Полная версия
Ледяной свидетель (сборник)
Николай Леонов, Алексей Макеев
Ледяной свидетель
© Леонова О.М., 2014
© Макеев А., 2014
© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2015
Все права защищены. Никакая часть электронной версии этой книги не может быть воспроизведена в какой бы то ни было форме и какими бы то ни было средствами, включая размещение в сети Интернет и в корпоративных сетях, для частного и публичного использования без письменного разрешения владельца авторских прав.
Ледяной свидетель
Пролог
Заседание суда закончилось, с шумом захлопали стулья, послышались голоса – обычный шум, возникающий после окончания процесса. Осужденного увели. Вид у него был совершенно обескураженным и ничего не понимающим, словно он не верил в реальность происходящего и воспринимал все как дурной сон. Примерно так же выглядел и его адвокат, совсем еще молодой, который все стоял на месте с полуоткрытым ртом и растерянным взглядом и не мог заставить себя двинуться с места, отказываясь верить, что все повернулось так неудачно для его первого в жизни процесса…
Судья Захарчук неторопливо собирал бумаги в портфель. Он был уже немолод, да что там, можно сказать, стар, давно на пенсии, очень, кстати, приличной, на которую, с учетом накопленных за почти сорокалетний стаж работы сбережений, мог существовать вполне безбедно. И только нежелание и даже боязнь оставаться совершенно одному в холодных стенах огромной четырехкомнатной квартиры заставляла его ежедневно совершать поход в знакомое здание городского суда. Три года назад похоронив жену – она на семь лет моложе, ничем не болела, а тут злобный, беспощадный рак в два месяца спалил ее дотла, – Захарчук оказался в полной растерянности.
Он и представить себе не мог, что все так повернется в его размеренной, раз и навсегда устоявшейся жизни. Иногда, изредка задумываясь о смерти, считал, что уйдет первым, что похороны пройдут чин по чину, в соответствии с занимаемой им всю жизнь должностью, и не сомневался, что Галина все сделает по высшему разряду, она в этих вопросах всегда была умницей: кого позвать, где заказать поминки, в какое похоронное бюро обратиться. И место на кладбище давно было присмотрено – хорошее, одно из лучших. А все получилось не так, и остался он наедине со своей должностью, с которой теперь ни за что не хотел расставаться. И не из жадности или тщеславия, а потому что одиночество было невыносимо. Двух дочерей Захарчук давным-давно выдал замуж, уж скоро внуки свои семьи заводить станут, но даже хоромы его, по здешним меркам барские, не прельщали юные создания. Захарчук в душе их понимал: молодость полна свежести и полноты жизни, а потому эгоистична, никто ей не нужен. А старость, лишенная сил, здоровья и всяческого смысла строить планы на будущее, наоборот, цепляется, старается ухватить хоть краешек этой молодой жизни, у которой все еще впереди…
Громко заголосила женщина, и судья очнулся от своих мыслей. Собственно, они и вызваны были невольной схожестью абсолютно разных на вид ситуаций. Глядя на растерянного адвоката и осужденного, которому лично он, Николай Арсеньевич Захарчук, несколько минут назад вынес обвинительный приговор с восьмилетним сроком отбывания в колонии, судья вдруг почувствовал, что они в своей растерянности и отчаянии напоминают его самого, когда три года назад он стоял над выкопанной ямой, в которую опускали гроб с телом жены, и не верил, что это все происходит с ним. Что образовавшаяся вдруг пустота в душе – навсегда! Теперь все время будет так – пустота. И у осужденного этого впереди пустота. Только у него на восемь лет, а у Захарчука навечно, пока его самого не заберут на «тот» самый неведомый свет.
С женщиной началась настоящая истерика, и Захарчук раздраженно поморщился. Эта женщина не вызывала у него симпатии. Она приходилась женой осужденному и делала все, чтобы спасти его от тюрьмы, но своими глупыми действиями только все испортила – и кропотливую работу адвоката, радеющего на своем первом процессе, и его, Захарчука, впечатление. И то, что теперь она рыдала в голос, не вызывало у него сочувствия. Сама виновата.
Не в силах больше слышать эти вопли, судья заторопился. Быстро запихнув оставшиеся бумаги в портфель, он направился к выходу размашистым шагом, припадая на левую ногу – результат неудачно сросшейся кости перелома пятилетней давности. Со стуком опираясь на трость, он покинул здание суда. Судья уже спускался по ступенькам на улицу, как услышал сзади дрожащий оклик:
– Николай Арсеньевич!
