Волшебная сумка Гермионы

Кира набрала номер Люды:

– Люда, как бы хорошо я ни сделала, все равно это будет кустарно! Это будет любительская вещь!

– Значит, ты согласна? – обрадовалась та, словно и не слышала сомнений.

– Я не знаю…

– Так, я сейчас няню дождусь и заеду за тобой. Поедем в магазин, покупать расходные материалы – нитки, инструменты, ножницы… Ты же говорила, нужны специальные. А вот кожу сама будешь покупать. Ты должна решить, как будет выглядеть эта сумка.

– Ладно! – сдалась Кира.

Людмила появилась через полтора часа. Виктор с удивлением проследил за женой, которая садилась в машину.

– А куда это ты собралась? – сурово спросил он.

– По делам, – сухо ответила Кира.

– Поссорились? – спросила Люда Воронова, как только они отъехали от дома.

– Я даже не знаю, – честно ответила Кира, – я даже не знаю, что делать с этой моей семейной жизнью.

– Ты хотела сказать: с любовью в семейной жизни? – уточнила Люда.

– Нет, про любовь я ничего не говорила, – вздохнула Кира.

Кире Стрельцовой было тридцать лет, из них восемь лет она была замужем. А пять из восьми занималась воспитанием дочки. Когда-то, закончив школу, Кира поступила в медицинский колледж. Но по специальности поработать толком не успела – вышла замуж.

Однажды Виктор, экспедитор, водитель и очень интересный мужчина, окликнул ее, когда она шла по двору поликлиники.

– Ты во сколько сегодня заканчиваешь работать? – без всякого вступления поинтересовался Виктор.

– А что? – спросила Кира.

– А то не понимаешь, – хмыкнул Виктор.

Кира остановилась: она давно заметила, что водитель посматривает на нее, старается громко пошутить и всячески обратить на себя внимание. Кире нравилось его внимание, но не нравились бесцеремонность и самоуверенность. Вот и сейчас она, все-таки стараясь не быть очень серьезной, сказала:

– Я не очень догадливая. Да и объяснить, как мне кажется, несложно.

Виктор замолчал – у него был ограниченный выбор сценариев. Можно было присвистнуть и махнуть рукой на непонятливую, можно было сразу же попытаться поцеловать, можно было… Впрочем, на этом ходы заканчивались. Кира же спокойно смотрела на него и ждала, что будет дальше.

– Ну, сходим вечером куда-нибудь… – промямлил Виктор.

– Сходим, – легко согласилась Кира, а про себя решила, что ни за что на свете не будет встречаться с таким парнем. Во-первых, грубоват. Во-вторых, нахален. В-третьих, как она успела заметить, ничем, кроме своей «Газели», похоже, не интересуется. «Скучно…» – подумала Кира, представляя предстоящее свидание.

– Ну так как? Встречаемся вечером? – переспросил Виктор.

– Ну да… – сдержанно ответила Кира.

Время, которое они провели, было похоже на летние душные сумерки с обилием комаров. Так было томительно и вязко. Беседа не клеилась, разговор, не успев начаться, обрывался. Виктор пытался шутить, но выходило грубо и неумно. Наконец Виктор попытался обидеться, а Кира – попрощаться, как их вдруг окликнули.

– Витя, тебя просто не узнать! – Мать Киры, Антонина Васильевна, неожиданно появилась из-за угла.

– Да, – засмущался неожиданно Виктор.

– Как мать? Здорова ли? Ты привет передавай, будет время, зайду к ней.

– Хорошо, обязательно, – кивнул Виктор.

– А что это вы ходите кругами? Холодно… да и тучи. Заходите чай пить! – Антонина Васильевна строго посмотрела на дочь.

Кира тут же стала гадать: за что же ей влетит? За то, что на свидание с Виктором пошла, или за то, что человека чаем не напоила.

Лучшим временем этого их первого свидания была дорога домой и чаепитие. Говорила в основном Антонина Васильевна. Говорила много, втягивая в беседу Виктора, подшучивая над Кирой, незаметно объединяя их. В дом они вошли уже с другим настроением и чай накрывали дружно, растеряв в хлопотах настороженность. Сидя за столом, Кира удивлялась разговорчивости матери. Даже смех ее стал громче. Впрочем, уже все хохотали, когда выяснилось, что в наливке, которую поставила Антонина Васильевна, завелись мухи, поэтому и чокнуться нечем, кроме как квасом.

