Чернокнижник

– Я не буду вас увольнять, – наконец нарушил тишину Александр Сергеевич.

– Почему? – удивилась Таня.

– Потому что ничего этого не было.

– Но это было.

– Но вы же сами сказали, что точно не помните, потому что были пьяны.

– Да, я впервые пила водку и у меня что-то случилось с головой.

– Не похожи вы на пьяницу и развратницу. А в жизни всякое случается: сидели у костра, стало холодно, вам предложили выпить, чтобы согреться, вам стало худо. Ваш кавалер или кавалеры этим воспользовались. Разве не так?

– Не так. Это случилось до того, как я выпила водки.

– Неужели вы не попробовали сопротивляться, закричать, например?

Таня отрицательно помотала головой.

– Вы жестами не отвечайте, я не на вас, а на дорогу смотрю.

– Нет. Я боялась разбудить детей.

– А если бы детей не было?

– Тогда бы всего этого не было.

– Вот и давайте считать, что этого действительно не было.

– А как же Сапожников? Он же всё знает!

– Это просто фантазии молодого человека. Будем считать так.

– А следователь?

– Вот следователь пусть этим и занимается. Что касается меня, то, как директор, я не могу и не хочу в это поверить. В противном случае, мою фамилию начнут склонять в РОНО по всем падежам и успокоятся только тогда, когда я тоже уволюсь.

– Вы предлагаете смотреть в глаза школьников и врать?

– На двадцатом съезде партии было провозглашено, что нынешнее поколение советских людей будет жить при коммунизме. Вы этому верите?

Татьяна Александровна грустно ухмыльнулась.

– Вот видите, вы сами этому не верите, однако каждый день смотрите в глаза своим ученикам и врёте.

Учительница вопросительно посмотрела на директора.

– Что вы на меня так смотрите? Сами-то верите, что Лев Толстой был зеркалом русской революции?

Таня отрицательно помотала головой.

– Значит, мы с вами договорились?

– Александр Сергеевич, для чего вы меня выгораживаете?

– Опять двадцать пять! Во-первых, я не верю в то, что эта история произошла по вашей воле. Скорее всего, вас к этому принудили. А во-вторых, я не вас, а себя выгораживаю.

Автомобиль скрипнул тормозными колодками, клюнул носом и остановился.

– Приехали, – сказал директор. – Вы, кажется, здесь живёте?

Глава 2

Школа – это такое учреждение, где новости узнают с такой же скоростью, с которой они происходят, а иногда кажется, что слухи распространяются гораздо быстрее. Действительно, ведь то злополучное сочинение, которое было сдано в РОНО, никто не читал. Более того, начальство вызвало директора и Татьяну Александровну, не объяснив причины вызова, однако вся школа, по крайней мере, женская её часть, уже всё знала. Приняв решение о том, что ничего страшного не произошло, и что сочинение Сапожникова есть ни что иное, как плод воспалённого юношеского воображения, директор не пошёл на работу, а отправился домой. По телефону он ни с кем не разговаривал, с родными служебными новостями не делился, однако вся школа уже знала о фантазиях ученика и о странной реакции районного начальства.

Когда она пришла на работу, учительницу русского языка и литературы окружила обстановка прямо противоположная той, что была накануне. Каждый сотрудник считал своим долгом подойти к ней и высказать своё негодование в адрес ученика, так жестоко и низко опорочившего своего учителя.

– Вы только подумайте! – возмущалась учительница математики, – От горшка два вершка, а уже такой подлый! Да как он посмел писать про вас такое?!

– Вы читали сочинение? – спросила Таня.

– Теперь это сочинение уже никто не прочитает, – отвечала ей собеседница.

– А я читала. Там нет фамилий. Почему вы решили, что он написал про меня?

Однако голос учительницы литературы был гласом вопиющего в пустыне.

Уж так устроен человек, что слышит он не то, что есть на самом деле, а то, что ему хочется услышать, видит не истину, а плоды своего воображения.

Учительское негодование, как грозовые тучи, сгущалось всё больше и больше, и наконец, как это и положено, разразилось громами и молниями в адрес самого слабого и незащищённого.