Захарчук обернулся. Молодой адвокат Троепольский, только что проигравший свое первое в жизни дело, стоял на верхней ступеньке, рукой придерживая тяжелую деревянную дверь на пружине, сохранившейся в здании суда еще с тех пор, как Захарчук пришел сюда работать. Та самая тугая пружина, которая каждый раз при открытии заставляла совершать усилие, так и не была заменена за эти почти полвека…
– Николай Арсеньевич! – повторил адвокат, спускаясь на пару ступенек.
Он не успел одеться – видимо, выскочил в чем был, чтобы перехватить Захарчука, и теперь стоял в одном костюме, новеньком, отглаженном до ломкости, специально купленном к первому в жизни процессу. Под холодным ноябрьским ветром дрожали его руки – и голос – от волнения.
– Слушаю тебя, Володя, – спокойно произнес Захарчук, останавливаясь. Он не знал, зачем адвокат задержал его. Разговор еще имел право на существование до завершения процесса, когда теоретически что-то могло повлиять на решение судьи. А сейчас процесс окончен, и все разговоры теряют смысл.
– Николай Арсеньевич, как же так? – с горечью спросил адвокат.
Захарчук подавил вздох. Что он мог ответить на этот вопрос? Этот парень и сам его знает.
– Ты и сам все понимаешь, Володя, – сказал он. – Принятое мной решение – единственно возможное в данной ситуации. Скажи спасибо жене своего клиента – это она тебе такую свинью подложила.
– Да знаю я! – почти выкрикнул адвокат. – Но она же хотела как лучше!
– Ну-ну, – усмехнулся Захарчук. – Благими намерениями дорога знаешь куда вымощена? То-то. Вот туда она и попадет. На восемь лет. Осталась без мужа, без денег, с ребенком на руках! Эх! – покачал он головой. Ему и самому было досадно, что все так получилось. Честно признаться, во время процесса он думал, что Володе все-таки удастся добиться оправдания своего клиента. Улики против него были не слишком крепкими, при умелом подходе их легко можно было опровергнуть. А Володя взялся за дело рьяно, так закусил удила, так попер вперед, что Захарчук во время заседаний невольно любовался им. Но тут вмешалась эта молодая дура и все испортила.
– Не надо, пожалуйста, Наташа хороший человек, – добавил Троепольский.
Захарчук смерил его удивленным взглядом:
– А ты откуда знаешь?
– Знаю, – отрезал адвокат и покраснел.
– А-а-а, – усмехнувшись, протянул Захарчук. – Кажется, я понимаю, почему ты взялся защищать ее мужа бесплатно. И давно ты по ней сохнешь? Или во время процесса зацепило?
– Это мое личное дело, – в сторону проговорил Троепольский, и Захарчук оставил эту тему.
– Словом, ты сам юрист, к тому же с красным дипломом академию закончил. Все понимаешь. Так что не держи на меня зла, я не мог поступить иначе.
– Да я на вас зла и не держу.
– А на кого? – с любопытством спросил судья.
– На себя самого, – твердо произнес Володя. – Работать надо было лучше!
– Ну, ты поработал на славу, самокритика тут ни к чему. А все предусмотреть только Господу Богу под силу. Ты иди, Володя, замерз ведь совсем. Будут и в твоей жизни удачи, она у тебя только начинается. – Захарчук поправил на голове шапку и пошел вперед по тропинке, по которой ходил много лет, думая о процессе, хотя обычно после вынесения приговора забывал о законченном деле и переключался на следующее. На этот раз было не так.
Володю Троепольского он знал еще со времен учебы того в юридической академии, где по утрам среды и пятницы читал курс лекций по уголовно-процессуальному праву – небольшая прибавка к пенсии, а смысла жизни добавляет. Он был отличным студентом, одним из лучших на курсе, и Захарчук не сомневался, что его ждет отличная карьера, какое бы поприще он ни выбрал. Получив диплом юриста широкого профиля, Троепольский выбрал профессию адвоката и стал членом местной коллегии. И надо же случиться такой иронии судьбы, что первое же его дело стало провальным!
Захарчук боковым зрением увидел ехавшую справа машину и посторонился. Стекло в машине приоткрылось, и оттуда высунулась чья-то рука. Рука эта помахала ему, и он остановился.
