Белый царь – Иван Грозный. Книга 2

– Но он бежал в Литву!

– И это тебе известно?

– Известно!

– Он бежал. Почему, никто не ведает. А наместник-то и людишки его в городе остались. Да и Лука, будь трижды проклят весь его род, теперь высоко поднялся. Не у меня одного земли да торговлю отнял.

Вперед выступил Петр Лемех.

– Чего же ты, узнав, что купец Марин уничтожил твою семью, не убил его тут же? Испугался? Конечно. На паперти с протянутой рукой сидеть покойней, нежели мстить обидчику! Какой же ты после этого мужик?

– А ты, воин, не лайся, не разобравшись.

– Я тебе что, пес какой, чтобы лаяться? – возмутился Лемех.

Его прервал Ургин:

– Угомонись, Петр. Помолчи. – Князь посмотрел на Шутова. – А ты отвечай, почему простил разбойникам убийство семьи?

– Простил? Как же! Такое не прощается. После похорон собрал своих работных людей и повел их к Марину. Только до подворья мы его и дошли. Стража наместника разогнала людей, а меня связали да затащили во двор Луки. Он приказал собак спустить. Те так меня потрепали, что еле оклемался. Раздеться да показать, что со мной изверги сделали? Живого места на теле нет. Показать?

Ургин мрачно сказал:

– Не надо. Верю! Значит, за Луку стража наместника вступилась?

– Не она, я этого ирода удавил бы.

– Но сейчас Ростова нет, наместник сменился, в городе учрежден суд. Почему ты права свои не отстаиваешь?

– Видать, издалека ты приехал, добрый человек. Бояре меняются, а все как было, так и остается. Это в Москве да в ближних к ней уделах порядок, а тут закон другой, боярский. За ними сила.

– Еще посмотрим, за кем сила. А ты-то чего у паперти в пургу сидел? Жить негде?

– Есть изба недалече, но жить не хочется. Прошлой ночью супруга приснилась, да так, будто и не сон был, а явь. Спросила меня Анюта: «Что ж ты, Миша, маешься-то на этом свете? Иди ко мне, к детишкам. У нас хорошо». Проснулся, и так худо мне стало, сил нет. Весь день вино пил, а под вечер решил, пойду к храму, помолюсь, да и останусь. Ночи холодные, усну и не проснусь. А тут вы, так и не сказавши, кто такие будете и что вам в городе надобно.

– А мы как раз к Луке Марину и направляемся.

– Так вот кому я жалился! Что ж, коли вы друзья Марина, так не дайте греху случиться, убейте!

Ургин спрыгнул с коня, подошел к Шутову.

– Ты не понял, Михайло. Я князь Ургин, прислан из Москвы. Нужен мне Лука Марин, чтобы доставить его к государю. Эта собака не только пред тобой виновата, но и пред самим царем.

– Да ты что? – От удивления Шутов раскрыл рот.

– Покажешь, где его подворье?

– Так оно тут, рядом. Вон третий дом за высокой городьбой, справа.

– Вижу. Охрану Марин держит?

– Какую охрану? Так, двое работников время от времени обходят усадьбу. Зачем Марину стража, коли, если что, его наместник защитит? А ты и вправду князь Ургин?

– Да.

– Дмитрий Михайлович?

– Что, слыхал?

– Приходилось. А верно, что ты вхож к самому царю?

– Верно.

– Тогда, может, и за меня заступишься?

– Что, пропало желание помирать?

– Жить хочу, коли так все обернулось. Не иначе Аня меня к храму привела, чтобы я с тобой встретился. Только вот что, князь, охраны у Марина нет, но есть стража наместника. А в ней побольше ратников, чем у тебя.

Ургин усмехнулся.

– О чем ты, Михайло? Наместник не подчинится царскому посланнику? Да государь с него за это голову снимет.

– Ага! Если этот наместник следом за Ростовым к немчинам не убежит.

