Ключ разумения

– Боже, как она хороша!

– Это она? Она? Та самая, что была мрачной и неинтересной?!

– Да, это она!!!

– Что это было такое? – вопрошали прозевавшие её преображение.

Мило пытаясь подавить смех, принцесса сказала, что хоть и выполняет батюшкину волю, но и сама всем искренно рада, и с удовольствием отдаст руку и сердце достойному, если таковой, конечно, отыщется, в чём она немножечко сомневается! И плутовка улыбнулась вторично и все вторично впали в какую-то нездешнюю эйфорию. «Чары», – шепнул толстяк, как бы вдыхая какие-то немыслимые ароматы. Алексу же казалось, что он сейчас брякнется в обморок. Юная принцессочка уже знала мощь своей улыбки и умела ей пользоваться!

Ужин был так себе, песенки степных менестрелей бесхитростны и не очень складны. К тому же Кэт на ужине не было, и все быстренько разбрелись на ночлег, дни предстояли волнительные, состязания нешуточные.

Следующий день был единственный, назначенный для тренировочных упражнений. Все вышли в степь, чтобы метать копьё, стрелять из лука и скакать на лошадях. Вдруг в ослепительно синем небе появилась непонятная точка. Сначала думали, что это коршун или гриф. Но точка росла и приближалась и вскоре увидели, что это механизм с крыльями и с сидящей на нём человеческой фигуркой. Перед самой землёй неподвижные крылья замахали, механизм приземлился на все четыре копыта и оказался живым чудищем оранжевого цвета с коротким туловищем, предлинной шеей, маленькой головкой с рожками и весь в коричневых пятнах. На туловище лежало седло, а в нём сидел молодой человек в ярко-зелёных чалме и халате, с небольшой каштановой бородкой и немного раскосыми, хитрыми, как у лисы, глазками.

– Восточный принц Чалтык, – сообщил он собравшимся медовым голоском без всякого акцента, легко соскочил на землю, блеснув лёгкими зелёными же сапожками и слегка поклонился, приложив руку к сердцу.

– Летающая жирафа, – указал он на чудовище, щёлкнул пальцами, и жирафа, затрещав крыльями, поднялась в синь и скрылась из глаз, а к принцу Чалтыку подошёл неведомо откуда взявшийся красавец-скакун вороного цвета, и они приняли участие в общих тренировках.

В поместье не хватало мест, чтобы разместить как должно принцев, герцогов и баронов, и их селили по двое и даже по трое. Чалтыка подселили к Алексу. Ночью случилась странность. Они лежали на диванах визави и переговаривались о прошедшем дне, как вдруг голос Чалтыка стал меняться, он как-то потускнел, послышались шепелявящие звуки. Алексу почудилось, что он разговаривает с кем-то другим, он хотел поднять голову и проверить, но голова не поднялась, хотел что-то спросить – язык не повернулся – и он заснул, а наутро ничего не вспомнил. И не видел, как ночью по комнате ходил сгорбленный старикашка в чалтыковой чалме.

…И вот первый тур состязаний на право назваться мужем: состязания в силе, ловкости, смелости. Сумеет ли будущий муж защитить жену от врагов?

– Зачем королю самому защищать королеву от врагов? – недоумевал неповоротливый толстяк обжора Гога с писклявым голосом. – Были б денежки – и будет много вассалов, рыцарей, и прочее. Они и защитят! Лучше б кормили посытнее!

Алексу, несмотря на любовь к чтению, ловкости было не занимать. Силёнки было не так чтобы очень, он был «реброносен», как говорила бабушка, то есть чрезмерно худощав, и в метании копья уступил многим, в том числе и толстяку. Также в стрельбе из лука, из-за близорукости, он не был лучшим. В конных же скачках, в которых надо было обойти всех, и, прыгнув через препятствие, взять из рук стоящей на балконе принцессы платок, он победил! И она улыбнулась ему. И он ощутил, что улыбка, как приятная заноза, вошла в его сердце и растворилась в нём, и он стал уже не просто Алекс, а Алекс плюс Кэт, и это навсегда! Навсегда! «Я поехал сюда всё-таки из упрямства, – думал он, – и только теперь полюбил по-настоящему!»