– Здравствуйте, Николай Арсеньевич, – с улыбкой произнес водитель. – Садитесь, подвезу!
Захарчук сощурился. В последнее время зрение у него ослабло, но на улице он очки не носил.
– А, Слава! Какими судьбами?
– С вами хотел встретиться, Николай Арсеньевич.
– Да неужели? Никак, совет понадобился? – Захарчук опустился на сиденье рядом с Вячеславом.
– Понадобился, – серьезно ответил тот. – Диссертацию собираюсь заканчивать, летом защищаться.
– Что ж, давно пора, – кивнул судья. – И что же ты хочешь?
– Ну, вы же тему мою знаете? Может быть, посоветуете, какие дела почитать, чтобы на их примере окончательный вывод сделать?
Захарчук задумчиво потер подбородок и обернулся назад. Здание суда уже давно скрылось из вида.
– Пожалуй, посоветую, – решительно тряхнув головой, произнес он. – Пиши номер!
Глава 1
Беда не приходит одна. Это Станислав Крячко знал давно и хорошо. Он прожил на земле уже достаточно лет, чтобы убедиться на собственном опыте: стоит только случиться какой-нибудь мелкой пакости – все! Жди глобальной катастрофы! Тут же, как по заказу, все остальные жизненные сферы начинают рушиться и осыпаться, как детская башенка из кубиков, если легонько подтолкнуть пальцами всего лишь один из них.
Все началось еще вчера вечером, когда Крячко возвращался домой со службы из Главного управления внутренних дел. Сидя за рулем в многочисленных пробках, он, уставший за день, подбадривал себя тем, что, приехав наконец домой, сможет расслабиться и посмотреть долгожданный матч одной восьмой Лиги Европы между «Спартаком» и «Марселем». Но злая фортуна уже вмешалась в планы Крячко, начав безжалостно рушить их один за другим. Для начала, прямо в дороге сломалась машина. Станислав тогда кожей почувствовал – начинается! Однако в душе все-таки понадеялся отделаться малой кровью. Кое-как оттранспортировав свою машину в гараж, он позвонил тестю, человеку, сведущему в автомобильной технике, и попросил помочь в ремонте, рассчитывая, что тот приедет немедленно, и они, быстро устранив неисправность, как раз успеют к началу матча.
Однако у тестя были, в свою очередь, собственные планы, так что приехал он только спустя два с половиной часа после возвращения Станислава с работы. Все это время Крячко маялся, расхаживая по кухне, ежеминутно выглядывая в окно и набирая номер тестя, так что тот в конце концов отключил телефон. Потом, поняв, что не успевает в первому тайму, Стас махнул рукой и прихватил с собой в гараж планшет, посмотреть матч хотя бы на нем онлайн. Но едва он включил устройство, как выяснилось, что планшет полностью разряжен, ибо сын Станислава брал его с собой в институт, где повадился включать его во время лекций и просто записывать их, а сам в это время сладко подремывал. В итоге, к концу четвертой пары планшет полностью «сдыхал». Взять же с собой зарядное устройство Станиславу в голову не пришло. Ему удалось лишь ухватить ровно три секунды, когда игроки выходили на поле, а комментатор бодрым голосом представлял их зрителям, после чего планшет, пикнув, отключился, демонстрируя Крячко абсолютно черный экран. С досады Станислав чуть не хватил им о железную гаражную стену, но был вовремя остановлен благоразумным тестем.
Поломка машины оказалась серьезнее, чем рассчитывал Крячко, так что провозились они с тестем до половины двенадцатого ночи. Учитывая, что под конец февраля морозы усилились и перевалили за минус двадцать, обоим пришлось несладко. Станислав уже весь горел и чуть ли не подпрыгивал, поскольку первый тайм уже прошел, и он надеялся застать хотя бы второй. А тесть, словно нарочно, возился слишком долго, по мнению Станислава. Более того, когда работа была закончена, он выразил желание обмыть это дело «с устатку», высказавшись своим языком. В другое время Крячко охотно поддержал бы инициативу тестя, но сегодня он хотел полностью погрузиться в процесс просмотра игры любимой команды. И все же перечить тестю не стал, чувствуя себя обязанным. Правда, Станислав попытался осторожно и вежливо сослаться на то, что уже поздно и купить спиртное им не удастся, но выяснилось, что предусмотрительный тесть захватил бутылку водки с собой.