– Так, Витя, ты давай домой собирайся, час уже поздний, – спохватилась за полночь Антонина Васильевна. – Ох, как хорошо мы посидели, все новости я узнала. А то от Киры моей ничего не добьешься. Кстати, я завтра работаю, но с утра соберу гостинцы твоей маме. Поэтому заезжай к нам к пяти, Кира с тобой поедет, привет от меня матери передаст. Ну, и кое-что еще.

Так, устроив своей дочери новое свидание, Антонина Васильевна проводила Виктора за ворота.

– Мама, это что было? – возмущенно спросила Кира мать, когда та вошла в дом.

– Где? – невозмутимо поинтересовалась Антонина Васильевна.

– Мам, ты все понимаешь. Куда это я должна завтра ехать с этим Виктором?!

– К его матери, передашь ей кое-что.

– Он сам не может этого сделать? Ты что меня, за дуру держишь?

Антонина Васильевна молча убрала посуду со стола, поправила скатерть и спросила:

– Тебе сколько лет? И где ты собираешься мужа искать? В нашей деревне? Или в Москву поедешь? Или в поликлинике своей встретишь?

– А если я не хочу замуж?

– А как ты можешь знать – хочешь ты или нет? Ты же ни разу не была замужем? Вот сходишь, узнаешь, посмотришь. Не понравится…

– Разведусь?

– Если дети будут – разводиться нельзя. – Антонина Васильевна посмотрела на дочь.

– Мам, мне он не нравится. Он грубый, и шутки у него дурацкие. И с тетками в поликлинике он вечно заигрывает. Противно.

– Ты же его совсем не знаешь. Может, ты ошибаешься. И ведет он себя так, потому что старается тебе понравиться, но не знает как…

Кира молчала.

– Дочка, – Антонина Васильевна обняла Киру, – он симпатичный, непьющий, работящий. Я давно знаю их семью. Они порядочные люди, примут тебя как родную. Приглядись к Виктору.

Как часто женщина следует чужим советам, примерам? Сплошь и рядом. Вокруг подруги, коллеги, родные люди… Все ли желают добра? Как правило, многие. И можно бы прислушаться, но всегда ли мы помним о разнице в характерах? Часто ли мы, выслушивая и принимая совет, помним о том, что картинка в глазах другого человека совершенно иная? И что, руководствуясь самыми лучшими пожеланиями, человек, сам того не желая, делает неверные прогнозы на будущее, морочит голову, поскольку оценивает ситуацию совершенно иначе. Спустя годы Кира Стрельцова уяснит раз и навсегда, что советы – это самое вредная и ненужная вещь. А пока она, чуть принаряженная, ехала в машине и слушала бесконечные байки Виктора. Надо сказать, что домашнее чаепитие повлияло на его поведение. Исчезла неуместная лихость, мужская заносчивость. В тоне появились спокойные нотки. Кира наблюдала за попутчиком и с грустью думала, что мать права. Извечная женская проблема: еще немного – и замуж ее уже никто не позовет. И если для городской жительницы это вовсе и не такая беда, то здесь, в ее родной Вяземке, по-прежнему за глаза нет-нет да и назовут седой макушкой. А быть старой девой Кире не хотелось.

Свадьбу сыграли через полгода, и на ней гуляла вся деревня. Антонина Васильевна постаралась все сделать так, как полагается, как принято. Чтобы никто не судачил, не шушукался, не осуждал. Все было в меру, как положено, согласно обрядам и традициям. Свадьба Киры Стрельцовой была точной копией свадьбы ее подруг.

Время после свадьбы полетело со скоростью звука. Строительство дома, беременность, токсикоз, рождение дочери, памперсы, коляски, поликлиники. Кира нянчила дочь, Виктор зарабатывал деньги. Зарабатывал хорошо, больше, чем многие в деревне.

– Как же тебе удается? Вон у девчонок мужики без работы сидят, – с удивлением спрашивала Кира.

– Так они работать не хотят. И потом, что за привычка всем с халявой потакать?

– Это как?

– Друзьям то сделай, соседям это сделай, а платить – не платят. А если и рассчитаются, то не сполна, так, символически. А то и бутылкой. А на кой ляд мне бутылка? Мне деньги нужны.

– Понятно, – отвечала Кира, – но с соседей и друзей деньги брать как-то неудобно…

– А счет дружбу не портит! – говорил гордый Виктор. Эту пословицу он услышал от одного человека, которому привозил мебель. И так она ему понравилась, что он теперь ее повторял постоянно.