На состязании произошло неожиданное. Захворавший с утра принц Чалтык вдруг выздоровел и явился на скачки… на чём бы вы думали? Не на красавце-скакуне, и даже не на жирафе, а верхом на большой-пребольшой курице, которую он называл страусом. И зря он так её во всеуслышание назвал, потому что нашёлся знающий барончик, который заявил, что страусы бегают быстрее лошадей, и значит, это будет нечестно. Вот противный доносчик! Так это, или нет, но Смешной король предложил Чалтыку пересесть на коня, или… отказаться от претензий на Кэт. Чалтык, сверкнув хитренькими глазками, медовым голоском извинился перед всеми, и сказал, что хотел немножечко потешить всех: и досточтимого короля, и прекрасную принцессу, и что вообще он немного болен, а впрочем, готов на чём угодно, и прочее. Щёлкнул пальцами, и страус убежал с быстротой молнии и исчез где-то в степи. И тут же перед ним появился его вороной жеребец, но Чалтык продолжал всех веселить, потому что никак не мог на него забраться, извиняясь беспрестанно, что болен и так далее. Наконец его запихнули в седло, и он свалился в ближайшую канаву при самом начале состязаний, так что пришлось всё приостановить. Кто-то хохотал и издевался, но принцесса это пресекла и осудила. «Бедненький», – сказала она, и собственными ручками положила примочку на незначительную ссадину. (Примочку, кстати, сделала из платочка, который добыл на скаку Алекс и держал в это время в руке. Кэт платочек не попросила, а просто забрала, даже не заметив, у кого, так была напугана падением Чалтыка. Надо ли говорить, как огорчился Алекс!) А Чалтык потом куда-то исчез, так что никто и не видел, как и когда это произошло. (Исчез навсегда и платочек!) Всё это было странно, потому что в день тренировок Чалтык показал себя отличным наездником, может, теперь действительно был болен. Но некоторые желали бы оказаться на его месте, видя, как нежна была к нему принцесса и как касалась пальчиками его лба. А Чалтык так и пропал, ночевать к Алексу не приходил, и в следующем туре не участвовал.

Вообще после первого тура отсеялись больные, хромые, косые и староватые. Например, одному барону было аж сорок лет, и хоть он был очень богат и золотом, и землёю – принцесса решительно указала ему на дверь, и король не воспрепятствовал, так как очень любил дочь.

– Но поверьте моему опыту, судари, – сказал тот, уезжая, – как вы тут ни напрягайтесь, эту глупую принцессу всё равно выдадут за богатого и старого, гораздо старее, чем я! – И в чём-то, как показало ближайшее будущее, он почти оказался прав.

На втором туре были состязания по уму. На первое место выходил толстяк Гога, отгадавший все загадки принцессы, оставалась последняя. И Кэт испугалась. Она посмотрела ещё раз внимательно на эту жирную тушу, легко решившую своей маленькой головешкой все её головоломки, и сказала, что последняя загадка отменяется, и что отменяется и сам тур, потому что ей не нужен умный муж. А если королю нужен советник, то она здесь ни при чём – и ушла. Кто-то попытался возмутиться, стали спорить, Гога впал в уныние, как вдруг вошёл король и передал слова принцессы, что если кому у них не нравится – скатертью дорога! И король развёл руками, мол, что поделаешь, дитя. После этого несколько человек, не надеявшихся победить, будто бы обиделись и уехали домой. Гога же подавил обиду и остался.

К основному конкурсу пришло всего семь человек: четыре принца, два барона и один герцог. Конкурс был объявлен и показался несколько странным. Надо было подойти и через тонкую вуаль поцеловать принцессу… в губы. Всего-навсего! Что это за состязание? Кто тут проигравший? Кто победивший? Всё было неясно. Ещё было сказано, что это только полконкурса, а продолжение завтра рано утром. Хорошо, что странный конкурс начался сразу после объявления, а то за ночь ожиданий и дум кто-нибудь бы точно умер от разрыва сердца!

Всё происходило поздним вечером, перед самыми покоями Кэт! Зала была в полумраке, только два тусклых светильника в виде драконов освещали её. Принцесса вышла в простеньком розовом платье, на голове был спальный чепец, лицо скрывала тонкая розоватая вуаль. Никакого шлейфа, никакой торжественности, она была юна и беззащитна. Карлица, впрочем, стояла поодаль. И не просто так, а с небольшою дубиной, что немножко насторожило, но как увидите, не всех.

– Судари, – сказал вошедший король. – Вам предлагается просто, по-домашнему, подойти и поцеловать мою дочь. Кому-то может это показаться странным, а может, даже неприличным, но она дитя, и это её воля, и так далее. А я, судари, удаляюсь, я на это смотреть не могу.

– Ваше величество, а кто победит-то? – не удержались задать вопрос.