– А ведь Шутов прав, князь, – проговорил Ушатов. – Наместник не станет ждать царского суда. Сбежит гаденыш. Хотя, конечно, еще неизвестно, кто кого возьмет – стража местная нас или мы ее.

– Нам ли отступать, Ефим?

– Так я ничего! Мне не впервой бой принимать.

– Послушай, князь! – подал голос Шутов. – Я думаю, надо народ поднять. Тогда наместник ничего сделать не сможет.

– Бунт устроить?

– Не сейчас, а коли Марин успеет человека за помощью к наместнику послать и стража против вас выступит. А мужиков я быстро подыму. За царского-то посланника князя Ургина!

– Думаю, обойдемся без этого. Но ты давай с нами. Придется пехом, лишнего коня у нас нет, но тут недалече, заодно и согреешься.

– Да обо мне не беспокойся, не отстану.

Ургин вскочил на коня.

– Третий дом справа. Действуем жестко. Вперед!

Отряд Ургина подъехал к массивным воротам усадьбы купца Марина. От конников не отстал и Шутов, державшийся чуть в стороне.

Ургин приказал Белому:

– Стучи, Лешка, да погромче!

Белый ударил в ворота.

Изнутри послышался недовольный голос:

– Это кто тут шумит? Ополоумел, не знаешь, чей дом?

– Знаю, – ответил Ургин. – Открой, гости к хозяину приехали.

– Что за гости еще?

– Открой ворота, узнаешь!

– Я открою, но коли что не так, то собаки у нас злые. Разорвут в клочья.

Ургин взглянул на Лемеха.

Петр без слов понял команду князя и кивнул.

Ворота приоткрылись, Лемех схватил работника купца за ворот тулупа и вытащил на улицу. Увидев четверых воинов на конях, а поодаль Шутова, парень струсил.

– А… кто вы?

Дмитрий нагнулся к нему.

– Я же сказал, гости к хозяину.

– Так надобно доложить Луке Авдеевичу. Он вроде еще спать не ложился. Недавно выходил во двор.

– Не надо никому ничего докладывать. Пусть наш приезд станет подарком для Луки Марина.

– Но…

Со двора раздался голос второго работника:

– Митяй, ты чего за ворота вышел? Али полюбовница прибежала?

– Нет, скажешь тоже, Степан, – ответил Митяй, глядя на клинок, который приставил к его груди Петр Лемех. – Какая полюбовница?

Ургин проговорил:

– Сделай так, чтобы Степан тоже вышел.

Парень кивнул и крикнул:

– Степа, поди сюда!

– Чего это?

– Да тут мужик какой-то подъехал, говорит, родственник твой.

– Чего? Какой еще родственник? Откуда?

– Из Кержача.

– Какого еще Кержача?

– А я знаю! Твой родственник, ты и разбирайся!

– Что за напасть?

Ушатов и Белый спрыгнули с коней, встали у ворот.

На улицу вышел бородач с дубиной в руке.

– И где тут?..

Но договорить он не успел. Белый ударом кулака сбил его с ног, скрутил веревкой и заткнул рот кляпом. Митяя привязали к Степану.

Белый поднялся.

– Все в порядке. Пусть сторожа немного отдохнут.

– Не замерзнут? – спросил Ургин.

– В этаких-то тулупах? Да и мы, надеюсь, долго не задержимся. После в сарай их оттащим.

– Узнай у молодого, Леша, кто, кроме Марина, сейчас в доме.

– Ага!

Ратник Ургина склонился над парнем, быстро с ним поговорил, поднялся и доложил:

– А мы вовремя заглянули к купцу. Он с утра семью к родителям жены отпустил и сейчас, коли верить Митяю, сидит в доме один. Работники разошлись. Будут утром, да и то, если пурга угомонится.

– Не врет Митяй?

– Нет, князь! Я его предупредил, что отрежу глупую башку. Он испугался, аж затрясся. Поклялся, что правду сказал.

Подошел Шутов.

