bannerbanner
Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля
На страницу:
2 из 4

Я уж потом узнала, что Петр от ее матери ушел, когда Лике всего лет семь было. И, видать, редко наезжал в гости, девочка к нему и привыкнуть не успевала. Поэтому и держится, как с чужим…

Но и Петр особо не пытается ее расположить, сухо разговаривает, как с любым из нас. Я вообще не пойму, зачем Лика согласилась у него работать? Семейным этот бизнес не назовешь, она не в доле, просто наемный работник. Или отец платит так хорошо, что от такой зарплаты не отказываются?

А может, он ей наследство посулил? Других-то детей, кроме них с Тасей, не нажил, хоть и старался (видать, направо и налево). Только младшенькой дочке этот бизнес поперек глотки встанет, это уже и сейчас ясно. Нет в ней этой жилки.

Да и папаша их все больше от дел отходит. Видок у него малость потасканный, под глазами мешки, как у алкоголика, хотя Петр не злоупотребляет, это точно. Поэтому гостей хозяин сам никогда не встречает, это Ликина обязанность. К нам же люди все больше интеллигентные приезжают, часто – верующие, а тут такая морда помятая явится…

Олег, повар наш, тоже погулял за жизнь, как пить дать! Но не так истаскался, хотя они с Петром примерно одного возраста. Могли бы подружиться, но не вышло. Видать, Петр Николаевич в людях не особо нуждается. Ни в друзьях, ни в женах, ни в детях…

А вот дело Петр хорошо поставил, тут ему не откажешь. Проследил, чтоб само здание без изъянов построили, так что зимой тут тепло. Никаких «мостиков холода» нет. А летом вентиляция хорошо работает, духоты не бывает. И вокруг все в порядок привел: парковка, детская площадка, зона для барбекю – все имеется.

Я уж заприметила, что одни и те же люди у нас останавливаются, когда приезжают Святым мощам поклониться. Значит, нравится им наша гостиница. Это Лика всех попросила говорить не «отель» и не «мотель», а «гостиница». Мол, у нас место такое – самое что ни на есть русское.

«Какой, к черту, отель?!» Это уже Максим добавил – поддержал ее. Правда, Олег тогда ухмыльнулся:

– А тебя «привратником» называть вместо «портье»?

Тут Максим малость растерялся, но на этот раз Лика пришла ему на выручку:

– Для нас всех он просто Максим, вы же не зовете меня «управляющей»! Или Дашу – «горничной».

Это она про меня. Мы сразу договорились, чтоб ко мне по отчеству никто не обращался, хоть я и старше всех. Пускай это смешно, только мне среди молодых тоже захотелось почувствовать себя хоть малость моложе. Даша – и Даша.

И все как-то легко к этому привыкли, даже на «ты» обращаются. Но не от неуважения «тыкают», как прислуге, а так, знаете, по-родственному. А мне это только в радость! Вроде как опять у меня большая семья… Вот Паша до пенсии дотянет – может, Петр и его сюда возьмет. Сторожем или кем… Ладно, до этого еще три года, много воды утечет. Чего загадывать?

Что под носом происходит, и то не всегда понятно… Вот когда Лика за Максимку вступилась, я, грешным делом, подумала, будто у них наклевывается что-то. Он парень ничего, уважительный, умный. Говорят, раньше в газете работал. Журналист, значит. Дурака же не возьмут статьи писать, правда?

И еще Максим симпатичный! Правда, Лика однажды брякнула, что у него мордочка, как у щенка… Хорошо, он не слышал, а то, как по мне, в этом мало приятного. У нее это, конечно, ласково получилось, она как-то умеет даже замечания так сделать – необидно выходит. Только все же лучше Максиму не знать, что она его со щенком сравнила. Хоть бы со взрослым псом!