Кира думала по-другому, но давно уже оставила привычку спорить с мужем. Они оказались такими разными, что прежде, чем доказать что-то, приходилось переворачивать абсолютно все «мировоззрение» мужа. А это дело было долгим, хлопотным, как правило, заканчивалось ссорой. Виктор не любил уступать. Он любил Киру, обожал дочку, но его собственные принципы были чем-то вроде фундамента, на котором строилась его жизнь.

В деревне Виктора не любили, насмешливо называли «начальником», намекая на высокомерие, любовь к замечаниям, покровительственный тон. Просто поговорить или договориться о чем-либо с Виктором было невозможно. Он никогда не давал прямого ответа, не говорил ни «да» ни «нет» и обязательно рассказывал длинную поучительную историю. Оставалось только махнуть рукой и отойти. К тому же соседи, безусловно, завидовали его удачливости и умению зарабатывать. Окончательно отношение к нему испортились, когда Виктор устроился водителем к одному из новых деревенских соседей.

На краю деревни издавна стояла птицеферма – длинное здание из красного кирпича с большими окнами. В девяностых куры исчезли, стекла треснули, шифер на крыше позеленел. И так бы и развалилось окончательно здание, если бы не купил его богатый человек с амбициями. Отгородившись от деревни забором, он восстановил здание фермы. Построено оно было на совесть, надо было только подправить, подремонтировать. Деревенские ходили, заглядывали в щели забора, но так и не могли понять, что же там будет. Догадки были разные, но все сходились в том, что новый сосед опять разведет кур. Многие даже потирали руки – вот тебе готовая работа, и не надо ездить в Москву. Однако шло время, новый сосед ни с кем не общался и не пытался подружиться. Народ возмущался такому неуважению. А тем временем в ворота бывшей птицефабрики заезжали машины с песком, землей, потом потянулись длинные большегрузы на мягком ходу. Эти машины двигались осторожно, словно везли хрусталь. Время шло, но птицеферма была окутана по-прежнему тайной.

– Интересно, что же там делается? – спросила как-то Кира.

– Дом строится. Ну, типа усадьбы, – как ни в чем не бывало ответил муж.

– Откуда ты знаешь? – удивилась Кира.

– Был там вчера. Я уже две недели помогаю на «птицеферме». Работать у них буду, наверное.

– У кого?!

– У новых соседей. Там теперь большой дом строится, шикарный, – Виктор вздохнул, – там столько места…

– А кто же там жить будет?!

– Семья. Александр Петрович с женой. У него бизнес в Москве.

Кира с удивлением уставилась на мужа. Во-первых, как ему удалось все держать в тайне? Во-вторых, как с его характером он смог сблизиться и завоевать доверие незнакомого человека? И наконец, как он умудрился получить эту работу?

– А почему ты мне ничего не сказал? – обиделась Кира.

– Ну… не был уверен… – отмахнулся муж.

Забегая вперед, надо сказать, работа у новых соседей оказалась очень доходной. Виктор ходил гоголем, с соседями стал говорить сквозь зубы и постоянно употреблял оборот «мы с Петровичем», намекая на деловую близость с работодателем. За это время Виктор успел продать свою старую «Газель» и купить ладный пикап для средних перевозок. В доме появилась новая бытовая техника, новая мебель. В разговорах с женой Виктор обязательно подчеркивал свою успешность, деловитость и находчивость.

– Никого из местных Петрович не позвал к себе работать. Только меня. Разбирается человек в кадрах, – любил говорить Виктор. И Кира соглашалась – да, это было необыкновенное везение, удача и, наверное, какая-то закономерность.

Очень скоро Стрельцовы стали откладывать деньги. Суммы, как говорил Виктор, были приличными. Кира радовалась такой предусмотрительности. Правда, Виктор иногда поднимал палец и произносил назидательно:

– Дочке будем откладывать на свадьбу. И дом нужно будет построить молодоженам. Но молодые тоже должны что-то делать. Во всяком случае, зятю я ни копейки не дам. Пусть сам зарабатывает и жену содержит.

И, забегая вперед, надо сказать, что это благоденствие длилось недолго. Два года пролетели как миг, и в один прекрасный день Виктор получил расчет.

– Прости, уезжаем, – вручая конверт с деньгами, сказал ему Александр Петрович.