В итоге, когда они пришли к Станиславу домой, второй тайм шел полным ходом. Станислав ахнул, увидев, что «Спартак» уже «летит» ноль-три. Он быстро опрокинул стопку и уселся перед экраном в ожидании чуда и перемены ситуации коренным образом. Водка его уже не интересовала, равно как и задушевные разговоры тестя, к которым тот основательно приготовился. Но тут, на счастье Станислава, в кухню вышла жена, и он с облегчением переадресовал тестя ей, а сам перебрался в зал.
Тестю вскоре наскучила компания дочери, которая принялась перечислять отцу собственные нужды и претензии, при этом водку пить отказалась, а одному ему было неинтересно. Станислав сидел в комнате, вперив немигающий взгляд в экран, подобно экстрасенсу, проводящему сеанс, молился про себя за победу «Спартака» и ни на что больше не реагировал. Так что тесть, махнув рукой, отправился домой, пока еще открыто метро. Жена ушла спать, оставив Станислава одного.
Но напрасно Крячко гипнотизировал экран, служа одновременно и Богу и черту – «Спартак» продул колоссально. Такого он выдержать не мог. Метался по комнате, осыпая ругательствами и любимый клуб, и тренера, и продажных судей, и Лигу Европы, и саму эту Европу, которая, как всем отлично известно, и Станиславу тоже, давно превратилась в «Гейропу», и это самое подходящее для нее название. Не успокоившись на этом – скучно, когда никто не слышит и не разделяет твоих высказываний, – Крячко набрал номер своего давнего друга и коллеги Льва Гурова и повторил все претензии ему лично. Гуров, хоть и смотревший иногда футбол, но относящийся и к нему, и к Европе куда спокойнее Станислава, явно не разделял настроений Крячко. В этой вопиющей ситуации его больше всего заботило, на кой черт Станислав поднял его посреди ночи и чего он сам не спит, когда им обоим рано вставать на службу. Крячко был окончательно добит такой позицией лучшего друга. Обозвав его «гнилым либералом», «пошлым обывателем» и «без пяти минут пенсионером со старческими интересами», он бросил трубку.
Выплеснув эмоции, Стас протопал на кухню, бухнул себе в стакан из оставленной тестем бутылки щедрую порцию водки, одним махом выпил ее и, обиженный на весь белый свет, отправился спать.
Утреннее настроение его было в унисон вечернему. Станислав поднялся хмурым и недовольным, за десять минут, пока собирался на работу, успел наорать на жену, сына и кошку и, в конце концов, вышел в подъезд, хлопнув дверью. По дороге он обнаружил, что забыл дома сигареты, но возвращаться не стал. Однако, сев за руль, все же немного утешился мыслью, что машину они с тестем вчера отремонтировали на славу, а все остальное можно и пережить. Нажав педаль газа, Крячко тронулся с места и поехал на работу, надеясь, что в главке ему удастся забыться от невеселых мыслей. Там, конечно, тоже, как правило, ничего веселого, но это другие заботы, которые позволят хотя бы переключиться.
Дорога, правда, тоже оказалась не из приятных – буквально через пять минут Крячко плотно застрял в пробке. Чтобы скоротать время, он включил радио, хотел послушать новости, но везде, как назло, сообщались комментарии ко вчерашнему злополучному матчу, посыпая свежие сердечные раны Крячко крупной солью.
Станислав надулся, мрачно уставился в окно. Его соседи справа и слева, а также сзади с сердитыми лицами давили на кнопки, явно выражая свое недовольство чьими-то действиями. Вся улица озарилась длинным воем. Он высунулся из окна и понял, кто является объектом гнева автомобилистов. Впереди него, опережая всего на одну машину, плелся старенький «Опель», довольно пошарпанный. Сидевшего за рулем водителя видно не было: стекла машины были до того грязными, что эта грязь отлично выполняла функцию тонировки.
Сигнал светофора сменился на зеленый, и машины плавно потянулись вперед. «Опель» тоже тронулся с места, на этот раз словно очнулся, придав машине ускорение и направляясь к перекрестку.
Выехав на следующий участок дороги, он вдруг резко остановился как вкопанный. Не успевший столь же быстро затормозить следующий за ним водитель красной «Мазды», непроизвольно ойкнув, четко впечатался в бампер, а дальше пошла цепная реакция: в бампер «Мазды» с глухим стуком тюкнул побелевший от ужаса Крячко и тут же услышал противный стук и толчок собственной машины.