Мне за него прямо обидно стало, хотя щенков я люблю. Даже подумывала завести, когда на пенсию вышла, но тут как раз эта работа подвернулась. И я решила, что с людьми всяко интересней, чем с собакой! Хотя с ней, конечно, надежней…

* * *

– Знаешь, почему Авдонин постоянно обитает здесь? Из-за Набокова: тот предпочитал жить в отеле. Авдонин сам говорил об этом в одном интервью. Непонятно, зачем признался? Правда, не уточнил – в каком…

Скрестив маленькие босые ноги, Анита сидела на кровати. В их двухместном номере оказалось тепло, и она осталась в одной майке и коротких шортах. Лика не обманула: тут было довольно уютно, по-домашнему, и Авдонина можно было понять… Он создал себе иллюзию дома, в котором всегда можно найти общество. Если захотеть.

«Эта Лика – милая, – подумала она, мысленно восстанавливая портрет. – Но с Элькой ей, конечно, не сравниться! Да и никому…»

Сестра скользила по комнате в прозрачном розовом пеньюаре, похожая на длинного, узкокрылого мотылька, подсвеченного закатом.

– Набоков? Это который «Лолиту» написал?

Эля глянула на нее рассеянно – ей никак не удавалось найти свою щетку для волос. Помнила же, что достала из чемодана… И где она теперь?

– Не только.

– Да? Вот же она! – Элька схватилась за край ручки цвета слоновой кости, торчавшей из-под сброшенного на кресло плаща. – Как сюда-то…

Залюбовавшись ее свободными движениями, в которых не было ничего деланого, Анита едва заметно улыбнулась.

– Ты в детстве постоянно искала игрушки… Почему тебе всегда нужна была именно та, которой не оказывалось под рукой?

– У меня и с людьми та же ерунда… Так он что, живет здесь, подражая Набокову? Вот дурь-то какая!

Анита чуть пожала плечами, на которых заметно выступали почти детские костяшки.

– Нельзя назвать это слепым подражанием. А вдруг он талантливее Набокова?

Эля швырнула щетку на кровать.

– Что значит – вдруг?! Ты же читала его!

– Читала… Но мне ли судить?

– Здрасьте! А кому же еще?

– Не знаю… Более сведущим людям.

– А ты прям дурочка! Не смеши меня…

Эля остановилась перед ней – тонкая, устремленная ввысь, как светлый ангел. В ее лице проступила строгость, которая была знакома только сестре.

– Сегодня мы его уже не увидим.

– Если он вообще здесь.

– Ты же это точно знаешь, правда? – возмутилась Эля. – Только не говори, что не уверена!

Откинувшись на спину, Анита распластала на кровати руки. Блестящий навесной потолок смутно мерцал отражением. Ей подумалось, что завтрашний день столь же неопределен и загадочен. Как они встретятся с Романом Авдониным? Что скажут ему? Как и договаривались, начнут плести невесомые петли словес?

– Завтра, – прошептала она. – Все решится завтра.

Сестра прилегла с ней рядом, ткнулась теплым носом в плечо.

– А вдруг он даже не обратит на меня внимания?

– Ты сама в это веришь? – Анита улыбнулась. – Разве можно не заметить тебя?

– Может, и заметит… Но не западет.

– Ему сейчас, наверное, под шестьдесят. И он одинок. Насколько я знаю… Не может он не влюбиться в юную и прекрасную.

– Это ты обо мне? – Эля ткнула сестру в бок.

Резко увильнув, Анита усмехнулась:

– Нет, о себе! Конечно же, о тебе. Ты заметила, как сразила хозяина гостиницы? Как там его?

– Не помню…

– Поверь, у нас все получится. Он влюбится в тебя с первого взгляда. Как и все остальные.

– Я надеюсь.

Свернувшись клубком, Эля положила голову ей на живот. Привычно запустив пальцы в мягкие волосы сестры, Анита на секунду закрыла глаза: «А что потом?» Этого они ни разу не обсуждали. «Потом» пока не имело значения.