Да, новые соседи прожили в деревне недолго. Старая птицеферма, превращенная в добротный красивый дом с цветником и садом и даже скульптурой в виде огромного коня, в деревенской молве так и осталась птицефермой. Когда начинали рассказывать об Александре Петровиче, то говорили именно так: «Тот, который с птицефермы». Что послужило причиной отъезда Александра Петровича, никто не знал, но Кира вздохнула с облегчением, когда Виктора рассчитали. Потому что не было дня, когда бы Виктор не произнес: «Вот у Петровича в доме положено…» Дальше перечислялось все, что было так удивительно и что Виктору хотелось внедрить дома. Пока речь шла о бытовой технике, механизмах и приспособлениях, Кира молчала, но когда Виктор посоветовал ей выходить к завтраку в юбке и блузе, Кира разозлилась.

– Может, тебе совсем к Петровичу переселиться? – спрашивала она ядовито.

После увольнения Виктор замолчал. Кира, которая ничего не знала о причинах произошедшего, постаралась разговорить мужа.

– Не переживай, у тебя же есть твоя основная работа, ты можешь опять перевозками заняться, можно заказы брать. Да и проживем мы, с голоду не помрем…

– Я разберусь, занимайся ребенком! – отрезал Виктор, не дослушав жену.

Кира давно замечала за мужем обособленность в деловых и денежных вопросах. И хотя в доме был относительный достаток, ей не нравилось то, что на любую покупку надо просить у Виктора деньги. На хозяйство он выделял приличную сумму, но и не ленился спрашивать отчета за потраченные деньги.

– Мам, я так не могу! Он что, мне не доверяет? Мы же одна семья! – как-то пожаловалась Кира матери. Но Антонина Васильевна встала на сторону зятя:

– Ты не работаешь, с ребенком сидишь. Деньги зарабатывает он. Да и вообще все на его плечах! Поэтому он и боится, что ты транжирить будешь.

Кира с недоумением посмотрела на мать – таким странным показалось ей это заступничество. Ведь это естественно, что муж и жена все планируют вместе и тратят вместе. А Кира, видя, как хмурится муж, отсчитывая деньги, вскоре перестала обращаться к нему с просьбами. И первая крупная ссора случилась именно в этот день, когда Виктор рассказал про новых соседей.

– Жаль, очень жаль, что ты не посоветовался со мной, – сказала она резко, – я ведь собираюсь на работу выходить. Леночка уже вполне может в садик ходить. И мама не против с ней посидеть.

– Не выдумывай, – не поднимая головы от тарелки, произнес муж, – сиди дома. Все есть. А будет еще больше.

Кира промолчала, потом отложила ложку и вышла из кухни.

В ответ громко хлопнула дверь. Виктор уехал, не пообедав и не попрощавшись.

Весь день Кира ругала себя за несдержанность, за то, что не сумела спокойно объяснить мужу, что ей уже давно пора чем-то заняться. И дело было не только в деньгах, дело было в ней, в ее характере, в ее старых планах. Кира никогда не строила воздушных замков и не мечтала о головокружительной карьере, но работать ей хотелось.

– Послушай, ты должен понять… – Через несколько дней молчания Кира решилась заговорить с мужем.

– Не хочу ничего слушать, – оборвал он ее, – сиди дома. Чего тебе не хватает? Мы что, плохо живем? И будет еще лучше. Только не мешай мне!

– А как я тебе могу помешать?! – оторопела Кира.

– Занимайся домашними делами. Вот это значит – не мешать. А я буду зарабатывать деньги.

– А то, что я хочу работать, – это не считается?

– Не считается! Твоя работа – дом. – Виктор был непреклонен.

Кире даже показалось, что он получает удовольствие от своего упрямства. Впрочем, муж знал, что Кира в западне – работы в деревне не было. Надо было устраиваться или в соседнем городе, или ездить в Москву. Такой расклад был возможен, только если кто-то будет помогать. Виктор уже успел наведаться к Антонине Васильевне и заручиться ее поддержкой.

– Что дадут ее поездки в Москву? Да она проездит больше, чем заработает! И опять же, Леночка! Зачем ей в сад ходить? Дома с матерью лучше.

Антонина Васильевна соглашалась – в ее глазах Виктор выглядел разумным и заботливым.

– Я согласна. Ты прав! – поддержала она зятя.

И теперь в разговоре с женой Виктор совершенно отверг всякую попытку договориться.

– А как же моя работа? – произнесла Кира растерянно. Она некстати вспомнила, как она не хотела замуж. «Вот, мама, я не ошибалась. Замужем мне плохо!» – думала Кира про себя и утешалась только, когда входила в детскую к дочке.

И вот после таких успехов, такого «особого статуса» Виктор оказался не у дел. Конечно, работу можно было найти, но исключительное положение подле Петровича сделало Виктора капризным и недальновидным.