Жизнь Пети Сапожникова превратилась в ад, и каждый обитатель этого ада пытался пнуть, толкнуть или укусить. На уроках физики можно было сколько угодно тянуть руку, но учитель ни за что не вызовет к доске. Но, стоит только на мгновение пододвинуть голову, чтобы спрятаться за впереди сидящим, как этот манёвр тут же замечался, и расправы было не избежать. Вскоре этой тактики стали придерживаться учителя и других предметов. Только Татьяна Александровна, которая, по мнению Сапожникова, имела на это право, относилась к нему нормально. Но здесь он не мог прямо смотреть ей в глаза, и, когда она вызывала Петю к доске, он, не вставая с парты, говорил, что не будет отвечать. Ни диктанты, ни изложения, а уж тем более сочинения, Сапожников больше не сдавал. В этом положении ничего не оставалось, как прикрепить к школьнику ярлык двоечника и хулигана, что и было сделано без всяких промедлений.

Трудно сейчас судить, была ли советская система образования лучшей в мире или худшей, но с уверенностью можно сказать одно: умение вешать ярлыки в советской школе было непревзойденным. Однако ученики этого не знали, и все неприятности, связанные с этим, относили к случайности или недоразумению. Петя Сапожников не был исключением. И, если свои неуды по русскому и литературе он мог объяснить, то по другим предметам неприятности выходили за пределы понимания. Порой негодование, вызванное вопиющей несправедливостью, заставляло выучить предмет не на пять, а на все десять, но система была глуха и слепа к его стараниям. Ответив выученный чуть ли не наизусть урок, Петя с замиранием сердца ожидал оценки учителя и, в лучшем случае, слышал от него следующее: «Ты сегодня меня просто поразил своими знаниями! Садись на место. Ставлю тебе твёрдую тройку».

Вода камень точит. Со временем к двойкам и тройкам привыкли не только родители, но и сам Сапожников. Стараться учиться было бесполезно: всё равно больше тройки не поставят. Что касается двоек, то они не особенно часто посещали дневник ученика. Не станет же школа портить свои показатели из-за какого то Сапожникова?

Скучная и нудная школьная жизнь иногда нарушалась вызовами в милицию. Здесь с Петей разговаривали, как со взрослым, более того, как с равным. Понятно, что эти обстоятельства заставляли Петю лететь в милицию как на крыльях.

– На чём мы с тобой остановились в прошлый раз? – обычно начинал следователь свою беседу.

– На том же, на чём и всегда, – отвечал мальчик. – Вы хотите, чтобы я рассказал, откуда я знаю обо всём, случившимся с Татьяной Александровной, а я вам объясняю, что я ничего нигде не узнавал. Я просто это всё придумал.

– Но этого не может быть, то, что ты написал в сочинении, было на самом деле.

Петя отрицательно мотал головой.

– Ну что хотите делайте – не было этого!

– Хорошо, я понимаю, что тебе нелегко обвинять свою учительницу. Оставим всё это на её совести. Меня интересует совсем другое.

– Какая учительница? У меня, что, в сочинении фамилия указана или её паспортные данные?!

Следователь понимал, что, стоит ему только хоть на немного перегнуть палку, как подросток замкнётся, и тогда информацию, которую надо было вытянуть, можно будет похоронить в детском упрямстве.

– Ну ладно, не хочешь про учительницу – не надо. Давай поговорим о Вовке.

– Каком Вовке?

– Которого похитили.

– Никакого Вовки и в помине не было.

– То есть, как, не было?

Следователь вытащил из стола какие-то бумаги и стал просматривать их.

– Вот, – протянул он Пете листок, – разве это не ты писал? «Вовка пошёл к тем кустам, потому что его очередь была». А вот это? – Милиционер показал другую бумажку.

– Что это?

– Это показания вашей учительницы, из которых видно, что сдавая сочинение, ты сказал ей, что не успел написать про Вовку.

– А я этого и не отрицаю.

– Ну слава Богу, хоть чуть-чуть сдвинулись с мёртвой точки!

– С какой точки? – не понял Сапожников.

– Раз ты не успел написать про Вовку, то расскажи мне о нём сейчас.

– На самом деле, Вовка потерял свой ботинок, и весь отряд искал его.

– И?

– Что, и?

– Дальше что было?

– Ничего. Ботинок нашли в канаве. Вовка надел его и мы пошли в лагерь.

– И всё?

– И всё.

По лбу следователя стекал холодный пот. Он понимал, что ребёнок просто водит его за нос.