– Князь, тут их оставлять не след. – Он кивнул на Митяя и Степана. – Мало ли кто пойдет по улице. Увидит их, развяжет. Они сразу за помощью побегут.

Ургин отдал команду:

– Лешка и Ефим, занесите сторожей во двор. Да ворота прикройте. Коней тоже внутрь и на привязь.

Как только закрылись ворота, Ургин приказал:

– Лемех, остаешься здесь, Ушатов за дом, в сад. Белый со мной!

Шутов, находившийся рядом, попросил:

– Князь, позволь пойти с тобой!

Ургин внимательно посмотрел на него и сказал:

– Пойдем! Но гляди, Михайло, бросишься на купца, я сам рубану тебя саблей. Марин нужен нам живой! Ты понял меня?

– Понял, князь. Я только в глаза его посмотрю, когда он поймет, что пришло время отвечать за преступления.

Ургин с Алексеем Белым и Михаилом Шутовым вошли в дом. Купец Лука Марин сидел в горнице за столом, пред ним стояла чаша. Марин был пьян.

Он поднял осоловевшие глаза и рявкнул:

– Что за черт? Кто такие?

– Встречай гостей, Лука Авдеевич, – ответил Белый.

– Каких гостей? Кто позволил вам зайти в дом? Эй, стража!

– Ты не ори, купец, нету у тебя стражи, и нам позволения спрашивать не надо.

Дмитрий вышел вперед.

– Я князь Ургин, царский посланник. Пришло время, купец, отвечать за все свои преступления. Особенно за участие в убийстве царского наследника младенца Дмитрия. Уж за него царь с тебя, собака, по полной спросит. Да и за убийство семьи Шутова.

Только сейчас Марин увидел соседа, вышедшего из-за спины князя. Он побледнел, сразу же протрезвел, дико, по-звериному зыркнул на пришедших, почуял, что за ним пришла смерть. Мозг купца пронзила мысль о бегстве. Удастся вырваться из подворья, значит, поживет еще, а не выйдет, так все одно не жить. Царь не простит ему убийство Дмитрия.

Он опустил глаза.

– Твои обвинения, князь, напрасны. Все скажут, что когда погиб царевич, я был здесь, в городе. Князь Ростов прислал ко мне своего человека, чтобы оповестить Старицкую о гибели младенца. За это с него и спрашивайте. Я всего лишь выполнил просьбу вельможи, о заговоре ничего не знал. Да и насчет семьи Шутова я ни при чем. Он сам спьяну подпалил подворье. Вот и погорело все. Погибли его жена, сын и дочь. По тому делу велось следствие, и виновником был объявлен Шутов. Его земли я получил по закону. Так что напрасны твои обвинения, князь Ургин.

– Это все ты в Москве расскажешь. Собирайся, поедешь с нами!

– А наместник о вашем приезде знает?

Ургин повысил голос:

– Ты плохо понял меня, пес? Сказал, собирайся, на Москву поедешь, там с тобой разбираться будут! – Дмитрий повернулся к Белому и тем самым совершил ошибку.

Оправдываясь, купец незаметно, медленно вытянул саблю из ножен, прислоненных к скамье. Когда Ургин с Белым на мгновенье отвлеклись, он опрокинул пред собой стол, вскочил и занес саблю над Дмитрием.

Михайло Шутов крикнул:

– Князь! – Он бросился на Марина и принял на себя удар.

Белый же развернулся и врезал купцу кулаком прямо в физиономию. Марин сбил лавку, отлетел к печи и завалился на бок. Тело его пробила судорога.

Ургин бросился к Шутову, но помочь Михаилу уже не мог никто. Из рассеченной шеи на пол стекала черная кровь. Шутов хотел что-то сказать, но не смог. Кровь пошла ртом.

Князь поднялся.

– Погиб Михайло, Лешка.

– Если бы не он, то удар Марина достался бы тебе, князь.

– Да! Оплошали мы, Лешка.

