бутылку прокисшего пива.
Пришёл он в лес, и ему тоже повстречался старенький, седенький человечек и сказал: «Мне и есть и пить хочется, дай мне кусочек твоей лепёшки и глоточек твоего питья». Дурень и ответил ему: «Да у меня только и есть, что лепёшка, на воде замешенная, а в бутылке прокисшее пиво; коли это тебе любо, так сядем да поедим вместе». Вот они уселись, и каково же было удивление Дурня, когда он полез за пазуху за своею лепёшкою, а вынул отличный пирог, откупорил бутылку – а в бутылке вместо прокисшего пива оказалось доброе винцо! Попили они, поели, и сказал человечек Дурню: «Сердце у тебя доброе, и ты со мною охотно поделился всем, что у тебя было; за то и я хочу тебя наделить счастьем. Вот стоит старое дерево; сруби его и в корневище найдёшь подарок». Затем человечек распрощался с Дурнем.
Пошёл Дурень к дереву, подрубил его и, когда оно упало, увидел в корневище дерева золотого гуся. Поднял он гуся, захватил с собой и зашёл по пути в гостиницу, где думал переночевать. У хозяина той гостиницы было три дочери; как увидели они золотого гуся, так и захотелось им посмотреть поближе, что это за диковинная птица, и добыть себе хоть одно из её золотых пёрышек.
Старшая подумала: «Уж я улучу такую минутку, когда мне можно будет выхватить у него пёрышко». И при первом случае, когда Дурень куда-то отлучился, она и ухватила гуся за крыло… Но увы! И пальцы, и вся рука так и остались у него на крыле, словно припаянные!
Вскоре после того подошла и другая; она тоже только о том и думала, как бы ей добыть себе золотое пёрышко, но едва только она коснулась своей сестры, как прильнула к ней, так что и оторваться не могла. Наконец подошла и третья с тем же намерением; и хоть сестры кричали ей, чтобы она не подходила и не прикасалась, но она их не послушалась. Она подумала: «Коли они там, при гусе, так отчего же и мне там тоже не быть?» И подбежала, и чуть только коснулась своих сестёр, как и прильнула к ним. Так должны были они всю ночь провести вместе с гусём.


На другое утро Дурень подхватил гуся под мышку и пошёл своею дорогою, нимало не тревожась о том, что вслед за гусём шли и три девушки, которые к гусю прильнули. Среди поля, на дороге, повстречался им пастор,[12] и когда увидел это странное шествие, то сказал: «Да постыдитесь же, дрянные девчонки! Как вам не совестно бежать следом за этим молодым парнем? Разве так-то водится?» При этом он схватил младшую за руку и хотел отдёрнуть; но едва он коснулся её, как и прильнул к её руке и сам был вынужден бежать за тремя девушками.
Немного спустя повстречался им причетник[13] и не без удивления увидел господина пастора, который плёлся следом за девушками. Он тотчас крикнул: «Э, господин пастор, куда это вы так поспешно изволите шествовать? Не забудьте, что нам с вами ещё придётся крестить сегодня». И он тоже подбежал к пастору и ухватил было его за рукав, но так и прильнул к рукаву.
Когда они все пятеро плелись таким образом вслед за гусём, повстречались им ещё два мужика, которые возвращались с поля с заступами[14] на плече. Пастор подозвал их и просил как-нибудь освободить его и причетника из этой связки. Но едва только те коснулись причетника, как и они пристали к связке, и таким образом их уже побежало семеро за Дурнем и его гусём.

Так пришли они путём-дорогою в город, где правил король, у которого дочь была такая задумчивая, что её никто ничем рассмешить не мог. Вот и издал король указ, по которому тот, кому удалось бы рассмешить её, должен был и жениться на ней. Дурень, прослышав о таком указе, тотчас пошёл со своим гусём и всей его свитой к королевской дочке, и, когда та увидела этих семерых человек, которые бежали за гусём, она разразилась громким смехом и долго от смеха не могла уняться. Тогда Дурень потребовал, чтобы она была за него выдана замуж, но будущий зять королю не понравился, и тот стал придумывать разные увёртки, а наконец сказал, что отдаст за него дочь только тогда, когда он приведёт ему такого опивалу, который бы мог один целый погреб выпить.

Дурень вспомнил о седеньком человечке, который, конечно, мог ему в этой беде оказать помощь, пошёл в тот же лес и на том месте, где он срубил дерево, увидел того же самого человечка, и сидел он там очень грустный. Дурень спросил его, что у него за горе на сердце. Тот отвечал: «Меня томит такая жажда, что я её ничем утолить не могу; холодной воды у меня желудок не переносит; а вот бочку вина я выпил; но что значит эта капля, коли выплеснешь её на раскалённый камень?» – «Ну так я могу тебе в горе пособить, – сказал Дурень, – пойдём со мною, и я утолю твою жажду».

Он привёл его в королевский погреб, и тот набросился на большие бочки вина и пил-пил, так что у него и пятки от питья раздуло, и прежде чем миновали сутки, успел уже осушить весь погреб. Дурень вторично потребовал у короля своей невесты, но король рассердился на то, что такой дрянной парнишка, которого каждый называл Дурнем, смеет думать о женитьбе на его дочери; поэтому король постановил новое условие: прежде чем жениться на королевне, Дурень должен был ему добыть такого объедалу, который бы мог один съесть целую гору хлеба.
Дурень, недолго думая, прямо направился в лес, там увидел он на том же месте человека, который подтягивал себе что есть мочи живот ремнём и корчил весьма печальную рожу, приговаривая: «Вот сейчас съел я полнёхоньку печь ситного[15] хлеба, но что может значить этот пустяк, когда такой голод мучит! Желудок у меня пустёхонек, и вот я должен стягивать себе живот ремнём как можно туже, чтобы не околеть с голоду». Дурень-то и обрадовался, услышав эти речи. «Пойдём со мною, – сказал он, – я тебя накормлю досыта».
Он повёл его ко двору короля, который велел свезти всю муку со своего королевства и приказал испечь из той муки огромную хлебную гору; но лесной человек как пристал к той горе, принялся есть, и горы в один день как не бывало!
Тогда Дурень в третий раз стал требовать у короля своей невесты, а король ещё раз старался увильнуть и потребовал, чтобы Дурень добыл такой корабль, который и на воде, и на земле может одинаково двигаться. «Как только ты ко мне на том корабле приплывёшь, – сказал король, – так тотчас и выдам за тебя мою дочь замуж».
Дурень прямёхонько прошёл в лес, увидел сидящего там седенького человечка, с которым он поделился своею лепёшкою, и тот сказал ему: «Я за тебя и пил, и ел, я же дам тебе и такой корабль, какой тебе нужен; всё это я делаю потому, что ты был ко мне жалостлив и сострадателен».

Тут и дал он ему такой корабль, который и по земле, и по воде мог одинаково ходить, и когда король тот корабль увидел, он уж не мог ему долее отказывать в руке своей дочери. Свадьба была сыграна торжественно, а по смерти короля Дурень наследовал всё его королевство и долгое время жил со своею супругою в довольстве и в согласии.

Примечания
1
Рапу́нцель (бот.) – сорт съедобных садовых колокольчиков.
2
Ло́коть – старая мера длины, различная в разных странах (от 60 до 70 см).
3
Голы́ш – небольшой гладкий камешек округлой формы.
4
Лот – старинная мера веса, около 13 г.
5