– Хорошо, – вдруг сказал он, – пойдём пообедаем, а то на голодный желудок мы не договоримся.

– У меня с собой денег нет.

– Я угощаю. Ты что любишь?

Следователь встал из-за стола и вывел подростка из кабинета. Положив руку ему на плечо, будто это был не допрашиваемый, а приятель. Он шёл с Петей по коридору и обсуждал с ним меню предстоящего обеда.

На самом деле, милиционер прервал свою беседу не из-за голода. Тайм-аут понадобился потому, что он зашёл в тупик, и не знал, как разговорить паренька.

Когда он очутился не в школьном буфете, а в столовой управления внутренних дел, у паренька разбежались глаза. Ему захотелось попробовать всё, что едят настоящие сыщики. Милиционер широким жестом руки показал на блюда с выражением лица, которое можно было понять только как: «выбирай, что хочешь!». Следователь не учёл очень важного обстоятельства: в подростковом возрасте юноши не едят, а сметают всё, что им положат. Довольный Петя с двумя подносами пошёл устраиваться за освободившимся столом, а следователь достал кошелёк, чтобы расплатиться с кассиром. По мере того, как кассирша нажимала на кнопки, лицо милиционера мрачнело. Наконец женский пальчик нажал на самую большую кнопку, и кассирша приготовилась огласить приговор.

– Тихо! Я всё понял, – прошептал следователь.

– Что? – не поняла кассирша.

– У меня с собой столько нет, – прошептал милиционер. – Можно я завтра принесу?

Кассирша наклонилась к милиционеру и почему-то тоже перешла на шёпот.

– Завтра нельзя, я вечером должна сдать кассу.

– Ну, тогда вечером.

– Хорошо, только не обманите, а то у меня неприятности будут.

После обеда настроение у подростка улучшилось, чего нельзя было сказать про следователя. Он слушал любую болтовню подростка и больше не наседал на него.

– …вот я и толкую, – говорил Сапожников, – про Вовку я не могу сказать ничего, потому что я про него ещё не придумал.

– Так возьми и придумай, – вдруг предложил милиционер.

– Я так не могу. Мне нужна бумага и ручка.

На стол перед Петей легла толстая пачка бумаги.

– А вот тебе и ручка, – сказал следователь.

Петя вопросительно посмотрел на него.

– Ну, что ещё?

– А ещё нужно чтобы мне никто не мешал.

– Сколько тебе нужно времени?

– Часа два.

Милиционер посмотрел на часы и облегчённо вздохнул. Двух часов было вполне достаточно, чтобы сгонять домой, взять деньги и рассчитаться с кассиршей.

– Я отведу тебя в соседнюю комнату, где ты всё подробно напишешь.

– Нет, мне здесь удобно.

– В таком случае я уйду на два часа, а тебя оставлю здесь.

Сапожников кивнул головой.

– Но мне придётся тебя закрыть на ключ, – добавил следователь.

– Это даже лучше. Меня хоть никто не будет отвлекать.

С вязи с расследованием дела о похищении ребёнка Андрея Андреевича, что называется, заклинило. Действительно, мальчик нашёлся через два дня. Кроме звонка начальника лагеря в дежурную часть, никаких заявлений в милицию не поступало. Надо было просто закрыть это дело в связи с отсутствием события преступления. Какое же может быть преступление, если ребёнок зашёл ночью по малой нужде за кустик, испугался темноты и потерялся? Несчастный случай – только и всего. Даже на несчастный не тянет – в конечном итоге, ребёнок нашёлся. Следователя насторожило то, что мальчик нашёлся возле проходной лагеря, то есть за пять километров от места происшествия. Складывалось такое впечатление, будто ребёнка подбросили. Пройти назад от палаток до лагеря он не мог, так как этот район прочёсывали местные военные, милиция и сотрудники лагеря. Ещё следователя поразило то, что ребёнок был чем-то очень сильно напуган. Конечно, потерявшись ночью в лесу, любой ребёнок мог напугаться, но, во-первых, не такой уж Володя был и ребёнок – правильнее сказать, подросток, а во-вторых, ночной лес не смог бы напугать до такой степени даже самого трусливого ребёнка, а мальчик был не робкого десятка, это следователь выяснил.

