Не гадайте на любовь

– Вадим, а ты консерватор!

– Да, это так, – подтвердил Ромашкин. – Я считаю, что традиционные, проверенные средства надежнее. А что касается кардипола, то, по-моему, не стоит тратить время на его поиски, в продаже есть средства аналогичного действия.

– Вадим, а кто…

– Извини, Полина, меня матушка зовет, – Ромашкин отключился, и я не успела спросить у него, кто производитель кардипола.

Я повернулась к компьютеру и вбила в поисковую строку фамилию, имя и отчество директрисы сгоревшего дома-интерната. Женщин, являющихся ее полными тезками и оставивших свой след во Всемирной паутине, оказалось много. Только на второй странице нашлись нужные мне ссылки. Кликнув по одной из них, я перешла на Горовский информационный портал и прочитала скупое сообщение о пожаре в медико-социальном учреждении, руководимом Анисимовой В. Н. Ничего нового для меня в нем не было, поэтому я стала просматривать другие сайты, собирая на них нужную мне информацию буквально по крупицам. Оно и понятно, ведь событие полугодовой давности уже потеряло свою актуальность. Я хотела было уже выйти из Интернета, но на всякий случай перешла на следующую страницу со ссылками и, кликнув по одной из них, наткнулась на любительский ролик, снятый во время пожара. На месте трагедии уже работали пожарные и медики «Скорой помощи». Мое внимание привлекла женщина лет тридцати пяти, мечущаяся от одних носилок к другим. Я подумала, что это медсестра Тищенко, которая пытается создать видимость того, что она что-то предпринимает, хотя на самом деле толку от ее беготни не было никакого. Потом в фокус камеры мобильного телефона попала другая женщина. Она стояла несколько в стороне, не участвуя в общей мизансцене. Оператор-любитель приблизился к ней настолько, что можно было разглядеть выражение лица этой дамы. Оно было каким-то отстраненным – ни слезинки сопереживания, ни тени сочувствия. Уже первые кадры вызывали у меня щемящее чувство сострадания к пострадавшим, а та женщина находилась почти в эпицентре происходящих событий и оставалась к ним равнодушной. Заметив, что ее снимают, дама встала в картинную позу, приложив одну руку к груди, а вторую – ко лбу.

– А я сегодня видел эту мадам, – произнес дед, неслышно зашедший в мою комнату.

– Где? – удивилась я.

– В мясной лавке. Точнее, около нее.

– Дедуля, – я оглянулась назад. – Ты в этом уверен?

– Процентов на девяносто. – Ариша наклонился к монитору, чтобы получше разглядеть женщину, о которой говорил, но ролик закончился. – Это ведь тот пожар, в котором сгорел приют одиноких пенсионеров?

– Да, тот самый, – кивнула я и включила видео сначала.

– Вне всяких сомнений, это она, – подтвердил дедуля. – Знаешь, сегодня я стал свидетелем прелюбопытной сценки с участием двух персонажей – этой дамы и всеми любимой Скарлетт.

– Ты имеешь в виду ту собачку, которую бросили здесь Полежаевы?

– Именно так, – подтвердил Ариша. – Так вот, эта мадам вышла из мясной лавки, около входа в которую вертелась Скарлетт. Женщина наклонилась, погладила ее, затем достала из своей сумочки конфетку, развернула ее и дала собаке с руки это лакомство. Та с удовольствием заглотила конфетку и стала скулить, выпрашивая еще. Дама полезла в сумку, вынула оттуда… мобильник, приложила его к уху и стала слушать звонившего. Ей было уже не до Скарлетт, поэтому она пренебрежительно пнула ее ногой в живот и пошла к своему дому.

– Ты хочешь сказать, что Анисимова живет в нашем поселке? – спросила я, на что дедуля утвердительно кивнул. – Но почему я никогда ее раньше здесь не видела? Вроде бы все лица уже примелькались, только не это.

– Наверное, ты, Полетт, просто не успела с ней нигде пересечься. Эта женщина не так давно здесь обосновалась. Это как раз она купила коттедж Полежаевых, месяца три-четыре тому назад.

– То есть вскоре после пожара, – подметила я вслух. – Вряд ли на зарплату директора дома престарелых можно приобрести трехэтажный особняк. Организация эта муниципальная, зарплаты там соответственные… Или у нее состоятельный муж?

– Я слышал, что она живет одна, точнее, с прислугой. Непонятно только, зачем ей такой огромный коттедж. Он ведь поболее нашего будет.

