
Полная версия
Полное собрание сочинений. Том 27. Август 1915 – июнь 1916
На севере число арендаторов значительно меньше и возрастает гораздо медленнее: всего с 26,2 % в 1900 г. до 26,5 % в 1910 г. На западе число арендаторов всего меньше и только в этом районе оно не увеличивается, а уменьшается: с 16,6 % в 1900 г. до 14,0 % в 1910 г. «Чрезвычайно низкий процент арендаторских ферм», – читаем в итогах переписи за 1910 г., – «наблюдается в горном и тихоокеанском районе» (эти два района и составляют вместе «запад»); «несомненно, что такое обстоятельство вызывается здесь главным образом тем, что оба эти района лишь недавно заселены и что многие фермеры являются здесь гомстедерами» (т. е. получившими даром или за ничтожную плату свободные участки незанятой земли), «получившими свою землю от правительства» (т. V, стр. 104).
Мы видим здесь чрезвычайно наглядно не раз уже отмечавшуюся нами особенность Соединенных Штатов, состоящую в наличности незанятых, свободных земель. Эта особенность, с одной стороны, объясняет чрезвычайно широкое и быстрое развитие капитализма в Америке. Отсутствие частной собственности на землю в известных районах громадной страны не устраняет капитализма – к сведению наших народников! – а, наоборот, расширяет базу для него, ускоряет его развитие. С другой стороны, эта особенность, совершенно неизвестная старым, давно заселенным, капиталистическим странам Европы, служит в Америке прикрытием процесса экспроприации мелких земледельцев, идущего в уже заселенных и наиболее промышленных районах страны.
Возьмем север. Мы получаем здесь такую картину:

Мы видим здесь не только относительное уменьшение числа собственников, не только оттеснение их по сравнению с общим числом фермеров и т. д., а прямо уже абсолютное уменьшение числа собственников наряду с ростом производства в главной части Соединенных Штатов, дающей 60 % всего количества обработанной земли в стране!
И притом не надо еще забывать, что в одном из четырех районов, составляющих «север», именно в Центральном Северо-Западном районе, до сих пор есть раздача гомстедов, достигшая за 10 лет, 1901–1910, общей суммы в 54 миллиона акров земли.
Тенденция капитализма к экспроприации мелкого земледелия действует с такой силой, что «север» Америки дает абсолютное уменьшение числа собственников земли, несмотря на раздачу десятков миллионов акров незанятых, свободных земель.
Только два обстоятельства и парализуют еще эту тенденцию в Соединенных Штатах: 1) наличность не раздробленных еще рабовладельческих плантаций на юге, где имеется забитое и приниженное население негров, и 2) незаселенность запада. Ясно, что оба эти обстоятельства служат вместе расширением завтрашней базы для капитализма, подготовкой условий для еще более быстрого и еще более широкого его развития. Обострение противоречий и вытеснение мелкого производства не устраняется, а переносится на более широкую арену. Капиталистический пожар как бы «замедляется» – ценой подготовки для него нового, громадного, еще более горючего материала.
Далее. По вопросу об экспроприации мелкого земледелия мы располагаем данными о числе ферм, владевших скотом. Вот общие итоги для Соединенных Штатов:

Эти данные показывают, в общем и целом, уменьшение числа собственников в пропорции к общему числу фермеров. Процент владельцев молочных коров увеличился, но менее сильно, чем уменьшился процент владельцев лошадей.
Рассмотрим данные по группам хозяйств по отношению к двум главным видам скота.

Мы видим, что всего более увеличились в числе мелкие фермы, держащие молочных коров, затем латифундии, далее средние фермы. Уменьшился процент ферм с молочным скотом у крупных хозяев с 500–999 акрами земли.
В общем здесь получается, по-видимому, выигрыш мелкого земледелия. Напомним, однако, что владение молочным скотом имеет двоякое значение в сельском хозяйстве: с одной стороны, оно может означать общее повышение благосостояния и улучшение условий питания. С другой стороны – и чаще – оно означает развитие одной из отраслей торгового земледелия и скотоводства: производство молока на продажу в города и промышленные центры. Мы видели выше, что фермы этого рода, «молочные» фермы, выделены американскими статистиками в особую группу по главному источнику дохода. Эта группа отличается количеством обработанной и всей земли ниже среднего при сумме производства выше среднего, при употреблении наемного труда вдвое выше среднего, по расчету на 1 акр земли. Увеличение роли мелких ферм в молочном хозяйстве очень легко может означать – и, наверное, означает, – рост капиталистических молочных ферм описанного типа на мелких участках земли. Вот, для параллели, данные о концентрации молочного скота в Америке:

Мы видим, что север, всего более богатый молочным скотом, больше всего увеличил свое богатство. Вот как распределилось это увеличение между группами:

Более быстрый рост числа мелких ферм с молочным скотом не помешал более быстрой концентрации его в крупных хозяйствах.
Посмотрим теперь на данные о числе ферм, имевших лошадей. Здесь мы имеем перед собой сведения о рабочем скоте, указывающие на общий строй хозяйства, а не на особую отрасль торгового земледелия.