– Кто же знал, что купец на драку решится и что у него под столом сабля?

– Брать его следовало без разговоров, вязать да выталкивать из дома. Это моя вина, что погиб Шутов.

– Не вини себя, князь. Михайло сам искал смерти и погиб как воин. Теперь встретится на небесах со своей женой Анной и с детишками.

Ургин вдохнул, нагнулся к телу Шутова.

– Спасибо тебе, Михайло. Прости!

Дмитрий закрыл ему глаза, поднялся и приказал Белому:

– Вяжи собаку Марина и выталкивай во двор. Я пойду дам команду, чтобы сани нашли да запрягли коней. Не тащить же эту тварь на себе!

– Да, князь.

Ургин дошел до двери, и тут Белый окликнул его.

Дмитрий повернулся.

– Что?

– Тут тоже вроде промашка вышла.

– Ты о чем?

– Да Марин-то мертв.

– Что?

– Угу! Видать, ударился башкой обо что-то. Волосы все в крови.

– Да что же это такое? Были два свидетеля, и тех потеряли. Ладно послушник, но Марин!.. Его мы обязаны были брать живым.

– Что ж поделать, князь. – Белый вздохнул, осматривая свой пудовый кулак. – Так уж вышло. Но правду-то мы узнали.

– Узнали, Лешка, мы многое, да только подтвердить ничего не сможем. А государю нужны доказательства. Опять враги царя уйдут от возмездия. В этом наша вина.

– Ничего, рано или поздно попадутся. Княгиня Старицкая не успокоится, покуда жива. Она ненавидит Ивана и только сына своего видит на престоле. Значит, и дальше будет строить козни государю. Но сколько ниточке не виться, а конец все одно наступит.

– Ладно, делать нам здесь нечего. Надо уходить.

– Михаила Шутова оставим?

– Не в лесу же его тайно хоронить.

– Так обвинят Михаила в убийстве Марина.

– Ему уже все равно. Но правда дойдет до людей. Те же Митяй со Степаном расскажут, как все было, и похоронят Шутова по-христиански.

– Может, дом обыщем, князь? Глядишь, и найдем чего-нибудь интересное.

– У нас нет времени. За ночь надо уйти как можно дальше.

Вскоре они покинули Вологду, соединились с людьми, оставленными за пределами города, и двинулись в обратный путь.

По возвращении в Москву князь Ургин, не заезжая домой, направился в Кремль. Стража пропустила его во дворец. Дмитрий вошел, низко поклонился и заметил незнакомого человека малого роста, находившегося при царе.

Иван вышел навстречу Ургину.

– Ну, здравствуй, Дмитрий.

– И тебе, государь, здравствовать, – ответил Дмитрий.

– Да ты проходи, присаживайся.

Иван сел в кресло, Ургин – на скамью.

– Как поездка на Соловки?

Дмитрий посмотрел на незнакомца.

Царь сказал:

– Это дворянин Григорий Скуратов-Бельский, за малый рост прозванный Малютой. Его мне князья Захарьины представили, посоветовали взять на службу. Интересные вещи поведал мне Малюта. Оказывается, благочестивый наш протопоп Сильвестр – желанный гость княгини Ефросиньи Старицкой. Встречаться с ней он старается скрытно. После таких разговоров Сильвестр собирает ближних бояр из Избранной рады, чаще всего Алексея Адашева да Андрея Курбского. Раньше он общался и с князем Семеном Лобановым.

Ургин спросил:

– И откуда это известно Малюте? Он что, следил за Сильвестром? По чьему, позволь узнать, государь, велению?

– Малюта следил не за Сильвестром и даже не за княгиней. По своей воле. Он имеет обиду на людей Старицких. Они в свое время при попустительстве князя Андрея надругались над его сестрой. Княгиня при этом тоже присутствовала. Насильничали девицу двое. Один помер, другой жив и по сей день служит у Ефросиньи. За ним охотился Малюта. Отомстить хотел. Свидетелем встреч Сильвестра с княгиней он стал случайно. Я прав, Малюта?