– Вероятно, это просто вложение денег. Похоже, ей за эксперименты над людьми неплохо заплатили…

– Страшная женщина, – высказался Ариша. – Я не про внешность, с ней у нее как раз все в порядке, а про то, что у нее находится под черепной коробкой. Меня сегодня передернуло от того, что она сначала приласкала Скарлетт, а потом пнула ее ногой. Оказывается, она еще и не на то способна. Призреть одиноких стариков, чтобы превратить их в подопытных белых мышек, а затем и вовсе попытаться спалить их всех заживо в горниле огня! Полетт, да она переплюнула по степени жестокости всех известных мне садистов, разумеется, киношных. В жизни я таких безжалостных людей больше и не встречал… Я ошеломлен, с какой невозмутимостью она взирала на происходящее…

– Анисимова просто не сразу обратила внимание, что ее кто-то снимает на камеру мобильника, а когда заметила это, то стала делать вид, что она потрясена произошедшим. Я читала ее интервью, которое на следующий день после трагедии Валерия Николаевна дала журналистке газеты «Версия». У нее хватило наглости заявить, что она, вместе с другими сотрудниками дома-интерната, пыталась спасти своих подопечных, рискуя собственной жизнью, пока не приехали пожарные.

– По ее светлому пуховику не скажешь, что она приближалась к горящему зданию ближе, чем на десять метров, – заметил Ариша.

– Если уж кто и спасал стариков, так это санитарка Звонкова. Медсестра Тищенко только создавала видимость, будто что-то предпринимает, а охранник вообще на этой записи не засветился…

– Погоди, в самом начале ролика в полумраке проступил мужской силуэт. Может, это как раз и был охранник?

– А я ничего такого не заметила. Вероятно, потому, что всматривалась в перекошенные от ужаса лица постояльцев сгоревшего интерната. Они жались друг к другу, стоя на морозе в одних пижамах и ночных сорочках. Это потом жители окрестных домов стали приносить им верхнюю одежду и обувь.

Мы с Аришей снова пересмотрели любительское видео, попавшее в Интернет. Я с трудом сдерживала слезы – с каждым разом события казались мне все драматичнее и драматичнее. А дедулю аж трясло от бессильной злобы.

– Нет, я не понимаю, как можно было дать указание устроить пожар в здании, где находятся спящие люди! – возмутился он.

– Анисимова спасала свою шкуру… Постояльцы интерната были живыми доказательствами медицинских экспериментов, которые с ее позволения там проводились… Дедуля, ты это видел?

– Что именно?

– Руку. В самом конце появилась чья-то рука… Я только сейчас поняла, почему ролик так внезапно заканчивается. Некто, одетый в камуфляжную куртку, сделал знак, призывающий немедленно прекратить съемку. Вероятно, эта рука принадлежала Нефедову. Вначале, как ты правильно подметил, он стоял у флигеля, которого пожар не коснулся. Думаю, что, заприметив человека, снимающего все происходящее на камеру своего мобильника, он обогнул горящее здание, подошел к оператору со спины и заставил его выключить камеру.

– Да, вероятно, так все и было, – согласился со мной Ариша. – Полетт, обычно я начинаю тебя отговаривать, когда ты берешься за очередную операцию по восстановлению справедливости, потому что очень беспокоюсь за тебя. Но только не в этот раз! Теперь я прошу тебя – накажи всех, по чьей вине погибли в приюте люди!

– А чем я, по-твоему, занимаюсь?

– Ну, ты вроде сомневалась, правильно ли подводник обрисовал ситуацию. Лично я убежден, что правильно. А эта… как ее там? – Дедуля пытался вспомнить, как зовут директрису сгоревшего дома престарелых.

– Анисимова Валерия Николаевна, – подсказала я.

– Слишком много чести звать ее по имени-отчеству. Анисимову, – с откровенным пренебрежением произнес Ариша, – надо непременно выселить из нашего поселка куда-нибудь подальше. Например, на Колыму. Ей здесь не место. Случись что, так она весь поселок подожжет…

– Ну, это ты загнул. Она же не дура, чтобы подвергать риску свою частную собственность. Это муниципальную ей совсем не жалко было…

– Да, кто бы мог подумать, что под прикрытием такого добропорядочного лица скрывается такой монстр! – Ариша возмущенно тряхнул своей бородкой и вышел из моей комнаты.