Стоило только Андрею Андреевичу задать мальчику вопрос о его похищении, как тот начинал бледнеть и трястись от страха. Для того, чтобы разобраться в этом деле и не вспугнуть преступников, следователь стал изучать окружение потерпевшего. В школу он решил не обращаться из соображений конспирации. Всю необходимую информацию он получал из РОНО. Именно РОНО выяснило для следователя состав семьи мальчика и род занятий его родителей. Мать и отец Володи работали вместе на трикотажной фабрике. Отец был директором, а мать – главным бухгалтером. Семейственность на государственном предприятии явно противоречила действующему законодательству. Чутьё следователя подсказывало, что именно в профессиональной деятельности родителей надо искать разгадку, но те, как назло, не давали никакой информации. Порою казалось, что они сами не хотят, чтобы нашли похитителей их сына. Одна надежда оставалась только на самого Володю, но он как воды в рот набрал. Андрей Андреевич обращался даже к начальству, чтобы оно санкционировало наблюдение за родителями мальчика, но полковник, вместо того, чтобы помочь, так отругал его, что больше следователь даже не помышлял об этом. Более того, с каждым днём следствие по этому делу приносило неприятностей всё больше и больше. Ни одного свидетеля, ни одного доказательства – будто сговорились все.

– Ты, дорогой, либо закрывай дело, либо раскрывай его, – ворчал полковник. – Сам знаешь, какая у нас напряжёнка. А тут ни события ни состава нет. Что ты возишься с ним?

– Вы предлагаете закрыть дело?

– Я тебе ничего не предлагаю. Оказывать давление на следователя я не хочу и не имею права, но и следователь должен понять…

Вот так всегда: давай, давай, а что конкретно – никто не скажет.

Андрей Андреевич помучался с этим делом, помаялся, и решил, не мудрствуя лукаво, закрыть его в связи с отсутствием события преступления. Он взял бланк постановления, занёс ручку, чтобы заполнить его, как зазвонил телефон.

– Алё, Андрей Андреевич? Это Николаев из районного отдела народного образования.

– Что там у вас?

– У нас по вашему делу свидетель нашёлся.

– То есть, как, свидетель?

– Приезжайте к нам, я вам такое покажу – волосы дыбом встанут!

Через тридцать минут следователь сидел в кабинете инспектора РОНО и читал сочинение Сапожникова.

– Сделаем так, – уже не просил, а командовал милиционер. – Вызываем немедленно вожатых, кроме русички, и разберёмся с ними. После того, как получим от них показания, завтра утром вызовем эту Татьяну. Когда разберёмся с ней, займёмся вашим Сапожниковым.

– А при чём тут мы? Вызывайте кого хотите.

– Я не хочу их в милицию таскать. Пусть все думают, что ничего не произошло.

– Вы из нас следователей хотите сделать?

– А вам понравится, если райком партии будет разбираться с моральным обликом ваших учителей?

– Мы сами с этим разберёмся.

– Значит, договорились?

– Договорились, – недовольно сказал инспектор.

Перед тем, как начать разбираться со свидетелями, следователь ещё раз решил поговорить с потерпевшим.

– Ну как, Володя, ты больше ничего не вспомнил?

– Что вы ко мне пристали?! – вдруг закричал мальчик. – Я же вам говорил, что ничего не помню!

– Ну хорошо, не помнишь, и не надо. Успокойся только. Разберёмся и без тебя. Слава богу, свидетели нашлись.

При этих словах мальчик побелел.

– Какие свидетели? Никаких свидетелей не было.

– А говоришь, что ничего не помнишь.

Подросток затрясся и упал в обморок. Следователь пожалел, что решил поговорить с Володей. Приведя его в чувство, он выпросил у дежурного машину и отправил ребёнка домой.

Как только за ребёнком закрылась дверь дома, на него набросились мать с отцом.

– Зачем тебя вызывали? – дрожащим голосом спрашивал отец.

– Вовочка, только, ради бога, не говори им ничего! – умоляла мать.

– Да не сказал я им ничего. Я притворился, что потерял сознание.

– Ну и слава богу! – облегчённо вздохнули родители.

– Он сказал, что я ему не очень-то теперь нужен. У него свидетели есть.

– Какие свидетели? – забеспокоился отец.

– Там же никого не было, – всплеснула руками мать.

– Я говорю, что мне сказал следователь.

– На пушку берёт, блефует, – попытался успокоить жену отец.