В доме наступило время жесткой экономии.

– Ты вообще будешь устраиваться на работу? – как-то спросила она Виктора.

– А тебе-то что? – последовал ответ.

– Надо думать, как жить дальше.

– А что тут думать? Надо просто хорошо считать расходы. Нельзя быть транжирой.

Кира аж задохнулась: она экономила каждый рубль, таскала от матери компоты и овощные консервы, покупала самое дешевое молоко, а муж ей советует экономить!

– Может, ты попробуешь? – спросила она язвительно.

– Попробую.

И он попробовал. Теперь между редкой «халтурой» Виктор мотался по оптовым базам, покупал продукты. Пересмотрел семейное меню, заправлялся на дешевой заправке и вообще старался урезать бюджет до минимума. Исчезли поездки в кино, гости, дочку не возили в театр, не покупали книжки и игрушки.

Кира наблюдала за всем этим с тревогой. Она беспокоилась, что ее муж Виктор, поглощенный решением краткосрочных задач выживания, не имеет времени и желания решить задачу главную – найти хорошо оплачиваемую работу. Киру это злило и пугало. Однажды она не выдержала и на очередной призыв «купить дешевле» ответила:

– Не экономить надо, а зарабатывать! И тебе, как мужчине, это хорошо бы понимать.

Удивительно, но это фраза отрезвила Виктора, вскоре он устроился в автопарк, где получал очень небольшие деньги. Иногда брал частные заказы, и теперь они хоть как-то сводили концы с концами. Кира, уже не слушая мужа, вернулась в поликлинику, а потом познакомилась с Людой Вороновой….

– Не переживай, мы не всегда выходим замуж за тех, за кого надо. Что-то вдруг случается с нами, и мы словно сами в петлю лезем. А потом начинаем ножками дрыгать, чтобы спастись, – проговорила Люда, видя, что Кира расстроенно молчит.

– Я думала, что устала переживать. Что вообще не буду реагировать. А не получается.

– Это хорошо, – кивнула Люда, – значит, будешь бороться.

– С ним? С Виктором? – ужаснулась Кира.

– Нет, что ты! Будешь бороться не с кем-то, а за себя! И что-то мне подсказывает, что сейчас начинается первый раунд этой борьбы.

Кира только пожала плечами.

В специальном магазине они купили все необходимое. Когда Кира шила первую сумку, она все точно разузнала про работу с кожей и замшей. Иглы она взяла с трехгранным острием – такие справляются даже с плотной кожей. Еще Кира выбрала большие ножницы, специальный нож, который назывался сапожным. Именно им полагается резать замшу и кожу. Они купили эластичные нитки четырех цветов: черные, коричневые, рыжие, синие, и капроновые – для ручной отделки. Еще клеевую ленту, клей резиновый и ПВА.

– Зачем клей? – спросила Люда.

– Иногда швы можно просто проклеить.

– Будет держаться?

– Да, так будет аккуратнее. А укрепить можно специальной лентой.

Воронова посмотрела на Киру с уважением.

– Я думала, ты действительно от нечего делать эту свою сумку сшила, на авось, а ты, оказывается, все разузнала.

– Хотелось все сделать на совесть, – откликнулась Кира.

Потом они выбрали атлас для подкладки и множество всякой фурнитуры – заклепочек, винтиков, гвоздиков. Они проконсультировались с продавцами и накупили кальки, портняжных мелков и булавок.

– Дай мне, пожалуйста, чеки, – сказала Кира, видя, как Людмила оплачивает покупки.

– Возьми, – не стала спорить Воронова, – но только зачем они тебе?

– Если сумка не получится, я тебе эти деньги верну.

– Хорошо. Дело есть дело, – согласилась Людмила.

Вернулись они поздно – Людмила потянула Киру в кафе. Кира, помня, что у нее в кошельке совсем немного денег, попыталась отказаться, но Воронова была неумолима:

– Не будь ребенком. Мы устали, надо передохнуть. Я давно хотела тебя пригласить куда-нибудь.

– Ты и так за работу очень хорошо платишь, – сурово сказала Кира.

– Есть вещи, которые оплатить невозможно. Например, деликатность, понимание, чуткость, дружеское отношение.

Кира смирилась. Они уселись за столик на верхнем этаже огромного магазина, заказали кофе, салат, пирожные.