Если деда возмутило соседство с фигуранткой моего нового дела, то меня это обстоятельство в некоторой степени даже обрадовало. Так проще было держать Анисимову на крючке.

Глава 2

Утром я позвонила своей подруге Алинке, чтобы узнать, как у нее дела. Она долго не отвечала. Я уже отчаялась услышать ее голос, когда Нечаева апатично протянула:

– Алло-ооо.

– Доброе утро, Алина! Ты как себя чувствуешь?

– Никак, – уныло проговорила она.

– Что значит, «никак»?

– А то и значит. Я совершенно ничего не чувствую – ни желания вставать с постели, чтобы куда-то пойти, ни голода, хотя вторые сутки ничего не ем, ни… словом, ничего.

– Я не поняла, ты что, уже второй день лежишь в постели? – Вчера я позвонила ей в районе обеда, а моя подруга сказала, что еще не вставала. Тогда меня это не слишком встревожило. Она могла поздно лечь или немного приболеть. С кем не бывает?

– Лежу, второй день. А может, третий, – Алина явно потерялась во времени. – А зачем вставать?

– Ну как это зачем? – я призадумалась. – Можно, например, устроить шопинг.

– Не хочу, – отказалась Нечаева.

– Если у тебя нет денег, то я…

– Есть, – негромко произнесла Алина. – У меня есть деньги, просто мне лень вставать, умываться, одеваться, завтракать, спускаться по лестнице, вести машину, ходить по магазинам, примерять одежду…

– Лень??? – В моем сознании это слово как-то совсем не вязалось с моей подругой.

– Да, мне лень.

– А хочешь, я приеду, подниму тебя с постели, приготовлю тебе завтрак и отвезу тебя в торговый центр? – предложила я.

– Прости, Полиночка, но я не хочу. Меня все устраивает. Лежу, смотрю в потолок, засыпаю, просыпаюсь, снова смотрю в потолок…

– И сколько ты еще намерена лежать в постели?

– Не знаю.

– Ты хоть понимаешь, что это противоестественно?

– А вот Ева так не считает. Она сказала мне, что лень – это очень даже полезное состояние. Это – двигатель прогресса. Именно ленивый человек придумал колесо и даже Интернет. Как знать, может, я полежу-полежу и тоже что-нибудь придумаю, – с легкой ноткой оптимизма в голосе заметила Нечаева, но тут же огорошила меня: – Поля, прости, но наш разговор сильно утомил меня, я хочу отдохнуть. Пока.

В мобильнике звучали короткие гудки, но я продолжала держать его около своего уха, ошарашенная услышанным. На мою подругу это совершенно не было похоже. Конечно, она и раньше впадала в депрессию, обычно после расставания с очередным бойфрендом, но стоило произнести это магическое слово «шопинг», как она сразу же приходила в себя. Сегодня мое предложение не сработало. Более того, разговор со мной утомил Алинку. Может, это была такая шутка? Нечаева выдержит паузу, потом перезвонит мне… Время шло, но подруга мне не звонила. Похоже, она не шутила.

Я вспомнила про Еву, соседку Нечаевой. Вместо того чтобы пробудить в Алине интерес к активной жизнедеятельности, она стала поощрять ее ничегонеделанье. Ну что оригинального может придумать моя подружка, лежа в постели? Самоучитель чтения или катапульту для вертолета? Увы, эти «великие изобретения» уже были сделаны блондинками. А моей белокурой подруге сейчас даже такие мыслительные процессы были не под силу.

Я нашла номер телефона Евы и позвонила ей.

– Слушаю! – бодро крикнула в трубку соседка Нечаевой.

– Ева, здравствуй! Это Полина. Я хотела поговорить об Алинке.

– Она все еще в плену Ее Величества Лени, – сообщила мне подруга моей подруги.

– Ну, я не стала бы присваивать лени такие регалии. Если верить мифам Древней Греции, она не прижилась на Олимпе, – заметила я.

– Не знаю, не читала. Полина, а ты что, собственно, хотела?

– Насколько я помню, Нечаева оставляет тебе запасные ключи от своей квартиры. Может, ты воспользуешься ими, зайдешь к Алинке и растормошишь ее? – деликатно попросила я, догадываясь, что на мой звонок в квартиру Нечаева может просто-напросто не отреагировать. Это ведь надо вставать с постели, накидывать на себя пеньюар, засовывать ноги в тапочки, идти в прихожую…

– Не вижу в этом никакого смысла, – отказала мне Ева. – Захочет, сама расшевелится. Она девушка самостоятельная…

– Извини, что побеспокоила, – я отключила связь.