– Мы ведь даже не знаем, как он выглядит…

Анита вздохнула.

– На книгах нет его фотографии. И он ни разу не дал ни одного телеинтервью. В издательстве говорят, что он отвечает журналистам письменно. Ни с кем не встречается. Писатель-мистификация.

Выгнув шею, Эля снизу посмотрела ей в лицо.

– То есть вообще никто не знает, как Авдонин выглядит?

– Никто. Даже его редактор. Или хорошо скрывает.

– Ты же специально устроилась работать в это издательство! Уж разнюхала бы, если б кто-то его знал…

Анита легонько постучала пальцем по темечку сестры.

– Зато я узнала, где он живет.

– Ну да…

– Здесь не так много постояльцев. Даже если Авдонин живет под чужим именем, мы его вычислим.

– А можно поселиться под чужим именем?

– Если он так шифруется, может, у него и липовый паспорт есть…

– С какого перепуга? – пробормотала Эля.

– Скоро ты это выяснишь…

– Значит, Лолита?

Рука Аниты замерла.

– При чем здесь… Ты ведь уже не маленькая девочка.

– Да ладно! Я до сих пор чувствую себя маленькой. Твоей младшей сестренкой.

– Ты и в семьдесят останешься моей младшенькой… Слушай, если у тебя какие-то сомнения, то…

– Нет!

Нащупав руку сестры, Эля вернула ее на место.

– Гладь… Никаких у меня сомнений, вот еще! Мы сто раз все обсудили. И знаешь, что… Я точно знаю: у нас все получится. – И пробормотала уже совсем сонно: – Чувствую…

Всматриваясь в темные загогулины их отражений на потолке, Анита тихо проговорила:

– Мы проделали слишком долгий путь, чтобы провалить это дело.

– Сорок минут на электричке от Москвы…

– Я не о километрах говорю, ты же понимаешь. Это желание так глубоко вросло в нас, что нам просто некуда деться. И давай-ка укладываться, уже полночь, – спохватилась Анита. – Нам нужно хорошенько выспаться перед… решающей схваткой.

Она сама рассмеялась своим словам и вдруг ощутила, как безвольно голова сестры подпрыгивает на ее животе. Чуть приподнявшись, Анита заглянула в лицо спящей и улыбнулась. Пришлось выбираться из-под нее, но Элю это не потревожило. Она тут же вытянулась во весь рост на освободившейся постели, и осталось только укрыть сестру покрывалом, снятым с кровати, потому что одеяло оказалось под ней.

Погасив свет, Анита прислушалась к ровному дыханию Эльки и потрясла головой, отгоняя пугающие мысли о том, как она будет жить, когда сестра выйдет замуж. Не может не выйти… Пойти в ее дом приживалкой? Замкнуться в одиночестве? Родить «для себя»? Зачем? Другой Эльки уже никогда не будет… Да и как в одиночку поднять ребенка на редакторскую зарплату?

Нырнув под душ, она зажмурилась, впитывая тепло всей кожей. Ах, как хорошо… Надо научиться жить, довольствуясь маленькими радостями: теплом, хорошей книгой, чашкой кофе с шоколадкой. И радоваться, что есть хоть это.

Да и Элька не бросит ее совсем, в любом случае будет появляться, врываться в ее тихий мирок свежим ветром. А потом появятся племянники, сделают ее доброй старой тетушкой…

Анита затрясла головой: «О нет, нет! Разве я могу стать старой?»

Впрочем, тут же признала она, племянники – далеко не худший вариант. Ответственности никакой, а привязать их к себе она постарается.

И, уже забравшись под одеяло, продолжила тешить себя этой мыслью о нерожденных малышах, которых однажды подарит ей сестра. Зажмурившись, увидела, как солнечный свет упал на большой, еще не купленный диван, где она уселась с племянниками, чтобы почитать книгу. Она подарит им свои любимые книги про приключения!