– Да, государь! Только ты не сказал о том, что говорил поп, выходя от княгини во время твоей болезни.

– Скажи, Малюта!

– Мол, теперь уже как Бог даст! Владимиру Старицкому князю надо держаться крепче. Царь при смерти, бояре младенцу и опекунам его, Захарьиным, служить не желают. Но если Владимир примет царский титул, то будет другое дело. Потом он еще что-то сказал, но я того не слышал. Напоследок княгиня спросила: «А ты-то сам, Сильвестр, пойдешь за сыном?» Поп ответил, что пойдет. Новому царю свой митрополит нужен.

Царь поднялся.

– Ты слышал, Дмитрий? Получается, что Сильвестр и взаправду заботится не о судьбе государства, а о своем положении.

– Прежде ты не верил в предательство Сильвестра, а сейчас послушал этого человека? – Ургин указал взглядом на Скуратова.

– Да, Дмитрий. Удивляешься? Я еще не знал Малюту, когда то, что ты сейчас слышал, мне подтвердил сам сын Ефросиньи, князь Владимир Андреевич Старицкий.

– Князь Владимир? – еще более удивился Ургин.

– Да! Я пригласил его во дворец. Сам он на престол не метит. Слаб для того, чтобы управлять государством, понимает, что бояре не дадут ему быть полновластным правителем. Мы поговорили. Владимир просил прощения за то, что отказывался присягать наследнику. Я простил. Более того, выдал ему грамоту, в которой князь Владимир объявляется опекуном царевича и законным наследником престола в случае его смерти. Та же грамота дает ему неприкосновенность. Видел бы ты, как радовался Владимир. Я попросил его лишь об одном, чтобы он, в случае нового заговора Ефросиньи, сообщил о нем. Владимир согласился не раздумывая, услышал о том, что я обещаю прощение и его матери, и тут же поведал мне о ее тайных встречах с князем Лобановым-Ростовским, Ростовым, Сильвестром. Он уличил протопопа в двуличии, сознался, что Сильвестр действительно обговаривал с Ефросиньей собственное положение при вступлении на престол ее сына. Вот почему я поверил Малюте.

– Если так, то это другое дело, – сказал Дмитрий.

Царь повернулся к Скуратову:

– С этого дня, Малюта, ты служишь только мне. Понял?

– Благодарю за оказанную честь, государь. За тебя я готов на все!

– Все пока не требуется. Найдешь надежных людей?

– Да, государь.

– Найди и установи постоянное наблюдение за княгиней Старицкой, Алексеем Адашевым, Андреем Курбским и Сильвестром. Я должен знать все об их делах. Но так, чтобы вельможи об этом не догадывались. Иначе твоих людей и тебя самого ждет неминуемая смерть.

– Я понял, государь. Все исполню!

– Докладывать будешь лично мне.

– Но я не вхож во дворец!

– Захарьины проведут, если возникнет потребность.

– Понятно. Еще раз благодарю тебя, государь.

– Ступай, Малюта. Ты не словами, а делом докажешь свою преданность, либо возвысишься, либо окажешься на плахе. Другого не будет.

Скуратов поклонился и вышел из палаты.

Иван опустился в кресло.

– Вот такие дела, князь.

– Вижу, что Сильвестр, Адашев и даже Курбский потеряли твое доверие.

– Сами виноваты. Я считал их своими друзьями, верил как себе. А они? Вспомни приведение бояр к присяге царевичу Дмитрию. Я надеялся, что в критический момент Сильвестр и Адашев поддержат меня, и ошибся.

– Но Сильвестр и Адашев присягнули царевичу.