Я хотела привлечь Нечаеву к своему новому делу, но у меня ничего не получилось. Ладно, обойдусь пока своими силами.

* * *

Вчера я уже составила определенное представление об Анисимовой. Сегодняшний день я решила посвятить знакомству с другими персонажами из пухлой папки моего клиента. Благодаря предварительной работе, проведенной Звонковым, у меня были адреса и Тищенко, и Нефедова. Правда, они могли переехать, как Анисимова. Но ведь с чего-то начинать все равно надо.

Я решила поехать к Тищенко, но по дороге завернула к Алинке. Мои мрачные предположения оправдались – она отключила домофон, чтобы он не отвлекал ее от тупого лежания в постели. Так что провести профилактическую работу со своей подружкой вживую, а не по телефону, у меня не получилось. Сев обратно в «Мини-Купер», я поехала в сторону Веселого проезда. Конечно, я отдавала себе отчет в том, что сейчас разгар рабочего дня, поэтому застать дома Лидию Михайловну скорее всего не удастся. Зато можно будет поговорить с ее соседями. Оставив машину на парковке около продуктового магазина, расположенного в цоколе девятиэтажки, в которой проживала Тищенко, я пешком отправилась во двор. У меня в голове уже созрела легенда, поэтому, подойдя к первой парадной, я протянула руку к домофону, но тут же отдернула ее. Подъездная дверь открылась, и женщина лет шестидесяти стала выкатывать на улицу инвалидную коляску, в которой сидел мальчик со склоненной набок головой. Я придержала дверь, чтобы она не ударила по коляске.

– Спасибо, – сказала женщина, подняв на меня глаза.

Ее лицо показалось мне знакомым. Неужели Тищенко так состарилась за полгода, прошедшие со времени пожара в доме престарелых? Стоп! Это не сама Лидия Михайловна, а, скорее всего, ее мать, поправила я себя, глядя вслед женщине. А мальчик в коляске, вероятно, сын медсестры. Это обстоятельство заставило меня по-новому взглянуть на ситуацию. У Лиды был ребенок-инвалид. Что может быть сильнее такого наказания? А вдруг это вовсе не ее ребенок? Одернув себя, я все же решила поговорить с соседями Тищенко, несколько изменив свою легенду.

Поднявшись на второй этаж, я позвонила в пятнадцатую квартиру, но там никого дома не оказалось. Стоило мне легонько постучать в дверь, на которой был прибит ромбик с числом «14», как меня сразу же спросили:

– Кто там?

– Здравствуйте! Я из попечительского совета. Мне нужно поговорить с вами о соседях, – я кивнула в сторону шестнадцатой квартиры. Дверь открылась, и я увидела пожилую женщину в пестром халате. Она присмотрелась ко мне, размышляя, можно ли мне доверять.

– Сюда проходите, пожалуйста, – хозяйка впустила-таки меня в свою квартиру и указала рукой на дверь в зал.

Расположившись на низком диванчике, я продолжила:

– Меня интересует семья Тищенко.

– Да я уж поняла. – Женщина пригладила рукой свои седые волосы, уложенные на затылке в аккуратный пучок, и присела на стул напротив меня. – Виталиком часто различные органы интересуются. Только помощи ни от кого нет никакой. Лида на две ставки в больнице работает, чтобы лекарства сыну покупать, без них Виталику не выжить…

– А что же отец? – поинтересовалась я.

– А что отец, как с Виталиком это произошло, он через месяц-другой подал на развод. Алименты Сашка платит, но какие-то копейки. Вот Лидочке и приходится вертеться как белке в колесе. Анна Степановна ей, конечно, помогает. Куда деваться? Родной внучок все-таки. Только он у нее не один. Вот недавно Оленька, младшая сестра Лидии, третьего родила, так Анне Степановне впору разорваться между внуками – там трое, а здесь один, но абсолютно беспомощный. Ему ведь седьмой годок, скоро в школу, для таких же, как и он, инвалидов. Если в течение ближайшего года Виталику операцию не сделать, так его состояние будет только ухудшаться. А пока есть надежда на то, что после операции он сможет самостоятельно себя обслуживать. Да что это я вам рассказываю! – всплеснула рукой женщина. – Вы ведь и сами не хуже меня об этом знаете.

– Знаю, – подтвердила я.

– А раз знаете, то о чем еще поговорить-то хотели?