Мысленно Анита долго перебирала корешки книг, которые обязательно нужно прочесть заново, пока ее не сморил сон.

* * *

На ночь глядя заселились две сестренки. Вот я с первого взгляда угадала, что они кровные, хотя не сказать, что сильно похожи. Но есть какая-то общая примета… Даже не могу сказать какая.

А девочки хорошие, вежливые. Особенно та, которая старшей оказалась. Я их с вечера-то не видела, моя смена уже закончилась. А утром гляжу: новенькие кофе пьют в «Пещере» – так Петр наше кафе назвал. На ресторан оно не тянет, маленькое больно. Но обеды Олег хорошие готовит, к нам даже просто так перекусить приходят – местные. У нас же тоже тут бизнесмены развелись, пара банков неподалеку открылась. Вот эти «белые воротнички» на обед и заглядывают. Это Лика их так прозвала, они же всегда в костюмчиках, при галстучках. Ну, и белые рубашки, само собой.

Но что эти сестренки не с улицы зашли, сразу стало понятно: та, что повыше, – настоящая красотка! – в коротеньком халатике пришла кофе попить. Ножки длинные, но не копченые, как сейчас принято. Может, солярия боится? Я им тоже не доверяю как-то… А загореть этим летом негде! Солнце только-только прорезалось.

Вторая, правда, успела одеться, если это можно считать нормальной одеждой для девушки: растянутая кофтярка висит с плеча, джинсы – сплошная рванина. Да, я знаю, что это модно сейчас! Но глаз не радует. Уж лучше желтенький пеньюар, как у длинной.

Чего они так рано подорвались, я интересоваться не стала. Петр нам настрого запретил приставать к постояльцам с расспросами. Мое дело порядок наводить, остального я не касаюсь.

Но маленькая сама меня подозвала, культурно так спросила, как ко мне обращаться. И очень удивилась, что я только имя назвала – без отчества.

– А мне так приятней!

Понятно, руку я им совать не стала, хоть и вытерла ее о передник – на всякий случай. Не мужчины ж мы, чтобы руки пожимать. Тем более они видели, как я влажной тряпкой орудую…

Сестры переглянулись, но улыбнулась только одна, которая Анитой представилась. Что за имя такое? Не слыхала раньше.

А свою красотку-сестру она Элей назвала. То ли Элла, то ли Элеонора… По записи регистрации можно проверить, но мне-то какое дело?

Она мне вообще не особо понравилась, если честно. Взгляд такой, будто сквозь тебя смотрит. И не улыбнулась ни разу. Хотя бы для приличия – ради знакомства. Но этой Эле, видно, плевать на приличия… Может себе позволить… с такими-то ногами!

Зато у Аниты даже глаза улыбались, пока она меня расспрашивала, какой до монастыря транспорт ходит и что еще в городе посмотреть. Я ей оба музея посоветовала, а она вдруг:

– Даша, а какие там экспонаты наиболее ценные?

Нашла у кого спрашивать!

– Это не ко мне, девочки. Вон, у Лики спросите, она больше моего смыслит.

– Она – искусствовед? – процедила Эля.

Да таким тоном, как будто с нашей Ликой ей не к лицу даже рядом стоять, не то что совета у нее спрашивать. Очень мне это не понравилось!

Но Анита тоже сообразила, что меня этот гонор ой как задел, и поспешила все исправить:

– Эля хотела уточнить, не живет ли у вас кто из профессионалов? Может, кто-то из ученых? Писателей?

– Чего нет, того нет, – призналась я.

И заметила, что их мой ответ прямо огорошил. Может, они думали, у нас тут прямо симпозиумы какие проходят? Только «Дом на холме» же не пятизвездочный отель! Маленькая гостиница, три звезды.

Я им так и сказала:

– А вы, девочки, адресом не ошиблись?