– Пусть победит сильнейший, – махнул рукой король и укатился в покои Кэт. И издал при этом неясный звук: то ли хохотнул, то ли всхлипнул. Не исключено, что дальнейшее он наблюдал из-за занавески.

Женихи покорно, друг за другом, подходили к принцессе, прикасались через вуаль губами к её губам и отходили в некотором столбняке, как будто в них влили небольшую дозу яда. Были и крайности. Худосочный барон упал в обморок, не дойдя до Кэт одного шага, и его оттащили. А жердяй Гога так вцепился в её плечи, видно, решив никогда больше не отцепляться, что Кэт вскрикнула, а Гога получил от карлицы дубинкой по голове – рабыня была сильна, удар соответственный, и Гога тоже отвалился нецелованным.

– Этих двух точно отчислят, – шепнул стоящий за Алексом.

Алекс подошёл на ватных ногах, он почти ничего не чувствовал и ничего не видел, он ещё никогда не целовался с девушкой. Подойдя вплотную, он вобрал в себя какой-то прекрасный и нежный аромат нездешнего цветка, и забыл, что должен сделать. Он глянул на карлицу. Негритянка смешно почмокала толстыми губами. Глаза её смеялись. Алекс, так как был несколько длинноват, немножко пригнулся и сделал такое же нелепое движение губами, едва коснувшись вуали и почувствовал, что ему слабо ответили, и почти побежал обратно на дрожавших ногах, будто спасаясь от опасности. Далее был какой-то туман, вышел король и что-то говорил, но что-то неприятное терзало Алекса. И только какое-то время спустя он понял, что его терзало: глаза у стоящей под вуалью были зелёные, а у Кэт – это он запомнил навсегда, когда она нежничала над Чалтыком – были карие, один посветлее, а другой чуть потемнее…

Глава третья

Похищение

Худосочного и толстого, которые не поцеловали принцессу, попросили выйти из залы и утром отправляться по своим замкам. Жениховствующих осталось пятеро. Король объявил, что условия последнего испытания таковы, что они не расходятся по своим норкам на ночь, а ждут здесь раннего утра, когда всё и решится.

Принесли вино и фрукты. И потекла ночь мучений. Женихи были, как одуревшие. Все тихо сходили с ума, буйно сходить боялись, вспоминая изгнанного Гогу. И понятно было, для чего их оставили здесь: чтоб не утопились в ближайшем пруду, или не натворили чего похлеще. А почему они находились в таком состоянии? Кто-то вспомнил легенду о заклятии бабки-ведьмы, или феи, кому что ближе – оказывается, поцелуй Кэт обладал сокрушительной привораживающей силой: кто коснулся её губ, забывал обо всём, кроме Кэт, и – или добивался её любви, или умирал от горя.

Посреди ночи все готовы были штурмовать спальню принцессы и у дверей были выставлены стражники с острыми алебардами. Но это ли препятствие для сумасшедших с горящими глазами, желающих немедленно завладеть Кэт, и голыми руками сокрушить и стражу и соперников! Но тут в очередной раз вкатился Эдвард в свирепой маске, и объявил, что будущий король не может, забросив государственные дела, по первому мановению мизинца жены кидаться за нею в спальню, а потому обладателем принцессы и в будущем трона станет тот, кто, несмотря на жгучее желание, НЕ войдёт в её покои, даже если увидит её полураздетой.

И как будто всех ледяной водой окатил! А Алекс был особняком, он не чувствовал никакой зависимости от поцелуя, мало того, он был почти уверен, что под вуалью стояла совсем не Кэт. И этот обман был ему приятен: что хорошего жениться на такой, которую целовало ещё четверо! Но… у него тоже была зависимость, но только от улыбки, которой она ему улыбнулась, когда он на лету выхватил платок из её рук.

Так что, пока другие безумствовали и орали, он сидел с каким-то фруктом в руке, с открытым ртом и улыбался в ответ своему воображению: маленькой худышке Кэтрин с карими глазами, и на душе его было светло и тихо. И удивительно, что все эти страстимордасцы так быстро потом забудут несчастную принцессу, а он всю, всю свою жизнь будет её искать! Впрочем, его тихое состояние не означало, что ему будет легко НЕ войти в двери спальни, когда в глубине будет стоять она, НАСТОЯЩАЯ ОНА, и улыбаться!