– Простите, вас как зовут? – запоздало спросила я.

– Римма Игнатьевна.

– А меня Галина, – представилась я. – Римма Игнатьевна, скажите, в какой атмосфере растет мальчик?

– Я не совсем поняла суть вашего вопроса.

– Быть может, вы слышали, что мать или бабушка на него кричат, или предполагаете, что родственники не занимаются с ним, как положено…

– Да как вы можете такое говорить? Чтобы Лидочка или Анна Степановна на Виталика голос повысили? Не было такого никогда! Он для них свет в окошке. Лиду недавно замуж звали, так она отказалась, понимая, что ее сынок очень скоро начнет мужа раздражать. Если родному отцу он оказался не нужен, так отчиму и подавно. Все свое тепло, все свое внимание она Виталику отдает. Анна Степановна дочери во всем помогает. Кто же ее поддержит, если не родная мать? Да будет вам известно, что Виталик уже читать умеет! Медленно, заикаясь, но все-таки он читает. Вы представляете, сколько труда надо вложить в то, чтобы ребенка с таким диагнозом подготовить к школе? Наверняка, не представляете, – выговаривала мне Римма Игнатьевна. – Постойте, а вы случаем не собираетесь отобрать Виталика у Лидии из-за того, что к ней однажды бригаду психиатров вызывали?

– Ну, как вам сказать, – замялась я, ожидая, что соседка Тищенко расскажет мне подробности.

– Это вы напрасно. Нервный срыв у Лидии случился после пожара в доме-интернате для одиноких граждан, где она тогда работала. На ее глазах люди горели заживо и задыхались от едкого дыма, а она ничего сделать не могла. Не бросаться же самой в пламя? Что с Виталиком будет, коли ее не станет? Анна Степановна уже не молода, два инфаркта за плечами… А на сестру надежда маленькая, у той своих трое, и все от разных мужей… Что-то меня не туда понесло, – спохватилась Римма Игнатьевна. – Если вас здоровье Лидочки интересует, то я вам так скажу – с ним у нее сейчас все в порядке. У нас тут в соседней парадной батюшка живет, отец Ермолай, так вот он помог Лиде справиться с потрясением. Она в церковь ходить стала, и Виталика иногда с собой берет… Он там вначале криком кричал, а после причастия успокоился…

– Вот вы сказали, «после потрясения». А что именно вы имели в виду? – уточнила я.

– Разве я не ясно выразилась? – Римма Игнатьевна взглянула на настенные часы.

– Вероятно, я что-то упустила в нашем разговоре. Мне хотелось бы все-таки у вас уточнить, с каким потрясением отец Ермолай помог справиться Лидии Михайловне – с осознанием того, что Виталик серьезно болен, с разводом или…

– Да про пожар я говорила! – всплеснула руками моя собеседница. – Лида так близко к сердцу приняла эту трагедию! Знаете, она ведь поначалу едва ли не каждые выходные на кладбище ездила, где тех горемык похоронили, сейчас уже реже, но все равно бывает там. Больше ведь ухаживать за могилами погибших в том пожаре некому – они совсем одинокими были. Галина, прошу прощения, мне в поликлинику пора собираться.

– Не буду вас задерживать. – Я поднялась с дивана и направилась в прихожую.

– Надеюсь, вы поняли, что Виталик окружен дома теплом и заботой? – спросила меня напоследок Римма Игнатьевна.

– Да, я это поняла. Спасибо, что согласились со мной побеседовать.

– Если бы мне не надо было уходить, мы могли бы еще потолковать, но я боюсь опоздать к окулисту. Он принимает строго по записи. – Женщина открыла мне дверь.

– До свидания! – попрощалась я.

Теперь я могла себе представить, что заставило Лиду пойти на сделку со своей совестью, когда она согласилась вводить старикам нелицензированный препарат. Ей нужны были деньги на лекарства для тяжелобольного сына. Мотивация Тищенко была мне понятна. И в огонь она не лезла, потому что боялась, как бы Виталик не стал сиротой. Но ведь она могла предотвратить пожар, например рассказав о планах Анисимовой полиции… Скорее всего, Тищенко испугалась, что тогда всплывут ее собственные грехи… У меня не было оправданий для этой женщины. Это по ее вине умерли пять стариков, которым она вводила кардипол. А потом еще восемь человек сгорели в огне. Но я не знала, как ее наказать. Лида была нужна своему сыну. Здоровая. И физически, и психически…

Я села в машину и уже собиралась поехать на север Горовска, где проживал Нефедов, но тут зазвонил мой мобильник.