Эля свой ледяной взгляд в сестру так и вонзила, мне Аниту даже жалко стало. Видать, это ее идея была у нас поселиться. Сожрет ее эта белокожая змея сейчас…

И так стало жаль малышку, что меня осенило:

– А вы к Татьяне Михайловне обратитесь! Уж не знаю, в какой она области работает, но человек образованный. Докторскую пишет.

– У вас? – удивилась Анита. – Она живет здесь постоянно?

– Может, ей так спокойней… Деньги есть, бытом заниматься не надо: все тебе помоют, принесут, приготовят. И тихо у нас, воздух свежий. Чем не жизнь?

Эля зевнула во весь рот, даже не подумала прикрыться. Зубки все здоровые, белые… Мое описание на нее, видать, тоску нагнало. А вот Анита совсем наоборот – оживилась:

– А у вас только Татьяна Михайловна постоянно живет?

– Нет, зачем же… Еще у нас профессор есть.

Тут Эля вдруг проснулась. Глаза у нее и так не сестрины – узкие, а тут прямо в стрелы превратились.

– Профессор? А как его зовут?

– А вот верите, не знаю! Он велел себя профессором называть.

Не пойму, что их так заинтересовало, только переглянулись сестры очень даже выразительно. И Эля даже пробормотала что-то, только я не разобрала.

– И еще один актер, – добавила я до кучи. – Мемуары пишет.

– Пишет? – уцепилась Анита. – Мемуары? Даша, а вы точно знаете, что он актер?

Откуда ж мне знать? В кино Глеб Константинович не снимался. Говорит, всю жизнь отдал сцене… Только где эта самая сцена, я понятия не имею. Так девочкам и сказала.

И тут вошла Лика. Я и не знала, что она в гостинице ночевала. Видать, из-за этих новеньких задержалась вчера и опоздала на электричку. Так-то она обычно к десяти утра приезжает, из Москвы же добирается. Я ее на час раньше никак не ожидала увидеть и поняла, что попалась: больно Петр не любит, когда мы с постояльцами лясы точим!

И Лика в этом отца поддерживает. Всегда говорит: «Никаких сплетен у нас быть не должно. Кости никому не перемывать! А то во второй раз человек к нам не поедет».

А у нас и так дела не шибко идут, надо за каждого хвататься, это понятно. Вот почему я чуть под землю не провалилась, когда Лика меня застукала болтающей с этими сестренками. Ясно же, что я не по делу возле них кручусь… Не официантка, кофе не приношу, что мне тут делать?

Но Лика при гостях сроду замечаний персоналу не делает. Подарила всем разом вежливую улыбку:

– Доброе утро!

И на кухню прошла. Дала мне возможность уйти подобру-поздорову. А девочки остались свой кофе допивать. Только он остыл давно, лучше б свежий заказали…


Снова я их уже после завтрака увидела. У нас такая небольшая гостиная есть с камином, где постояльцы любят собираться вечерами. Не все, конечно, а компаниями, человека по два-три. Сидят, разговоры разговаривают… Могут себе позволить! Я туда не захожу в такие часы, чтобы не мешать. Стараюсь с утра пораньше везде уборку сделать.

А тут еще утро вроде, а сестренки уже угнездились там. Уселись рядышком на большом диване и шепчутся о чем-то… Эля переоделась в платьице, но все равно ноги напоказ оставила. И поджала их так красиво, как только в кино умеют. Тапочки сняла и уложила босые ножки – пальчики длинные, красивые. Лак неяркий, чуть поблескивает, и оттого взгляд прямо приманивает. У меня сроду так не получится!

Да я и в ее годы не умела держаться, как артистка. Куда мне! А все ж таки мой Паша и во мне ухитрился что-то такое разглядеть – на всю жизнь его зацепила. А он – меня. Как подумаю об этом, сердце замирает: какие мы с ним везунчики! Не всем красоткам удается своего человека найти, а у меня получилось.