Здесь мы видим, что безлошадность усилилась тем в больших размерах, чем мельче хозяйства. За исключением мельчайших хозяйств (до 20 акров), включающих, как мы знаем, сравнительно больше капиталистических ферм, чем соседние группы, – мы наблюдаем быстрое уменьшение безлошадности и гораздо более слабое возрастание ее. Возможно, что в богатых фермах употребление паровых плугов и другого рода механических двигателей отчасти возмещает уменьшение рабочего скота, но по отношению к массе беднейших хозяйств такое допущение исключено.
Наконец, рост экспроприации виден также из данных о числе заложенных ферм:

Процент заложенных ферм возрастает неуклонно во всех районах страны, причем в наиболее заселенном, промышленном и капиталистическом севере этот процент наибольший. Американские статистики отмечают (стр. 159, т. V), что на юге рост числа заложенных ферм объясняется, вероятно, «раздроблением» плантаций, продаваемых участками неграм и белым фермерам, причем уплачивается только часть покупной цены, а остальная превращается в ипотеку. Получается, следовательно, своеобразная выкупная операция на рабовладельческом юге. Заметим, что неграм принадлежало всего в Соединенных Штатах в 1910 г. 920 883 фермы, т. е. 14,5 % общего числа, причем с 1900 по 1910 г. число ферм у белых выросло на 9,5 %, а у негров вдвое быстрее – на 19,6 %. Стремление негров к освобождению от «плантаторов» полвека спустя после «победы» над рабовладельцами отличается все еще особенной энергией.
Вообще говоря, залог ферм не всегда означает нужды – пишут там же американские статистики – а иногда и добывание капитала на мелиорации и т. п. Это бесспорно. Но это бесспорное замечание не должно заслонять – как слишком часто бывает у буржуазных экономистов – того факта, что лишь меньшинство состоятельных в состоянии добывать таким образом капитал на мелиорации и т. п. и употреблять его производительно, – большинство же еще более разоряется, попадая в лапы финансового капитала в этой его форме.
Зависимость фермеров от финансового капитала могла бы – и должна бы была – обратить на себя несравненно большее внимание исследователей. Но эта сторона вопроса, несмотря на ее громадную важность, осталась в тени.
А рост числа заложенных ферм во всяком случае означает фактический переход власти над ними в руки капитала. Разумеется, кроме официально и нотариально заложенных ферм, есть немалое число ферм, опутанных сетями частной, не оформленной столь строго или не учитываемой переписью, задолженности.
15. Сравнительная картина эволюции промышленности и земледелия
Материал, который дает американская статистика, несмотря на все его недостатки, отличается выгодно от материала, имеющегося для других стран, своей полнотой и однообразием приемов его собирания. Благодаря этому является возможность сравнить данные о промышленности и о земледелии за 1900 и 1910 годы, сопоставить общую картину экономического уклада в обеих частях народного хозяйства и эволюции этого уклада. Наиболее ходячей идеей буржуазной экономии – идеей, повторяемой, между прочим, и г. Гиммером, – является противоположение промышленности и земледелия. Посмотрим, на основании точных и массовых данных, насколько верно это противоположение.
Начнем с числа предприятий в промышленности и в сельском хозяйстве.