– Слушай, Паша, мне всё это не нравится! За что мы ему деньги платим? Мало того, что на нас наехали, так теперь этот следак копает. Почему до сих пор дело не закрыто? Он же обещал!

– Кто, он? – спросил Володя.

– Ой, Вовочка, лучше тебе этого не знать. Это такая грязь!

Мать так посмотрела на своего мужа, что тот сразу понял, что ему делать. Он отошёл от сына и решительно направился в другую комнату.

– Только не вздумай звонить ему! – крикнула вдогонку жена. – А вдруг этот придурок наши телефоны прослушивает!

– Милая, ты уже на холодное молоко дуешь.

– Бережёного Бог бережёт.

Утром отец Вовы сидел в кабинете полковника.

– Зачем ты сюда пришёл? – недовольно пробасил полковник.

– А что мне прикажешь делать? Твой следак опять Вовку на допрос вызывал.

– Не допрос, а беседу. Допрашивать несовершеннолетних без ведома их родителей запрещено.

– Какая разница, допрос или беседа?

– Хорошо, я поговорю с ним.

– Ты в прошлый раз тоже пообещал поговорить. Почему он дело не закрывает?

– Я ещё раз повторяю тебе: я этот вопрос решу.

– А другой вопрос?

– Какой другой?

– Ты, что, думаешь, это похищение последнее?

– Вы же заплатили им.

– Слушай, кто из нас мент, я или ты? Деньги кончатся, и они снова придут.

– Тут дело сложное. Если бы они под кем-то ходили, я бы нашёл на них управу, но они беспредельщики.

– Слушай, мне надоели твои сказки про беспредельщиков. Ты же не спрашиваешь, как я деньги делаю?

– А зачем мне спрашивать? Я и так всё знаю.

– Вот и делай своё дело молча. Имей в виду, я больше не позволю, чтобы моего сына похищали.

– А что ты можешь сделать, сам бандитов поймаешь?

– Я могу отказаться от твоих услуг.

– Да ну!

– И купить твоего начальника.

Лицо полковника сразу помрачнело.

– Хорошо, следака я от дела отстраню. У нас доктор кое-чем обязан мне, а скоро медкомиссия.

– Пока твоё скоро начнётся, нас всех с потрохами возьмут.

– А вот изменить дату проведения медосмотра – это в моих силах.

– А что насчёт беспредельщиков?

– Дай мне два дня.

– Лады.

Посетитель встал и, не прощаясь, вышел из кабинета полковника.

Когда Андрей Андреевич пришёл утром на службу, его остановил дежурный.

– Андрей, не забудь, сегодня медкомиссия в три часа.

– А почему сегодня? Она же через месяц должна быть?

– Мне поручили всех оповестить, вот я и оповещаю.

Следователь непонимающе пожал плечами и прошёл в свой кабинет. В три часа он в одних трусах стоял в длинной очереди в санчасти на приём к специалистам.

Сестра долго качала грушу своего прибора, спускала воздух и снова накачивала. От этого рука побелела и в кончики пальцев закололи невидимые иголочки.

– Да сколько же можно?! – рассердился Андрей Андреевич.

– Вы не волнуйтесь, товарищ.

Сестра снова накачала воздух так, что рука следователя чуть не отвалилась.

– Да что вы делаете?! – закричал на сестру милиционер, отстёгивая от руки прибор.

В кабинет зашёл врач.

– Что у вас тут происходит? – спросил он сестру.

– Пациент не хочет мерить давление.

– Я не хочу?! – возмутился Андрей Андреевич. – Она у вас ничего не умеет делать.

– Она? – удивился доктор. – Надеюсь, меня вы в этом не заподозрите?

Андрей Андреевич молча протянул врачу красную руку. Доктор сделал несколько качков и внимательно посмотрел на пациента.

– Вы вчера не пили? – спросил он.

– Да вы что, с ума здесь все посходили?

– Хорошо, давайте ещё раз проверим.

– Как, опять?!

Доктор второй раз измерил давление и опять уставился на следователя.

– Точно не пили?

– Слушайте, да вы, что, сговорились тут все, что ли?

– Лучше бы вы пили, – спокойно сказал доктор, – у вас, голубчик, стенокардия и, насколько я понимаю в медицине, с нервами у вас тоже не всё в порядке.

При этих словах сердце у Андрея Андреевича заколотилось как сумасшедшее, а лицо налилось кровью.