Так что я этой Эле ни капельки не завидую… Ни юности ее, ни красоте. Она, похоже, и сама им особо-то не рада, раз колючая такая. Это ж неспроста! Не дура, значит, понимает: одной красотой счастлив не будешь. А кроме того, что в ней есть – я еще не разобрала. Пока что кажется: ледышка ледышкой!

Как я на пороге гостиной появилась, Эля сразу умолкла. Хотя на кой мне их секреты? А ее сестра обернулась и рукой меня поманила:

– Даша, идите к нам.

– Да мне работать надо, – говорю.

Ни к чему, чтобы Лика меня опять с ними застукала. Или сам Петр, что еще хуже. Он только с виду непрошибаемый, как скала, но раз дочуля его, Тася, такая зашуганная, значит, очень даже может кулаком по столу. Но я в это не лезу, какое мое дело?

Анита не сдалась:

– Даша, на секундочку!

Пришлось подойти, не бежать же от них…

Интересно, думаю, что за вопрос у них? Поди, Максимку заприметили… Он у нас такой симпатяга, им все туристки интересуются. Только он этого будто и не замечает. Ни разу не видела, чтоб с кем-нибудь особенно разговаривал, игриво эдак. Нет, он прямо как английский джентльмен – красивый и невозмутимый. Это опять же Лика его сравнила, не я придумала.

Только Анита меня огорошила: ее вовсе даже и не Максим заинтересовал! Вот же странная молодежь пошла…

– Скажите, Даша, – начала она очень вежливо и глазки свои большущие выкатила на меня – так и держит взглядом, – а кто из этих троих дольше всех тут живет?

– Профессор или артист? – бросила Эля.

Анита быстро взглянула на нее и добавила:

– Или ученая дама?

– Она-то при чем?

У старшей бровки на миг съехались – строго так! И сразу стало ясно, что девочка-то может показать, кто в доме хозяин. Ну, то есть в их семье.

Красотка Эля сразу умолкла. Нет, еще успела буркнуть:

– Чисто спортивный интерес.

– Мы просто моделируем ситуацию: в какой профессии удобнее работать на удаленном доступе, – пояснила Анита.

Я не особо поняла, о чем она говорит. Удаленный доступ – это что-то вроде свободного графика? Но мне по-любому нечего было ей ответить: когда я устроилась работать в гостиницу, все трое уже обосновались здесь. А кто из них когда тут появился, меня никогда не интересовало. Других забот, что ли, нет?

У этих девчушек, видать, забот и впрямь не было, раз их незнакомые люди так зацепили. Наверняка у них папа бизнесмен какой-нибудь, а они живут себе припеваючи. Развлекаются за его счет! Такие Максима не заметят, он для них – всего лишь обслуга. Они же своего круга мужчин ищут.

Хорошо бы и он на эту Элю не запал… Наша Лика куда лучше!

* * *

Напряженное лицо, смутно проступающее в запотевшем зеркале, – чье оно? Отброшенные мокрые волосы не закрывают лба и длинной шеи, но слипшимися прядями спадают на уши. Хотя закрывать их не требуется – совсем небольшие, прижаты к голове. Ровные узкие брови, серые, будто постоянно прищуренные глаза, прямой короткий нос. Неплохо.

Подбородок слегка вздернут, и это немного портит лицо, придает ему забавное выражение. Черты мелковаты, но сочетание получилось пленительным, о чем Максим долго и не подозревал. Его никогда особенно не занимало, как он выглядит. Просто было как-то не до того…

Все изменилось вчера, когда он похоронил своего щенка. И одиночество навалилось на грудь, не давая свободно дышать. Жизнь не должна быть тихой… Кому-то нужно сопеть рядом во сне и с легким стоном потягиваться по утрам, шлепать тапками или хотя бы цокать по полу когтями.