– Формально да. Но они не старались привлечь бояр на мою сторону. Отец Алексея, Федор Адашев прямо высказался в пользу Владимира. Только князь Владимир Воротынский да дьяк Иван Михайлович Висковатый встали за моего сына, сумели привлечь к себе некоторых бояр. Алексей Адашев и Сильвестр готовы были нарушить клятву и служить князю Старицкому. Царю Владимиру Андреевичу!.. Но это дело прошлое. Что же сейчас? Теперь они пытаются оказать давление на меня. Мол, я должен принимать решения не единолично, а только с одобрения Избранной рады. Забыли, что я создавал ее как совет ближайших помощников. Вот тебе свежий пример. Буквально вчера Сильвестр и Адашев заявили мне, что не надо бы вести войну с Ливонией, следует обратить взор на Крым. Это в то время, когда татар успешно сдерживают лишь отряды казаков, Крым не готов к серьезной войне, а большинство русского войска выдвинуто на запад.

– Чем Сильвестр и Адашев обосновали свое заявление?

– Тем, что Русь издревле терпела унижения от татар. С ними и надо воевать, а вопрос с Ливонией можно решить путем переговоров. Да, с крымцами нам придется крепко столкнуться, но позже. А разве отказ Ливонского ордена от выплаты дани не унижение Руси? Нет уж, наши интересы лучше учитывать, нежели отвергать. Шах-Али, Глинский, Захарьин при поддержке войска князя Шестунова прогулялись по Ливонии, и там тут же было принято решение собрать деньги для расчета с нами, чтобы не допустить настоящей войны. Другое дело, удастся им это или нет. Больше никаких уступок рыцари не дождутся. Не выплатят долг до мая, наши войска пойдут на ливонские крепости и города. Пусть все увидят, что отныне с нами шутить не след. Себе дороже выйдет.

– Но Швеция, Польша, Литва наверняка выступят против нас.

– Пусть. Выступят, будем воевать и с ними! Я не исключаю, что не удастся решить вопрос так, как мне хотелось бы. Но мы обязательно заставим ливонцев и их соседей уважать нас и изменим соотношение сил. Впоследствии это поможет нам в противостоянии с Крымом. Но я совсем заговорил тебя. Ты же пришел с докладом. Извини, Дмитрий, я высказал то, что тревожит душу. Слушаю о поездке на Соловки. Что удалось узнать?

Ургин вздохнул.

– Это ты прости меня, государь! Узнать удалось много, да вот свидетелей добыть я не смог.

– Почему?

Дмитрий в подробностях рассказал о пребывании своего отряда на Соловках, а затем в Вологде.

– Вот так, государь! – заявил он. – Хоть казни, хоть милуй. Я привез только показания послушника Соловецкого монастыря Федора Курилина, скрепленные печатью игумена Филиппа. Больше никаких доказательств заговора добыть не сумел. Видимо, стар стал. Недооценил купца Марина, а должен был взять его сразу, без лишних разговоров.

– Не вини себя, Дмитрий. Слава Богу, жив остался. А мне и показаний послушника хватит, если придется вершить суд. Против княгини Ефросиньи многие выступят. Но сейчас не до нее. Благодарю за работу, князь Ургин. Отдыхай!

– Да, значит, я прав, действительно стар стал, раз государь отправляет меня на отдых, не определяя срока! Что ж, пойду домой, тихо помирать на лавке.

– И кто это говорит? Князь Ургин?

– Но ты же сам…

Иван не дал договорить Дмитрию:

– Я что сказал, князь? Отдохни с дороги, а потом приходи.

– Коли так, то ладно. До встречи, государь.

– Храни тебя, Господь, князь.

Сомнения русского царя в том, что Ливония сможет вовремя выплатить дань, подтвердились. Не видя смысла ждать, государь послал к Ивангороду мощную рать. Туда прибыли войска воевод Алексея Басманова и Данилы Адашева. Они окружили Нарву. После артиллерийского обстрела русские полки пошли на штурм города и овладели им.

После взятия Нарвы Иван Васильевич передал войскам идти на крепость Сыреньск. 2 июня она была осаждена. 5 июня к войскам подошло крупное подкрепление из Новгорода. После массированного орудийного обстрела Сыреньск был взят.