– Да вы не волнуйтесь так, ничего страшного у вас нет, а что касается службы в органах, то она рано или поздно у всех заканчивается.

Доктор подошёл к стеклянному шкафу, достал бутылочку с мутной жидкостью и отлил лекарства в мензурку.

– Выпейте, голубчик. Это просто успокоительное.

Андрей Андреевич выпил и через несколько минут погрузился в глубокий сон.

Проснувшись, он обнаружил себя на кожаном диване. В санчасти никого не было, только уборщица, позвякивая своим ведром, мелькала по коридору и затирала следы недавнего медосмотра.

– Проснулись? – услышал следователь приветливый голос сестры.

Она подошла и помогла подняться с дивана.

– Вы можете идти прямо домой. Доктор больничный уже выписал.

Андрей Андреевич, не говоря ни слова, вышел из санчасти. Однако он направился не домой, а к своему начальнику. Зайдя в кабинет, следователь хотел рассказать ему о том, что произошло с ним, но тот опередил.

– Слышал, слышал, Андрей Андреевич, мне всё уже доложили.

– Это какое-то недоразумение, – тихо сказал следователь.

– Сколько лет служу в органах, столько слышу одно и то же – недоразумение. Не ты первый, не ты последний. У меня в последнее время тоже сердечко стало пошаливать, видно, и мне скоро на медкомиссии придётся сказать: «я здоров, это просто недоразумение».

– Но я действительно здоров! Это сестра. Она не умеет мерить давление. Я повторно пройду комиссию.

– Всё старо, как этот мир. Даже слова не меняются. Естественно, вы можете пройти комиссию позже, и даже в другой клинике, но сегодня вам необходимо лечиться. Идите домой и выздоравливайте.

– А…

– За работу не беспокойтесь. Моим приказом вы отстранены от дела в связи с болезнью.

– А кто…

– Александр Вихарев, – не дослушав, сказал полковник. – Вы же хотели спросить, кому я отдам ваше дело?

– Да, – тихо сказал Андрей Андреевич, – разрешите идти?

– Конечно, конечно, идите домой и лечитесь.

Следователь вышел в коридор. Навстречу ему с какими-то бумагами шёл Вихарев.

– Саша, тебе моё дело передали?

– Да.

– Я бы хотел тебе кое-что объяснить.

– Зачем? Я уже закрыл его.

– Как!

– Очень просто, в связи с отсутствием события преступления.

Если с отстранением следователя от дела вопрос был решён быстро, то с беспредельщиками полковнику пришлось поломать голову.

Действительно, не может же он бросить против преступников находящиеся в его подчинении милицейские силы? Стоит только милицейским сыщикам приблизиться к директору, как участие его – полковника милиции, в преступном сообществе будет очевидным. Если какие-то беспредельщики смогли увидеть, что директор трикотажной фабрики живёт на нетрудовые доходы, то для специалистов вывести на чистую воду обыкновенного цеховика не составило бы никакого труда. А если возьмут директора, то он потянет за собой и его – человека, который во всём прикрывал своего патрона. Можно было бы, конечно, организовать всё через воров в законе, но вся загвоздка как раз и состояла в том, что преступники не подчинялись воровским законам, а следовательно, воровские авторитеты для них ровным счётом ничего не значили. Оставалось только одно – действовать самостоятельно, никого в это дело не привлекая. Вычисляя похитителей сына директора, полковник воспользовался подсказкой директора: деньги имеют свойство кончаться. Сумма, выплаченная бандитам за освобождения ребёнка, была не очень большая. Это говорило о том, что преступники неопытные, а коль скоро это так, то потратив её, они обязательно попытаются повторить то, что у них получилось. Ждать пришлось недолго. Через два дня директор позвонил полковнику и рассказал о телефонном звонке вымогателей. Дальнейшее было делом техники. Опытному милиционеру не составило большого труда вычислить преступников и устроить им засаду. Вот здоровый детина прошёл мимо спрятавшегося за углом полковника и, не заметив его, повернулся спиной. Полковник, как пружина, распрямился, и с ножом бросился на противника. Но не успел он занести нож для удара, как почувствовал, что чья-то сильная рука схватила его за горло и перекрыла воздух. Полковник хотел закричать, но горло было так сдавлено, что вместо крика получилось какое-то тихое шипение. Голова закружилась и тело стало обмякать.