В доме должны звучать оклики «Хочешь кофе?» или «Прошу к столу!». И свисток чайника, который кто-то другой поставил на газ… Всплески бормотания, неожиданный смешок, даже чертыханье, когда что-то свалилось на пол, – такими должны быть звуки счастливого мира.

Пока здесь жил пес, был жив и дом. Точнее, конечно, квартира, которую Максим снимал, отдавая половину зарплаты. Сегодня впервые задумался: зачем съехал от родителей, какой в этом был смысл? Почему не поселился в гостинице, где работал уже почти год? Чтобы оказаться в плену одиночества?

Никакой радости от так называемой свободы он не испытывал… Может, лишь в первые дни, когда почувствовал себя «большим»: никто не требует, чтобы ты не расставлял кроссовки посреди коридора, и не заставляет завтракать, если этого совершенно не хочется… А через месяц заметил, что сам убирает обувь и варит по утрам кашу.

Однажды стало невмоготу, и Максим вернулся домой со щенком… Которого больше нет. А он зачем-то пытается разглядеть свое лицо, словно не знал его до сих пор и, случайно заметив отражение, удивился: «Кто этот парень?»

Отчасти так и было, ведь Максим Филимонов нечасто заглядывал в зеркало. Даже не поверил, когда в выпускном классе в День всех влюбленных учительница все картонные сердечки от девчонок вывалила на его парту.

– Это розыгрыш какой-то?

Нервно усмехнулся: почему им вздумалось издеваться именно над ним? Не изгой, не лидер. Но и не безликий середнячок, просто живет сам по себе. Обвел взглядом все лица, не сомневаясь, что кто-нибудь сейчас не выдержит и расхохочется. Но одноклассницы прятали глаза…

А Максима внезапно затошнило от того, какой тяжестью навалилась горячая волна. От нее зашумело в ушах и потемнело вокруг. Кажется, тогда он впервые ощутил, как давит ответственность за чужие жизни. Хотя никто не умер от той первой любви – больше десяти лет прошло, уж сообщили бы.


Приблизив лицо к запотевшему зеркалу, Максим несколько мгновений пристально всматривался, потом сдернул полотенце с крючка и резкими круговыми движениями протер мутную поверхность. Он был встревожен, тонкий рот нервно подергивался, хотя порозовевшая после душа кожа выглядела безмятежно-младенческой… Новые знакомые принимали его за старшеклассника, хотя Максим уже успел бросить два института и с горем пополам поступить на заочное отделение третьего – столь же неинтересного ему, как и первые.

– У тебя тип вечного мальчишки, – говорила мать. – Этим отличаются многие люди с мелкими чертами лица.

В такие минуты Максим понимал, что она говорит и о себе тоже, ведь они были похожи. В детстве ему это не нравилось, ведь их схожесть отмечал каждый второй, и Максу мерещилось, будто вот-вот прозвучит унизительное: «Маменькин сыночек!» Лучше б он выглядел, как отец, который всегда походил на большого и толстого добродушного пса – с круглой головой, круглым носом и круглым животом.

И не ему одному так казалось, мать тоже любила рассказывать гостям: «Когда Виталька влюбился в меня, ходил по пятам, как собака… Знаешь, с каким выражением бездомные псы в глаза человеку заглядывают? Вот так он на меня и смотрел… И все подарки носил… Такие роскошные туфли где-то достал! Итальянские. Это в те-то годы! Я только из-за этих туфель за него и вышла…»

Отец посмеивался, слушая это, а Максима даже в детстве корежило от того, как мать публично выставляет его на посмешище. Отрекается… Но отец этого будто не понимал: в его лице всегда все улыбалось – глаза, рот, лоснящиеся щеки.

И это не было маской, Виталий Филимонов действительно был добрым человеком. Макс на всю жизнь запомнил старое видео, на котором молодой отец держит его, новорожденного, на руках и повторяет завороженно:

На страницу:
2 из 4