И этот миг настал, едва стало подниматься солнце. Занавески на окнах раздёрнулись, широкие двери спальни распахнулись, розоватый свет наполнил залу и покои Кэт. Внутри, в струящихся лучах, стояла одетая в голубое и полупрозрачное принцесса в золотой короне, и так соблазнительно-невинно ждала…

Четыре жениха (кроме Алекса), отталкивая друг друга с криками: «Я не войду! Нет, это я не войду! Я-то уж точно не войду! А я не войду, хоть режьте!», – кинулись к принцессе. И – влипли! В прямом смысле слова. Пол у дверей был намазан каким-то клеем. Женишки приклеились своими длинноносыми середневековыми туфлями, и стояли, извиваясь, король и стража заливались от смеха, к ним присоединилась подошедшая Кэт. И было немножечко жутко, потому что вместо смеющегося лица короля – не забывайте! – сотрясалась от хохота свирепая маска.

– Вы один не тронулись с места, – кричал король, тыча пальцем в сторону Алекса, – вы победили! Моя дорогая Кэт – ваша. И – ой, не могу! – трон тоже. В будущем, конечно. А хотите, будем вместе править, а? – И уже Кэтрин улыбнулась и подала Алексу руку! И Кэт была настоящей, кареглазой, и он эту руку уже поцеловал…

КАК ВДРУГ послышался трубный глас и заиграла чарующая восточная музыка. Широкое окно само собой распахнулось, и в залу со двора вполз толстый серый отросток и стал извиваться и танцевать. Это был хобот огромного зверя с маленькими красными глазками и хлопающими большими ушами и с шатром на спине. В шатре жёлтого шёлка кто-то сидел. Кэт завизжала от восторга, захлопала в ладоши и подскочила к хоботу. Никто не успел опомниться, как она уселась на вытянутый нос заморского животного.

Хобот обвился вокруг принцессы, и, визжащую уже от страха, унёс в жёлтый шатёр, в руки человека в жёлтом же халате. «Встретил в жёлтом и провожаю в жёлтом», – засела в голову Алекса глупая мысль. Человек высунул из шатра улыбающуюся голову с хитрыми лисьими глазками и весело всем подмигнул.

– Чалтык! – крикнул кто-то из прилипших. Принцы и бароны принялись выдираться из клея и из туфель. Лишь один неприлипший герцог Алекс стоял, как прилипший, почему-то не двигаясь с места. «А счастье было так возможно», – пропело в его мозгу. Животное (слон) набрало хоботом воды из дождевой бочки и окатило бросившихся к окну женишков и короля. Стража из залы и с улицы тыкала в слона алебардами, он обвил одного рыцаря за туловище, и, немного придушив, отбросил далеко в сторону. Потом медленно развернулся, поднял вверх хобот, и, трубя победу, пошёл к воротам.

Все, кто находился во дворе, бросились врассыпную, хорошо ещё, что никто не попал под толстые столбы его ног. Ворота успели затворить, и слон выбил их бивнями. Пройдя мимо кривых рыжих ёлок, он вдруг… исчез. Пропал вместе с Чалтыком, а главное, с принцессой Кэт! Но вместо слона возле ёлок появился мощный дуб в четыре обхвата, и на суку его повисла маленькая золотая корона принцессы Кэт… Хотя понятно было, что слон никуда не мог деться в голой степи на глазах у многих, однако слуги короля, и женихи, конечно, включая и не успевших убраться восвояси худяка и жирняка, вскочили на коней и рассыпались по округе в поисках следов пропавшего животного.

Алекс один остался у дуба, он снял с ветки принцессину корону, гладил её, подносил к близоруким глазам, к губам, вдыхал неземной аромат и вспоминал отчего-то, будто сквозь сон видел, как восточный красавец превратился в сморщенного старикашку. Подкатился король, поинтересовался, почему будущий почти муж один не ищет свою почти жену и не хочет ли он за такое нечувствие получить топориком по шейке.

Король, естественно, был тоже не в себе, как, впрочем, и «почти муж». Алекс не придав значения тому, что сказал Эдвард Свирепый, поделился с ним догадкой, что Чалтык – колдун, и что и слон, и Кэт, и сам Чалтык здесь, в этом дубе. Король, как человек бывалый, и сам зять ведьмы, отнёсся к этому серьёзно, стал пробовать дуб на зуб, нюхать жёлуди и шлёпать по коре руками, и сказал, что это точно дерево, а корона могла и зацепиться, когда слон пробегал мимо.