– Ах ты, чтоб тебя! – растерянно выговорил он, оглядываясь назад, где уже образовалась вереница из машин, так или иначе столкнувшихся друг с другом. Краем глаза Стас уловил, как из «Опеля» выпрыгнул водитель и, заметавшись, рванул в сторону. Вслед ему неслись угрозы и проклятия водителей, которые не могли покинуть свои машины, опасаясь автомобильного потока с обеих сторон.
Наплевав на возможную опасность оказаться под колесами, Крячко толкнул дверцу, выскочил из салона и крупными прыжками понесся за незадачливым гонщиком.
– Стой! – орал он на ходу. – Стрелять буду! Полиция!
Удирающий водитель ловко улепетывал, намереваясь скрыться за углом, однако разозленный Крячко в три прыжка настиг его и, не церемонясь, двинул крепким кулаком в ухо. Мужчина рухнул на землю, а Стас тут же рывком приподнял его и, находясь вне поля зрения ДПС, от души припечатал еще разок. Затем скрутил руки водителя, надежно сковав их наручниками, и потащил к месту происшествия. Туда, громко сигналя, уже пробиралась машина ДПС, вызванная пострадавшими автомобилистами.
Движение было остановлено, многие вышли из своих машин и приблизились к перекрестку. На Крячко, ведшего поверженного виновника аварии, смотрели с уважением, и по лицам многих Станислав понял, что они охотно добавили бы водителю «Опеля» со своей стороны.
Из машины ДПС вышел мужчина в теплой зимней форме с погонами майора.
– Майор Новиков, – казенным голосом представился он. – Что произошло?
Все наперебой загалдели, эмоции взметнулись, и в течение нескольких секунд стоял гвалт и крик. Новиков поморщился, махнул рукой и, выбрав взглядом Крячко, обратился к нему:
– Вы водитель этой машины? – и указал на «Опель».
Крячко гневно отмел подобное предположение, не вдаваясь в подробности, достал служебное удостоверение и сунул майору под нос, решив, что оно будет красноречивее всяких слов. Это возымело должное действие, Новиков посмотрел на Крячко другими глазами и вежливо попросил объяснить, что произошло. Стас объяснил в двух словах, стараясь быть максимально кратким и выразительным.
– Карасев, – обратился Новиков к стоявшему рядом сержанту. – Запись с камеры мне давай. – Потом повернулся к водителю «Опеля», которого Крячко продолжал держать пристегнутым, и спросил: – Вы хозяин машины?
Водитель молчал.
– Ваши документы! – нетерпеливо потребовал Новиков.
Мужчина продолжал игнорировать вопросы, он как-то безвольно висел на руке Крячко. Новиков, нахмурившись, шагнул вперед и жезлом приподнял ему подбородок. Станислав тоже впервые за все время заглянул в глаза новоявленному недругу. Заглянул и все понял: взгляд был пустым, глаза полубезумными, зрачки неестественно расширившимися. Это был довольно молодой парень, худой и вертлявый, с прыщавым лицом.
– У-у-у! – присвистнул майор. – Понятно! Ну-ка дыхни!
Он достал прибор «Алкотестер» и сунул водителю под нос.
– Да тут наркота, похоже, – вставил Крячко. – Спиртным не пахнет. Да и глаза у него не пьяные, а обдолбанные!
Новиков решительно открыл дверцу «Опеля» и полез в бардачок за документами. Там было пусто.
– Машина ваша? – вновь обратился он к задержанному.
Водитель поднял голову и отрицательно замотал ею.
– А чья? – терпеливо продолжил Новиков.
На этот раз водитель лишь пожал плечами.
– Та-а-а-к, – со вздохом протянул майор. – Совсем хорошо. – Пару секунд он смотрел на вялое тело, потом жестко потребовал: – Багажник открой!
Парень виновато развел руками, точнее, одной, потому что вторая была прикована к руке Станислава Крячко.
Майор что-то досадливо пробурчал, выдернул ключ из замка зажигания и направился к багажнику. Подняв дверцу, он сунул руку внутрь, принявшись что-то ворошить. Зашуршал полиэтилен, и Новиков вдруг замер, непроизвольно открыв рот. Потом, еще раз присвистнув, посмотрел на Крячко, не в силах скрыть растерянности.