– Алло! – ответила я.

– Полина, это Ева. Тут такое дело… Я все же решила сходить к Нечаевой, потому что она не ответила на мои звонки – ни на домашний, ни на мобильный. На мой стук в дверь она тоже не отреагировала, – тревожно говорила Алинкина соседка. – Войти в ее квартиру мне не удалось – дверь заблокирована изнутри. Сначала я хотела позвонить в полицию, но потом подумала, что они такие вандалы – сломают дверь, а кто ее потом будет чинить? Муж посоветовал вызвать спасателей, сказав, что парни из МЧС могут проникнуть в квартиру через окно… Если оно открыто. Я вышла на улицу и посмотрела, что с Алинкиными окнами. Они оказались все наглухо закрыты и зашторены! Придется разбивать стеклопакет. Короче, я решила с тобой посоветоваться, что мне делать?

– Ева, я уже еду к тебе. Минут через десять буду на месте.

– Жду, может, мы вместе что-нибудь придумаем, – умеренно-оптимистично произнесла Ева и отключила связь.

Молчание моей подруги меня сильно настораживало. Как бы она не наложила на себя руки от безысходности. Если разобраться, то ей хронически не везло в личной жизни. Сначала у нее были слишком завышенные требования к своим партнерам. Она загадала себе идеального мужчину, но постепенно пришла к выводу, что его в природе не существует. Тогда Нечаева попыталась дотянуть новых бойфрендов до своих идеалов, маниакально работая над их манерами, привычками и характером. Эта кропотливая работа тоже не увенчалась успехом. Мужчины не выдерживали такого прессинга с ее стороны и исчезали, некоторые даже не прощаясь с ней навсегда – просто уходили на работу, меняли симки в своем мобильном, адреса электронной почты, явки, пароли, точнее, ПИН-коды банковских карт, оставленных в ее распоряжение. В результате Алина теряла с ними всякую связь. Несколько раз попав в аналогичную ситуацию, моя подруга поняла, что переделать кого-либо на свой лад ей все же не удастся, а значит, надо меняться самой. Она снизила планку своих требований к представителям противоположного пола, научилась кулинарным азам, полюбила футбол и рыбалку, но и это не помогло. Ее личная жизнь по-прежнему не клеилась – она не могла удержать ни одного мужчину в пределах своей орбиты дольше двух месяцев. А тут еще Нечаевой отказали в визе в Испанию, где живет ее мама, по той простой причине, что она может захотеть остаться там навсегда, поскольку в России ее ничто не держит. Вот если бы здесь у нее были муж, дети… Короче, испанцы ударили мою подругу по самому больному месту. Я думала, что Алина сильная, что она все выдержит, но, похоже, переоценила ее потенциал. Она впала в депрессию. Хорошо, если дело не дошло до суицида.

Срезав путь через проходной двор, я подъехала к нечаевскому дому через пять минут после тревожного звонка Евы. Она встречала меня у парадной.

– Вот видишь? – кивнула Ева на Алинкины окна. – Все глухо как в танке.

– Вижу.

* * *

Мы поднялись на Алинкин этаж. Ева достала из кармана ключи, всунула один из них в замочную скважину и безуспешно попыталась его повернуть.

– Вот видишь, не двигается? Значит, внутри стоит другой ключ.

– Давай позвоним. – Я нажала на кнопку звонка и долго не отпускала палец.

– Все это бесполезно. Надо вызывать полицию. Ладно, пусть ломают дверь, мой муж как-нибудь ее починит. А заодно и «Скорую помощь». Меня одолевают самые мрачные предчувствия…

– Меня тоже. – Я отняла от кнопки затекший палец и полезла в сумку за мобильником.

Дверь неожиданно отворилась, и перед нами предстала Алина, растрепанная и заспанная.

– Вы что, обалдели? – спросила она, смачно зевнув. – Трезвоните так, будто пожар. Поспать даже не дали…

– Ты молчишь, и мы за тебя переживаем, – объяснила ей ситуацию Ева.

– Переживаете? С какой стати? – удивилась Не-чаева, продолжая разговаривать с нами через порог.

Соседка досадливо махнула рукой – мол, разбирайтесь здесь сами, а я в этом участвовать не намерена – и пошла к себе.

– Алина, позволь зайти, – попросила я, потому что моя подруга сама не догадалась проявить элементарную вежливость.