Тут прискакал поисковый отряд безо всяких результатов, опять заговорили про дуб, что его тут сроду не было, и откуда ж он взялся, и король велел принести пилу. Двое здоровенных рыцарей взялись за двуручную огромную пилу с деревянными зубьями и едва проехались туда-сюда, как король закричал:

– Прекратите! Вы режете мою дочь, я слышал, как она вскрикнула от боли! – он зарыдал, старый мужественный рыцарь, и, выхватив из рук Алекса корону, побежал в дом на смешных кривых ножках, но это было совсем не смешно.

До вечера никто из женихов домой не уехал. Они дежурили у дуба, вместе со специальной стражей и с просто любопытствующими. Вечером король собрал их в зале и просил его простить за то, «не знаю, за что – за то, что дочку проворонил», голос его изменился, может быть, он рыдал, но свирепая маска это тщательно скрывала.

– Все свободны, ищите жён в других землях… – и он покатился на выход.

– Ваше величество, – вдруг остановил его толстый Гога. – Куда ж нам ехать на ночь глядя, позвольте остаться до утра.

– А, да-да, конечно, я не подумал…

– Но мы не просто так останемся, – продолжил Гога. – Мы продежурим у дуба всю ночь, а если надо, и не одну. Ведь если был слон, а дуба не было, а потом появился дуб, но исчез слон, то любому дураку ясно, что произошло. Но – рано, или чуть попозже – дуб опять превратится в слона, не крал же колдун Чалтык прекрасную Кэт только для того, чтоб до конца времён простоять с ней дубом, это ж каким… дубом надо быть! – кто-то нервно хихикнул, нет, не случайно жердяй Гога чуть не выиграл тур по уму.

– Правильно! – согласился король, – будем сторожить. Да что там, я сам проведу у дерева всю ночь, глаз не сомкну. – И стал трясти Гоге руку. – Спасите мне дочь, дорогой барон, и я клянусь: она будет ваша и вы станете королём! Также и к другим относится! – строго и громко добавил он. Он был немного не в своей тарелке, он так любил Кэт!

Чтоб не тянуть кота за хвост и закончить главу, скажу, что ночью действительно с дубом кое-что приключилось. Просто при всём честном народе, а народу было много – но почти все подрёмывали, включая и папу-короля, – видно, колдун специально навёл сон; так, вот ближе к утру дерево стало шататься, потом выдралось из земли, взмыло в воздух, и, осыпая степной чернозём с корней, спокойно полетело в сторону розовеющих облаков, навстречу восходящему солнцу, то есть прямо на восток!

Глава четвёртая

В замке «Восточного принца»

Восточный принц Чалтык на самом деле жил на юге, в стране Шалям-валям-хэм, и был не принцем, а очень древним, злым и могущественным колдуном. Облик, в котором он предстал пред всеми в поместье Смешного короля, был не главным его обликом. На самом деле это был сгорбленный раскосый старикашка с большой плешью и жидкой ржавой бородёнкой.

Когда он превратил слона в дерево, они с Кэт повисли над ним в виде двух неподвижных облачков: одно было светлое, другое потемнее, так что один наблюдательный рыцарь обратил внимание другого, что дует ветерок, а летунки – так он называл облака – почему-то стоят на месте, будто привязанные к дубу, и притом из тёмного почему то не капает дождик. Вот какие бывают наблюдательные простые люди – барон Гога со своим хвалёным умом отдыхает!

Уже забрезжил рассвет, когда произошло небольшое землетрясение: это дуб затрясся, выдирая корни из земли. Стража, женихи и вскочивший с постеленного на земле ложа король пытались вцепиться в пляшущее дерево. Причём у короля со сна покривилась маска и на время приоткрыла его настоящее лицо. Хорошо, что ещё было темновато, однако стоявший рядом рыцарь увидел, но вместо того, чтоб расхохотаться, потерял дар речи и замолчал навсегда!

А дуб отделился от земли, стряхивая орущих от страха смешкоролевцев и женихов, и прихватив застрявшие в ветвях облачко и тучку, бесшумно и быстро полетел в сторону юга, а не востока, как говорили не запомнившие в панике, куда он полетел, но находящиеся в предубеждении, что раз Чалтык принц восточный, то дуб и должен лететь на восток.

Над южными горами дуб приостановился, повернулся корнями вниз и стал медленно погружаться в белую молочную пелену, вместе с облачками, разумеется. Если б то облако, в которое превратилась бедная принцесса, могло видеть и кричать, оно закричало бы, увидев за пеленой страшную бездонную пропасть. Замок Чалтыка висел посерёдке неё, в воздухе, ни на что не опираясь и ни за что не держась. Неудивительно, что никто никогда не видел его, поскольку альпинистов и пропастелазов в те давние времена ещё не было.