В сельском хозяйстве предприятия гораздо более многочисленны и мелки. В этом выражается его отсталость, раздробленность, распыленность.
Возрастание общего числа предприятий в сельском хозяйстве гораздо более медленно, чем в промышленности. В Соединенных Штатах есть два обстоятельства, которых в других передовых странах нет и которые чрезвычайно усиливают и ускоряют рост числа предприятий в земледелии. Это, во-первых, до сих пор происходящее раздробление рабовладельческих латифундий на юге и «выкуп» неграми, а также белыми фермерами, мелких участков у «плантаторов»; во-вторых, наличность громадного количества незанятых, свободных земель, раздаваемых правительством всякому желающему. И тем не менее число предприятий в земледелии растет гораздо медленнее, чем в промышленности.
Причина этого двоякая. С одной стороны, сельское хозяйство еще в довольно сильной степени сохраняет натуральный характер, и от земледелия продолжают откалываться различные операции, которые прежде входили в круг работ крестьянской семьи, – например, производство и починка разных орудий, утвари и т. п., – а теперь составляют особые отрасли промышленности. С другой стороны, сельскому хозяйству свойственна монополия, которой промышленность не знает и которая неустранима при капитализме; это – монополия землевладения. Даже если частной собственности на землю нет – в Соединенных Штатах до сих пор ее фактически нет в очень больших районах страны, – владение землей, занятие ее отдельными, частными хозяевами создает монополию. В главных районах страны вся земля занята, увеличение числа сельскохозяйственных предприятий возможно лишь при раздроблении имеющихся уже предприятий; свободное создание новых предприятий наряду со старыми невозможно. Монополия землевладения создает тормоз развитию земледелия, который, в отличие от промышленности, задерживает развитие капитализма в сельском хозяйстве.
Размеры капитала, вложенного в промышленные и в сельскохозяйственные предприятия, мы не можем сравнить в точности, потому что в стоимость земли входит и земельная рента. Приходится сравнить вложенный в промышленность капитал и цену промышленных продуктов с общей стоимостью всего имущества ферм и с ценой главного земледельческого продукта. Вполне сравнимы будут при этом лишь процентные отношения, показывающие возрастание тех и других сумм стоимости.

Мы видим удвоение стоимости и капитала, вложенного в промышленность, и всей собственности на фермах за 10 лет, с 1900 по 1910 год. Громадное и коренное различие состоит в том, что в земледелии производство главного продукта, зерновых хлебов, возросло на ничтожный процент, на 1,7 %, – и это при увеличении всего населения на 21,0 %.
Земледелие отстает в своем развитии от промышленности – явление, свойственное всем капиталистическим странам и составляющее одну из наиболее глубоких причин нарушения пропорциональности между разными отраслями народного хозяйства, кризисов и дороговизны.
Капитал освободил земледелие от феодализма, втянул его в торговый оборот, а вместе с ним в мировое экономическое развитие, вырвал его из застоя и заскорузлости средневековья и патриархальности. Но капитал не только не устранил задавленности, эксплуатации, нищеты масс, а, напротив, он создает эти бедствия в новом виде и восстановляет на «современной» базе их старые формы. Противоречие между промышленностью и земледелием не только не устранено капитализмом, а, напротив, расширяется и обостряется им все более. Над земледелием все сильнее и сильнее тяготеет гнет капитала, который образуется главным образом в сфере торговли и промышленности.
Ничтожное увеличение количества земледельческого продукта (+ 1,7 %) и громадное увеличение его цены (+79,8 %) наглядно показывает нам, с одной стороны, роль поземельной ренты, дани, которую берут с общества землевладельцы. Отсталость земледелия, не поспевающего за развитием промышленности, используется землевладельцами, благодаря их монопольному положению, для того, чтобы класть себе в карман миллионы и миллиарды. Вся собственность на фермах возросла за десять лет на 201/2 миллиардов долларов. В этой сумме увеличение цены строений, живого и мертвого инвентаря составляет только 5 миллиардов. На 15 миллиардов (+118,1 %) возросла за 10 лет цена земли, капитализированная земельная рента.
С другой стороны, мы видим здесь особенно рельефно различие в классовом положении мелких земледельцев и наемных рабочих. Конечно, «трудятся» те и другие; конечно, подвергаются эксплуатации со стороны капитала, хотя и в совершенно различных формах, те и другие. Но только вульгарные буржуазные демократы могут на этом основании объединять эти различные классы, говорить о мелком «трудовом» земледелии. Это значит именно прикрывать и затушевывать общественный строй хозяйства, его буржуазный уклад, выдвигая на первый план признак, свойственный всем предшествующим укладам: необходимость труда, личного труда, физического труда для существования мелкого земледельца.
Мелкий земледелец при капитализме становится – хочет ли он этого или нет, замечает ли он это или нет – товаропроизводителем. И в этом изменении вся суть дела. Одно это изменение, даже когда он еще не эксплуатирует наемных рабочих, все равно делает его антагонистом пролетариата, делает его мелким буржуа. Он продает свой продукт, пролетарий продает свою рабочую силу. Мелкие земледельцы, как класс, не могут не стремиться к повышению цен на земледельческие продукты, а это равносильно их участию, совместно с крупными землевладельцами, в дележе поземельной ренты, их солидаризации с помещиками против остального общества. Мелкий земледелец, по своему классовому положению, становится неизбежно, по мере развития товарного производства, мелким аграрием.
И среди наемных рабочих бывают случаи, когда частичка их соединяется со своими хозяевами против всего класса наемных рабочих. Но это есть именно объединение частички класса с его противником, против всего класса. Нельзя представить себе улучшение положения наемных рабочих, как класса, без повышения благосостояния массы и без обострения ее антагонизма с царящим в современном обществе капиталом, со всем классом капиталистов. Напротив, вполне можно представить себе такое явление, и оно даже типично для капитализма, когда улучшение положения мелких земледельцев, как класса, есть результат их объединения с помещиками, их участия во взимании повышенной земельной ренты со всего общества, их антагонизма с массой пролетариев и полупролетариев, зависящих целиком или главным образом от продажи рабочей силы.
Вот сопоставление данных американской статистики о положении – и числе – наемных рабочих сравнительно с мелкими земледельцами:

Рабочие в промышленности проиграли, ибо их заработок увеличился только на 70,6 % («только», ибо почти прежнее количество зерновых хлебов, 101,7 % прежнего количества, стоят теперь 179,8 % прежней цены!!) при увеличении числа рабочих на целых 40 %.
Мелкие земледельцы выиграли, как мелкие аграрии, на счет пролетариата. Число мелких земледельцев возросло всего на 10,9 % (если даже выделить одних мелких фермеров, все же увеличение только на 11,9 %), – количество продукта у них почти не возросло (+1,7 %), а цена продукта возросла на 79,8 %.
Конечно, торговый и финансовый капитал взяли себе львиную долю этой поземельной ренты, но все же классовое положение мелких земледельцев и наемных рабочих всецело подходит, в их взаимоотношении, к положению мелкого буржуа и пролетария.
Возрастание наемных рабочих обгоняет рост населения (+ 40 % первых против + 21 % второго). Растет экспроприация мелких производителей и мелких земледельцев. Растет пролетаризация населения[54].
Возрастание числа фермеров – а еще более, как мы знаем, числа собственников из них – отстает от роста населения (10,9 % против 21 %). Мелкие земледельцы все более становятся монополистами, мелкими аграриями.
Взглянем теперь на взаимоотношение мелкого и крупного производства в промышленности и в земледелии. По отношению к промышленности данные относятся не к 1900 и 1910, а к 1904 и к 1910 гг.
Промышленные предприятия мы делим на три главные группы по размерам производства, относя к мелким имеющие сумму производства до 20 000 долларов, к средним от 20 до 100 тыс. долларов, к крупным в 100 000 долларов и свыше. Сельскохозяйственные предприятия мы лишены возможности группировать иначе как по количеству земли. Мы относим к мелким фермы до 100 акров, к средним от 100 до 175, к крупным в 175 и выше акров.

Оказывается замечательная однородность эволюции.
И в промышленности и в земледелии уменьшается доля именно средних предприятий, которые увеличиваются в числе медленнее и мелких и крупных.
И в промышленности и в земледелии мелкие предприятия растут в числе медленнее, чем крупные.
Каковы изменения хозяйственной силы или хозяйственной роли различных типов предприятий? О промышленных мы имеем данные о цене продукта, о сельскохозяйственных – о цене всей собственности ферм:

И здесь замечательная однородность эволюции.
И в промышленности и в земледелии уменьшается доля как мелких, так и средних предприятий, растет доля только крупных.
И в промышленности и в земледелии происходит, иначе говоря, вытеснение мелкого производства крупным.
Различие между промышленностью и земледелием состоит на этот раз в том, что в промышленности доля мелких предприятий возросла несколько сильнее, чем доля средних (+ 21,5 % против + 19,5 %), а в земледелии наоборот. Конечно, различие это невелико, и никаких обобщенных выводов на нем строить нельзя. Но факт все же остается фактом, что в передовой капиталистической стране мира за последнее десятилетие мелкое производство в промышленности усилилось больше, чем среднее, а в земледелии наоборот. Этот факт показывает, как несерьезны ходячие утверждения буржуазных экономистов, будто промышленность безусловно и без исключений подтверждает закон вытеснения мелкого производства крупным, а земледелие его опровергает.
В земледелии Соединенных Штатов не только происходит вытеснение мелкого производства крупным, но оно происходит с большей закономерностью или правильностью, чем в промышленности.
Не надо забывать при этом обстоятельства, доказанного нами выше, именно, что группировка сельских хозяйств по земле преуменьшает процесс вытеснения мелкого производства крупным.
Что касается до достигнутой уже степени концентрации, то в этом отношении земледелие отстало очень сильно. В промышленности 11 % крупных предприятий держат в руках свыше восьми десятых всего производства. Роль мелких предприятий ничтожна: 5,5 % производства у 2/3 общего числа предприятий! В земледелии, сравнительно с этим, царит еще распыление: 58 % мелких предприятий дают четверть общей стоимости всего имущества ферм; 18 % крупных предприятий – менее половины (47 %). Все число предприятий в земледелии более чем в 20 раз превышает число предприятий в промышленности.
Это подтверждает давно уже сделанное заключение, что капитализм в земледелии находится в стадии ближе к мануфактурной, если сравнить его эволюцию с эволюцией промышленности, чем к крупной машинной индустрии. Ручной труд преобладает еще в земледелии, и применение машин, сравнительно, чрезвычайно слабо. Но приведенные данные вовсе не доказывают невозможности обобществления земледельческого производства и на данной ступени его развития. Кто держит в руках банки, тот непосредственно держит в руках треть всех ферм Америки, а посредственно господствует над всей массой их. Организация производства по одному общему плану в миллионе хозяйств, дающих более половины общей суммы всего производства, – вещь, при современном развитии союзов всякого рода и техники сношений и транспорта, безусловно осуществимая.
16. Итоги и выводы
Сельскохозяйственные переписи в Соединенных Штатах в 1900 и 1910 гг. представляют из себя последнее слово социальной статистики в данной области народного хозяйства. Это – лучший из имеющихся в передовых странах материал, охватывающий миллионы хозяйств и позволяющий делать точные фактические выводы и заключения об эволюции сельского хозяйства при капитализме. Законы этой эволюции могут быть изучены на этом материале в особенности еще потому, что Соединенные Штаты Америки представляют из себя страну наиболее обширных размеров и наибольшего разнообразия отношений, наибольшего богатства оттенков и форм капиталистического земледелия.
Мы наблюдаем здесь, с одной стороны, переход от рабовладельческого – или, что в данном случае то же, феодального – уклада земледелия к торговому и капиталистическому; с другой стороны, особенную широту и быстроту развития капитализма в наиболее свободной, передовой буржуазной стране. А рядом с этим замечательно широкую колонизацию, поставленную на демократически-капиталистические рельсы.
Мы наблюдаем здесь и районы давно заселенные, весьма промышленные, высокоинтенсивные, аналогичные большинству местностей цивилизованной, старокапиталистической, Западной Европы; – и районы примитивно-экстенсивного земледелия и скотоводства вроде некоторых окраин России или частей Сибири. Мы видим самых разнообразных типов и крупные и мелкие фермы: крупные латифундии, плантации бывшего рабовладельческого юга и колонизуемого запада, и высококапиталистического северного побережья Атлантического океана; – и мелкие фермы издольщиков-негров, и мелкие капиталистические фермы, производящие молоко или овощи на рынок в промышленном севере или фрукты на берегу Тихого океана; – и «пшеничные фабрики» с наемными рабочими и гомстеды «самостоятельных» мелких земледельцев, полных еще наивных иллюзий о жизни «трудами рук своих».
Разнообразие отношений замечательное, охватывающее и прошлое и будущее, и Европу и Россию. Сравнение с Россией особенно поучительно, между прочим, по вопросу о последствиях возможного перехода всех земель без выкупа к крестьянам, перехода прогрессивного, но безусловно капиталистического.
Общие законы развития капитализма в земледелии и разнообразие форм проявления этих законов всего удобнее изучать на примере Соединенных Штатов. И такое изучение приводит к выводам, которые можно подытожить в следующих кратких положениях.
Ручной труд неизмеримо более преобладает в земледелии над машиной, по сравнению с промышленностью. Но машина неуклонно идет вперед, поднимая технику хозяйства, делая его более крупным, более капиталистическим. Машины употребляются в современном земледелии капиталистически.
Главный признак и показатель капитализма в земледелии – наемный труд. Развитие наемного труда, как и рост употребления машин, мы видим во всех районах страны, во всех отраслях сельского хозяйства. Рост числа наемных рабочих обгоняет рост сельского и всего населения страны. Рост числа фермеров отстает от роста сельского населения. Усиливаются и обостряются классовые противоречия.