В середине июня войска воеводы Петра Шуйского подошли к крепости Нейгаузен. Воины рыцаря фон Паденорма более полумесяца отражали натиск русской рати. Крепость пала только 30 июня.

Покончив с Нейгаузеном, войска Шуйского осадили Дерпт (Юрьев). Город защищал гарнизон епископа Германа Вейланда. 11 июля артиллерия начала обстрел Дерпта. 15 июля Петр Шуйский предложил Вейланду сдаться. В результате переговоров 18 июля 1558 года Дерпт капитулировал.

За май – октябрь русские войска овладели двадцатью городами-крепостями, большинство из которых сдались добровольно. После этого рать царя Ивана ушла зимовать.

Этим воспользовался противник. В конце 1558 года Готхард Кетлер подвел войска к крепости Ринген. Малочисленный русский гарнизон держал оборону в течение пяти недель. Немцы сумели ворваться в крепость. Стрельцы вступили с превосходящим противником в рукопашный бой и все погибли. Но и Кетлер потерял около двух тысяч человек. Его войско отошло к Риге.

Получив известие об этом, Иван приказал срочно подготовить и провести зимний рейд. В январе месяце 1559 года войска князя Серебряного вошли в Ливонию. Они разгромили противника и, не встречая сопротивления, прошли по землям ордена. Русские полки захватили еще одиннадцать городов, дошли до Риги и сожгли флот, стоявший на рейде.

Иван IV предоставил Ливонскому ордену перемирие. За это время русские войска нанесли упреждающий удар по Крымскому ханству. Используя отсрочку, ливонцы проникли в окрестности Юрьева. Однако, несмотря на численное превосходство, им пришлось отступить.

В 1560 году русские войска возобновили боевые действия и провели ряд успешных операций. Был взят Мариенбург, захвачен Феллин. Это привело к распаду Ливонского ордена.

Талантливый полководец и прозорливый политик Иван Грозный прекрасно понимал и правильно оценивал обстановку в Прибалтике, оттого и не изменил решения вести войну до достижения поставленных целей. Русь готовилась к затяжной схватке с Литвой, Польшей и Швецией, а также с ордами крымского хана.

Глава 2

Боль и измена

Унылый колокола звонВ вечерний час мой слух невольно потрясает,Обманутой душе моей напоминаетИ вечность и надежду он.И если ветер, путник одинокий,Вдруг по траве кладбища пробежит,Он сердца моего не холодит:Что в нем живет, то в нем глубоко.М.Ю. Лермонтов

Ноябрь 1559 года от Рождества Христова выдался холодным и ветреным. Снега выпало мало. Он скоро растаял, оставил после себя разбитые дороги, грязь.

Царская повозка в сопровождении конного отряда стражников въехала в Кремль под вечер, 13 ноября, и остановилась у дворца. Царь соскочил с коня, подошел к повозке, в которой находились Анастасия и старший сын Иван, открыл дверцу. Царица полулежала на скамье, укрытой шубами. Она болела.

Царская семья вернулась из Можайска, куда ездила молиться в соборном Никольском храме о здоровье царицы. Иван долго стоял на коленях пред чудотворным образом Николая Угодника, и Господь услышал его молитвы. Любимой жене стало лучше. Но, как оказалось, на время.

Царица слегла перед самым отъездом из Можайска. Неведомая болезнь жгла ее плоть, лишала сознания. Когда недуг вроде отступил, царь приказал ехать на Москву.

– Ну, как ты, голубушка?

– Да, ничего, Иван. Только вот голова кружится да душно в повозке.

– Это тебя укачало. Сейчас на воздухе полегчает. Давай-ка я помогу тебе.

Анастасия качнулась, но твердая, крепкая рука мужа поддержала ее.

– Ничего, Настенька, постой, подыши свежим воздухом.

Няньки прибежали, забрали сына. Царь отпустил стражу и остался с супругой.