…И вот в этом-то висящем посерёдке пропасти замке прожила наша Кэтрин три долгих года! И все эти годы надеялся сгорбленный старикашка, что полюбит она его и станет ему женой! Сто молодых девушек жило в его замке – он их всех создал из воздуха и в любую минуту мог опять растворить в нём. Они были воздушны и прекрасны, но совершенно ему не нужны, а нужна ему была только Кэт. А она смотрела на девушек, и недоумевала, почему Чалтык хочет жениться именно на ней, ведь она по сравнению с этими красотками просто неуклюжее дитя! «По горячей любви!» – уверял её колдун, всегда, впрочем, появляясь перед ней исключительно в облике принца Чалтыка, то есть молодым и симпатичным, чтоб «не пугать деточку». «Но когда любят, разве томят в плену, хотя и в плену со всеми удобствами?» – недоумевала юная принцесса.

И вдруг всё объяснилось. Дело в том, что однажды ночью к Кэт явилась её покойная бабушка, которую все называли ведьмой, а Кэт считала феей, ну и я её так буду называть. Это произошло в роскошных покоях, отведённых Чалтыком для принцессы. Ночью у её дверей, как всегда, подсматривал в скрытую щель и подслушивал его слуга – двойник Тылчек. И вот Тылчек послал из своей головы в голову Чалтыка сигнал – они часто так общались, ведь телефонов тогда не было даже у могущественных колдунов. И Чалтык мгновенно материализовался из воздуха, забросив все дела и со стороны совершенно было не отличить, кто из них кто: братья-близнецы, восточные молодые принцы, и всё тут!

– Чал, – сказал Тылчек, он так называл Чалтыка, а тот его называл Тыч. – Чал, – сказал Тылчек, – смотри, у неё кто-то есть. – И Тылчек приставил к потайной щели чудесное увеличительное стекло, благодаря ему было не только лучше видно, но и лучше слышно. Сам Тылчек повернулся к стеклу затылком. Чалтык не любил, когда при нём кто-то другой любовался на полуодетую принцессу. Без него, пожалуйста, тут уж он ничего поделать не мог. Но на самом деле Тылчек всё видел, поскольку приделал себе к затылку третий глаз, чтоб отличаться от Чалтыка: отчасти по гордости, отчасти, чтоб не перепутать самого себя с двойником Хозяином.

И вот что увидели два принца, (а на самом деле два противных старикашки). В спальне появилась одетая в голубое платье с длинным шлейфом фигура. За шлейф держался ангелочек небольшого роста с крылышками. Фигура откинула с лица вуаль, и Чалтык увидел, что это пожилых лет весьма красивая и похожая на Кэт женщина. Её лицо, вся фигура и ангелочек были озарены нездешним светом, струящимся у них изнутри.

– Бабушка, это ты? – воскликнула подбегая к ней Кэт. – Как давно ты не приходила! А я, видишь, ещё в тюрьме, – она развела руками и всхлипнула.

Бабушка погладила её по голове, она была немного повыше ростом.

– Ты должна выдержать все испытания, а это только начало, – сказала она. – Помнишь, когда ты попала сюда, в день твоего пятнадцатилетия, три года назад, я умоляла тебя не поддаваться колдовским чарам, не соглашаться выходить замуж за Чалтыка. Я знаю, что он покупал тебя всеми богатствами и наслажденьями этого тленного мира, и ты молодец, что не соблазнилась. А теперь, когда я уйду, испытания будут посерьёзней, приготовься вынести и боль и может, кое-что пострашнее боли. И помни. Чалтык, женившись на тебе, может получить Ключ к тайне мироздания, и тогда всему конец. Держись. Чего бы это тебе не стоило. И знай, человек, назначенный Небом тебе в мужья, уже три года тебя ищет, и ваша встреча не за горами. Но это не будет концом твоих страданий…

– Бабушка, мне страшно…

– Я могла бы тебе помочь, но дело в том, что ты должна пройти все испытания самостоятельно. И это не сказка, не сон, это сама жизнь, и многое, очень многое зависит от тебя. Ты должна всё преодолеть, и не погибнуть, а победить. А я буду молиться Тому Единому Богу, в руках которого всё. А сейчас я чувствую, мы не одни, – она резко махнула рукой в сторону двери: раздался треск огня и крики. Чалтык и Тылчек с опалёнными лицом и затылком отпрянули от двери.