– Хорошо здесь, – выдохнула Кира. Она двести лет не была нигде. В лучшие времена Виктор отказывался ходить по кафе, а уж теперь-то и вовсе видел в этом преступление. А Кире так хотелось иногда нарядно одеться, посидеть за столиком, посмотреть на людей, а главное – никуда не спешить.

– Люда, я спрошу у тебя. Хочешь, отвечай, нет – не надо. Не обижусь.

– Спрашивай.

– Кто у вас деньгами заведует? Кто решает, что купить, а что не покупать? Наверное, муж твой, Сергей?

Людмила задумалась:

– По-разному бывает. Большую часть мелких проблем решаю я. Покупку мебели или машины, понятно, он. Но он же зарабатывает.

– Понятно. У нас почти так же.

– И тебе это не нравится?

– Да, очень тяжело. К тому же Виктор бывает… – Кира замялась. Она не любила выносить сор из избы.

– Можешь не объяснять. Понимаю. Могу дать совет.

– Какой? Развестись?

– Что ты?! У вас дочка.

– Ты как моя мама.

– Ну, она же права. Попробуй ситуацию немного изменить.

– Я завишу от него. Не так, как несколько лет назад, но все равно.

– Странный ты человек, – улыбнулась Воронова, – проблему понимаешь, но решения не видишь. Так не бывает.

– Как? Я работаю, получать больше я не могу, хоть тресни. Хорошо, мама с Леночкой иногда сидит… Ох… – Кира вдруг спохватилась и густо покраснела.

Она только сейчас сообразила, как бестактен разговор, который она завела. Люда Воронова – ее работодатель, она ей деньги платит. И теперь получается, Кира жалуется на нехватку денег.

– Но дело даже не в деньгах, дело в том, что Виктор словно чужой. Посторонний. Вроде заботится, но… Лучше бы не заботился, – нашлась Кира.

– Иногда мужчины пользуются тем, что жены от них зависят. И позволяют себе.

– Ага, а если жена будет независима, мужа это остановит? Интересно, зачем мне муж, который меня боится? Или опасается? Или просто считается с моей силой? И почему так должно быть в семье?

– Потому что семья – это то же соревнование, тот же офис, где собрались люди с амбициями и стараются завоевать место под солнцем.

– Если так, то любовь – совершенно лишняя штука.

– Не всегда она бывает. Вот нам с тобой, например, она не встретилась. – Люда отпила кофе из чашки.

Кира с изумлением посмотрела на нее. Бывая в уютном, звенящем от детских голосов и полном дорогих, красивых вещей доме, не раз наблюдая за общением супругов, Кира и подумать не могла, что и там нет счастья.

– Неужели! Я бы никогда не подумала! – воскликнула Кира.

Вернулась Кира поздно. Муж демонстративно не встал с дивана и не встретил ее. Телевизор орал во всю мощь, на кухне была оставлена грязная посуда. Кира положила покупки на стол, постояла, потом решительно прошла на террасу. Это была небольшая комната с узорчатым стеклом по двум сторонам и с отдельным выходом. На террасу можно было попасть из дома и из сада. Летом здесь было прохладно, а зимой тепло: рамы были двойными, стены утепленными. Стоял небольшой диван, стол с двумя стульями, маленькая этажерка и пузатый комод с множеством отделений. Кира померила шагами террасу и решительно вернулась в дом. Через некоторое время она внесла старый торшер, красивую скатерть, две картинки в красных рамках. Еще она принесла маленькие подушки – цветные наволочки она сшила от нечего делать, когда была беременной. Маленький электрический чайник, любимые чашки, яркие тарелки, ложки, салфетки – все это разместилось в одной из секций комода. Самым сложным было втащить старую зингеровскую ножную машинку. Колесики скрипели, проворачивались, машинка упиралась, словно старая коза. Муж с дивана искоса следил за этой борьбой, но голоса не подал и не помог. Наконец Кира втащила машинку и поставила ее в угол. «Отлично! И очень даже уютно!» – подумала она. Действительно, терраса преобразилась. Из помещения, где вечно оставляли, приходя с улицы, резиновые сапоги, сандалии, сорванные букеты и ведра, она превратилась в уютную мастерскую – еще старые занавески в мелкий цветочек, желтый свет торшера, диван с подушками, стопки книжек на этажерке. Кира плотно задернула занавески, потом с минуту помедлила и решительно прикрыла «домашнюю» дверь. Шум телевизора стих, теперь слышен был сад, по которому гулял летний ветер. Кира почувствовала облегчение – словно закрытая дверь отделила ее от чего-то неприятного и совершенно неразрешимого.