– Товарищ полковник… – проговорил он. – Тут, похоже, по вашей части…
Крячко тут же направился к багажнику. Заглянув в него, он понял причину замешательства майора: внутри лежал наполовину развернутый огромный черный пакет, из которого торчала человеческая рука…
Порыв ветра колыхнул полиэтилен, края его затрепетали, полностью открывая содержимое – скрюченное тело мужчины. Не было никаких сомнений в том, что человек этот мертв…
Крячко перевел мрачный взгляд на своего подконвойного. Несмотря на свое одурманенное состояние, тот явно понял, что происходит неладное. И куда серьезнее, чем виновность в порче нескольких автомобилей…
Парень несколько раз облизнул обветренные губы, на всякий случай попытался отодвинуться от Крячко подальше и, словно невзначай, пощупал браслет наручников.
– Даже не думай! – предупредил его Крячко. – Только руку себе покалечишь. Лучше сразу колись, за что мужика убил, – и мы тебя быстренько транспортируем в камеру. Там тепло и ветра нет. И за доставку денег не возьмем. Полицейские – народ добрый! – И хлопнул парня по спине с такой силой, что тот, охнув, согнулся пополам.
Стоявшие вокруг водители активизировались и вытянули шеи, однако майор Новиков, переложив ответственность за труп на полковника Крячко, быстро вернулся к своим обязанностям.
– Разошлись, разошлись! – зычно заговорил он, орудуя жезлом. – Вас собственные машины беспокоят или чужие проблемы? Все расселись по своим автомобилям и ждем страховую!
Упоминание о страховке за испорченное имущество, а также двадцатиградусный мороз сделали свое дело: водители, хоть и не слишком охотно, стали расходиться по машинам. А Новиков повернулся к Крячко. Тот по-прежнему пытался выбить признательные показания у глотавшего морозный воздух парня. Дождавшись, когда у того восстановится дыхание, Крячко снова спросил:
– За что убил мужика? И кто он такой?
– Я никого не убивал. – У парня вдруг прорезался голос – хрипловатый, слабый.
– Да что ты говоришь? – ухмыльнулся Стас.
– Вы мне не верите? – с удивлением спросил водитель «Опеля».
– Ну, конечно, я тебе верю, – ласково произнес Крячко, заглядывая парню в глаза. – Я отлично понимаю, что этот мужик просто залез в твой «Опель», запаковался в пакет и решил таким образом переждать лютую зиму до весны. Наверное, ему просто негде было жить, вот он и воспользовался твоей машиной. Но что-то не подрассчитал – и умер. Наверное, от стыда за то, что не спросил разрешения у хозяина. Правильно? Так все было? Ну разумеется, так! Это же самая правдоподобная версия!
Он смотрел на парня с отеческим сочувствием и пониманием. Глаза того совершали какие-то кульбиты, явно пытаясь сфокусировать зрение. Крячко протянул руку и, сунув ее в карман куртки парня, вытащил оттуда паспорт.
– Отлично! – с удовлетворением произнес он, открывая его. – Еще одно убедительное доказательство, что ты добропорядочный гражданин – документы носишь с собой! Итак, Коновалов Артем Владимирович. Твою личность мы уже выяснили, осталось выяснить личность убитого. И надеюсь, у тебя хватит ума оказать нам в этом содействие.
По лицу Коновалова было видно, что он отчаянно пытается сосредоточиться и поставить на место собственные мозги, но те плохо поддавались. Взгляд его тоже по-прежнему оставался полувменяемым. Новиков вопросительно посмотрел на Крячко. Ему, разумеется, совершенно не хотелось принимать участие в разборках с убийством, да и не по его части это было, поэтому он предложил:
– Товарищ полковник, может, опергруппу вызвать?
Крячко и сам понимал, что без этого не обойтись. Понимал он также, что и ему, так или иначе, придется принять участие во внезапно упавшем на голову деле, хотя бы в качестве свидетеля, а вдобавок еще и выступать потерпевшим в ДТП наряду с остальными водителями, коих собралось человек шесть. Об этом наглядно свидетельствовали побитые машины, рядком выстроившиеся на проезжей части. А значит, предстоит метаться туда-сюда, давая показания и общаясь со страховой компанией и представителями ДПС. Он оказывался в сложном положении, и ему явно требовалась помощь. Посему, вздохнув, Станислав достал свой сотовый, одной рукой ткнул в номер, значившийся на панели среди самых главных, и произнес в трубку: